ПЕРЕДОВОЙ ВОСТОК

16-08-2009

Восток не просто опередил Запад на пути к цивилизации, он же основал потом и сам этот наш «цивилизованный Запад». Следы этих событий — в легенде о похищении Европы (завезённой, как известно, с Востока) и брате её, Кадме, обучившем европейских аборигенов грамоте и заложившем там первые города — фундамент всякой цивилизации.

Словом, не мешало бы помнить, что Человек Кочующий впервые стал Человеком Оседлым (читай: цивилизованным) именно там, на Востоке, на соседних с нами континентах — в Африке и Азии — к юго-востоку от будущей Западной Европы, (за что те и получили, видимо, от неё впоследствии общее это наименование: «Восток»).

Там, на востоке Африки и в долинах азиатского Ближнего Востока зароди-лись, как известно, Великие Цивилизации Древности. А зародившись, так уже и зашагали дальше — всё на восток да на восток: Египет, Месопотамия, Персия, Индия, Китай, попозже — Инков и Майя.

И лишь одна короткая веточка (Крито-Микенская культура) робко, как нежный отросток виноградной лозы, протянулась по островам и островкам Эгейского моря в противоположном — з а п а д н о м направлении.

Зацепившись за соседний материк, она закрепилась там и упрочилась (нико- гда, впрочем, от восточных своих корней полностью не отрываясь). Там, на земле Европы и расцвёл пîòом первый её цветок — Греко-Римская Античность.

Греки и римляне немало добавили к прежним Чудесам света и своих собственных чудес — в литературе, в архитектуре, в изящных искусствах, в философской премудрости и науке.

Ïрекрасный цветок этот был, впрочем, вскоре безжалостно растоптан собственными же (вкупе с пришлыми) варварами: культурное поле Европы надолго поросло опять бурьяном и сорняками. И лишь много веков спустя из скрещения этих «сорных трав» с остатками прежней культуры (да позаимствованной на Востоке религией) вызрел впоследствии тот самый химерический плод с двойным названием: Европейская, или Западная цивилизация. Восток же всё это время непрерывно двигался своим путём, жил своей жизнью — насыщенной, яркой, полнокровной.

Такова краткая биография двух этих оппонентов, мало чего пока в сути их взаимных отношений проясняющая.

До сих пор неясно, например, какими именно причинами — географическими, геологическими (а может, космическими или вообще некими неведомыми нам силами) определилась эта линия разлома, с самого начала поделившая мир на Восток и Запад. Прошла она, однако, там, как раз, где и началось когда-то вышеупомянутое разветвление — расхождение западной и восточных ветвей Единого Древа Культур.

Позже, когда надвое раскололась великая Римская империя, трещина прошла по той же линии древнего разлома. Тогда-то, с разделом империи на Восточную и Западную, появились впервые и сами эти термины — «В о с т о к» и «З а п а д» .

Когда же схизма поделила надвое единый до тех пор христианский мир, снова в о с т о ч н о е христианство отделилось от з а п а д н о г о по той же таинственной демаркационной линии. И это, похоже, было уже не просто географическое или государственное, а и некое д у х о в н о е разъединение.

Получается, что приходят и уходят боги и народы, сменяют друг друга пра-вящие династии, меняются и сами формы правления, а нечто существенное — межа, или грань принципиального отличия двух регионов земли — как некий незаживаю-щий шрам на её лице — остаётся.

С самого момента обособления два этих региона (два полюса-антипода и два соседа-собрата) то мирно и взаимополезно обмениваются товарами и знаниями, то мåðятся военной силой, соревнуясь в жестокости и бессмысленности взаимного ис-требления. Не однажды соседи-соперники пытаются разрушить невидимую линию, размыть разделяющую их границу: то Восток чуть не целиком поглощает Запад, то Запад проникает в самое сердце Востока. Но все эти греко-персидские и пунические войны, все эти нашествия гуннов, татаро-монголов и арабов, как и ответные удары греко-македонцев, крестовые походы галлов или волны потока «Drang nach Osten» германцев, — все они, подобно приливам и отливом, лишь изменяют на время очер-тания береговых линий, оставляя сами берега невредимыми.

