РУССКИЙ КУЛАК

"Римская империя времени упадка
Сохраняла видимость твердого порядка.

Цезарь был на месте, соратники рядом -
Жизнь была прекрасна, судя по докладам".

Булат Окуджава

Как-то на страницах альманаха "Лебедь" я привел характерную цитату из статьи автора XIX века, как нельзя лучше подходящую к веку XXI.

Об этой цитате стоит поговорить подробнее в связи с очевидной схожестью затхлой атмосферы в России путинской - и отсутствием воздуха в России николаевской. И как бы ни изощрялась русская мысль, какие бы диаматы и национальные идеи она не изобретала, а следует признать, что диалектический, гибкий римский взгляд на мир ей чужд. Я имею в виду известную латинскую пословицу mutantur tempora et nos mutamur in illis. Да, все меняется со временем. Кроме русских реалий.

Надеждин

Итак, цитата из времен, предшествующих Крымской войне и разгрому России.

Редактор журнала "Телескоп" Н. Надеждин, опубликовавший неверно понятое властями "Философическое письмо" Чаадаева, в том же 1836 году поместил в двух номерах журнала и свою программную статью "Европеизм и народность в отношении к русской словесности". В ней он отстаивал право России быть самой собой, не слишком заглядываясь на Европу, но опираясь на свои немеряные силы, на единство верхов и низов, спаянное единственно верной православной верой.

Завершает свои инвективы Николай Иванович известной формулой, каковая, на мой взгляд, отражает с некоторыми оговорками и суть диктатуры Путина: "В основание нашему просвещению положены православие, самодержавие и народность. Эти три понятия можно сократить в одно, относительно литературы.

Будь только наша словесность народною: она будет православна и самодержавна!"

Здесь Надеждин повторяет принципы, изложенные графом Уваровым в докладе Николаю I при вступлении 19 ноября 1833 года в должность министра народного просвещения. Развивая его знаменитую триаду, начальник III отделения Бенкендорф и объяснял вскоре Чаадаеву, к которому мы обратимся чуть позже, что прошлое России удивительно, настоящее прекрасно, а будущее выше всяких представлений!

Тот же, кто думает иначе - сумасшедший.

Да-с. Так вот, народность в понимании Надеждина наиболее полно проявилась и концентрировалась… в кулаке! "Европейцу как хвалиться своим тщедушным, крохотным кулачишком? Только русский владеет кулаком настоящим, кулаком comme il faut, идеалом кулака. И, право, в этом кулаке нет ничего предосудительного, ничего низкого, ничего варварского, напротив, очень много значения, силы, поэзии!"
Вот, оказывается, в чем заключалась самобытность великой империи! Сила права? Фу, какая право, латинская благоглупость! Истинное право - это право силы! Право кулака. В коем много поэзии. Перекликаясь с Чаадаевым, Надеждин восклицает: "Да и что такое Европа - Европа? Кто-то раз шутя говорил, что он хочет переделать географию и разделить землю не на пять, а на шесть частей: Европу, Азию, Африку, Америку, Океанию и Россию, эта шутка для меня имеет в себе много истины. … наше отечество, говорю, имеет полное право быть особенною, самобытною, самостоятельною частью вселенной. Ему ли считать для себя честью быть примкнутым к Европе, к этой частичке земли, которой недостанет на иную из его губерний?"

А ведь Надеждин был далеко не славянофил, не панславист и впоследствии, вернувшись из ссылки и попутешествовав по славянским землям Австрийской империи, писал: "Славянский патриотизм, мечтающий о централизации славянского мира, существует только в головах некоторых фанатиков".

Народы славянские за исключением венгерских славян и русинов, угнетаемых магнатами, "живут себе преспокойно под австрийским владычеством, ни мало не думая о какой-либо политической самобытности".

