БОГ ЕСТЬ ЛЮБОВЬ

19-07-2009

Отрывки из первой части энциклики Deus Caritas Est

Перевод Елены Негоды

    1. «И мы познали любовь, которую имеет к нам Бог, и уверовали в нее. Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1 Ин. 4:16) Эти слова из Первого Послания Иоанна очень ясно отражают само сердце христианской веры: христианский образ Бога и вытекающий из него образ человечества и его судьбы. В том же послании св. Иоанн как бы резюмирует христианскую жизнь: «И мы познали любовь, которую имеет к нам Бог, и уверовали в нее».

 

Бенедикт XVIИ мы познали любовь, которую имеет к нам Бог, и уверовали в нее: этими словами христианин может выразить фундаментальное решение своей жизни. Быть христианином не есть результат этического выбора или высокой идеи, но есть встреча с событием, с человеком, который открывает новые горизонты жизни и дает ей новое направление. Евангелие от Иоанна описывает это событие следующими словами: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16).

В признании приоритета любви христианская вера сохранила ядро иудейской веры, но в то же время расширила и углубила его. Религиозный еврей каждый день повторял слова Второзакония, выражающие суть его существования: «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть; и люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею и всеми силами твоими» (Втор. 6:4-5). Иисус объединил в единое правило эту заповедь любить Бога с заповедья любить ближнего своего, найденную в книге Левита: «Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего, но люби ближнего твоего, как самого себя» ( Лев. 19:18). Раз Бог нас любил изначально, любовь перестает быть просто заповедью; она становится ответом на божий дар любви.

В первой части данной энциклики я хочу прояснить некоторые ключевые факты о любви, которую Бог так загадочно и щедро предлагает человеку, а также внутренюю связь между этой Любовью и реальностью человеческой любви.

вопрос языка

    1. Любовь Бога – основа нашей жизни, и она поднимает важные вопросы о том, кто есть Бог и кто есть мы. Задумываясь над этими вопросами, мы видим, как слова препятствуют их разрешению. Сегодня слово «любовь» одно из самых часто и порой не к месту употребляемых слов, которому мы придаем множество разных значений.

 

Давайте сначала вспомним широкий семантический спектр слова «любовь»: мы говорим о любви к стране, любви своей профессии, любви между друзьями, между членами семьи, родительской и сыновней любви, любви ближнего и любви Бога. Среди множества разных значений любви, одно выделяется особенно: любовь между мужчиной и женщиной, когда тело и душа вместе, неразделимы, и человек поглощен неотразимым светом счастья. Любовь мужчины и женщины кажется самой вершиной любви, в сравнении с которой меркнут все ее другие виды. И мы задаемся вопросом: являются ли все формы любви одним и тем же, так что любовь – во множестве ее различных проявлений – есть единая реальность, или мы просто используем одно слово для обозначения разных вещей?

"Eros" и "Agape" – различие и единство

    1. ?ту любовь между мужчиной и женщиной, не запланированную и не являющуюся актом воли, но каким-то образом навязавшую себя двум людям, древние греки называли eros. Давайте сразу отметим, что греческий перевод Ветхого Завета использует это слово лишь дважды, а в Новом Завете eros вообще отсутствует: из трех греческих слов, обозначающих любовь, eros, philia (любовь дружбы) и agape, писатели Нового Завета предпочли последнее слово, реже других употребляемое в греческом языке. Что касается термина philia, любви дружбы, он втречается в Евангелии от Иоанна в углубленном смысле, как выражение отношений между Иисусом и его учениками. Эта тенденция избежать слова eros с одной стороны и новое видение любви, выраженное словом agape, с другой, ясно указывает на нечто новое и определенное в христианском понимании любви. Начиная с эпохи Просвящения, когда родилась и росла критика христианства, становясь с годами все радикальнее, этот новый элемент считался исключительно негативным. Как говорил Фридрих Ницше, христианство отравило эрос, который, в свою очередь, не погибнув полностью, постепенно деградировал в порок. Немецкий философ выразил здесь широко распространенную озабоченность: превращает ли Церковь, со всеми своими заветами и запретами, самое дорогое в жизни в горечь? Не дует ли Церковь в свисток в тот самый момент, когда радость, дарованная человеку Создателем, обещает счастье, некое предвкушение Божественного?