Даже и теперь, когда европейский Запад приобщил к своей цивилизации значительную часть восточного и всё западное полушарие, даже и теперь незримая изначальная межа между Западом и Востоком сохранилась, по сути, нетронутой.

Может быть, прав Киплинг? — не сойтись, не раствориться друг в друге двум этим разнородным субстанциям? — не породниться, не слиться в единую семью народов? Но если так, то разделяющие их отличия должны быть и в самом деле су-щественными. Что ж это за отличия?
Одно из них мы уже установили: Восток много старше своего собрата. Вероятно — опытнее (когда-то прямо говорили: мудрее). Европа тогда и сама признавала: «ex oriente lux»! — свет вековой мудрости, опыта и знаний изливался тогда на мир, подобно первым лóчам солнца, именно с Востока.

Начиная с мифических, а после и в исторические уже времена не стеснялись перенимать восточную мудрость античные наши мудрецы — от Солона и Пифагора до Платона и Аристотеля. В начале нашей эры Восток поделился с Западом одним из своих вероучений — религией Христа. В Средние века тёмную Европу просвещали мусульмане-арабы: обучили навигации и мелиорации, алгебре и медицине, химии и алхимии, астрономии и астрологии, открыли для них, заодно, и собственное их античное наследие. Научили выращивать экзотические фрукты, навезли туда шелков и пряностей, бумаги и фарфора, восточных сладостей и восточных сказок, приучили рифмовать стихи, обучили игре на лютне и гитаре.

Недаром Восток представился после этого Западу стороной сказочной — сказочно богатой и фантастически красивой: там где-то располагалась и Аравия Счастливая, и даже райский сад, Эдем. Недаром Запад и рвался всегда на Восток — пробивался туда, рискуя жизнью, и посуху, и по морю — то напрямик, то вокруг Африки, то, наконец, вокруг всего земного шара.

Преимущества Востока выглядели в те времена особенно убедительными по-тому ещё, что, кроме мудрости и знаний, превосходил он тогда Запад своим б о г а т - с т в о м и с и л о й . Вот эти-то два последних качества и показались Западу особенно привлекательными: именно на них потом сделал он ставку в соревновании с ним.

И, как известно — выиграл.

Забегая вперёд, надо признаться, что победа оказалась столь внушительной, что в сознании Запада (в нашем с вами сознании) стушевались, отошли на второй план, стали незначительными и даже сомнительными те, другие, общепризнанные некогда достижения Востока — в широте и глубине мышления, в напряжённости духовных исканий, в богатстве фантазии, искусстве красок и звуков, словом — в мире высоких мыслей и высоких чувств, в царстве Красоты и Духовности.

С нетерпимостью и нетерпеливостью подростка переходного возраста Запад, возмужав физически, но, так и не повзрослев духовно и нравственно, размахивает теперь кулаками перед лицом присмиревшего Востока. Выиграл и, торопясь в молодом задоре закрепить победу над «дряхлеющим Востоком», замахнулся теперь (где примером, где уговорами, а всё чаще — грубой военной силой) ни больше, ни меньше, как на установление нового мирового порядка.
Чтобы понять, как это произошло, надо вернуться снова к далёкому прошлому. Напоминаем: счастливая пора Античности была недолгой, да и коснулось это счастье лишь цивилизованной, то есть относительно небольшой, части Европы. Остальная же, большая её половина, продолжала прозябать в темноте невежества, в нищете и взаимной розни, объединяемая временами лишь общей ненавистью к процветающей — цивилизованной её части.

Кончилось всё тем, что налетевшим на Европу злым вихрем (получившим впоследствии название Великого переселения народов) было, как уже сказано, разрушено, растоптано и развеяно по ветру всё лучшее, что создавалось когда-либо на земле Запада.