Чаадаев

Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
А. Пушкин "К Чаадаеву"

Вы скажете, что Надеждин со своим кулачным правом никак не мог перекликаться с утонченным и язвительным Чаадаевым, этим трезвым скептиком, которого нам со школьной скамьи преподносят светочем свободной мысли и аналитиком в западном стиле? Да, Осип Мандельштам писал: "Чаадаев был первым русским, в самом деле идейно побывавшим на Западе и нашедшим дорогу обратно.

Современники это инстинктивно чувствовали и страшно ценили присутствие среди них Чаадаева. На него могли показывать с суеверным уважением, как некогда на Данта: "Этот был там, он видел - и вернулся"".

Но почему Надеждин не мог перекликаться? Опубликовал же Чаадаева! Значит, ценил, понимал и разделял. Что касается школьной скамьи, то, в самом деле, некоторые места из "Философических писем" дают основания для подобной оценки Петра Яковлевича. Вот, например, что он пишет о европейском духе:
"… речь идет здесь не об учености, не о чтении, не о чем-то литературном или научном, а просто о соприкосновении сознаний, о мыслях, которые охватывают ребенка в колыбели, окружают его среди игр, которые нашептывает, лаская, его мать, о тех, которые в форме различных чувств проникают до мозга его костей вместе с воздухом, которым он дышит, и которые образуют его нравственную природу ранее выхода в свет и появления в обществе. Хотите знать, что это за мысли? Это мысли о долге, справедливости, праве, порядке. Они происходят от тех самых событий, которые создали там общество, они образуют составные элементы социального мира тех стран. Вот она, атмосфера Запада, это нечто большее, чем история или психология, это физиология европейского человека. А что вы видите у нас?"
Или это вот, вполне современное, ничуть не утратившее злободневности замечание: "Массы подчиняются известным силам, стоящим у вершин общества. Непосредственно они не размышляют. Среди них имеется известное число мыслителей, которые за них думают, которые дают толчок коллективному сознанию нации и приводят ее в движение. Незначительное меньшинство мыслит, остальная часть чувствует, в итоге же получается общее движение. … А теперь, я вас спрошу, где наши мудрецы, где наши мыслители? Кто из нас когда-либо думал, кто за нас думает теперь?"
Браво! Сильно сказано. Но не спешите рукоплескать. Недаром Пушкин писал в другом стихотворении о Чаадаеве так: "Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес, А здесь он - офицер гусарский".

Все мы помним эти чеканные строки! Едва ли не каждый из нас сурово хмурил брови, проницая грядущее и примеряя героический образ на себя. И лишь по прошествии десятилетий, когда твое личное, частное грядущее уже подходит к концу, когда и если жизнь добавила тебе ума, опыта и понимания, вдруг начинаешь ощущать второй смысл строфы. В данном случае Александр Сергеевич, и так всегда безупречный в сравнениях и интонациях (поэзия - это в первую очередь вкус!), был даже более проницателен и точен, нежели всегда. Дело в том, что даже этот свободный как будто бы ум - мы о Чаадаеве, объявленном Николаем сумасшедшим, - отнюдь не считал вековые беды России помехой на пути превращения ее в центр европейской цивилизации!

Оцените пассаж: "Мы призваны... обучить Европу бесконечному множеству вещей, которых ей не понять без этого. Не смейтесь: вы знаете, что это мое глубокое убеждение. Придет день, когда мы станем умственным средоточием Европы, как мы уже сейчас являемся ее политическим средоточием, и наше грядущее могущество, основанное на разуме, превысит наше теперешнее могущество, опирающееся на материальную силу".

Воистину, "офицер гусарский"… Что тут скажешь? Разве что горько усмехнешься. Прошло без малого два века с тех пор, как Чаадаев с Пушкиным и Гоголем пророчили день умственного и прочего торжества России, однако звезда пленительного счастья так и не взошла. И не взойдет - Россия проиграла не только XIX и XX, но и XXI век!

