РУССКАЯ ИДЕЯ И "УГОЛОВНАЯ РОМАНТИКА"

[Окончание. Начало в № 602 от 01 ноября 2009 г.]

В России нашего времени консервативно-традиционалистское мировоззрение отнюдь не всегда сочетается с воинствующим антикоммунизмом (в этом принципиальное отличие современного русского общественного сознания от западного, обусловленное спецификой нашего исторического опыта в XX веке). В условиях «демократического» лихолетья 90-х годов (да и по сей день) многие из нас склонны видеть черты доброй русской старины, «России, которую мы потеряли», в не таком уж далеком от нас советском (особенно позднесоветском, «застойном») прошлом. Одним из тех, кто мыслил и чувствовал таким образом, был Сергей Наговицын. И, конечно, весьма показателен пример Александра Новикова, человека, реально пострадавшего от советской власти отнюдь не за уголовные деяния, а именно «за политику», но при этом готового признать, пусть и с оговорками, известную положительную роль в нашей истории такого правителя как Иосиф Сталин.

Излюбленный герой певцов в стиле русский шансон – вольный русский человек, не желающий знать правил и законов цивилизованного общества. Не потому ли они лучше других представителей отечественной культуры и шоу-бизнеса понимают, что этот самый человек нуждается для своего же блага в некоей узде, в «сильной руке» – власти авторитарного или монархического типа?

Был ли прав Михаил Круг, когда говорил, что шансон нисколько не способствует пропаганде криминального образа жизни? На этот вопрос трудно ответить однозначно. С одной стороны, нелепо отрицать тот общеизвестный факт, что преступный мир в блатных песнях, за редкими исключениями, предстает не таким, какой он есть, со всей его грязью и жестокостью, а в приукрашенном, облагороженном виде. С другой стороны, даже среди заядлых любителей жанра мало таких наивных людей, которые способны принять это идеализированное изображение за реальность, тем более за реальность сегодняшнего дня. Хорошо известно, что в уголовной среде современной России «понятия», по большей части, забыты, уступив место «беспределу», воровская корона стала объектом купли-продажи, иерархия, основанная на криминальных «заслугах» и тюремном «стаже», уступила место закону волчьей стаи, где все решает грубая сила (или большие деньги, которые позволяют поставить эту силу себе на службу). То, что говорил Сергей Трофимов о современных русских «братках», в общем, соответствует истине, и вполне оправдано нежелание этого автора-исполнителя присоединяться к хору певцов криминального мира. При этом, однако, важно указать на следующее обстоятельство: в творчестве большинства представителей блатного шансона объектом романтизации и идеализации являются не бандиты перестроечно-демократической эпохи («спортсмены-рэкетмены» В.Асмолова), а воровской мир ушедшей советской эпохи. К его традициям и устоям наши «уголовные барды» призывают вернуться нынешнюю братву.

Остались в памяти былые времена,
И был закон для всех единый - истина,
Но захлестнул совок однажды беспредел,
И всех законных гады взяли на прицел. –

так начинается программная песня Александра Звинцова «Пацаны». О «падении нравов» в криминальной среде говорит автор-исполнитель из Перми, старший земляк Сергея Наговицына Анатолий Полотно (род. 1954): «Дух коммерции проник и в этот мир. Я знал людей, которых убили за то, что они, отмотав немалые срока по зонам, на воле продолжали жить по понятиям. Серега Боец, Царствие ему небесное, вышел, пожил два года и погиб. Это был человек, готовый отдать братку последнюю рубаху. Когда Боец увидел, что старые понятия рушатся, общаковые деньги не доходят до кичи, в братве творится беспредел, он грудью стал против этого. За что и был убит, не органами, а своими же. Не по понятиям, а по законам реальной жизни» (Никитин Р. Легенды русского шансона, с. 38). Михаил Круг, как уже говорилось, дружил с ворами в законе, хранителями традиций уголовного мира России, восходящих к концу 30-х – 40-м годам прошлого века. Но и он признавал, что в целом наше криминальное сообщество уже не то, чем оно было прежде: «Я часто бываю в ностальгии по старому блатному, миру. Отсюда все эти реликтовые масти: маравихер, медвежатник; майданщик. Тогда „понятия" что-то значили. Современные бандиты не брезгуют ничем – широко действуют» (Там же. С. 131). Во многих песнях Круга мы встречаемся с бытовыми и социально-политическими реалиями еще довоенного периода советской истории:

А в тверском ГПУ молодой оперок
Шил дела с пролетарским размахом.
(«Не спалила, любила», альбом «Жиган-лимон» - 1994 г.).

Холодным, мокрым вечерком
Тебя под аркой увидал,
Когда по Лиговке с дружком
Я на пролётке проезжал.

(«Мадам», песня из одноименного альбома от 1998 г.)

Сам блатной жаргон, которым изобилуют песни тверского шансонье – это жаргон архаический, на котором изъяснялись урки в 20-30-е гг. (Круг специально изучал его по словарю НКВД).

Образ старого «законника» одного из тех, о ком с таким уважением отзывался автор «Владимирского централа» (см. приведенный выше отрывок из его интервью «Комсомольской правде») рисует Андрей Заря в песне «Дед» (альбом «Не спешите, пацаны» – 2003 г.).:

Одиннадцать побегов, десятки лагерей,
Отсиженных полвека, нет дома и детей.
Откинулся на волю, под семьдесят уже
Здоровье никакое - все отдано тюрьме

Припев:

Он все так же на корточках, а в зубах папиросочка,
И в глазах неподдельный блеск фору даст пацанам.
Позавидуешь памяти, не услышишь слов матерных,
Душ загубленных тоже нет - все почти за карман.

Идут к нему как к богу, он видит насквозь всех,
Подушка кислорода ему нужней, чем смех.
С ним так легко нормальным, а бесам тяжело
Конторой персональной снимается кино…

Что жизнь отмерила ему - он выбрал сам свою судьбу
Все как хотел, вот только не было свободы
Не убивал, за честь стоял и никогда не предавал
Никем не писаные строгие законы.

Весьма близка к этой песне по идейному содержанию, написанная почти десятью годами ранее песня А.Розенбаума [10] «Воры в законе» (альбом «Вялотекущая шизофрения», 1994 г.), где автор отводит королям старого блатного мира роль неких нравственных судей – не только для братвы, но и для всего российского общества, забывшего о чести, совести и «понятиях».

Полукруг, полумрак, полутрепетный рот

Итальянское тянет вино,
И сливается блеклая зелень банкнот
С ярким цветом сукна казино.
«Бабки» вместо берёз шелестят над страной,
Мерседесы да девки-огонь,
Но понятия здесь поросли трын-травой,
Нарушает закон шелупонь.

Мой товарищ прожил за хозяином жизнь,
Уважая своих сыскарей,
И его ранним утром патрон уложил
На проталину в старом дворе.
Но не тронули нас и не тронули их
В день, когда хоронили дружка.
А сегодня стреляют за пару «косых»,
Не сумев разделить два «куска».

А воры законные - люди очень милые,
Ну все мои знакомые (а многие - любимые)
Вспоминают молодость да ночами маются. –
Вера их ломается.

То, что было когда-то до боли родным,
То сегодня за грош продадут.
Осень рыжим хвостом заметает следы
Те, которые к храму ведут.
Плачут лики святых православных икон,
И евреи забыли Талмуд,
И играет мышцой у ларьков шелупонь,
И поют «петухи» про тюрьму.