Награбленные богатства обогатили немногих и ненадолго. Напротив — на долгие века погрузилась после этого Европа в то полудремотное, полубредовое состояние, которое называли потом тёмным Средневековьем. Позабыв и собственный, и привнесённый опыт, утратив самые элементарные правила общежития, европейцы снова и надолго одичали: в их городах не было бань и отхожих мест, улицы утопали в нечистотах и зловонии. Обитатели этих городов-помоек делили кров с полчищами крыс, вшей и блох. Моровые поветрия сменялись засухами и повальным голодом. Простой люд жил в постоянном страхе перед оборотнями, вампирами и ведьмами, перед кострами святой инквизиции, перед близким концом света, страшным судом и геенной огненной.

В тех условиях Европе было, конечно, не до Востока — она имела тогда самые смутные и фантастические представления о внешнем мире: торговать ей было нечем, покупать не на что. С восточным миром, восточным образом жизни знаком был лишь самый дальний её запад, захваченный к тому времени мусульманами, но он и сам был тогда отрезан от остальной Европы.

Поэтому, когда крестоносцы надумали вдруг защитить от «нечестивых» гроб Господен, эти суровые и немытые воины Христовы обнаружили там для себя немало, видимо, необычного и любопытного.

Да, тот Восток, на который покусились тогда европейцы, умел и любил, что называется, «жить красиво»: яркие ткани и одежды, искусно выделанная утварь и оружие, изысканный орнамент ковров и минаретов, аромат кофе и дым кальянов, прелестные танцовщицы, таинственные гаремы, — было там, чем удивить неотёсанных европеоидов. Напомним: всё это происходило в историческом смысле не так давно — какие-нибудь семь-восемь веков назад.

Немало озадачили их, должно быть, и бытовые условия жизни «нечестивцев»: материальный достаток (граничащий, по европейским меркам, с роскошью), чистота одежд, уют и опрятность жилищ. Не могли они не обратить внимания на ухоженность и благоустроенность городов — с пышными их садами, многочисленными бассейнами и фонтанами, с изобилием их базаров, с удивительными их подземными банями. На приветливые их чайханы, где (в отличие от родимых таверн) — ни пьяного разгула, ни азартных игр, ни сквернословия. Могли обратить внимание и на общедоступные больницы, школы и университеты, на повальную грамотность населения. А, будь они пограмотнее да полюбознательнее сами, не могли б не подивиться и научным их успехам, и глубине их философских исканий.

Но эти походы Запада на Восток не были походами за культурой и знаниями. Задача спасения от сарацин гроба Господня тоже отошла вскоре на второй план. В сущности, это были обычные грабительские набеги: главной их целью была богатая добыча. И, надо сказать, цели этой — о б о г а щ е н и я — они (некоторые из них), добились. Рыцарский орден тамплиеров, например, воротился в Европу обладателем таких фантастических богатств, что мог бы стать фактическим её хозяином.

Мог, но не стал: не пришло время. Романтические рыцари не стали ни крепкими хозяйственниками, ни деловыми буржуа. Просто, бедные и странствующие, стали они богатыми и оседлыми. Рыцарь Печального Образа превратился в Скупого рыцаря, так как умел лишь к о п и т ь сокровища, не зная ещё, как можно употреблять это богатство в д е л о , то есть — более эффективно его п р е у м н о ж а т ь .

Вскоре все награбленное да накопленное и вовсе перетекло в руки тех, кто, не умея ни копить, ни умножать, хорошо знал, зато, как эти богатства отобрать и потратить — в руки их величеств и их святейшеств — светских и духовных хозяев Европы.

И поплыло золото в обратном направлении — на Восток: в обмен на пряности, фарфор, шелка и прочие предметы не первой необходимости.

 

 

Золото вернулось на Восток, так и не успев сколько-нибудь существенно изменить к лучшему жизнь на Западе. Золото уплыло, а мечта о «красивой жизни» осталась. И, несмотря на печальный опыт, убеждение, что всё дело в з о л о т е — тоже осталось прежним: было бы золото, а оно уж как-то само собой превратит убогое их существование в полную прикрас и услад роскошную (наподобие восточной) жизнь.

Золото! Золото! — кажется, нигде в мире и никогда в истории не мечталось так людям о золоте. Запад воспылал жаждой з о л о т а , сделался одержим мыслью о з о л о т е , захворал з о л о т о й лихорадкой.