 

    1. ?днако, так ли это? Разрушило ли христианство eros? Давайте посмотрим на до-христианский мир. Греки (не разнясь с другими культурами) считали eros своего рода интоксикацией, опьянением, всепоглощающим «божественным безумием», которое отрывает человека от его конечного существования и дает ему возможность – во власти этой божественной силы – испытать высшее счастье. Все другие силы на земле и на небесах вторичны: "Omnia vincit amor", говорит Виргилий в «Буколике», любовь завоевывает все, и добавляет, "et nos cedamus amori", давайте тоже отдадимся любви. В различных религиях это отношение выразилось в культах плодородия, частью которых была «священная проституция» во многих храмах. Эрос, таким образом, прославляли как божественную силу.

 

?етхий Завет твердо противостоял любой религиозной форме, несущей искушение против монотеистической веры. Но в то же время он не отрицал eros как таковой; точнее сказать, Ветхий Завет объявил войну его извращенной и разрушающей форме, ибо сама обожествленная подделка лишает эрос достоинства и человечности. В самом деле, проституток, которые должны были одарить божественным опьянением в храме, не считали за людей, их попросту использовали как средство достижения «божественного безумия»: они были далеко не богинями, их просто эксплуатировали. Таким образом получается, что бесконтрольный опьяненный эрос есть не восхождение к Божественному в «экстазе», но падение, деградация человека. Очевидно, эрос должен быть очищен и заключен в какие-то рамки, если он хочет служить не только мгновенному удовольствию, но и некоему предвкушению вершины нашего существования, блаженства, к которому стремится все наше существо.

    1. ?з приведенного краткого обзора понятия eros в прошлом и в настоящем следуют две вещи. Во-первых, существует определенное отношение любви к Божественному: любовь обещает бесконечность, вечность – реальность, полностью отличную от нашего каждодневного существования. С другой строны, мы также видим, что нельзя достичь этой цели, этой новой реальности, просто отдавшись инстинкту. Необходимы очищение и рост, и к ним часто идут путем самоотречения. Не отрицая и не «отравляя» eros, этот путь лечит его, восстанавливает его истинное величие.

 

?се это происходит прежде всего потому, что у человека есть тело и душа. И человек находится в полном с собой согласии, является настоящим собой именно когда его душа и тело едины. Все обозначенные проблемы с эросом саморазрешаются в случае такого единения. Если человек стремится лишь к чистому духу, отвергая плоть, и тело и дух теряют свое достоинство. Стоит человеку принимать всерьез только материю как единственную реальность, отрицая дух, как он сразу теряет свое величие. Эпикуреец Гассенди любил приветствовать Декарта шутливым «О Душа!». А Декарт отвечал, «О Плоть!»

Любит не дух сам по себе и не тело само по себе - любит человек.

Сегодня христианство критикуют за противодействие телу; и действительно, тенденции такого противодействия всегда были. В то же время, современный путь возвеличивания тела обманчив. Эрос, сведенный к чистому «сексу», стал товаром, просто проданной или купленной вещью, или, скорее, товаром становится человек. Вряд ли это то величественное «да», котрое говорит человек телу. Напротив, человек считает свое тело и свою сексуальность только материальной частью себя, которую можно использовать и эксплуатировать по желанию. Это уже не арена, на которой он может воплотить свою свободу, но обычный объект, которому он пытается доставить удовольствие. Человеческое тело при этом унижено и принижено; оно перестает быть частью нашей экзистенциальной свободы, выражением всего нашего существа, но становится ограничено чисто биологическими рамками.

