ЧЕРЕЗ РЕКУ ВРЕМЕНИ

- Нам надо ехать во Вьетнам!
- закричала Елена…
( Е. Пронина, год 2006, июнь).

Люблю врагов, которых я
простил, - Они мои друзья…
( поэт Леонид Завальнюк)

Жарким летом, мы с моей закадычной подругой Еленой сидели в Москве в ирландском баре. С наслаждением попивали светлый ирландский сидр и спорили, куда бы податься в наступающий на пятки отпуск. И она, и я объездили, облетали и исколесили Европу, и Северную Америку.
Я мечтала посмотреть Иорданию, город Петру и все такое… А Елена бредила Мексикой… Поэтому, мы никак не могли договориться.
- А давай поедем в юго-восточную Азию! А? - широко распахнула свои фиалковые глаза Елена, подняв при этом безупречно очерченные брови.
Я призадумалась… Юго-восточная Азия… Да, пожалуй… Там много всего… И Камбоджа, и Бирма, и Таиланд…
- Нам надо ехать во Вьетнам! - закричала Елена, отхлебнув из высокой кружки изрядный глоток сидра.
На том и порешили.
Заказав напоследок, по заведенному нами ритуалу, по рюмочке грапы и кофе, мы разбежались по домам изучать карту Вьетнама.
Через несколько дней мы нашли фирму, владельцем которой был вьетнамец - бывший профессор математики. Маленький, упитанный среднего возраста мужчина, на редкость симпатичный. Он отлично говорил на русском языке, так как в свое время закончил МГУ. Да и прочие работники его фирмы все сплошь были из русскоговорящих вьетнамцев.
Бывший профессор принял нас очень радушно, в стиле восточного гостеприимства. Мило улыбаясь, он сдвинул очки на нос и, прищуря и без того узкие глаза, спросил нас, каков наш лимит. Мы ответили, что лимит наш на каждого человека по три тысячи долларов, а путешествовать мы хотим целый месяц.
- Очень, очень хорошо, и что месяц - хорошо, успеете много посмотреть. Ну, - сказал он, - будем прокладывать маршрут путешествия, исходя из вашего лимита.
Целый час мы сидели возле компьютера и колдовали над картой Вьетнама. Наконец маршрут был выбран. И вот, что вышло:
На карте, Вьетнам сильно похож очертанием на фантастическую восточную рыбину-дракона невероятной длинны, плывущую вдоль Южно- Китайского моря в Сиамский залив. Хвост рыбы - между Лаосом и Китаем, а голова смотрит в залив Сиама. На теле этой рыбины и был нарисован наш маршрут, проложенный профессором - штурманом с севера на юг.
От хвоста, где расположена столица Вьетнама город Ханой, дальше Халонг, затем древняя императорская столица Хюэ, Порт Дананг, городок Хойан на живописных берегах реки Тху-Бон, и наконец, Хошимин - знаменитый Сайгон, как все его упорно называют. Из Сайгона на самолете в Камбоджу, в город Сиен Риеп - смотреть уникальные храмы в джунглях, большинство из которых было открыто французскими экспедициями нередко ценой своей жизни.
В каждом городе нас должен был встречать персональный переводчик и гид, плюс машина, которая везла нас до следующего пункта назначения.
А уж под конец путешествия с головой раздутой, как земной шар от впечатлений, мы должны были возвратиться обратно в Сайгон и из него уехать отдыхать в маленькую рыбную деревню Муйне, стоящую на берегу Южно- Китайского моря.
Так мы и сделали - ровно в 21 час 35 минут 15 августа 2006 года поднявшись в небо на самолете вьетнамских авиалиний, державшего путь на Ханой.
Восемь с половиной часов - и вы во Вьетнаме. Совсем в другом пространстве, скользите по другому времени, где мир - совсем другой, цвет мира - совсем другой, воздух мира - совсем другой… Это, сравнимо с тем, как в фантастических фильмах герой сует руку в гиперпространство, как в желе и … переходит через него, с удивлением взирая, на открывшийся перед ним новый незнакомый мир.
Мы приземлились на рассвете, сели в автобус и сразу попали в ожившую чудесным образом вьетнамскую картинку, которая висела у нас на даче, Бог кем, и когда привезенную из какого-то путешествия.