Больше всего, как им верилось, излишков драгоценного этого металла скопилось именно там, на Востоке. Прямой путь туда был, однако, европейцам закрыт: не больно-то они там, нищие, были кому-то нужны. Оставалось искать пути обходные.

Нашлись, как известно, отчаянные головы, решившиеся пробиться на Восток через запад. Пробились (перепутав впопыхах Азию с Америкой), добыли, наконец и золото — много золота. Меньше, чем хотелось, но всё-таки — очень много. Ради этого они затоптали попутно (что нимало их, «цивилизованных», не смутило) две последние из Великих Цивилизаций Древности.

Однако, и это, заокеанское золото не принесло им счастья: часть его отбирали у них по дороге такие же лихие авантюристы, часть поглотило неспокойное море, остальное снова ушло постепенно знакомыми путями на Восток. И опять — в обмен на то, что Восток умел производить и больше, и лучше, чем Запад.

Попытка наладить таким способом свою жизнь, снова не удалась: ни Испания, ни Португалия, переполнившие королевскую казну драгоценными металлами (и наводнившие ими остальную Европу) отнюдь не стали после этого процветающими странами. Не улучшило это неожиданное золотое наводнение сколько-нибудь заметно и жизнь других стран Запада.

А мечта устроить свою жизнь, «как там», как на Востоке (подобно сегод-няшнему «как на Западе») — мечта эта всё ещё теплилась.

Догнать! — догнать и перегнать Восток! Только вот — как?

Решили, что для начала, надо стать-таки богаче. Прежние, разовые, так сказать, способы обогащения (изъятие силой) оказались эфемерными. Необходим был какой-то иной источник — постоянный, эффективный, устойчивый.

Того, что произошло дальше, никто, наверное, ни на Востоке, ни на Западе не ожидал — настолько стремительными и ошеломляющими оказались эти перемены. Европейцы подошли, наконец, к делу творчески — умело комбинируя известные уже приёмы, и привнеся в это увлекательное занятие собственную выдумку и свой молодой задор, они изобрели, наконец, совершенно новый, свой, особенный — з а п а д- н ы й способ хозяйствования.

То, что из всего этого вышло, получило потом название к а п и т а л и з м , или и н д у с т р и а л ь н о е о б щ е с т в о . Сегодня эти названия устраивают не всех, но дело не в названиях. Оба они, во всяком случае, выделяют наиболее существенные черты нового общественного строя: роль денег (к а п и т а л а) и промышленности (и н д у с т р и и ).

Материи это, как известно из политэкономии, смертельно скучные, но если представить дело в упрощённом виде, то к а п и т а л , можно представить, наверное, как самовоспроизводящиеся, саморазмножающиеся деньги. Подмечено ведь, что при некоторых условиях деньги могут делать деньги почти самостоятельно, как бы, сами собой («деньги липнут к деньгам»): оборачиваясь, они наращиваются без видимых усилий — подобно снежному кому. Был бы лишь для начала ком этот (стартовый капитал) нужной величины.

И н д у с т р и я (производство, промышленность) тоже предметы, известные издавна. Но стать достаточно эффективной индустрия смогла лишь с изобретением машин, и машины такие были изобретены. Когда же машины ещё и выстроились в цепочки, именуемые т е х н о л о г и я м и , дело пошло, как в отлаженном механизме: деньги делают деньги, машины делают машины, а на выходе — рынки завалены товарами, хозяйство процветает, обыватель богатеет.

Так и появилось оно на свет, процветающее это общество, общество з а п а д -

п а д н о г о типа. Не всё, конечно, вышло гладко и в полном согласии с христианскими принципами справедливости: кто-то процветает больше, кто-то меньше, но выигрывают при этом все. Общество в целом — богатеет.

И всё богатеет, и богатеет ...

 

А что же Восток? — с его-то восточной мудростью? Там-то что ж — не догадались, не додумались до этой нехитрой механики?

Может, и так — может, и не додумались. Хотя, например, идея из денег делать деньги родилась-таки на Востоке и — задолго до того, как ухватился за неё переимчивый Запад.

