ЛОШАДИНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ

На производственной практике я был прикреплен к опытному пожилому геодезисту.

Мы ездили на работу вдвоем на подводе. У лошади был молоденький жеребенок, и я пытался соревноваться с ним в беге. И еще мне врезалась в память с тех времен история с куриными яйцами. До сих пор мне никто не верит, что я не преувеличиваю, да и я сам с трудом представляю, как это могло пройти бесследно для здоровья. Но что было, то было.

Мы приехали в очередное село, намереваясь сделать его нашей базой на следующие две недели. Представились председателю колхоза. Сказали ему, что нам нужен транспорт, то бишь, лошадь, жилье, пара рабочих и еда. Все это мы получили.

У председателя просто не было выбора. Наши удостоверения были выданы МВД СССР. В них было сказано, что все, кого это касается, должны оказывать предъявителям "сего" всяческое содействие. В то время никто не хотел связываться с представителями МВД . Плохо было то, что из еды в колхозе был только дрянной, несъедобный хлеб и куриные яйца, и больше ничего. Война кончилась более десяти лет назад, но в стране еще голод. В первый же день я выпил 25 (двадцать пять) яиц. Очень есть хотелось. Но на следующий день я одолел "только" пятнадцать, а еще день спустя просто переваривал то, что съел накануне. Еще года три после этого я не мог смотреть на яйца. Недавно я рассказывал об этой "диете" врачу. У него глаза полезли на лоб. "Ты же мог умереть!" Я оправдывался: "Я же выпивал их сырыми". "Это еще хуже!" - ответил он. Все-таки я тогда не умер, даю слово.

После стажировки у этого геодезиста я получил задание самостоятельно выполнить дешифрирование аэроснимков. Работа эта незатейливая.

Требовалось посетить территорию, покрытую аэрофотосъемкой и идентифицировать все детали местности на снимках в соответствии с таблицей условных знаков.

Проще говоря, отметить луга, болота, леса, деревни, дороги и т.д. с указанием характеристик этих деталей. Тепрь, когда опыт дешифрирования намного богаче и используется более совершенная техника фотографирования, эта работа выполняется, как у нас говорят, камерально, то-есть, без выхода в поле.

Перед работой я получил страшилку-предупреждение. Году этак в 1939 один топограф тоже занимался дешифровкой снимков. Когда редактор карты просматривал его работу, его опытный глаз наткнулся на несуразность. «Смотри, - говорит, - здесь у тебя через болотце проходит дорога. Похоже, ты ошибся. Либо это просто тропинка для грибников или под дорогой должны быть фашины (поперечные бревна, чтобы телега не завязла). Поди исправь». Топограф подумал-подумал и решил, что место глухое и большой ошибки не будет, если он пририсует фашины. Это было намного проще, чем подчищать дорогу, превращая ее в тропинку. Если бы не война, так бы все и сошло.

Но в войну в это место попала наша часть, пытаясь выбраться из окружения. Шли, полагаясь на карту, и пришли к мнимой дороге. Естественно, там и застряли со своей техникой. Скорей всего, об их гибели никто бы и не узнал, но один лейтенант спасся и рассказал, как все было. Стали искать виновного. Тот топограф уже был на пенсии, но его все-таки отыскали, судили и расстреляли.

Полный решимости не допустить очередной трагедии, я пришел к председателю колхоза той деревни, которая располагалась в центре моего участка. Увидев мое всесильное удостверение, он нашел мне хорошее жилье, т.е. чистую комнату, затем вызвал главного агронома и передал мне конную пролетку этого бедняги. Наутро я приступил к работе.

Подводчик Степан был уроженцем здешних мест. "Я все здесь знаю, Витя. Со мной ты сделаешь свою работу в два счета", хвастался он. И стал рассказывать мне свои истории, одну за другой, без всякой связи и остановки. У меня от них голова пошла кругом. Я попросил его помолчать, так он не дает мне сосредоточиться на работе. С минуту он крепился, а затем его прорвало опять.

Однажды он так заговорился, что не заметил, как телега наехала на высокий пень и мы перевернулись. Убедившись что все отделались легким испугом, он возобновил свою трескотню. Теперь он окончательно вошел в роль гида и даже стал вмешиваться в мою работу. Я попросил его свернуть на боковую дорожку, чтобы посмотреть на тамошнюю поляну, просто удостовериться, что там ничего не произошло с момента аэросъемки. А он мне возражает: "Никакой поляны там нет, нечего тебе там делать." "Да нет, там поляна и мне нужно ее видеть", - прошу я его. "Я здесь родился и все знаю, а ты еще молодой, чтобы спорить со мной". Что с таким обалдуем делать? Насилу уговорил его свернуть. Подъезжаем к поляне, он всплескивает руками. "Ну как же я, балбес, позабыл? Ведь наша кооперация праздник справляла на этой самой поляне! А ты, Витек, даешь! Я, хрен старый, позабыл. Но ты-то вовсе не был здесь раньше. Я же вижу, что ты в первый раз здесь. Как же ты узнал о поляне?" И он долго еще причитал.