Однако ясно это сейчас, а тогда Чаадаев не сомневался, что "материальная сила" делает Россию политическим средоточием Европы. Более того, она уже переросла Европу, ей стало тесно в рамках этой скованной смешными нормами и рамками цивилизации и она делает следующий шаг!

Комментируя либерализацию Европы, начавшуюся июльской революцией 1830 года во Франции, тут же опасно полыхнувшей польским восстанием (а она, эта либерализация, почему-то неприятно поразила нашего свободолюбивого Периклеса), а также отдаление европейцев от России, все большее неприятие ими идеалов и методов "русского жандарма", Чаадаев… приветствует разрыв: "Пришедшая в остолбенение и ужас, Европа с гневом оттолкнула нас; роковая страница нашей истории, написанная рукой Петра Великого, разорвана; мы, слава богу, больше не принадлежим к Европе: итак, с этого дня наша вселенская миссия началась".

Итак, вселенская (и никак не менее!) миссия России, по Чаадаеву, началась с разрыва с Европой. Вот, оказывается, что тормозило резвую русскую птицу-тройку на пути к еще большему, совершенно уже ослепительному величию!
Н-дас. Основания для русской мании величия с одной стороны как бы и были. Не на ровном же месте возникло то безмерное самовозвеличение, самомнение, самолюбование - симптоматическое, болезненно-нарциссическое, дошедшее до хронической степени, которым страдала и продолжает страдать Россия? А также сопутствующая самовлюбленности гибельная переоценка своих сил. Причем страдала этой болезнью вся поголовно страна - от пиитов до купцов, от самодержавного властелина до последнего хрестьянина, не говоря уже о военном сословии, о сабельных рубаках и героях штыковых атак!

Впрочем, выражение "страдала" тут совершенно неуместно - Россия не только не страдала, но наслаждалась без стеснения. Она открыто и упоенно восхищалась собой, своей исключительной ролью, своим особым предназначением вести остальные народы мира к свету, своим необычайным, не иначе как богом данным величием. О чем еще говорить, если даже язвительный и скептический Чаадаев пророчествовал: "Россия призвана к необъятному умственному делу: ее задача дать в свое время разрешение всем вопросам, возбуждающим споры в Европе".

Это писал Чаадаев! Тот самый, которому Пушкин посвятил бессмертные строки, приведенные в эпиграфе. Ирония заключается в том, что писано сие было ими в самый разгар николаевского застоя. Когда за горькую правду "христианский философ" был высочайше объявлен сумасшедшим - таким простым способом (думаю, скоро до него додумается и Путин) Николай I вычеркнул Чаадаева из "системы". И как бы тот ни старался затем стать пророком в своем отечестве, ему этого не удалось. Согласитесь, кстати, налицо симптоматическая перекличка времен и нравов, недаром путинские Бенкендорфы презрительно подчеркивают внесистемность оппозиции. Боюсь, скоро и до психушек додумаются…

Император, лично прочитав "Письмо", назвал его "смесью дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного", прибавив, что "не извинительны ни редактор журнала, ни цензор". Этого оказалось достаточно. Свободолюбивого Чаадаева вызвали к московскому полицмейстеру и там объявили, что по распоряжению правительства он отныне считается сумасшедшим, заключается под домашний арест и лишь раз в день имеет право выходить на прогулку. Каждый день к нему являлся доктор для освидетельствования. Что вольнодумцу еще оставалось, как не заняться "необъятным умственным делом"?

В это же веселое время и Пушкин, солнце русской поэзии, наше все, задыхаясь без воздуха в николаевской тюрьме народов и умоляя "Не дай мне бог сойти с ума…", сам напросился на дуэль и смерть.

В общем, величие с одной стороны как бы имелось, но в личной жизни выходило боком даже его певцам. А с другой стороны оказалось оно недолговечным и сомнительным. Прошло совсем немного лет после публикации "Философических писем" и рассуждений Надеждина, как вконец распоясавшейся вселенской миссионерше, ставшей жандармшей Европы, публично, при всех народах задрали куцый военно-морской подол и устроили показательную порку. Надрали задницу, иными словами!