А воры законные (да на страну их несколько) -
Люди очень скромные и на правду резкие,
А правда - вещь хорошая, да только позабытая,
Вдребезги разбитая.

У некоторых наших читателей, а именно тех, кто привык смотреть на тюрьму и лагерь глазами Варлама Шаламова, и принял как аксиому его тезис – «в блатном мире нет ничего человеческого», цитированные только что тексты вызвали, наверное, глубокое возмущение. Еще бы – уголовные авторитеты представлены тут эдакими рыцарями без страха и упрека, могущими служить образцом и примером не только для своих блатных братьев, но и для вполне порядочных законопослушных граждан. Надо признать, что это возмущение отчасти справедливо. В самом деле – может ли быть эталоном нравственности человек, открыто нарушающий одну из основных библейских заповедей – «не укради», гордящийся званием «вора» как почетным титулом. Но с другой стороны, можем ли мы с уверенностью утверждать, что все эти образы «правильных», «честных», «интеллигентных» воров от начала до конца придуманы, так сказать, «высосаны из пальца». Нельзя ведь не учитывать того обстоятельства, что цитированные нами авторы-исполнители достаточно близко знали среду, из которой брали темы и сюжеты для собственных песен, а некоторые из них сами в прошлом были частью этой среды (как Андрей Заря и Александр Звинцов). Если вы прочтете…, ну хотя бы главы из документального исследования Андрея Константинова «Бандитский Петербург», посвященные ворам старой формации и некоторым ныне живущим продолжателям их традиций («Горбатый», «Дедушка Хасан», «Саша Акула»), то, возможно, придете к выводу, что истина лежит где-то посередине, условно говоря, между Розенбаумом и Шаламовым. Впрочем, пишущий эти строки не берется решительно и категорично судить о том, чего по-настоящему не знает, ибо сам не может «похвастаться» сколько-нибудь близкими и продолжительными контактами с людьми находящимися «по ту сторону закона». Одно можно сказать с определенностью: русская блатная песня (в лучших своих образцах) отнюдь не фальшива и не бесчеловечна по своему содержанию. Многие представители этого жанра искренне стремятся донести до слушателей некую жизненную правду (пусть даже правду частичную, ту, которая «у каждого своя»). И они действительно находят отклик в сердцах немалого числа наших соотечественников, в том числе тех, кто никогда не сидел за решеткой и не преступал уголовный кодекс. Поклонники блатной песни часто говорят, что любят ее за душевность и искренность. По мнению нашего известного писателя-диссидента Андрея Синявского (1925-1997), этот музыкально-поэтический жанр является самым народным из всех существовавших в России XX века:

«Блатная песня. Национальная, на вздыбленной российской равнине ставшая блатной. То есть потерявшая, кажется, все координаты: чести, совести, семьи, религии... Но глубже других современных песен помнит она о себе, что она — русская…Посмотрите: тут есть всё. И наша исконная волком воющая грусть-тоска — вперемежку с диким весельем, с традиционным же русским разгулом... И наш природный максимализм в запросах и попытках достичь недостижимого. Бродяжничество. Страсть к переменам. Риск и жажда риска... Вечная судьба-доля, которую не объедешь. Жертва, искупление... Славен и велик народ, у которого злодеи поют такие песни» (из статьи «Отечество. Блатная песня», цит. по: Синявский А.Д. Литературный процесс в России. – М., 2003. – С. 256-257, 266; недавно эта работа Синявского, благодаря усилиям автора этих строк, стала доступна также в сети Интернет, см. http://www.shansonprofi.ru/archiv/notes/paper323/).

Синявский имел в виду, прежде всего, произведения блатного фольклора первой половины – середины прошлого столетия. Как уже говорилось, это один из жанров (но не единственный), оказавший существенное влияние на формирование музыкального направления, которое мы сейчас (не будем спорить, удачно или неудачно) называем русским шансоном. Впрочем, по мнению некоторых искусствоведов и самих же музыкантов, отечественный шансон имеет не только русские корни. Известный музыкальный критик Артемий Троицкий и один из участников легендарного трио «Братья Жемчужные» Алексей Дулькевич характеризуют этот жанр как «сплав русской, еврейской и цыганской музыкальных культур» (Никитин Р. Михаил Круг. Эхо живой струны, с.195; Он же. Легенды русского шансона, с.12). Родиной, или одной из родин, шансона, где он появился впервые в виде народной блатной песни и городского романса принято считать Одессу, самый полиэтнический, в каком-то смысле даже самый космополитический из крупных городов бывшей Российской империи и Советского Союза. Тем не менее, взаимодействие культур и субкультур, породившее этот музыкально-поэтический стиль, осуществлялось именно в рамках российского имперского пространства. Оно стало возможным благодаря наличию суперэтнической общности, ядром которой была и остается великорусская народность. Потому мы имеем полное основание называть данный жанр самобытным национальным явлением. Сегодня представители русского шансона более, чем какого либо другого течения в отечественной массовой культуре оказываются привержены национальным традициям и идеалам. Как можно видеть из приведенных выше текстов, далеко не все наши «блатные» певцы утратили «нравственные координаты, честь, совесть, семью и религию». Напротив, они подчас отстаивают эти ценности гораздо более рьяно, чем представители, условно говоря, «фраерских» направлений в музыкальном и других видах искусства.

Обычно те, кто пытается «рационально» объяснить популярность блатного жанра среди населения России, говорят, что у нас-де при Сталине «полстраны пересидело в лагерях». Мы не будем повторять здесь этих явно гиперболизированных, не соответствующих фактической истине утверждений [11]. Не будем мы утверждать и того, что все наше государство представляет собой гигантскую тюрьму или зону с соответствующими порядками и законами (хотя в отдельные моменты российской истории эта метафора была не так уж далека от реальности). Однако не вызывает сомнения тот факт, что влияние тюремной и блатной субкультуры на национальный менталитет в XX веке было огромным. Это приходится принять как данность. Кто-то категорически не приемлет, отказывается признавать «русскую душу» в ее «блатном» проявлении. Но гораздо больше в нашей стране тех, для кого, в силу их привычек, воспитания, вкусов, именно такая форма национального самовыражения представляется наиболее адекватной

Некоторые социологи и журналисты отмечали, что именно «хулиганские» черты, «пацанское, дворовое обаяние» (выражение Е.Трегубовой) [12] оказались для многих наших соотечественников особенно привлекательными в облике первого лидера России нового тысячелетия – Владимира Путина. Несомненно, знаковым является тот факт, что в 80-х годах Владимир Владимирович был любителем творчества Токарева и Шуфутинского, а сейчас является поклонником легендарной группы «Любэ», по стилю и духу весьма близкой к шансону, взявшей свое имя от знаменитых некогда хулиганов-люберов, «спасавших Москву от заграничной заразы», вышедшей на отечественную эстраду под лозунгом «Кто сказал, что мы плохо жили?».