По обе стороны дороги - рисовые поля, залитые водой, а на полях согнувшиеся над блекло зелеными ростками риса в три погибели, вьетнамцы в соломенных шляпах-зонтиках. Копошатся, что-то делают. Оранжевое солнце, больше похожее на огромный раскаленный диск начинает медленно свой восход на небо, встречные телеги, запряженные серо-черными буйволами, в которых стоят черные, как ночь гигантские вьетнамские свины - все это было, как на картинке, но теперь - взаправду. А внутри этой картинки были мы, я и моя подруга Елена.
Потом было много всего, что навсегда осталось в моем сердце. И когда я, вернувшись обратно домой, вспоминала наше путешествие, в ушах звучали слова из рассказа Вильяма Сарояна: " В горах мое сердце, доныне я там…". А я могу то же самое сказать о Вьетнаме: " В стране Вьет мое сердце, доныне я там... ". Но это все будет потом, а тогда мы только начинали свое путешествие по этой фантастической стране.
Если я начну рассказывать обо всем, что нам пришлось увидеть, это займет не один десяток страниц. Да и зачем! Достаточно того, что там мое сердце. А все остальное можно прочесть в путеводителе.
И о Ханое, в центре которого находится озеро Возвращенного меча, пагоды, храмы и интереснейший кукольный театр на воде. И о сказочно прекрасной бухте Халонг, где снимался мой любимый фильм " Индокитай". И о Хюэ, где стоит императорский дворец, изгнанного из страны императора, который доживал свои дни в Париже стариком. И о Дананге с гигантской статуей Будды, из белого мрамора. И о городке Хойан, где вечером из открытых окон гостиницы слышно, как трубят в джунглях слоны. И о серой от ила длиннущей реки Миконг с мангровыми лесами. И о Сайгоне, о котором невозможно рассказать одной строкой, - так он прекрасен! И о Сан Риепе, где стоит величественный храм Анкор, и можно встретить бритых наголо буддистских монахов в желтых одеждах, и где бродят по зеленой траве маленькие камбоджийские слоны, хлопая волосатыми ушами… Все это останется со мной навсегда. Тем более, что после того, как я полюбила Вьетнам и его жителей, я стала приезжать туда почти каждый год, и всегда в одно и тоже время.
И все же… Мне хочется рассказать о странном чувстве, посетившем меня в этой волшебной стране. Чувстве, которому я никак не подберу созвучного его силе названия. Я хочу рассказать о двух стариках, которых мне довелось встретить во Вьетнаме. Это случилось в рыбацкой деревне Муйне, куда нас забросили на пять дней в первый наш приезд на отдых перед отлетом домой в Москву.
Поздно ночью нас привезли в Муйне к дверям нашего отеля. Скупой свет освещал высокие пальмы и пышные кусты. Из кустов доносилось легкое поцикивание, вероятно, местных цикад. Крошечная дежурная на рецепшн, больше похожая на куклу, чем на живую девушку, лучезарно улыбаясь, отдала нам ключи от нашего коттеджа. Служащий погрузил наш багаж и мы, по еле видимой в ночи аллее, отправились к месту нашего пристанища, где не разбирая чемоданов, рухнули на кровати и заснули.
Как оказалось утром, дом наш верандой выходил прямо на океан, точнее на Южно - Китайское море. Надо сказать, что русский турист тогда еще не дополз до Вьетнама. И в Нячанге и Фангхьете, популярных курортах, они были, но весьма в малом количестве. Что само по себе, радовало. Что уж им, привыкшим к роскоши турецких пяти или шести звездных отелей, им, моим чванливым соотечественникам, было делать в простой вьетнамской деревне. А между тем, деревня Муйне была особенной. Спасибо умному вьетнамскому профессору, который отправлял нас в это путешествие.

