КИСЛОРОДНОЕ ГОЛОДАНИЕ

Знаете, Менделеева я не люблю. Хотя и работал в Питере рядом с его башней. В бывшей палате мер и весов. Почему, спросите вы, ведь его чемоданы на весь город славились? Так-то оно так, но – водка. Но – химия! Судя по всему, и Дзержинский был не слишком хорошим человеком. Может быть – даже очень плохим. Во всяком случае, все города, названные в его честь, несут на себе печать смерти.

Так, рядом с моим Донецком хиреет под сенью труб фенольного завода Дзержинск, в котором смертность самая высокая на Украине. Недалеко, на Днепре – на священном Славутиче! – Днепродзержинск: химкомбинат, два коксохима плюс ДнепроАзот. Отравленный город на умирающей реке угасающей страны. Но лидирует среди выморочных городов Дзержинск на Оке. Бывшая химическая столица СССР. Мужчины которого в среднем живут чуть более 50 лет. Если не меньше…

Его заводы (их строили в начале 30-х годов с помощью немецких товарищей) когда-то давали до 80% взрывчатых веществ и прочей боевой химии в СССР! Это отсюда пошли хорошо известные в стране советов выражения: «химики», «сослать на химию», «химичить»: на самых опасных и вредных производствах, там, где даже в той радостной стране не хватало добровольцев, использовали труд осужденных. Нам, бывшим советским людям, это кажется вполне естественным. А кто же еще должен работать в урановых, скажем, шахтах? Эта «химия», широко простершая руки в дела человеческие, лишний раз подтверждает рабовладельческую природу советского строя. На коксохимах Донбасса, к примеру, контингент зэков составлял до четверти работающих.

Голодающая страна Советов (а в селе моего деда в те страшные годы умер от голода чуть ли не каждый четвертый) более всего, оказывается, нуждалась в зарине и зомане, иприте и люизите, фосгене и синильной кислоте, их смесях и модификациях. Видимо, иначе социализм не построишь. Поэтому ОВ в промышленных масштабах здесь выпускали вплоть до начала 90-х годов.

Поразительно! Союз уже дышал на ладан, гнил и распадался – но по инерции производил не только тысячи танков, ракет и прочей совершенно бесполезной, однако очень опасной дряни, но и тысячи тонн боевых отравляющих веществ. Зачем?! Заводы должны работать. И они работали, пока всполошившийся Запад не дал денег на их закрытие и утилизацию «продукции». А ведь город стоит на Оке, прекраснейшей русской реке (Йоки по-фински и есть река), всего в двадцати пяти километрах от Нижнего Новгорода и Волги…

Уже к 1941 г. заводы наработали тысячи тонн ОВ и страшно представить, что было бы, разбомби немцы их хранилища! В июне 1943 г. – после двух лет войны, больших боевых потерь и отправки лучших эскадрилий на Запад, где англичане и американцы высадились в Италии, – лихие немецкие летчики, не зная видимо, что превосходство в воздухе уже перешло к летчикам советским, дали нам жару. Они в пух и прах разнесли саратовский авиазавод, крепко досталось и горьковскому автозаводу, и Сормово, и рыбинским, и ярославским предприятиям – всем, расположенным по огромной волжской дуге, огибающей Москву с востока и севера. Перед большим летним наступлением немецкое командование решило нанести удар по советской военной промышленности и никто этому не смог помешать. Между прочим, от Орла, откуда летели немцы, до Саратова более 900 км!

Бомбили и Дзержинск, но как-то вскользь, мимоходом, ненастойчиво, так что обошлось. Думаю, немцы прекрасно понимали, чего они там понастроили и что может произойти. Они-то понимали, а вот мы… Мы и без немцев обошлись, своими, так сказать, силами. В подземные пласты – прямо под городом! – закачали сотни тысяч, если не миллионы тонн ядовитых отходов. Мало того, рядом с городом дымит гигантская, невообразимая свалка отнюдь не бытовых отходов, от чудовищной вони которой в проходящих мимо поездах закрывают окна.

И в довершение всего – совершенно уж невероятное, адски-инфернальное, но сверкающее ангельской чистотой чисто русское зрелище: среди больных березок средней полосы вдруг – ослепительно-белые дюны, крахмально-сухо похрустывающие под ногами. За которыми простирается так называемое дзержинское «Белое море» с прозрачной мертвой водой. В ирреальном рукотворном море (голова в этом деле явно не принимала участия) площадью 54 гектара и глубиной до 10 метров скопилось два миллиона кубометров щелочных отходов! Обычная русская реальность, обычный заводской шламонакопитель. Вот где надо было снимать «Сталкера»! Но на Урале и пострашнее есть…

Разумеется, этот отравленный город и есть Мекка российской хроматографии, тончайшего способа химического анализа. В 2005 году Макеевский металлургический комбинат закупил там хроматографы для своего кислородного цеха, ну а на меня легла задача освоить их, наладить и ввести в эксплуатацию.

В наше время ни один приличный металлургический завод не может обойтись без кислородного цеха. Кислородное дутье применяют и в доменном производстве, и в бессемеровских конвертерах, из этого цеха снабжаются и городские машины скорой помощи, не говоря уже о том, что попутно получают и другие полезные газы – жидкий азот там, или же аргон, криптон, ксенон – и даже гелий. Дело это тонкое, интересное, а с недавних пор еще и экономически выгодное. Хороший газ стоит хороших денег!