Известный петербургский историк Олег Николаевич Кен (1960-2007) в своей статье от 2004 года «После революции – что?» отмечал «неукротимую тягу высших представителей (путинского) режима к уголовному жаргону - хранителю архаической простоты мира, где господствуют насилие и иерархия, и к мужественным прибауткам…, отражающим казарменный опыт сексуальной жизни» (Кен О.Н. После революции – что? / Октябрь 2004 г. Для предполагавшегося сборника «После Путина» (под ред. Дм. Травина). Неопубликовано – http://www.olegken.spb.ru/work/ch/Posle_revolyucii_chto.pdf). О.Н.Кен совершенно верно прослеживает связь между тяготением к блатной стилистике и консервативным («архаическим») мироощущением. Отмеченные им симптомы (стилистически-языкового характера) являются одним из признаков поворота нынешней российской власти от либеральных ценностей к традиционным. Неудивительно, что поворот этот не нравится Олегу Николаевичу. Как удалось убедиться автору настоящей статьи из общения с этим ученым мужем, он был ярым приверженцем идеалов либеральной демократии, относившимся к ним с поистине апостольской ревностью. Однако, к большому огорчению единомышленников покойного историка, среди жителей России есть (и не только из числа «недоразвитого быдла», но и вполне сознательных, мыслящих граждан) немало тех, у кого давно вызывает отвращение современный либерализм с его общеобязательной «толерантностью» и набившей оскомину политкорректностью, и кому по душе та самая «архаика» и «мужественность», которая присутствует и в речах наших сегодняшних лидеров, и в песнях таких любимых народом бардов и исполнителей, как Александр Розенбаум, Николай Расторгуев, Сергей Трофимов, Александр Новиков, Михаил Круг.

Наверное, кому-то из читателей показалось, что автор нарисовал слишком одностороннюю, одноцветную картину, нарочно подбирая цитаты из песен и интервью в соответствии с собственными идеологическими пристрастиями. Из всего вышесказанного может создаться впечатление, что все наши певцы в стиле шансон поголовно антизападники, патриоты-государственники и чуть ли не ревнители устоев православия. Неужели, – спросит кто-то, – среди них совсем нет людей, ориентированных на более-менее «современные» ценности, хотя бы умеренных демократов и либералов? Ведь именно либерализация нашей общественно-политической системы позволила этим авторам-исполнителям развернуться со своей «вольной песней, жить и творить, не боясь репрессий и цензурных барьеров.

Конечно же, идея свободы, в том числе свободы политической, гражданских прав личности, уже довольно прочна укоренившаяся в сознании граждан России, не чужда и русским шансонье:

Нету фактов, нет споличных.
Что же, мозги пудришь, ты?
Где же ПРАВО ЧЕЛОВЕКА?
Вот политика страны.

(А.Дюмин «Шпана», альбом «Волк» – 1999 г.)

Патриотизм и национальный консерватизм наших блатных певцов имеет, по большей части стихийный характер, далеко не у всех них он формулируется в виде четкой идеологической позиции (как православный монархизм у М.Круга). Одновременно многим из них присуще столь же стихийное вольнолюбие, которое тоже отнюдь не всегда находит выражение в либеральных политических формулах. Едва ли можно найти среди представителей рассматриваемого нами жанра тех, кто хотел бы вернуться во «вчерашний день» России – советско-коммунистическое прошлое. У С.Наговицына была ностальгия по благополучному и уютному быту «застоя», на который пришлось его детство, но не по коммунистической системе как таковой. По сути, этот певец русской братвы был человеком аполитичным:

А мне - что белое, что красное,
Да лишь бы только не бодяжное.

(«Выборы», альбом «Дори-дори» – 1995 - 1996 гг.)

Гарик (Георгий Эдуардович) Кричевский, уроженец города Львова, самый выдающийся представитель русского шансона на Украине, получивший даже звание заслуженного артиста этой республики прямо называет себя демократом:

«—Я человек очень далекий от политики, я путаюсь в ней. Для меня есть два лагеря: красные и белые. Причем я всю жизнь был белым, но в последнее время стал розоветь. Но буду я за белых в любом случае.

— А другие цвета не привлекают?

— А все другие цвета — это белые, потому что при красных есть только красные. Все остальное для меня — это белые, голубые, зеленые, розовые, радужные, — это для меня белые, это — демократия. Что делается в демократическом лагере — мне все равно, лишь бы была демократия. Несмотря на то, что и красные сегодня, на мой взгляд, стали другими. Я так наелся совка, что, при всей симпатии ко многим умным высказываниям с их стороны, я никогда не стану под их знамена» (Гарик Крический: «Я - за белых, голубых, радужных, но не за красных» //Столичные Новости, 29 января - 4 февраля 2002 — http://krichevsky.info/o-nem/press/18-ja-za-belykh-golubykh-no-ne-za-krasnykh.html).

Как мы видим, политические взгляды русско-украинского шансонье не отличаются особой глубиной или оригинальностью. Его гражданское кредо формулируется просто «совок – плохо, демократия – хорошо». И в песенном творчестве этого автора политике отведено очень небольшое место. Как таковая, она его действительно мало занимает; а интересует его, также как и Трофима, жизнь людей, сильных и слабых мира сего, великих и ничтожных, удачливых и обиженных судьбой. Персонажи песен львовского барда, как правило, родом из того самого пресловутого «совка», они ищут и с различным успехом находят свое место в новом капиталистическом мире, свободном и открытом, но зато диком и непредсказуемом. Это и внук старого большевика, ставший преуспевающим коммерсантом («Совковый бизнесмен»), и львовский жиган Петя-Цыганок, весело и с огоньком повествующий о своей «тяжелой блатной судьбе» («Левандовка»), и вчерашние школьники-двоечники с Подола Миша и Ваня, преуспевшие на ниве рэкета («Крыша»), и молодой русский капитан дальнего плавания, встретивший свою любовь в далеком Стамбуле («Капитан»), и незадачливый поэт, влюбленный в красивую замужнюю киевляночку («Киевлянка»), и биндюжник Соломон, живущий безбедно на Брайтон-Биче, но втайне тоскующий по родной Одессе («Соломон»), и обосновавшиеся в Берлине «сыновья колымских лагерей» - два грузина и еврей с сербом в придачу, приглашающие добропорядочных и наивных бюргеров сыграть в увлекательную азартную игру «Русское лото» (так и называется песня), и неунывающий пассажир с номером вместо имени, которого эшелон дальнего следования увозит «ни за границу, ни в Рим, ни в Ниццу", а… понятно куда («Мой номер 245»), и «юная, веселая, для любви готовая» представительница древнейшей профессии, случайная подруга лирического героя, бессовестно его обокравшая, но, тем не менее, оставившая в его душе приятное романтическое воспоминание («Фея»), и два нищих алкаша, с безнадежной тоской глазеющие на шикарных девиц, мечтая «заново родиться у банкира-папочки» («Организмы»), и представители постсоветской полукриминальной бизнес-элиты, которые «отрываются по полной программе» на бывшей номенклатурной даче («Номенклатурная дача»). За образами всех этих персонажей можно увидеть и образ автора, человека веселого и жизнелюбивого, легкомысленного и ироничного. Гарик Кричевский отнюдь не моралист и не злой сатирик. Его позиция существенно отличается от позиции Трофима, испытывающего печаль и тоску при виде хозяйничающей в стране «аристократии помойки», сочувствующего, прежде всего, простому русскому человеку, попавшему по воле бездарных «реформаторов» в водоворот социальной смуты и от мироощущения Сергея Наговицына, которому глубоко чужды всевозможные «банки и банкеты». Русскому шансонье из Львова, напротив, доставляет явное удовольствие изображать то с доброй, то с саркастической улыбкой быт и нравы новых хозяев жизни, тех, кто руководствуется девизом: «Красиво жить не запретишь!». Слушая песни Гарика, в которых фигурируют мафиозные авторитеты, крутые бизнесмены, олигархи, порой не понимаешь, чего больше в авторской позиции – юмора, сарказма, иронии или откровенного любования подобного рода персонажами («живут же люди!»). Судите сами:

На номенклатурной даче телевизоры «Хитачи»,
Деревянная обшивка и бильярдные столы.
Там нам баньку затопили, там мы пели, водку пили,
И носы мы воротили от зернистой от икры…
Говорил король чеченский, попивая кофе венский,
Что он держит все столицы всех республик СНГ,
А потом просил Анюту, предлагая ей валюту,
Чтоб она потанцевала в голом виде на столе.