    1. В чем конкретно заключается путь возвышения и очищения любви-эроса? Как может любовь выполнить свое человеческое и божественное обещания? Песня Песней Ветхого Завета дает первый мистический намек. Общепринято считать, что собранные в ней поэмы были ранее любовными песнями, скорее всего предназначенные для иудейских свадеб. В этом контексте любопытно употребление двух слов, означающих любовь на иврите. Сначала мы видим «додим», множественное число слова, обозначающего незащищеную, неопределенную, стремящуюся найти себя любовь. Его сменяет слово «ахаба», которое переводится на греческий похожим по звучанию agape. Оно выражает любовь, включающую открытие, раскрытие другого человека, уход от эгоизма, присутствующего ранее. Любовь становится волнением и заботой о другом. Она уже не поиск себя, но поиск добра возлюбленному, готовая и даже желающая идти ради другого на жертвы.

 

В этом и заключается рост и внутреннее очищение любви – в стремлении ее стать более определенной, определенной в двояком смысле: именно с этим человеком и «навсегда». Она смотрит в вечность. Любовь действительно «экстаз», но не в смысле моментального опьянения, а в смысле путешествия, длительного исхода из закрытого, обращенного внутрь себя индивида к освобождению через самоотдачу и таким образом настоящего открытия себя и Бога: «Кто станет сберегать душу свою, тот погубит ее; а кто погубит ее, тот оживит ее» (Лк. 17:33), как говорит Иисус и в других евангелиях (Мф. 10:39, 16:25, Мк. 8:35, Лк. 9:24, Ин. 12:25).

    1. Эти изначальные философские рассуждения привели нас своей логикой к порогу библейской веры. Мы спрашивали, что общего между любовью, провозглашенной в Библии, и той, которую человек испытывает в своей жизни. Это заставило нас обратить внимание на два слова – eros, обозначающее мирскую любовь, и agape, обозначающее любовь с основой в вере. Часто эти два понятия противостоят друг другу как восходящая и снисходящая любовь.

 

В философских и теологических дебатах различия между двумя значаниями любви становились все более радикальными, вплоть до принятия их как тезис и антитезис: снисходящая, жертвенная любовь – agape - считалась типично христианской, между тем как восходящая, собственническая, жадная любовь – eros – типично не-христианской, чаще всего относящейся к греческой культуре.

Между тем, eros и agape никогда нельзя полностью разделить. И чем больше обе они, в разных своих аспектах, объединяются в единую реальности любви, тем больше проявляется истинная природа любви.

Отцы Церкви видели эту неразрывную связь между восходящей и снисходящей любовью, между эросом, который ищет Бога, и агапе, которая передает божий дар. Эта связь символизирована в лестнице Иакова.

    1. Таким образом, ответ на поставленные вопросы будет да, любовь предсталяет собой единую реальность со многими различными измерениями; в разные времена одни компоненты проявляются ярче других. Мы также видим, что библейская вера не создает параллельного мира и не противостоит первичному человеческому феномену любви, но принимает человека в целом, с его телом и душой, и помогает в его поиске любви с целью очищения и раскрытия новых измерений.

 

новшество библейской веры

    1. Во-первых, мир, который описан в Библии, дает нам новый образ Бога. В других культурах образ Бога и богов оставался неясным и противоречивым. С развитием библейской веры, содержание основной молитвы, Шема, стало ясным и недвусмысленным: «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть» (Втор. 6:4). Есть только один Бог, Создатель земли и небес, и он Бог для всех. Иными словами, все другие боги – не Бог, и источник нашей вселенной в Боге – ее создателе. Следовательно, Богу должно быть дорого Его содание. Бог любит человека. Единый Бог, в которого верит Израиль, любит личной любовью. Более того, Его любовь избирательна: среди всех наций Он выбрал и любит Израиль – но он делает это, имея ввиду исцеление в итоге всей человеческой расы. Любовь Бога можно назвать eros, в то же время она несомненно agape.