Европейцы, организовав карательную экспедицию за три моря, в колониальном стиле, взяли штурмом Севастополь и запретили великой России иметь флот на Черном море. Представляете себе, каков был шок от столь резкого превращения из ведущей мировой державы, без позволения которой ни одна пушка в Европе, как говаривал Безбородко, секретарь Екатерины Великой, выстрелить не могла, в страну второразрядную, если не второсортную!?

К сожалению, наступившее отрезвление оказалось недолгим, Россия снова взялась за свои любимые грабли и воспитательную процедуру пришлось повторить в Цусиме. Однако и этого оказалось мало настойчивой стране - напрасно тот же Мандельштам писал: "Чудовищна, как броненосец в доке, Россия отдыхает тяжело". Нет, Осип Эмильевич, судя по вашей печальной судьбе, Россия никогда не отдыхает! Вселенская миссия не дает…
Поэтому Первая Мировая пустила на дно уже не русский флот, а державу. Да и Вторая Мировая по большому счету означала смертельный удар, после которого распад кроваво-красной империи был лишь делом времени. В итоге "вселенская миссия" России свелась к страшному, но показательному примеру: так жить нельзя!
Пушкин

Но, может быть, Чаадаев и впрямь отличался чрезмерной экзальтированностью и у царя имелись определенные резоны ограничить круг его общения? Нет, дело не в этом. Так думало все общество, как высший свет, так и простолюдины. Идеологические основы мировой гегемонии России были заложены не только Чаадаевым, но и Державиным, и Жуковским, и Пушкиным, и Гоголем - и так далее, кого из образованного сословия ни возьми.
Вспомните хотя бы, как Пушкин писал П. Вяземскому во время польского восстания 1830-31 гг., переживая за имперскую целостность и величие: "...Все-таки их надобно задушить, и наша медлительность мучительна..." Как он опасался вмешательства Запада в конфликт, который считал "семейной распрей". Как откликнулся на него патриотическими стихами ("Бородинская годовщина", "Клеветникам России" и др.):

Вы грозны на словах - попробуйте на деле!
Иль старый богатырь, покойный на постеле,
Не в силах завинтить свой измаильский штык?
Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?
Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,
От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?..
Так высылайте ж к нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов.

Так писал гений, породивший русскую литературу и создавший современный русский язык, на котором мы разговариваем, пишем, которым гордимся. Даже строй и стиль наших мыслей - во многом от Пушкина! Но недаром "золотой век" русской литературы начался во времена, когда Россия стала жандармом Европы.

Да, это писал человек, транслировавший и адаптировавший европейскую культуру, насаждавший ее на русской почве. Однако он, владевший французским едва ли не лучше, чем русским, вслед за Чаадаевым - не считал себя европейцем. И, строго говоря, это так. Оба они - как и миллионы их соотечественников - европейцами не были. Чтобы стать ими, мало создать империю и вломиться в Европу.
Что и отметил Вяземский, один из немногих тогдашних русских либералов: "Вот что я было написал в письме к Пушкину сегодня и чего не послал: "Попроси Жуковского прислать мне поскорее какую-нибудь новую сказку свою. Охота ему было писать шинельные стихи ... и не совестно ли "Певцу во стане русских воинов" ... сравнивать нынешнее событие с Бородином? Там мы бились один против десяти, а здесь, напротив, десять против одного. Это дело весьма важно в государственном отношении, но тут нет ни на грош поэзии. Можно было дивиться, что оно долго не делается, но почему в восторг приходить от того, что оно сделалось... Курам на смех быть вне себя от изумления, видя, что льву удалось наконец наложить лапу на мышь. В поляках было геройство отбиваться от нас так долго, но мы должны были окончательно перемочь их: следовательно, нравственная победа все на их стороне".