Пил смирновку очень просто брокер из Днепропетровска,
Пил смирновку, точно воду, и конечно заболел.
А потом в горячке белой он рукою неумелой
Топором рубил на даче барельеф из голых тел.
(«Номенклатурная дача», альбом «Привокзальная» – 1995 г.)
Ваня носит цепь жгутом, крест пудовый,
Разбивает кулаком стол дубовый.
А у Миши могендувид с агатом,
Он по пьяни пристает к мусорятам…
А на стрелке да на них любо глянуть,
Начинают говорить - уши вянут.
Ваня долго размышлять не спроможен,
Проверяет да все больше по роже.

Теплый вечер на Подоле,
Пьет братва кубинский ром.
«Помогите! I'm sorry, поделитесь барышом,
Поделитесь барышом!».
( «Крыша», альбом «Улицы нашего города» – 1998 г.)

За деньги тоже нету снега в Куршевеле
И олигархи от безделья озверели.
Позвали девок, чтобы жизнь не опостыла,
Но тут французов страшно жаба задушила.
Они стучать умеют очень даже ловко
И вот в полицию пошла ориентировка.
Гуляли люди, пели песни им артисты,
А те спецназ прислали, как на террористов…
(«Куршевель», альбом «Календарная осень» – 2007 г.)

Можно сказать, что автор этих песен вполне лояльно относится к людям, преуспевшим в период дикого капитализма. Но есть ли у нас основания считать его последовательным либералом-западником, поборником «евроатлантического выбора» и т.п.? По-видимому, такие категории к данному артисту просто неприменимы. Послушаем его заявления накануне очередных украинских выборов:

«– Стартует новая избирательная кампания, если бы Вам предложили выступать в поддержку кого-либо, пойдете? – спрашивает у Гарика журналист Интернет издания For-Ua.

– Пойду на финансовых условиях, продамся только за деньги.

– А если взгляды этой политической силы будут диаметрально противоположны Вашим убеждениям?

– Есть только одна такая партия – коммунистов. Нам не по дороге. Но они ко мне и не обращаются. А к остальным я пойду, если у них есть деньги».

И еще одно важное дополнение к «гражданской позиции» автора «Киевлянки» и «Номера 245»: «Для меня будет хорош тот политик, который, не забывая интересы Украины, будет в теплых и дружеских отношениях с Россией. От этого напрямую зависит благосостояние нашей страны» (Гарик Кричевский: «Академики требовали от меня блатных песен» //for-ua.com, 28 сентября 2005 – http://krichevsky.info/o-nem/press/22-akademiki-trebovali-ot-menja-blatnykh.html).

Политическая ориентация Г.Кричевского, как мы видим, обусловлена вполне приземленными, в каком-то смысле даже «своекорыстными», мотивами. Почему ему нравится «демократия» и не нравится «совок». Да просто потому, что демократия означает для него свободу творчества и предпринимательской деятельности. При «совке» исполнитель с таким репертуаром и такой тематикой, конечно, не мог бы легально выпускать альбомы, давать концерты и зарабатывать этим деньги. Последнее для нашего героя тоже имеет немалое значение. Если Гарику Кричевскому и присущи какие-то пороки, то никак не лицемерие. Он не пытается выдать себя за бескорыстного служителя чистого искусства, не скрывая того, что ему отнюдь не безразличны доходы от собственного шоу-бизнеса. В интервью газете «Нова Каховка» артист характеризует себя следующим образом: «Я ленив, люблю женщин, деньги, способен к творчеству, ответственен в работе…Денег хотелось бы побольше, относительно женщин — не жалуюсь» (Откровения Гарика Кричевского – http://krichevsky.info/o-nem/press/21-otkrovenija-garika-krichevskogo.html). Признание певца в готовности «продаться за деньги» любой политической партии, кроме коммунистов многим может показаться циничным. Но с нашей точки зрение это заявление говорит, прежде всего о его элементарной честности и правдивости.. Георгий Эдуардович откровенно признается в том, в чем большинство других народных, заслуженных и прочих артистов признаться стесняются. Цинична же сама по себе современная демократия, «общество спектакля» отводящее людям искусства в том числе и такую вот роль. Любовь к деньгам, конечно же, не добродетель, но кто из нас скажет, что не хотел бы иметь их «побольше». А деньги, которые зарабатывает Гарик Кричевский вполне заслуженные, потому что человек он действительно талантливый, достойный представитель своего жанра. Гарик вполне вольготно чувствовал и чувствует себя в независимой демократической, кравчуковско-кучмовской, а затем «оранжевой», Украине. Но, думается, ему неплохо жилось бы и при «мягкой диктатуре», которую желал бы видеть в нашем Отечестве Вилли Токарев (и которую, по мнению некоторых, фактически установил давний поклонник этого «дедушки русского шансона» подполковник госбезопасности В. В. Путин).

Вполне закономерно и желание Г.Кричевским хороших отношений между Украиной и Россией. Ведь именно в России проживает значительная часть почитателей его таланта (а также прототипов для персонажей его песен). К певцу из Львова вполне приложима автохарактеристика А.Розенбаума – «русский человек еврейской национальности» (Александр Розенбаум: «Я желаю цензуры!»//Аргументы и факты. – 20.09.2002. – http://www.rozenbaum.ru/public/index.php?type=2&id=2&id2=19). Гарик, поющий, как и все жанровые певцы, на нашем «великом и могучем», никогда не встанет не только под красные знамена, но и под знамена украинских «коричневых», тех, кто желает окончательно рассорить два славянских народа и презрительно именует русскую речь «языком блатняка и попсы» (Премывко К. Церберы цензуры//Донецкий коммуникационный ресурс - http://dkr.com.ua/index.php?new=11865) [13].

Несмотря на декларируемое Г.Кричевским неприятие «совка», некоторым его лирическим героям иногда не чужда ностальгия по застойной эпохе, на которую пришлась их юность:

Споем застольные,
Еще застойные.
Друзья по свету мчатся
Им на чужбине сняться
Подруги школьные. –

поется в «Привокзальной» заглавной песне второго альбома Гарика, до сих пор являющейся (наряду с «Киевлянкой» и «Номером 245») одним из его главнейших хитов.

Я вспоминаю, как еще при Брежневе
С тобою просто так ходил в кино, –

мысленно обращается другой лирический герой Г.Кричевского, человек, явно больше потерявший, чем приобретший в результате рыночных реформ, к подруге своей юности, некогда милой советской девушке, превратившейся теперь в бездушную «гламурную» фотомодель, торгующую своими прелестями, рекламирующую американские «витамины» и прочие продукты индустрии «общества потребления»:

А я любил тебя когда-то,
Но ты была совсем другой.
А я б увез тебя куда-то,
Когда имел бы угол свой.