 

Пророки, особенно Осия и Иезекииль, говорят о страсти Бога к своему народу с помощью ярких эротических образов. Отношение Бога с Израилем описано с помощью метафор помолвки и женитьбы; идолопоклонничество становится супружеской изменой и проституцией. История любовных отношений между Израилем и Богом состоит – на самом глубоком уровне – в том, что Бог дал народу Тору, таким образом открыв глаза Израиля на истинную природу человека и указывая путь к истинному гуманизму. Человек, живя в верности единому Богу, понимает, что он сам любим Богом, и открывает для себя радость правды и праведности. «Кто мне на небе? и с Тобою ничего не хочу на земле. .. А мне благо приближаться к Богу!» (Псалом 73 72:25, 28)

    1. Мы видим, что эрос Бога по отношению к человеку и есть агапе. Не только потому, что эта любовь щедро дарована, без каких-то предыдущих заслуг, то также и потому, что это любовь, которая прощает. Осия показывает нам, что агапе-измерение Божией любви к человеку идет дальше щедрости. Израиль был «неверен» и порвал соглашение; Бог должен бы судить его, отречься от него. Но именно в этот момент Бог показывает, что он Бог, а не человек: «Как поступлю с тобою, Ефрем? как предам тебя, Израиль? Поступлю ли с тобою, как с Адамою, сделаю ли тебе, что Севоиму? Повернулось во Мне сердце Мое, возгорелась вся жалость Моя! Не сделаю по ярости гнева Моего, не истреблю Ефрема, ибо Я Бог, а не человек» (Ос. 11:8-9). Страстная любовь Бога к своему народу – к человечеству – является в то же время любовью прощающей. Она так велика, что Бог может действовать против самого себя, Его любовь может противостоять Его правосудию. Христиане здесь видят туманный намек на тайну Креста: Бог так сильно любит человека, что став человеком, Он следует его тропой до самой смерти, примирив, таким образом, любовь и справедливость.

 

В приведенном библейском видении есть философская составляющая, важная с точки зрения истории религий. С одной стороны, мы оказывается перед метафизическим образом Бога: Бог есть абсолютный первичный источник всего существующего; однако, этот универсальный принцип создания – Logos, первичный разум – является в то же время любовником со всей страстью истинной любви. Eros, таким образом, достиг высшего прославления, но в то же время он настолько очистился, что стал единым с agape. Теперь мы видим, что любовные песни в Ветхом Завете описывают отношение человека к Богу и Бога к человеку. И в христианской и в иудейской литературе, Песня Песней стала источником мистического знания и опыта, выражением сути библейской веры: человек и вправду может войти в союз с Богом. Но этот союз не просто слияние, погружение в безымянный океан Божественного; это союз, который создает любовь, союз, в котором и человек и Бог остаются собой и в то же время становятся чем-то единым. Как говорил св. Павел, «А соединяющийся с Господом есть один дух с Господом» (1 Кор. 6:17).

    1. Итак, первое новшество библейской веры в образе Бога. Второе, связанное с ним, мы находим в образе человека. Библия повествует об одиночестве Адама, первого человека, и о решении Бога помочь ему. Бог создает женщину из адамова ребра; теперь у Адама есть помощник. «И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа» (Быт. 2:23).

 

Это напоминает рассказанный Платоном миф, в котором человек изначально был сферическим, полностью законченным и самодостаточным. Но в наказание за гордыню, был расщеплен Зевсом на две части, и теперь он тоскует по своей второй части, по воссоединению с ней. Библейское повествование не говорит о наказании, но и оно несомненно содержит идею, что сам по себе человек неполон, и природа заставляет его искать свое дополнение. «Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть» (Быт. 2:24)

Эрос укоренился в самой человеческой природе, Адам ищет женщину, с которой бы он стал «одной плотью». Образу монотеистического Бога соответствует моногамный брак.