И далее: "В "Бородинской годовщине" опять те же мысли или то же безмыслие. Никогда народные витии не говорили и не думали, что 4 миллиона могут пересилить 40 миллионов, а видели, что эта борьба обнаружила немощи больного, измученного колосса. Вот и все: в этом весь вопрос. … Охота вам быть на коленях пред кулаком".
"Охота быть на коленях", "шинельные стихи"… Ай да Вяземский! Что там Достоевский говорил о русской литературе? Откуда она вышла?
Тютчев

Еще один властитель русских дум, автор философических и порою вольных стихотворений Федор Иванович Тютчев сумасшедшим не был, разве что на любовной почве чудил, но на то он и поэт. Его роман с Эрнестиной Дернберг оказался столь скандальным, что был дипломат Тютчев уволен от службы и лишен звания камергера. После чего быстро прозрел, выступал со статьями панславистского направления, работал над книгой "Россия и Запад", писал о необходимости восточноевропейского союза во главе с Россией и о том, что именно противостояние России и революционной Европы решит судьбу мира. Считал, что русское царство должно простираться "от Нила до Невы, от Эльбы до Китая".

Столь похвальные взгляды талантливого литератора привлекли внимание, и в 1843 году состоялась его встреча с начальником III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии Александром Христофоровичем Бенкендорфом. После чего сам император благословил Тютчева на труды по создание позитивного облика России на Западе. Большой интерес Николая I вызвала анонимно опубликованная Тютчевым статья "Письмо к г-ну доктору Кольбу" ("Россия и Германия"; 1844). Император, как сообщил родителям автор, "нашел в ней все свои мысли…"

Вскоре Тютчев вернулся в Россию, ему было возвращено звание камергера, а в 1848 году он получил должность старшего цензора при министерстве иностранных дел. Я не интересовался особо, как камергер проявил себя на этой ответственной должности, но хотя бы то, что он не разрешил распространять в России манифест коммунистической партии на русском языке, делает ему честь…
Помимо тонкой лирики и философических стихотворений прославился наш пиит строфой, которая вот уже полтора века тревожит русский ум и служит то патриотическим лозунгом, то основой злых пародий:

Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать -
В Россию можно только верить.
В 1849 году поэт-дипломат-цензор сочинил следующий вирш, более прямолинейный, но весьма характерный для настроений эпохи:
Вставай же Русь! Уж близок час!
Вставай Христовой службы ради!
Уж не пора ль, перекрестясь,
Ударить в колокол в Царьграде?
<...>
В доспехи веры грудь одень,
И с Богом, исполин державный!..
О Русь, велик грядущий день,
Вселенский день и православный!

Да, далеко не Пушкин! Тот даже "шинельные" стихи писал с горним блеском. Но смысл прозрачен. Проливы давно не дают спать русской интеллигенции! Будучи однако человеком проницательным, уже летом 1854 года, когда стало ясно, куда ветер дует, Тютчев снова прозрел и высказался в совершенно противоположном духе: "Это война кретинов с негодяями"! Однако общее настроение умов русского общества в первой половине того века можно выразить краткой максимой: Россия юбер аллес и могучий русский кулак есть основа международного права!

Кто же знал, кто мог предвидеть, что очень скоро Россия потерпит сокрушительное военное поражение, надолго перейдя на вторые роли в Европе? Что русский кулак вдруг скукожится, станет кулачишком, им по привычке будут размахивать под носом у соседей, но вместо ужаса в ответ все чаще будет раздаваться смех?

Никто не предполагал! И с чеканной кулачной формулировкой Надеждина трудно было соперничать даже гениальным гоголевским строфам: "Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства".
Эпилог-мартиролог

Ах, сколь великолепен язык Гоголя! Поистине, Достоевский был прав: из гоголевско-пушкинской шинели вышла вся великая русская литература. Увы, туда же она и вернулась, когда могильным камнем Гоголя укрыли последнего великого русского писателя.