(«Витамины», альбом «Улицы нашего города»)

Когда заслуженный артист Украины (получивший это звание от премьера Виктора Януковича еще в президентство Кучмы) говорит о своей лояльности по отношению к «голубым», то имеет в виду вовсе не лиц с неадекватной сексуальной ориентацией, а сторонников Партии регионов, окрасившей свои знамена, подобно нашей «Единой России» в светло-синий цвет [14]. Что же касается половых извращенцев, то к ним Г.Кричевский чрез своих персонажей демонстрирует несколько иное отношение. В лучшем случае оно снисходительно-ироническое: «оказались те артисты голубыми в полный рост» («Номенклатурная дача»), «а ихние меньшинства сексуальные с трудом играют влюбчивых мужчин» (это насчет мексиканских сериалов из цитированной уже песни «Витамины»). В худшем же (с точки зрения просвещенного европейского либерала) варианте мы имеем дело с вполне традиционной для русского шансона, как и вообще для нашей культуры откровенной «гомофобией». Как например, в песне «Таксист» (альбом «Зима-лето» – 2002 г.). Ее герой – «привокзальный водила», повидавший на своем долгом шоферском веку много самых разных попутчиков, от «жиганов» до артистов с мировым именем, выражающий готовность за соответствующее вознаграждение «любую публику доставить к девочкам и на курорт». Однако из одного эпизода мы видим, что «толерантность» этого персонажа все же не безгранична:

А в июльские дни ездил даже на Ялту,
От жары раза два закипал,
Пассажиры мои – бизнесмены-прибалты,
Я их сам до конца не догнал.

Вроде как мужики, вроде им не пристало,
Жалко только, что поздно смекнул.
Целовались они, как влюбленная пара,
Я их высадил, деньги вернул.

Вот так. Просто и ясно. Даже денег не пожалел человек, только чтоб не видеть рядом с собой подобную мерзость. Слава Богу, поборники «либеральной терпимости» пока не слишком преуспели в идеологической обработке населения России и постсоветского мира. Не удалось им до конца убить в наших людях здоровое нравственное чувство, проявляющееся, в частности в элементарной брезгливости и отвращении по отношению к противоестественному пороку (пусть даже кто-то назовет такое проявление чисто физиологическим, «животным»). И за это мы должны быть благодарны не только матерям, отцам и дедам, воспитавшим нас в духе традиционной морали, но также и некоторым деятелям современной культуры и искусства. В частности, исполнителям шансона и близкой к нему музыки, которых многие наши соотечественники ценят за «настоящий мужской стиль», предпочитая их кумирам современной большой эстрады, в среде которых считается даже престижным быть если не «голубым», то, по крайней мере, чуть-чуть «голубоватым». Мы, однако, не намерены здесь долго и нудно обличать отечественную поп-культуру. Сейчас этим не занимается только ленивый. Все, что можно было сказать содержательного по данному поводу, уже сказали Александр Новиков и его давний друг лидер группы ДДТ Юрий Шевчук. С подачи последнего у нас стало модным ругать «попсу» за пошлость и бездуховность и превозносить при этом рок за его гражданственность и глубокое идейное содержание. В действительности, конечно, далеко не все тексты русских рок-музыкантов обладают указанными достоинствами, и, напротив, среди произведений эстрадной музыки попадаются иногда вполне достойные талантливые вещи.

И в западной, и, отчасти, в русской интеллектуальных элитах распространено благожелательное, подчас даже неумеренно восторженное отношение к порожденным рок-музыкой молодежным субкультурам: хиппи, панкам, металлистам и прочим неформальным движениям. Неформалов принято характеризовать как «мыслящих» и «ищущих» молодых людей, которые протестуют против несправедливости, фальши и лицемерия «взрослого» мира. Гораздо менее лестных эпитетов просвещенно-либеральная часть общества удостаивает так называемых «гопников» и прочее «быдло». Именно из этих категорий людей, по убеждению многих «продвинутых» товарищей, состоит аудитория певцов в стиле русский шансон, а, по мнению некоторых (видимо, наиболее «продвинутых»), – весь народ России за исключением немногих избранных. Допустим, что в таком воззрении присутствует доля истины (хотя в действительности на концертах исполнителей шансона, в том числе откровенно «блатных» певцов, можно встретить, помимо «конкретных братков», немало интеллигентной публики [15]). Но разве нет горькой правды и в строчках Александра Дюмина, который обращается от имени этого самого «быдла» к представителям «элиты»:

А начнётся война, поползут вражьи танки,
Кровь польётся рекою ваших жён, матерей –
Вы пошлёте меня защищать эту землю,
Вы пошлёте меня, а не ваших детей.

(А.Дюмин «Журавли», альбом «Конвой» – 1998 г.)

Разве не имеет в нашей жизни реальных прототипов персонаж песни Сергея Любавина «Волчонок» - «беспризорник и рвань по прозванью Серега», ставший героем на чеченской войне? В субкультуре, связанной с русским шансоном есть свои духовные ценности и нравственные идеалы, заслуживающие не меньшего уважения, чем идеалы тех же рокеров. Лучшие песни жанра русский шансон, несомненно, несут в себе положительный нравственный заряд. В них сурово осуждаются трусость, лживость, подлость, предательство; напротив, утверждаются в качестве положительных идеалов стойкость, мужество, верность данному слову, преданность собственным близким, любимым, товарищам («корешам», «братве»), приверженность неким морально-этическим нормам, пусть даже они усвоены некоторыми героями жанра в специфической форме «воровских понятий». Но не только воровская романтика присутствует в современных блатных песнях, отражена в них и суровая действительность постсоветской России, пережившей в последнее десятилетие прошлого века «великую криминальную революцию»:

Тут коммерсанты с бабками, там депутаты с корками,
Бандиты все с волынами, и где-то среди них
Зашуганный, похеренный, живёт народ потерянный,
И средь него Серёга – чужой среди своих...

Так звучит припев песни Владимира Козырева (более известного под псевдонимом Крестовый Туз) «Серега-ликвидатор», в которой повествуется о судьбе старшего лейтенанта Службы безопасности Сергея Федотова, уволенного по прихоти начальства раньше срока в запас и не смогшего найти себе место в «мирной» российской жизни, пока ему не предложили «работу по специальности» – ремесло киллера.

Нам скажут: да, вы правы, но лишь отчасти. Действительно в русском шансоне есть хорошие, правдивые, жизненные песни, но отнюдь не они определяют общий дух и стилистику жанра. Содержание большинства «шансонных» песен до крайности убого и примитивно. Причем, хуже всего то, что песни эти создают ложное представление о каком-то идеальном, справедливом, благородном блатном мире, который в действительности не существует и никогда не существовал. Прочтите еще раз внимательно «Очерки преступного мира» и «Колымские рассказы» Шаламова, «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына, - вновь повторяют нам «идейные» противники блатного шансона, – и вы увидите, каким жестоким и бесчеловечным был уголовный мир советской эпохи, который романтизируют современные эпигоны раннего Высоцкого и Аркадия Северного.