Отели здесь стояли роскошные, отделанные породами красного, розового и черного деревьев. Даже лежаки на пляже были сбиты из красного дерева. Территория напоминала экзотический сад падишаха из книги "Сказка тысячи и одной ночи". Чего тут только не было! Цветы всех оттенков, которых я прежде никогда не видала. Деревья с такими ярко-зелеными листьями, что казалось, их специально покрасили краской. Огромные кокосовые орехи висели над нашими головами, райские маленькие птички с утра до ночи распевали на разные голоса, на пляже искрился на солнце белоснежный песок, море было теплым и ласковым, словом, таким должен бы быть рай!
Вечерами мы, несмотря на вкуснейшую еду в отеле, пристрастились ходить в рыбные ресторанчики, которые беспрерывной цепочкой растянулись вдоль дороги на несколько километров. Мы облюбовали один из них и почти каждый вечер приходили туда ужинать. Красный снепер, белый снепер, мясо молодой акулы, креветки разных сортов, большие, малые, тигровые и королевские, рапаны и моллюски, морская капуста и прочее - все было в этих ресторанчиках… Все, что только было и ловилось в море.
Мы пили пальмовое вино, иногда ели особенного вкусного белого снепера, под рыбным соусом, который умели делать только в этой деревне, а жители держали рецепт его изготовления в большом секрете… А иногда креветок тигровых или королевских, или моллюсков под сливочным соусом… Потом пили чай с имбирем, который во Вьетнаме традиционно стоит во всех ресторанах и шли гулять по деревне. При этом, что бы мы ни съели и выпили, счет всегда был одинаков - пятнадцать долларов. Мы все пытались наесть на большую сумму. Заказывали, заказывали… Ели, пили, ели, пили, результат был всегда одинаков - пятнадцать долларов. Вот чудеса!
Посетители этого маленького заведения, практически были каждый вечер одни и те же. Французы, которые в большом числе отдыхали на этом побережье - видимо, ностальгия мучила, ведь они не так давно выпустили эту страну из своих объятий. Американцы, вероятно внуки тех, кто воевал в этой стране. В основном молодые крепкие парни, которые носились днем на мотороллерах, а вечерами приходили за ручку с юными местными красавицами. Они, должно быть, наслушались рассказов своих дедушек об этой прекрасной стране. И мы, два российских персонажа - большие любительницы экзотических путешествий.
Хозяин ресторана, маленький человечек в стильных роговых очках, больше похожий на ученого, чем на коммерсанта, каждый вечер с поклоном встречал нас у входа, как добрых знакомых. Через пару дней, мы подружились с гарсоном Юонгом, и старались всегда попасть к нему за столик.
Тем вечером, когда мы впервые увидели их, мы пришли пораньше и удачно попали за столик, который обслуживал Юонг. Народа было немного. На столике рядом с нашим стояла стандартная табличка, сообщающая о том, что столик зарезервирован.
Мы заказали вкусную еду и так были заняты ею, что не заметили, как за этим столиком появились люди. Два старика. Один вьетнамец. Другой, по виду, американец. Один - маленький сморщенный, каким бывают только азиаты, когда стареют, но хорошо чисто одетый в белую рубашку и серые брюки. Он поднял глаза и посмотрел по сторонам, и я обнаружила, что они у него абсолютно детские.
Другой был большого роста громила, одетый во все белое с крупным носом и с набриаллининными, по старой американской моде, седыми волосами, причесанными на косой пробор.