Тогда, может быть — дело случая? — может быть, эта политэкономическая идея витала уже повсюду, а здесь, на Западе лишь обрела для себя благоприятную почву?

Тут следует, наверное, вспомнить одну особенную черту новой экономики — её стремительность: не просто рост, а — ускоренный, в з р ы в о п о д о б н ы й рост.

Нельзя ли, в связи с этим, предположить, что мудрый Восток сознательно (или, если угодно, подсознательно) уклонялся от таких эффектных, соблазнительно коротких, но рискованных рывков? Может быть, его устраивал его умеренный темп, его размеренная, неспешная (с точки зрения Запада, «ленивая»), но, возможно, более глубоко и всесторонне, всё-таки, обдуманная поступь?

Это, разумеется, только предположение. И конечно же, такие крутые повороты истории — результат не продуманных кем-то решений и предварительных расчётов, а сложных — стихийных, по всей вероятности — процессов. И всё-таки ...

Всё-таки — в том, что касается благодатной почвы — не следует ли тут присмотреться пристальнее? Стихийность стихийностью, а цели-то и задачи ставили себе конкретные живые люди, и способы-то их достижения выбирали они себе вполне определённые. Не здесь ли, не в выборе ли ц е л е й и с р е д с т в кроется искомое западно-восточное различие? Различие во взглядах на мир и наше в нём предназначение?

Что касается ближайшей цели средневековой Европы, она ясна и однозначна: о б о г а щ е н и е . Поначалу это даже не столько предосудительное стремление к роскоши, сколько здоровое желание всякого нормального организма выбраться, выкарабкаться из окружающей его неблагоприятной среды.

Но поскольку не у всех желающих начать собственное дело был к тому времени на руках ком золота достаточной для этого величины, дело упиралось в необходимость довести наличный капитал до необходимой «критической массы». Начался знаменитый «период первоначального накопления».

«Накопление», это — так, для приличия и — для неторопливых. Нетерпеливым же лукавый подсказывал иные — более короткие пути. Это не были какие-то новые, неведомые ранее пути, это были те самые способы, которые во все времена квалифицировались юристами как противоправные, церковью осуждались как греховные, а добропорядочным обществом как аморальные.

Никто сегодня и не спорит: да, нынешнее процветание Запада круто замешано на неблаговидных поступках наших с вами (не таких уж и далёких) предков. Англия, например, начала с ограбления (обезземеливания) собственных крестьян. А когда грабить у себя стало нечего, затеяла, так называемую, «колонизацию», то есть — тоже грабёж и присвоение, только уже заокеанских богатств и земель. Расцвело подзабытое ремесло «джентльменов удачи», грабивших награбленное. Возродилось рабство и работорговля, принудительный детский труд и средневековые наказания.

Картина, что и говорить, неприглядная, но дело, как говорится, прошлое, давнее и, за давностью лет — прощённое.

Давнее-то оно давнее, а любопытно всё-таки внимательнее присмотреться — вглядеться в глаза и души этих решительных людей. Людей, которые для достижения своей цели решились на самые тяжкие преступления. Повторим ещё раз (не для осуждения, для уразумения): на что?— н а с а м ы е т я ж к и е п р е с т у п л е н и я, ради чего? — ради л и ч н о г о о б о г а щ е н и я . Хочется понять: как удалось это тогдашним энергичным людям?

Это, если угодно — момент истины. Момент, когда не в отдельных случаях (такое бывало и раньше), а массово (в масштабах континентов!) и надолго (на века!) ц е л ь с т а л а о п р а в д ы в а т ь с р е д с т в а .

Цель — о б о г а щ е н и е , средства — л ю б ы е , вплоть до влекущих утрату личного райского блаженства и риск обречь себя и своё потомство на вечные адские муки в геенне огненной (дело, по тем временам, нешуточное). Можно это как-то понять?