Казалось бы, трудно что-то противопоставить подобной аргументации. Но попробуем пойти методом «от противного». Согласимся (условно) с нашими уважаемыми оппонентами и призовем их продолжить логику собственных рассуждений, то есть быть до конца честными и последовательными. Начнем с вопроса о хороших и плохих песнях. Скажите, в каком жанре современной музыки первых больше, чем последних? В роке, в «попсе», в рэпе, в хип-хопе?... Положение дел в русском шансоне есть лишь частный случай, подтверждающий общее правило. Автор этой статьи вовсе не настаивает на том, что все цитируемые и упоминаемые им авторы-исполнители являются выдающимися музыкантами и поэтами (хотя бы в рамках своего жанра). Время покажет, чье творчество представляет по-настоящему значительное явление. Не высказывая от собственного имени категоричных оценок, мы здесь считаем уместным привести суждение Александра Розенбаума о Михаиле Круге в интервью изданию МК-Бульвар: «Круга нельзя отнести к выдающимся поэтам и композиторам современности. Но тем, кто скажет про его творчество: “Подумаешь, три блатных аккорда”, я вот что замечу. Перестаньте, граждане. Наберитесь мужества и признайте, что его песни популярны у огромного количества людей. А люди - не быдло. У них есть голова, и душа, и сердце. Он нравился и профессорам консерватории, и водителям такси, и учителям, и журналистам... И для меня, например, это гораздо ценнее, чем мнение снобов, чем “великие” произведения “выдающихся” поэтов и композиторов, которых никто не слушает и не читает. Beatles – те же три блатных аккорда. Булат Шалвович Окуджава утверждал, что он не композитор, он мелодекламирует свои произведения. Галич вообще был плохо знаком с музыкой... Песня Круга “Владимирский централ” уже стала классикой жанра. А если ты написал хотя бы одну песню, которая не умрет, то это уже большой успех и огромная победа». («МК-бульвар», №271, 12.08.02 – http://pro-mixaila-kruga5.front.ru/statii4.html). Мы полагаем (опять же, не претендуя на непогрешимость), что не только «Владимирский централ», но и многие другие песни Круга, а также таких авторов, как М.Танич, А.Новиков, И.Кучин, Г.Кричевский, С.Трофимов, С.Наговицын и ряда других корифеев русского шансона, не будут забыты при жизни ближайших поколений и войдут в золотой фонд жанра, наряду с «Муркой», «Таганкой», балладами Высоцкого и прочей признанной классикой.

Теперь по поводу иллюзий и ложных идеалов. Скажите, разве не вся человеческая культура и великое искусство построены на мифах, идеалах и образах, имеющих к нашей конкретной земной реальности лишь опосредованное отношение (как идеи Платона к предметам вещественного мира)? Существовала ли когда-либо в реальности та идеальная «Святая Русь», образ которой столь дорог многим другим нашим православным патриотам? Человек, изучавший русскую историю не по публицистическим книгам славянофильского толка, а по серьезным научным трудам и подлинным источникам вряд ли решится дать на этот вопрос однозначно утвердительный ответ [16]. Есть ли на Западе, в России или где-нибудь еще «настоящая» демократия (в смысле – власть народа), о неизбежном торжестве которой в общепланетарном масштабе так любят разглагольствовать отечественные и зарубежные либералы и прочие духовные наследники Просвещения XVIII века? Ответ глубоко и серьезно мыслящего человека на этот вопрос будет, опять же, скорее отрицательным, чем положительным. Точно так же нигде и никогда до конца нашей земной истории не будет «справедливого общества» без войн, вражды, насилия и неравенства, о котором грезят всякого рода левые радикалы и революционеры, в том числе, революционеры от рок-музыки. Сколько нам говорили и говорят об опасности и вреде «утопического сознания», опираясь, прежде всего, на примеры из нашего же недавнего прошлого! Но ведь не только себя имел в виду Александр Сергеевич Пушкин, когда написал в стихотворении «Герой»: «Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман».

Подобно социально-политическим утопиям, уголовная романтика, которую столь много изобличали наши публицисты и писатели-моралисты советского и антисоветского, либерального и патриотического толков, представляет собой явление общечеловеческое. Идеализированное изображение преступного мира и его «героев» мы встречаем в художественной литературе, песенном творчестве и прочем фольклоре самых разных народов и эпох. Вспомним для начала английские народные баллады о Робин Гуде, знакомые нам с детства в переводах Маршака. И в Англии нового времени вплоть до XX века существовал восходящий к средневековью жанр murder ballad - песни с лихим сюжетом и с обязательным убийством в конце. Альбом таких баллад (как настоящих, народных, так и стилизаций) в свое время записал Ник Кейв. Тюремная лирика и уголовный фольклор присутствовали в репертуаре американских блюзменов – Ледбелли, Мадди Уотерса, Роберта Джонсона, Хаулина Вулфа, Джея Кейла, а также певца в стиле кантри Джонни Кэша. Есть в Америке и настоящий «жесткий блатняк» - гангстер-рэп. Во французской культуре тоже существует тюремная песенная традиция. «Блатные» мотивы использовались, например, Джо Дассеном в песне "Comme la lune", написанной не без влияния американского блюза. Из современных французских групп к этой традиции обращались Mano Negra, Tryom Rue de la Muette. Тюремные песни есть и в православной Греции, о чем автору настоящей статьи поведал священник Константинопольской патриархии Виссарион Комзиас, изучавший русский язык в Санкт-Петербургской Духовной Академии (на него, кстати, произвела очень сильное впечатление знаменитая песня Ивана Кучина «Человек в телогрейке»). И у нас разбойничьи и каторжанские песни появились впервые отнюдь не в XX веке. Разве не прав был Круг, когда отмечал, что народ нашей святой православной Руси «всегда любил песни о Стеньке Разине за их удальство и лихость». Кем были изначально казаки, внесшие впоследствии столь существенный вклад в расширение и укрепление русской державы? Разве не разбойниками и грабителями? Также хорошо известен вклад, который внесли в создание могущества Британии – владычицы морей морские разбойники-пираты, многие из которых перешли на королевскую службу и получили за подвиги против неприятельских испанских судов, чины титулы и ордена. Почти все великие державы в древнюю, средневековую и новую эпоху стремились поставить себе на службу энергию и бесшабашную удаль «лихих людей», направить ее «из разрушительного русла в созидательное». Попытка некоторых деятелей нашей президентской администрации сколотить из хулиганов и футбольных фанатов молодежное движение в поддержку Путина («Наши») – не самая удачная в этом роде, но не первая и, думаем, не последняя.

С другой стороны, конечно, у каждого времени и у каждой страны свои герои. В наше время криминальный жанр нигде так не популярен, как в России, и нигде, наверное, уголовная субкультура не оказала такого огромного влияния на менталитет и мировоззрение населения в целом. Дело здесь не только в необычайном подъеме преступности в период перехода от тоталитарного коммунизма к рынку и демократии или в наследии эпохи ГУЛАГА. Романтизация воров, разбойников, пиратов и прочих «вольных людей», равно как и сочувствие разного рода маргиналам – обиженным судьбой, лишенным свободы, обездоленным (пусть даже ставшим таковыми не без собственной вины) это скорее атрибут архаических культур, чем современного «цивилизованного» общества. Приведенные выше примеры иностранных аналогов русского блатного жанра не противоречат данному тезису. Мироощущение простых американцев (говорим, прежде всего, об американской глубинке, «одноэтажной Америке», как ее называли Ильф и Петров, о которой, между прочим. очень тепло отзывался Вилли Токарев [17]) или тех же греков, безусловно более архаично и патриархально, чем сознание жителей Старой Европы – стран, составляющих ядро нынешнего европейского сообщества. Там проявления этого рода, если и встречаются, то скорее как рудименты культуры прошлого. Священник Геннадий Ульяничев не случайно относит Круга к категории тех «личностей из народа», которых стремилась подавить европейская культурная элита со времен Английской революции и Просвещения. В той же Англии в 2005 году с герба Ноттингема решением городского совета убрали фигуру Робин Гуда. Местные власти и общественность мотивировали данное решение тем, что-де нехорошо иметь в качестве символа города человека нарушавшего закон (по исторической иронии, одним из немногих, кто выступал против изменения городской символики был действующий ноттингемский шериф Д. Крессвелл, чей давний предшественник столь долго и безуспешно боролся со славным королем разбойников (Юрьева Д. Прощай, Робин Гуд!//Российская газета. – № 3783 – 31.05.2005 – http://www.rg.ru/2005/05/31/robin-gud.html)). Нашему русскому уму просто непостижимо как можно дойти до такой жизни, в смысле – до такого непробиваемого занудства и филистёрского морализма.