Иисус Христос – воплощение любви Бога

    1. Новизна Нового Завета не столько в отличных от известных до него идеях, сколько в самой фигуре Христа, который наполняет эти идеи плотью и кровью – невиданный до того реализм. Божественная деятельность обретает неожиданный поворот, когда в лице Иисуса, Бог сам идет на поиск «заблудших овец», страдающего и потерянного человечества. Когда Иисус говорит в притчах о пастухе, идущим за потерянными овцами, о женщине, которая ищет потерянную монету, об отце, который идет на встречу с сыном, это не просто слова. Его смерть на Кресте есть кульминация – Он отдает себя, чтобы поднять и спасти человека – самая радикальная форма любви.

 

    1. Иисус наполнил этот акт воздаяния своим присутствием через евхаристию, святое причастие на тайной вечере. Он ожидал свою смерть и воскрешение, отдавая своим ученикам – как хлеб и вино - часть себя, свое тело и свою кровь. В древнем мире уже догадывались, что настоящая еда человека – та, что действительно дает ему силы – это логос, вечная мудрость: и тот же самый логос становится едой для нас – как любовь. Евхаристия вовлекает нас в самопожертвование Христа. Мы не просто статически принимаем воплощенный Logos, но становимся частью динамики самоотдачи. Образность брака Бога с Израилем обретает новый смысл: она означает не просто находиться в присутствии Бога, но быть с ним в союзе, разделяя дар Иисуса, его тело и его кровь.

 

    1. Здесь следует рассмотреть еще один аспект: священный «мистицизм» эвхаристии носит общественный характер, ибо именно через причастие я становлюсь единым с Богом, как и все другие участники. Как говорит св. Павел, «Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба» (1 Кор. 10:17). Единение с Христом становится также единением со всеми, кому Он себя отдает. Любовь Бога и любовь ближнего теперь объединены: воплощенный Бог всех нас зовет к себе. Помня об этой сакраментальной основе, мы лучше понимаем учение Иисуса о любви. Переход, который он делает от Закона Ветхого Завета к двойному завету любить Бога и ближнего, не просто вопрос морали. Здесь разваливается на части обычная контрапозиция ритуала и этики. Ритуал, причастие, включает обоюдную действительность – быть любимым и любить других. С другой строны, «заповедь» любви становится возможной только, если она более, чем требование. Любовь можно «требовать», потому что сначала она была дана.

 

    1. Помня об этом принципе, глубже понимаешь притчи Иисуса. Например, рассказы о богаче (Лк. 16:19-31) и о добром самаритянине (Лк. 10:25-37). До этого времени под «ближним», «соседом» понимали человека, живущего на одной с тобой земле Израиля; иными словами, слово относилось к одному сплоченному народу. Этой границы не существует более. Любой, кто нуждается во мне, кому я могу помочь, есть мой ближний. Понятие расширено до всего человечества, и, несмотря на это, не стало абстрактным. Иисус отождествляет себя с голодными, с томимыми жаждой, с нуждающимимся в одежде, с больными и заключенными.И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне ( Мф. 25:40).

 

Любовь Бога и любовь ближнего объединяются в одно.

любовь Бога и любовь ближнего

    1. Остается задать два вопроса: можем ли мы любить Бога, не видя Его? И – возможно ли требовать любовь? Никто никогда не видел Бога, так как же можно Его любить? Более того, любовь не случается по требованию; это чувство, которое просто есть или его нет, и его не вызвать усилием воли. Писание уверяет в том же: «Кто говорит: `я люблю Бога', а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1 Ин. 4:20). В то же время, данный текст Первого Послания Иоанна не исключает любовь как невозможную, напротив, акцентируется неразрывная связь между любовью Бога и любовью ближнего.

 

    1. Да, никто не видел Бога как Он есть. Тем не менее, Бог не остается для нас полностью невидимым и недоступным. На самом деле, Бог виден во многих своих проявлениях. Бог любил нас первым и продолжает любить, и мы способны на ответную любовь.

 

Цепочка наших рассуждений выявила, что любовь - не просто сантимент. Чувства-сантименты приходят и уходят. Они могут служить замечательной первой искрой, но не представляют собой любовь во всей ее полноте.

 

Комментарии

Добавить изображение