Ещё и ещё раз: б о г а т с т в о оказывается для европейцев целью, столь желанной, что не отдельные сорвиголовы (такие находились всегда), а массы людей, массы ц и в и л и з о в а н н ы х людей (и н а б о ж н ы х х р и с т и а н ) сумели подавить в себе естественное чувство отвращения к насилию и несправедливости, успешно справились со страхом земных и посмертных наказаний, успешно преодолели сопротивление собственной совести.

Готов ли был пойти на такой подвиг Восток?

Уйдём пока от ответа на этот неудобный вопрос, заменим его более простым: почему оказался подготовленным к такому непростому шагу Запад?

Напомним: никто здесь никого не осуждает («победителей не судят»). Мы с вами никого и не судим — просто копаемся в истории с надеждой разобраться в её причудах. В частности — в таинствах этого механизма массового перехода от повальной бедности к благополучию и процветанию. В т е х н о л о г и и о б о г а щ е - н и я о б щ е с т в а , так сказать. Всё ли сводимо здесь к чистой случайности или законам политической экономии?

 

Итак, существовал в истории людей некий поворотный момент, когда в некой части земного шара (Западной Европе) произошли некие серьёзные изменения — изменения в сознании людей и их образе жизни.

Что чему предшествовало? — как сработал этот социально-психологический механизм, приведший к новому (совершенно новому!) и очень эффективному (ну, очень эффективному!) способу обеспечения людей всеми желанными матери-альными благами?

Значимость, «поворотность» момента состояла, кроме прочего, в том, что были успешно преодолены некоторые (многие) из устоявшихся веками представлений о добре и зле, некоторые утвердившиеся издавна в сознании людей и их обиходе моральные устои, принципы, обычаи.

Дело, вероятно, обстояло так. Разум подсказывал деловому человеку: хочешь достичь желаемого, поступи так-то и так-то, а из глубин сознания всплывало ветхозаветное: «не возжелай..., не солги..., не укради..., не убий...». Как же быть?

Как быть, если в число необходимых средств и входят, как раз, все эти самые «солги», «укради» и «убий»? Что ж теперь — оставить всё, как есть, идти к намеченной цели с той же неспешностью, что и старший восточный собрат? Но так ведь никогда его и не догонишь ...

А что, если?.. Что, если эти самые законы и заповеди взять и... нарушить? Восточные мудрецы тут что-то перемудрили — перехитрили сами себя. Ограничив свою свободу всяческими моральными запретами, они сами же себе перекрыли когда-то тем самым этот (самый короткий! самый скорый!) путь к земному благоденствию.

И вот — в бесконечной череде поколений, среди великого множества обитавших на земле землян находятся отчаянные смельчаки, решившиеся таки на этот рискованный эксперимент. Пренебрегая вековым опытом предков, их предостережениями, пренебрегая прямыми запретами свыше, они берут на себя смелость решать свою и нашу с вами судьбу по собственному произволу и разумению.

Что же придало им такую смелость, кто укрепил в них эту уверенность в праве на свои и чужие судьбы?

 

Ч е л о в е к Д в у л и ч н ы й . Термин этот не вошёл пока в учебники, но сам этот новый подвид, похоже — вычленился, ответвился уже на родовом древе Человека Разумного.

Европейцам, точнее — западным европейцам (ещё точнее — западным христианам) принадлежит честь одного замечательного открытия: оказывается (слушайте!) н а р у ш а т ь с в я т ы е з а п о в е д и м о ж н о . И вовсе их не следует при этом отвергать или оспаривать! Отвергать не надо, но и следовать им необязательно. Достаточно — прокламируя их другим — самим при этом отступать от них по мере надобности — д е л а т ь в и д лишь, что вы им следуете.

Слова, обозначающие такое поведение, звучат, правда, не слишком благозвучно: ханжество, притворство, лицемерие, фарисейство, криводушие, двуличие, подлость... Но — что там их неблагозвучие в сравнении с той реальной п о л ь з о й , которую они сулят! Какая, зато, открывается сразу перспектива, какой простор для деятельности энергичного человека!

И действительно: стоило претворить в жизнь это замечательное открытие, как дело сразу же пошло на лад.