Я решил, что надо ковать железо, пока горячо. "Степан, можешь ты показать мне, как ездить верхом?" "Витя, проси, что хочешь", подобрел Степа. Он распряг лошадь, проимитировал седлание, предупредил, что надо покрепче затягивать подпруги, не давая хитрой лошади раздувать живот. Рассказал, что мог о том, как ездить, и мы вернулись домой.

Наутро я пришел к председателю и предложил ему поменять подводу на верховую лошадь. Председатель очень обрадовался. "Агроном мне покоя не дает из-за пролетки. Я дам тебе лошадь из фонда Красной Армии". Тогда был такой фонд. Этих отборных лошадей держали в резерве, не разрешая пускать в работу. Только променад, для поддержания формы. На следующее утро , как договорились, к моему дому подвели красавицу Марту и вручили седло. Рабочий, приведший ее, дал мне короткий напутственный инструктаж и пожелал удачи. Я захватил папку с аэрофотоснимками на все мою трапецию (участок площадью около 100 квадратных километров), взгромоздился на лошадь, оглянулся вокруг и обомлел: я оказался так высоко над землей, что было страшно пошевелиться.

В первый день я даже не решился управлять лошадью, а дать ей полную свободу, чтобы мы привыкли друг к другу. Снимков я имел достаточно на любой ее маршрут. Марта тронулась сама, без всякого моего побуждения. Пока мы двигались вдоль по деревенской улице, я старался выглядеть как можно более раскованно, чтобы избежать насмешек. Впрочем, никто, видимо, и не заметил мой дебют. Выйдя из деревни, Марта направилась к ручью. Попила водички, перешла на другую сторону о потопала к лесу. Я не возражал, только успевал вовремя менять снимки, пытаясь на ходу делать на них необходимые пометки. В лесу она нашла просеку и двинулась вдоль нее. Пока все шло хорошо! Я почувствовал, что не пропаду. Но не успел я насладиться этим чувством, как вдруг что-то произошло. Марта всхрапнула, присела и рванулась вперед. Видимо, пробежал заяц, или что-то еще испугало ее, только понеслась она во весь карьер, не разбирая дороги. Я был ни жив, ни мертв. Только махал руками, чтобы отвести ветки от лица. Прошло довольно много времени, пока я пришел в себя. Первой здравой мыслью было: "Чего ты боишься? Все люди ездят верхом, и ты можешь. Натяни поводья и останови лошадь". Так я и сделал и через минуту Марта остановилась. Глаза красные, вращаются, изо рта пена, из ноздрей огонь. Я стал гладить ее по шее. Шея была такой шелковой и приятной, что я успокоился сам. Стал оглядываться по сторонам, оценивая ущерб. Выяснилось, что недостает двух вещей - моей соломенной шляпы и папки со снимками. Шляпа ладно, но за папку со всеми снимками я могу схлопотать восемь лет тюрьмы. Снимки считались секретными. Понурый, разворачиваю Марту назад. Шаг за шагом, шаг за шагом, сканирую землю. Первая радость: вижу шляпу! Но как дотянуться до нее? Я боюсь, что если слезу с лошади, она обратно меня не пустит. И я начинаю упражнения в вольтижировке. Подвожу Марту к шляпе и наклоняюсь. Только коснулся шляпы, как Марта непроизвольно делает шаг вперед, и шляпа оказывается сзади. Все начинается сначала. Но, в конце концов, я победил, шляпа у меня. Теперь бы найти злополучные снимки! И - очередное чудо: вижу папку. Лежит закрытая, снимки не рассыпаны, правда, достать ее еще труднее, чем шляпу. Но я уже счастлив, что избежал тюрьмы, даже вошел в азарт, играю в искуссного наездника. Наконец, и папка в моих руках, рабочий день продолжается. В тот день я не слезал с седла десять часов. Не ел сам, не дал лошади ни минуты передышки. По возвращении домой, я из последних сил расседлал ее, как договорились, хлопнул ее по крупу, и она потрусила тихонько на луг. Мои ноги приняли дугообразную форму, как во французском кино-пародии "Три мушкетера". Я с трудом втащил седло в дом, сунул его под кровать, и, не снимая даже сапог, рухнул на кровать. Голова раскалывалась, болело все тело. Последней мыслью было: "Завтра, даже если пообещают золотые горы, я в седло не сяду." С тем и заснул. Проснулся в 8 утра от стука в окно. Привели Марту в мое распоряжение. Что делать? Надо продолжать образование. Собрался с духом, оседлал мою ненаглядную, и поехал. Дня через три-четыре тело перестало болеть, я привык к лошади и стал наслаждаться общением с этим великолепным животным. Я убедился, что всадник и лошадь могут понимать друг друга. Если всадник хорошо относится к лошади, он получит в ответ любовь. За две недели нашей совместной работы Марта не раз выводила меня из затруднительного положения.

