КАК Я УБЬЮ НАУКУ

«И мы, припёртые таким образом к стене,
мы, задававшие сами себе сотни раз этот вопрос,
мы не находили и не находим лучшего ответа …».
Фридрих Ницше

Вот она угасает, стирается с лица нашей – недвижимой и плоской! – планеты, последняя самодовольная наглость человекообразных, тех, кто действительно, по их собственному утверждению, произошёл от обезьяны да вознамерился доказать миру – самим себе – свою способность к сократическому познанию Вселенной.

Рефлекс самосохранения – диалектика, – эта нора для калек, скрывающих за дискурсом свою ущербность, да по воскресным дням требующих вместе с милостынью равенства (превосходства даже, ибо желая отомстить за увечность!) с подающей, им ненавистной, ибо излишне чистой десницей, более не приносит привычного результата – безопасности. Змий впился себе в хвост, но, хоть он и пережил свой яд, виперин его молодости ещё растекается по венам, причиняя ему, неспособному разжать челюсти, муку неимоверную. Поизмываемся же над издыхающей рептилией, мы, как Христос произошедшие от Адама – через род Царя Давида! – превозмогшие слёзную еврейскую тоску и заново выучившиеся аристофановскому искусству – злорадству : Vivat comoedia! Haм этот смех даётся проще простого : миру нашему шесть тысячелетий, и знаком он нам досконально, ибо тотально обозрим. К тому же, издревле говорим мы с ним на одном языке, и вовсе не собираемся обучать нашему наречию неисчислимых отпрысков бандар-логов, запутавшихся в своих «эпохах», как меж лиан.

Глум над наукой – нынче забава ребяческая : гад не Филоктет, излечения ему нет, ибо Геракл к нему не явится, махаоновой консультации не присоветует. Более того, ни в Геракла, ни в прочих Богов (каждый из коих – смертный, некогда получивший вечность) змий не верит, ибо не встречался с ними никогда. В отличие от нас. От меня.

К чему подобный эгоцентризм? – поднимет от удивления брови читательница, свыкшаяся с подловатой приказчицкой скромностью купчиков от науки.

Я дал миру новую, сверхницшевскую философию – любомудрие III-го тысячелетия. Я, выражаясь гумилёвским слогом, по-царски огомерил русский язык, придал ему древний ритм, одарил русскую литературу новым, единственно возможным героем будущего столетия, богоравным человеком, а потому – сообщником этих богов, осуществляющим на Земле божественный заговор. И с каким бы наречием я не вступал в телесный контакт – новогалльским, высокогерманским, древнееврейским, древнегреческим – тотчас набухает оно единственно верно размеренным стилем, приводящем в экстаз души чутчайшие, сиречь на тот же божественный лад настроенные, но стилем, у отребья молниеносно вызывающим рефлекс уничтожить произведение, разорвавши заодно и поэта – скотский порыв не ослабевающий никогда, напротив, лишь усиливающийся с годами, так что при прочтении моих трудов можно смело устраивать конкурс на отношение той или иной особи к «человечеству», безошибочно выявляя зверьё, коему, естественно, поначалу и жаждется конкретного контакта с высшим телом – прошедшим-таки мимо. Но столь близко! Тем исступлённее животная ненависть «осколков человечества» – недочеловеков.

Но почему же гибель науки произойдёт именно в ближайшие десятилетия? Вам хочется доказательств? Их-то вы и не дождётесь!

Наука, подобно полусветской, с неимоверной скоростью стареющей даме – истаскавшейся fille de joie – истощила запас ухищрений : дарвинизм, теорию относительности, а главное, оглупление <читающих> масс, напитанных душком эгалитаризма, и постепенно ставших терпимыми к фрейдистско-марксистскому, гендерно-структуралистскому и проч. шарлатанствам. Каждая из этих уловок только делала более явственным мумифицирование заживо науки : старуха-калибан в собственном философском будуаре, при ею выбранном освещении, прихорашивается и, разглядывая сквозь линзы своё отражение, румянится, в тысячный раз переигрывая ужимки, с остервенением шизофренички убеждая себя, будто при свете Солнца к а ж д ы й увидит её именно такой. Митра же, как известно всем, кто следит за моей судьбой, кощунства не прощает, воздавая богохульникам на этой Земле, не оставляя их (а Бог злопамятен как гений!) и в Пекле. И так до седьмого поколения.

Вряд ли, однако, стоит сразу приканчивать растерявшую зубы кокотку : цикута – напиток героизирующий извращенцев; да и не наше дело швырять холостые лимонки будь то в сатрапов иной плутократической олигархии с чётко выраженными элементами охлократии (в просторечии называемой «светским народовластием») или в русского читателя, насосавшегося алхимического эликсира «новояза» (осталось всего два десятка лет, пока последний раб, телесно знавший русский стилистический Египет, сгинет); посмеёмся же над новой «??????????????», чей комизм доведён Хроносом до совершенства; для идеального театрального эффекта не хватает лишь паузы и взрыва нашего злорадства; так пусть хохот наш – гомерический хохот – сопровождая агонию науки, станет её подлинным убийцей. Наш? Чей именно, «наш»?