Несомненно, популярность у нас шансона вообще и блатной музыки в частности, говорит о том, что мы – страна не вполне «европейская» и «цивилизованная» («Ты, Рассея моя... Рас... сея... Азиатская сторона» – писал Сергей Есенин, чье имя здесь уже не раз было упомянуто). Но может быть это, в каком-то смысле, и к лучшему. Не имея добродетелей современной цивилизации (которые идеологи коммунизма весьма точно именовали «мещанскими») наш народ, смеем думать, несколько менее, чем народы Запада подвержен ее порокам. Пусть это сравнение уже стало банальностью, но сегодняшний Запад с его внешним блеском, гедонизмом и моральной распущенностью действительно весьма напоминает Рим времен упадка. Рим, который был побежден варварами - народами, более отсталыми в материальном и культурном отношении, но более нравственно здоровыми и сильными духом («духовность» и «культура» отнюдь не всегда тождественны). Устоит ли современный «цивилизованный мир» перед натиском новых «варваров» – мусульман, африканцев, азиатов, которые лучше, чем потомки крестоносцев и конкистадоров, сохранили верность обычаям отцов, собственным духовным и нравственным устоям? Вопрос пока остается открытым. Однако есть признаки, говорящие о том, что Россия имеет больше шансов выстоять в пресловутом «цивилизационном конфликте», чем просвещенная и одновременно развращенная Европа (об Америке сейчас не говорим – с ней не все так однозначно). В числе этих признаков некоторые черты, присущие творчеству и морально-психологическому облику деятелей российской народной, «низовой» культуры, в частности ее музыкального направления, которое в последние два десятилетия было раскручено под популярным брэндом «русский шансон». Разумеется, шансон к настоящему времени изрядно коммерциализировался и «опопсел», что было, в принципе, неизбежно в нашу рыночную эпоху. Тем не менее, этот музыкальный жанр из всех ныне существующих на нашей родине остается самым национальным по своим корням, он наиболее адекватно отражает мироощущение и менталитет русского человека периода смуты и безвременья человека, над которым как будто висит проклятие восточного мудреца, гласящее: «Чтоб тебе жить в эпоху перемен!». Как мы постарались показать, те «понятия», которым наши народные поэты и барды призывают следовать своих соотечественников, оказавшихся во власти «беспредела» (не в одном только криминальном, а в гораздо более широком смысле этого слова), во многом близки традиционным духовным началам и устоям, на которых стояла русская земля c самых первых веков своего исторического бытия.

С художественной и эстетической точки зрения русский шансон – это, конечно, не лучшее из того, что внесла наша страна в мировую культурную сокровищницу. Большая часть произведений, созданных в рамках этого музыкального направления, относится к области, именуемой обычно «субкультурой». Но всякий культуролог и историк знают, что изучение субкультур нередко может рассказать нам больше о том или ином народе, этнической или социальной группе в определенную эпоху, чем обращение к высоким образцам художественного творчества, которые являются по преимуществу достоянием элит.

Как уже говорилось выше, автор понимает, что высказанные им позиции во многом спорны и субъективны, поскольку являются плодом не одних только беспристрастных размышлений и умозаключений, но также его личных вкусов и симпатий. Нетрудно предвидеть резко негативную реакцию на данную статью со стороны различных категорий читателей. Во-первых, сторонников либеральной демократии (их идейные установки прямо противоположны тем, которые заявлены нами и некоторыми персонажами нашей статьи), во-вторых, некоторых из наших единомышленников – патриотов-государственников (они, возможно, сочтут, что мы оказываем им медвежью услугу, привлекая таких сомнительных союзников, как певцы уголовного жанра), в-третьих, многих людей старшего поколения, верных традициям классической русской и советской культуры (неприятие ими шансона и, особенно, его блатного направления вполне объяснимо, к их позиции, пожалуй, следует отнестись с определенным уважением), в-четвертых, ярых ревнителей чистоты русского национального духа и крови (они «напомнят» нам об одесских и еврейских корнях шансона, об этимологии многих слов воровского жаргона [18], часто встречающихся в жанровых песнях, о национальном происхождении Михаила Шуфутинского, Любови Успенской, Михаила Танича и ряда других упомянутых и неупомянутых нами мэтров жанра), в-пятых, почитателей творчества А.И.Солженицына и В.Т.Шаламова (отношение этих классиков лагерной прозы к блатному миру и его культуре хорошо известно, о чем уже говорилось выше), в-шестых… ну невозможно перечислить всех наших вероятных противников и оппонентов.

Что ж, в данном случае остается лишь вспомнить знаменитый лозунг Мао: «Пусть расцветают сто цветов!». Мы не только не возражаем против дискуссии по поводу нашей статьи, а наоборот, приглашаем к этой дискуссии читателей. Конечно, в споре истина рождается не всегда и не у всех, но мудрый человек способен посреди крайних мнений найти золотую середину, которой и следует держаться.

Если кто-нибудь захочет продолжить наше небольшое исследование, например, привести другие интересные высказывания русских музыкантов и авторов-исполнителей, преимущественно, так называемых «неформатных» направлений, по социально-политическим проблемам современности, мы будем такому читателю также очень благодарны.

________________________________________________

10. Розенбаум неоднократно категорически возражал против причисления его к шансону, более того, ему решительно не нравится этот французский термин, прилагаемый к русским песням. Мы не будем здесь спорить с уважаемым Александром Яковлевичем, который давно уже вышел за рамки жанра и приобрел официальный статус и на большой эстраде, и в российской политике (народный артист, депутат Госдумы от «Единой России»). Отметим только, что несмотря на указанные обстоятельства, творчество этого автора-исполнителя до сих пор представлено в полном объеме лишь на радиостанциях «шансонного» профиля; для станций же, ориентированных на эстрадную музыку многие его вещи (как из раннего, «одесского», так и из позднейшего периода) были и остаются «неформатными». Также несомненно то огромное влияние, которое оказал Александр Розенбаум и на Новикова и на Круга, и на Звинцова и на многих других жанровых исполнителей.