Мы работали в Богодуховском районе Харьковской области. Это край меловых гор. Были они когда-то дном океана и сложены из осадочных пород и окаменевших останков организмов, живших в воде сотни миллионов лет назад. Тектоническая деятельность выперла их из воды. Это интересно - целые горы мела! И там же я насобирал коллекцию белемнитов, или "чертовых пальцев". Это окаменевшие останки животных, напоминающих формой палец, или лучше сказать, большую пулю. Меловые горы достаточно круты, местами поросли травой. Козы протоптали в них тропы, огибающие холмы по причудливым серпантинам. По одной из таких троп направились и мы с Мартой. Ехали, ехали, и я не заметил, как тропинка становилась все уже и неприметнее, пока не выклинилась окончательно. Ситуация неприятнейшая. Как вернуться? Лошади не имеют заднего хода. Склон градусов 45-50. Поразмыслив, я предоставил Марте выкручиваться из положения самостоятельно. Я отпустил поводья и жду. Лошадь стояла долго не шевелясь. Вдруг она напряглась, по ее телу прокатилась дрожь, я ухватился за луку седла и мои ноги прижались к ее бокам. Марта подняла высоко вверх передние ноги и стала быстро-быстро перебирать ими вверх по склону, описывая дугу. Через пару секунд она уже стояла в противоположном направлении. Я слез с седла и стал гладить ее шею и говорить ей ласковые слова.

Однажды старичок, житель села, преподал мне урок морали, который я помню до сих пор. Возвращаясь домой после дневных трудовых подвигов, Марта нагнала того старичка, пылившего неспеша по дороге. Мы поглядели с ним друг на друга, затем опять и опять, ничего не говоря. Я чувствовал неясное смущение от того, что мы молчим, но воспитание не позволяло начать разговор первым со старшим, абсолютно незнакомым человеком. Так я молча и обогнал его. А вскоре моя хозяйка говорит, что старик очень взволнован и всем на селе рассказывает, какой надменный землемер у них появился. «Думает, что раз он на лошади, так и важная фигура? Даже не поздоровался!»

Так вот оно что! Ведь это не город, здесь надо здороваться и с незнакомыми. И младший должен приветствовать старшего.

И вот живя уже здесь, где даже в небольших городках незнакомые люди охотно здороваются и улыбаются друг другу, я часто вспоминаю тот урок и того человека, которого я обидел.

Однажды, в ближайшем райцентре, в 15 километрах от меня, было назначено собрание всего отряда, в котором я проходил практику. Приехало несколько десятков человек. Я решил поехать на Марте. Это был фурор. Все внимание было ей. Марта была очень красивая, стройная, высокая лошадь, со спокойным характером, теплого рыжего окраса, с белой звездой во лбу. Ей сразу же нашли и стойло и корм, в перерыве заседания организовали катание желающих.

Однажды, перед самым окончанием практики, возвращаясь с поля, я увидел в центре села "козла" - наш отрядовский "джип". Подъезжаю к машине и спрашиваю шофера, кто пожаловал. Он говорит, что привез начальника отряда и редактора карты, исключительно красивую женщину. "Где же они?" - спрашиваю. "Пошли к церкви, посмотреть на заложенный тобой репер". Репер - это геодезический знак, зачастую просто аккуратно отрезанный кусок металла, зацементированный в капитальное здание. Мы измеряем их высоту над уровнем моря. Наши реперы могут служить отправными точками для дальнейших измерений высот, например, в строительстве. Пока мы беседовали с шофером, подошли мои гости. Не успел я их приветствовать, как моя Марта расставила задние ноги и пустила струю. Вокруг было так тихо, что шум струи воспринимался как Ниагарский водопад. Начальник побагровел от такой бестактности перед лицом красавицы-редакторши. Не отвечая на мое приветствие, он прорычал, обращаясь не то ко мне, не то к лошади: "Так и работаешь?" Не признавая за собой вины, я с гордостшю ответил за нас обоих: "Да. Так и работаем". Если бы я промолчал, может, все бы и обошлось. "Давай сюда твои снимки!" - приказал начальник. И начал с остервенением отмечать мои огрехи в дешифрировании. В справке о прохождении практики он выставил мне оценку "четыре", отрубая мне путь к привилегиям отличников.

С Мартой мы закончили мой участок довольно быстро. Благодаря ей мне удалось добраться до всех мест, куда на подводе не проедешь. Не знаю почему, но практика верховой езды среди геодезистов не была распространена. Конечно, это не так комфортабельно, как на подводе, зато производительность труда намного выше. Об автомобилях в то время и не мечтали. Во-первых, их было слишком мало, во-вторых, по тем дорогам и на подводе-то не везде проедешь.

После практики я немного походил в спортивный манеж и узнал немного поближе этих славных животных. Потом еще несколько раз мне удавалось поездить верхом по бродяжьим тропам.