Им принесли еду. Американец, залез в сумку, которая висела за его спиной на спинке стула, и достал оттуда бутылку виски "Джонни Уокер". Потряс ею в воздухе, демонстрируя, видимо, достоинства напитка. Налил его в стаканы со льдом, которые принес им гарсон. Они, поднялись из-за стола, подняли стаканы, стоя выпили. Потом стали чуть слышно о чем-то говорить. Нам доносились обрывки фраз, произнесенных по английски. Они над чем-то стали смеяться, что-то выкрикивать, опять пили, почему-то все время, стоя. И по мере того, как таяло на глазах содержимое бутылки, все выше поднимались руки со стаканами виски, разговор их становился все громче и беспокойней. Внезапно, они встали и кинулись к друг другу… Обнялись… Заплакали, приникнув один к другому… Было неловко смотреть, как плачут мужчины. Ведь чувства, которые они испытывали, принадлежали только им. Никто не смел, наблюдать за ними. Я отвела глаза… Эта была их история. История, я думаю, не простых отношений. И она была их секретом.
Мы с подругой молча переглянулись. Говорить не хотелось. Елена ножиком водила по скатерти - рисовала невидимые иероглифы.
- Видимо, - сказала она задумчиво, - кто-то кого-то пожалел на тропе американо-вьетнамской войны!
- Это твой домысел, - возразила я.
А она, моя подруга, Елена прекрасная, оказалась права!

Гарсон Юонг, проходя мимо нас, притормозил и наклонился к нам поближе так, чтобы нас никто не мог услышать:
- Они, - объяснил он, - встречаются тут, в нашем ресторане уже много лет в одно и то же время, и в один и тот же день. Воевали они на одной войне, ну, вы знаете, наверное? Но с разных сторон. А теперь они друзья, и войны больше нет. И только река времени держит их в своих руках…, - и с восточной мудростью прибавил, - и они плывут по ней рядом…
Конечно, мы знали про ту войну… Но кто кого пожалел, встретившись на узкой тропе джунглей? Кто не выстрелил? Кто из них первым опустил ружье? Или не метнул гранату? Кто не дал умереть другому? Кто пожалел чью-то мать, и не убил ее сына… Может быть, просто поделился едой или глотком воды? Перевязал рану или дал закурить? Кто? Кто был тот, первый, добрый, умный, или милосердный. И один из них, или оба? Где они повстречались, чтобы стать друзьями на всю жизнь? Этого мы не узнаем никогда. Как не узнаем и их имен, того американского солдата и того вьетнамского молодого парня, кем они были когда-то, давным-давно…

***

Мы несколько раз прилетали во Вьетнам, ехали в деревню Муйне, стараясь совпасть по времени со знакомыми нам стариками. Вьетнамцем и американцем.
И каждый раз, в назначенное время они появлялись, старея все больше и больше с каждым годом… А мы, каждый раз молили Бога, что бы они все еще были живы…

Почему они стали нам столь дороги, как бывают дороги только очень близкие люди - не знаю, и, скорее всего, не смогу объяснить. Просто стали…
И настало время, когда мы, прилетев в очередной раз, увидели за столиком одиноко сидящего вьетнамца. Первая мысль была о том, что его друг американец опаздывает. Но знакомый нам гарсон Юонг уничтожил ее.
- Видите, - сказал он грустно, подойдя к нам, - умер его друг американец. Старик тоскует, жалко его.
- Жалко, - сказала я, - до боли жалко!
- Никто не угостит теперь его виски, - желая разогнать навалившуюся на нас тоску, вздохнула моя подруга.
- Это не так, - поднял брови Юонг, - мой хозяин специально достал такую же марку виски, которую всегда привозил с собой американец. Сейчас я принесу ее старику.

Он убежал и появился с бутылкой виски "Джонни Уокер", которую поставил перед стариком на стол. Старик улыбнулся. Нагнул низко голову и сложил руки ладошкам вместе в знак благодарности. Но пить один не стал. Долго сидел, глядя в одну точку. Потом поднял глаза, и я увидела, что он плачет. Тихо так, беззвучно, а слезы все текут и текут рекой из его узких детских глаз…
Мы встали, чтобы не смущать старика в его горе… И пошли вдоль дороги, по узкому тротуару, размышляя о преодолении никому ненужных барьеров между людьми, о превратностях судьбы и памяти большого сердца.