11. Объективная статистика численности жертв сталинского террора и заключенных ГУЛАГа на основе архивных материалов дана в работах историка В.Н. Земскова, некоторые из которых опубликованы в Интернете. См. напр. Земсков В.Н. ГУЛАГ//Социологические исследования. 1991, N.6 С.10-27; 1991, N.7. С.3-16 (интернет-версия на сайте «Сталин: время, люди, империя» – http://stalinism.ru/repressii/gulag.html). В популярной форме результаты исследований Земскова изложены в публицистической брошюре И.В.Пыхалова «Время Сталина: факты против мифов» (СПб, 2001), некоторые отрывки из которой опубликованы на том же интернет-ресурсе (см. напр. Пыхалов И.В. «Каковы масштабы "сталинских репрессий"» – http://stalinism.ru/repressii/kakovyi-masshtabyi-stalinskih-repressiy.html). Приведем лишь некоторые цифры. «За все время правления Сталина количество заключенных, одновременно находящихся в местах лишения свободы, никогда не превышало 2 миллионов 760 тысяч (естественно, не считая германских, японских и прочих военнопленных). Таким образом, ни о каких "десятках миллионов узников ГУЛАГа" не может быть и речи… В январе 1950 года численность заключенных в СССР составляла 2.760.095 человек - максимальный показатель за все время правления Сталина. Население СССР на этот момент насчитывало 178 миллионов 547 тысяч. Получаем 1546 заключенных на 100 тысяч населения» (Пыхалов И.В. Время Сталина: факты против мифов. – СПб., 2001. – С.16). Общее число заключенных, побывавших в ГУЛАГе за все время его существования, согласно архивным данным составило около 9, 5 млн. человек (Там же. С.17).

12. Журналистка «кремлевского пула» в таких словах передавала своим друзьям впечатления от встречи с В.В.Путиным (тогда директором ФСБ) в декабре 1998 года: «Как ни странно, он не одноклеточный. Кажется, вполне среднего, советского, образования и заурядного интеллекта. Но гибкий. А временами с каким-то пацанским, дворовым (если не сказать подзаборным) обаянием...» (Трегубова Е. Байки кремлевского диггера. – М., 2003. – С.167). Много лет спустя это выражение – «пацанское обаяние Путина» – было подхвачено известной ведущей радиостанции «Эхо Москвы» (а также певицей бардовского жанра) Нателлой Болтянской. Но авторство принадлежит именно Леночке Трегубовой.

13. Когда Виктор Ющенко во время оранжевой революции заявил что-де «украинцы не должны строиться в шеренги и петь "Мурку"» (будем, мол, подальше от этой бандитской России), автор этих строк выдал такой комментарий: «Не любите "Мурку" - тогда отдавайте нам Одессу!» Это ведь и впрямь несправедливо: Ростов-папу разлучили с Одессой-мамой. Папа у нас остался, а мама бедная - за кордоном.

14. Из книги-очерка Алексея Лишенкова о прошлом и настоящем знаменитой петербургской тюрьмы «Кресты»: «Это было в 1995 году во время выборов в Государственную думу. Один из кандидатов блока "Наш дом — Россия" выдвигался в избирательном округе, в который входили "Кресты". Как известно, большинство обитателей этой тюрьмы еще не осуждены, а потому по закону имеют все гражданские права, в том числе право избирать и быть избранными. Так вот, говорят, что кандидат, приложивший изрядные усилия" чтобы заполучить эти голоса, с треском провалился по причине незнания "понятий". Эмблемой блока "Наш дом — Россия" был петух... Увидев листовки с эдакой символикой, ни один уважающий себя арестант за подобный блок, понятное дело, не проголосовал...»! (Лишенков А. Кресты. – СПб., 2002. – С. 126).

Что означает слово «петух» на тюремно-лагерном жаргоне, наверное, пояснять никому не надо. Наша новая партия власти также избрала себе символ из числа представителей фауны, и гораздо более удачно. Всем понятно, что «русский медведь» - это круто. Однако, выбирая цвет партийного флага, единороссовские политтехнологи явно что-то недодумали. Этим однажды воспользовались их политические противники – коммунисты, которые в 2007 г. провели избирательную кампанию в Красноярском крае под лозунгом: «Лучше красный, чем голубой», и добились существенного успеха, в том числе у молодежи.

15. Евгений Евтушенко давно уже заметил в одном из своих стихотворений, что «интеллигенция поет блатные песни». В актуальности этих слов поэта-шестидесятника можно вы можете убедиться хотя бы если посмотрите или послушаете телерадиопрограмму Эдуарда Успенского и Элеоноры Филиной «В нашу гавань заходили корабли». Интересно и такое свидетельство Г.Кричевского, относящееся к совсем недавним временам: «Мне запомнился концерт в Москве в концертном зале Академии Наук. Было забавно – почтенные академики, которых я видел по телевизору, требовали от меня исполнять только блатные песни. Я специально подготовил для них нежную лирическую программу, а пел блатные» (Гарик Кричевский: «Академики требовали от меня блатных песен» //for-ua.com, 28 сентября 2005 –http://krichevsky.info/o-nem/press/22-akademiki-trebovali-ot-menja-blatnykh.html). Существует, конечно, определенная часть интеллигенции, которая принципиально отвергает блатной жанр и блатную стилистику в любых ее проявлениях, но эти люди не составляют абсолютного большинства в нашем образованном сословии.А

16. Мы не оспариваем того, что Святая Русь жила и живет в ее святых подвижников и героев, что она существует как идеал в сердце православных русских людей. Мы здесь говорим лишь о том, что реальная жизнь российского государства и народа в целом была, как правило, от этого идеала очень далека.

17. «Бездуховные, во власти доллара, американцы? — переспрашивает Вилли Токарев. — Нет, не только доллар ими владеет. Они безумно любят свою родину. Патриоты великие. Помню, отдыхал после концерта в ночном клубе. Охрана — двое полицейских — стопроцентные американцы, один итальянского, другой — ирландского происхождения. Разговор, слово за слово... Разгоряченный ирландец и говорит: "Служа в полиции, я жизнь готов отдать за Америку, а если кто-то обидит ирландца, все мы — ирландцы — соберемся и пойдем разбираться".

Вообще, о США нужно судить не по Нью-Йорку или Чикаго, а по глубинке, по "одноэтажной Америке", как говорили еще Ильф и Петров. А никогда не отдыхающий мотор Нью-Йорка, этот агрегат может, засосав, покалечить кого угодно — да того же провинциального американца, добротой своей и отзывчивостью чем-то похожего на русского, кстати» (Никитин Р. Легенды русского шансона, с. 182-183). Эти слова классика русского шансона, для которого Америка на долгие годы стала второй родиной, могут служить существенным дополнением и поправкой к приведенным выше резким суждениям М.Круга.

18. Для интересующихся: еврейское происхождение (из языка «идиш») имеют многие слова уголовного жаргона, некоторые из которых вошли ныне в жаргон общеупотребительный. Так, например, слово «пацан» образовано от еврейского сова «поц», означающего мужской половой орган. Из идиша заимствованы такие слова, как «фраер», «ксива», «хаза», «мусор» (применительно к милиционеру) и многие другие. Слова эти вошли в язык преступного мира, благодаря одесским группировкам, которые были очень сильны в первой половине XX века. Понятно, почему ревнители нравственных и культурных устоев недовольны широким проникновением криминального сленга в общепринятую разговорную речь. Гораздо менее оправдана позиция наших ультранационалистов, утверждающих, что блатной жаргон плох именно тем, что он «еврейский». В действительности жаргон этот давно уже стал русским, поскольку был воспринят русской уголовной средой и затем более широкими слоями русского же населения. Как известно, всякий богатый язык богат, в числе прочего, и заимствованиями. В русском словаре огромное количество грецизмов, латинизмов, тюркизмов, галлицизмов, наконец, американизмов. Поэтому не следует слишком негодовать по поводу того факта, что мы заимствовали нечто и из лексики «избранного народа».