Но хороший газ это чистый газ. Череда девяток здесь должна быть куда длиннее, чем в пробе золота. Примесей порой должно быть не более одной миллионной части, а такую точность измерения – с необходимой в столь опасном деле, как производство кислорода, скоростью – способны обеспечить лишь хроматографы. Они позволяют провести даже анализ аромата кофе, но тут уже нужен классный химик! Водку анализировать куда проще: надо главным образом следить за маленьким метаноловым пиком-«наездником» на большом этаноловом пике. Впрочем, в России часто бывает и наоборот, такая водка называется «паленой» и от нее слепнут и умирают…

Увы, в отличие от иных металлургических процессов производство кислорода и благородных газов внешними красотами не блещет. Ни тебе льющегося огненным медом расплавленного металла, тяжко роняющего сверкающие капли; ни летящего по рольгангам раскаленного проката, сыплющего искрами и окалиной; ни тяжелого лязганья гильотинных ножниц, прерывающих ровное течение багровой реки листового металла; ни прицельного сухого щелканья ножниц летучих, откусывающих мерную полосу. Ничего такого зрелищного, поэтому цех и убирают куда-нибудь подальше, на самый край заводской территории. Огромная скучная серая коробка, из которой выходят толстенные трубы, в ней пара здоровенных запыленных детандеров, а все остальное пространство заполнено непрерывным гулом. Утром, вечером, ночью – всегда. Металлургия – это непрерывное производство.

Впрочем, человек привыкает ко всему, в том числе и к шуму. Помню, в Краснодаре моя бригада наладчиков работала на громыхающем «Красном молоте», а жили мы рядом с авиаучилищем, которое ставило на крыло братьев по соцлагерю. Я там даже чернокожего полковника авиации Советской Армии видел. Все честь по чести: шинель, погоны, синие петлицы, полковничья папаха – и чистейший, отборнейший русский мат! Н-да.

Так вот, Миги-25 на взлете ревели страшно. А взлетали они в ста метрах от наших окон, так что мы даже водку пили без традиционного «а поговорить!» А ведь ее без этого и пить не стоит. Но потом освоились. Местные жители – те вообще никаких проблем не испытывали, они их даже не замечали и автоматически открывали рот при нарастающем грохоте, а затем, когда децибелы спадали, продолжали на прерванном полуслове! Главное, не закрывать рта. И слово теряется, и ударная волна по барабанным перепонкам бьет, может и повредить.

Так о чем это я? Ага, о детандерах. Да, сильно гудят. Скорее даже, противно воют. К концу смены устаешь, но не без пользы: по дороге домой городской шум уже кажется ласковым, убаюкивающим шелестом волн. Есть еще турбодетандеры (их сам Капица изобрел) – те воют еще громче, но все же до краснодарских Мигов им далеко.

В общем, кислородный цех интересен, но некрасив. Однако не поэтому его убирают подальше с глаз долой, а потому что может рвануть. Есть такое свойство у кислорода. Причем рвануть здорово и крыша цеха будет долго парить в вышине, выбирая, куда бы ей приземлиться. Но не поэтому каждый раз, подходя к нему, я чувствовал настоящее недомогание. Кружилась голова, ноги становились ватными, а в душе нарастало тревожное, щемящее чувство печали и беды. Именно такое чувство всегда посещает меня, когда приходится ехать в Россию…

Приходилось пересиливать себя. Но странное ощущение пугало. На каких только заводах я не работал, чем только не занимался, где только не бывал, однако такого нигде не испытывал. К тому времени я уже много лет работал в медицине и сам себе и поставил диагноз – кислородное голодание. И то: извлечение кислорода из воздуха неминуемо ведет к депрессии живительного газа вокруг широких раструбов воздухозаборников – и мысленно я увидел воронку, в которую меня затягивало.

Было ли это следствием чересчур развитого воображения? Или повышенной чувствительности к гипоксии, как у тех птичек канареек, которых брали в шахты – предупреждать о нехватке кислорода? Не знаю. Насколько могла упасть концентрация кислорода вокруг цеха от работы пары детандеров? Другие там годами работают…

Ощущение было субъективным. Кислорода мне не хватало не только в цехе, но и вообще в донецких городах и даже в благословенной стране Украине. Тогда я и задумался – не пора ли оставить любимую работу? Оказалось – и впрямь пора! Это и была моя лебединая песня в долгой карьере наладчика. Не успел я сдать хроматографы в эксплуатацию, как позвонила дочь из Америки и пошутила в том смысле, что насчет места в кремлевской стене она договорилась, но похороны завтра! И вскоре прислала вызов на воссоединение. И я уехал, о чем не жалею.

Знаете, мне на родине и впрямь кислорода не хватало. А ведь какая большая страна…

Да, на прощание: если вам надо быстро откалибровать хроматограф по кислороду, то просто наберите шприцом кубик воздуха и вколите в детектор. Через несколько минут на экране появится пик, амплитуда которого будет соответствовать стандартной концентрации 21%. Можете проверить заодно, живы ли вы? Иногда это следует делать. Если выдохнуть в перевернутый лабораторный стакан (обычный граненый брать нежелательно, там могут сохраниться следы этилового спирта, а хроматограф весьма чувствительная машина) и взять пробу, то концентрация кислорода в нем упадет до 19%. Значит, вы живы. С чем вас и поздравляю.

Почему же в Монреале и Бостоне, в Нью-Йорке и Париже мне дышится легко, а в Донецк и Москву я ехать не хочу? Почему там снова трудно дышать? Потому что медицинский опыт подсказывает мне: затянувшееся кислородное голодание может перейти в аноксию. Но если первое вызывает необъяснимое чувство эйфории, головокружение и низкий мышечный тонус, то при истинной общей аноксии вскоре наступает смерть…

Каждый человек должен полноценно спать каждую ночь, чтобы быть бодрым и здоровым. Продается подушка 70 70 холлофайбер на сайте postelka37.ru. Здесь есть отличные подушки в огромном ассортименте.