Существует некий тип человеческих созданий, чётко проявляющийся в моменты расколов исторических пластов, тип, дремлющий в крови десятков поколений, исключительно для того, чтобы однажды воплотиться во мгновенно-охватывающие-время особей. Нынче они вызрели. В ближайшую пару десятилетий им, нам, предстоит взорваться. Для этих номадов-аристократов, и только для них, пишу я.

*****

Любопытно, с точки зрения психолога, отметить следующий факт, касающийся науки, попытавшейся заменить, – хоть и отвергая монархическое её утройство, – Церковь. Каждый аристократ по натуре и по крови (единство обоих компонентов необходимо для попытки возникновения высшей личности), попадая в науку, добиваясь высшего положения в её иерархии, первым делом начинает открыто презирать, и науку, и иерархию её, презирать настолько, что с превеликим усилием, точно мучимый аллергией, выносит «научную терминологию» – серую шкуру, за которой силятся скрыть свою ущербность («вонь духа», – говаривал Ницше) выскочки, благоговеющие и перед наукой (кормушкой) и перед иерархией (теми, кто может кормушку отнять).

Именно профессора высочайшего ранга впускают меня нынче в науку, чувствуя, что я договариваю – дописываю – то, чего не хватает для окончательного уничтожения лже-храма, соучаствуя тем самым в будущем, не скрываемом мною террористическом акте : «Ну! Ещё, ещё подтолкни!» – так и читается в их развесёлых взорах. И просто наслаждение наблюдать, как мои публикации, например в «Обществе Эллинистов и Латинистов Франции» или выступления в Токийском Университете, и в МГУ, или работы напечатанные немецким издателем Ницше Walter de Gruyter Verlag и Факультетом Философии Берлинского Университета, или же мои летние семинары по Ницше в Шанхайском Университете (в Китае – признак возрождающейся мощи расы! – Ницше – нынче первый изучаемый, даже обогнавший Конфуция, философ), и проч. и проч., вызывают зверский писк тех, кого Шопенгауэр называл «карликами», Ницше – «могильщиками», я же, ввиду quasi всеобщей феминизиции образованщины, окрещу их «крысами», – то есть тех, кто, выкравши кусок требухи из мышеловки, проводят время в чванстве удавшимся воровством перед менее счастливыми крысами, продолжая и в старости (как иной догнивающий в Швабии шарлатан средней руки при кожаных штанах и с трубочкой) доказаватьподчинённым (с коими мне пришлось, заткнувши нос, сталкиваться во время моего преподавания в Сорбонне), будто временный недосмотр хозяйского кота даёт им право на равенство с аристократом мысли.

Но аристократы науки презирают крыс более всего! И врождённой брезгливости этой благодаря, чуют именно как поэты (коими на старости лет становится каждый удавшийся – даже не верящий в храмового бога, сиречь по привычке преклоняющий колени – жрец) бесполезность волшебной флейты. Загаженый псевдо-храм должен быть разрушен! И это – «delenda!» – гудит чудовищным эхом приговора науке со страниц трудов всякого великого учёного.

А что ещё любопытнее : те «критики», некогда оплаченные (недорого, ибо нынче кризис!) крысами, дабы деформировать и оклеветать моё творчество, нынче ощущают себя всё неуютнее. И вовсе не от моих евроазиатских атак – ведь рептилию, эту бывшую профессионалку окольцовывания, надо брать в окружение, – а именно от слишком уж ощущаемого ими презрительного взора звёзд самой науки: «Что-то не туда меня завели!» – бормочет, как глинковский лях, критик, пятернёй распыляя перхоть своего затылка, и припрятывая от аристократов науки, – предоставляющих мне кафедры и публикующих меня, – свою прежде <столь дурно> оплаченную крысами пачкотню. И это тоже комедия – заключительный, как того требуют каноны хорегии, после трёх трагедий, акт. Продлим же его!

Итак, цель террористического акта откровенно означена. Оружие выбрано. Но сократическая система настолько инертна и тяжела, что сама предоставит средства для осуществления моих преступных планов. Даже нобелевская премия по литературе, и та полностью будет вложена мною в приобретение антинаучного динамита.

Но не только крах науки наполняет нам сладостью душу – слишком уж пошла и недостойна такая геронтомахия! Убийство науки станет предвестником самоуничтожения двадцатипятивековой системы. Само преступление перевоплотится в герольда нового мирового противостояния, в предтечу нарождения доселе неведанных, ибо тотально позабытых, ценностей, а обновлённое человечество не только счастливо возблагодарит нашего Господа за разделение на касты, но и быть может ...

Шангай, Сентябрь 2009

Современные автоматические ворота и шлагбаумы бывают разных форм и размеров. На сайте www.service4you.ru продаются автоматические ворота для дома и бизнеса по крайне выгодным ценам.