И пошло, и пошло ...
Так — в неукротимом стремлении к обогащению — прошла для западных христиан вся первая и добрая половина второго тысячелетия эры Христовой. Там было всё. Не придумать, пожалуй, такой скверны и таких ужасов, на какие не решились бы люди Запада ради осуществления своих устремлений к «красивой жизни», ради сотворения вот этой самой — новейшей З а п а д н о й ц и в и л и з а ц и и .

Как видим, была она и задумана, и сотворена не самыми, мягко говоря, чистыми руками. Такое впечатление, что для её создания порода людей была даже, как бы, специально осквернена и подпорчена. Путём тщательного (то ли естественного, то ли противоестественного) отбора и селекции выведен был из Человека Двуличного новый, более универсальный подвид — Человек Безнравственный. Хомо Аморалис, так сказать.

А теперь ещё раз зададимся вопросом: смог бы и Восток проделать подобный путь во имя построения такого же вот «счастливого будущего»? И — снова остановимся в затруднении.

Да, Восток тоже может припомнить в своей истории времена, наполненные ужасами, не менее страшными и отвратительными, издевательствами, не менее изощрёнными и безжалостными и разорением стран и народов, не менее массовыми и жестокими.

Некоторые из народов и там на протяжении веков жили набегами и разбоем — они (как, впрочем, и скандинавские викинги или средиземноморские «люди моря») так же безжалостно губили людские души, разоряли их хозяйства и культуру. Разбой был способом их существования, формой их хозяйствования.

Но было и существенное отличие (как между римскими цезарями и римскими папами): такой образ жизни не противоречил убеждениям этих народов, их вере, их морали. Разбой воспевался у таких народов как дело чести, доблести и геройства. В ребёнке с детства воспитывалось убеждение в его праве на чужую жизнь, собственность и свободу. Да, это были хищники, но они и не рядились в овечьи шкуры, не уверяли никого в любви к своим врагам. Можно спорить, конечно — лучше это или хуже, но мы пока не будем этого делать.

А на вопрос, смог бы или не смог Восток пойти по западному пути, ответило само время.

Да, сегодня уже не только все западные, но и заметная часть восточных стран уверенно вышагивает по этому пути (в чём-то обгоняя уже и сам Запад). И при этом — не пришлось им уже погружаться в то море гнусностей, которое пришлось преодолеть когда-то западным первопроходцам.

Так, может быть, так оно уже дальше и пойдёт? — может быть, теперь, чтобы добиться процветания и глубокого удовлетворения не потребуются сверхусилия, не потребуются подвиги злодейства и уступки собственной совести?

Если присмотреться к тому, что происходит сейчас на том Востоке, который бодро марширует теперь в западном направлении, то (прищурясь от слепящего блеска материально-производственно-технических достижений), можно и теперь уже разглядеть некоторые теневые стороны этого сверкающего парада.

Прежде всего, странам этим пришлось основательно перетряхнуть шкалу собственных традиционных ценностей: роскошный парфюмерный набор западных прелестей достаётся им только с обязательным приложением стандартов западного образа жизни — на работе, в быту, в семейно-родственных отношениях, в сочетании труда и досуга — со всеми прелестями из неизбежного набора «сопутствующих товаров» и «услуг» новейшей цивилизации.

И — только так. Даром это колбасное благополучие не достаётся. Только в обмен на утрату собственных, веками накопленных культурных богатств и традиций, только с условием замены их новейшей поп-суб-эрзац-культурой — иначе почему-то не получается. Или — или. Или разумная умеренность в запросах плоти и — духовный подъём, или разнузданность плотских страстей и — нищета духа.

Но, могут возразить — невозможно, разве, духовные наши запросы с нашими же плотскими позывами как-то примирить, сбалансировать, уравновесить? Можно, наверное. Только (судя по тому, насколько редки в нашей истории такие периоды гармонии и равновесия), видимо — непросто. Потому и называем мы эти счастливые времена — «Золотой век», «Серебряный век».

К тем драгоценным временам (вымышленным или реальным) мы ещё вернёмся, а пока — небольшое лирическое отступление...

Комментарии

Добавить изображение