Державе же не помогли ни блистательная литература, ни военная шинель. Два, нет, вот уже три века Русь мчится - и никак не может сдвинуться с места! Косятся на нее иные народы и государства, оборачиваются удивленно, куда она летит так бешено там, далеко позади? Неведомо. Ответа нет и по сию пору - и недаром. Боюсь, потому его нет, что вопрос был задан Гоголем в книге под символическим названием "Мертвые души"…

Вот и сам Николай Васильевич ответа не дождался, не захотел ждать, умер рано, в 42 года, как Владимир Высоцкий. Между прочим, интерес к жизни Гоголь утратил за год до Крымской войны и первого краха чрезмерно великой России. Предвидел, куда примчится тройка? Не хотел видеть?
Боюсь, и Пушкин подгадал себе дуэль, разочаровавшись не столько в Наталье Николаевне, сколько в России.

Царь ушел из жизни 18 февраля 1855 года, не дотянув до шестидесяти - воспаление легких. Возможно, что и впрямь ушел - поговаривают и об отравлении. О самоубийстве.

Что характерно, по рассказу жены наследника "одной из его последних фраз, обращенных к сыну, была: "Держи все - держи все". Эти слова сопровождались энергичным жестом руки, обозначавшим, что держать нужно крепко". То есть, рука царя сжалась в кулак. А за много лет до того при упоминании о народах, населяющих Россию, Николай спросил сына: "А чем все это держится?" Тот дал заученный ответ: "Самодержавием и законами".
- Законами? - усмехнулся отец, - нет, самодержавием и вот чем, вот чем, вот чем!
И при каждом повторении этих слов он махал сжатым кулаком.

"Так понимал он управление подвластными ему народами", - отметил Е. Тарле в своей книге "Крымская война".
И Надеждин, а он вскоре после возвращения из ссылки пошел, предваряя путь Тютчева, на службу в Министерство внутренних дел, надорвался в трудах на благо отечества и помер молодым, едва перевалив за пятьдесят, в начале 1856-го, и года не прошло после смерти императора.

И Чаадаев ушел в мир иной всего лишь парой месяцев позднее своего редактора, увидев, чем закончилась "вселенская миссия" России - Крымским позором. Он также думал о самоубийстве, да воспаление легких избавило от греха. Как и царя. Прямо мор какой-то.
В общем, все они умерли преждевременно. Или как раз вовремя. Что же касается кулака…
P.S.

Даже став редактором "Телескопа" и профессором, духовно растя Белинских и Станкевичей, Надеждин продолжал подрабатывать домашним учительством. После того, как дети Самариных подросли, он устроился преподавать в семью Сухово-Кобылиных. В процессе обучения между ним и старшей их дочерью Елизаветой (будущей писательницей Евгенией Тур) установились дружеские отношения, перешедшие в романтические. Однако родители Лизоньки были категорически против брака, считая поповича недостойным руки дворянской дочери.

Попытка обвенчаться тайно не удалась, а ее последствия оказались печальными для певца русского кулака. Брат Лизы Александр (впоследствии известный драматург) вызвал незадачливого жениха на дуэль и тот смело… отказался принять вызов! Мол, ежели происхождение мешает ему жениться, то и решать вопрос чести дворянским способом ему недолжно.

Взбешенный Сухово-Кобылин потребовал от молодого профессора Московского университета, читавшего там теорию изящных искусств, убраться вон из города, грозя пристрелить, даже если за то ему будет Сибирь. Пришлось оставить кафедру и уехать за границу.
Подводя же итоги, скажем словами шекспировского Марцелла: прогнило что-то в Русском государстве. И не зря к его интеллигенции так липнет определение гнилая - вплоть до самоопределения! Но не только к интеллигенции оно липнет. Народность, господа, народность свойственна этой стране. И самодержавие.

P.P.S.

Если помните, статья сия начинается с того, что известная уваровская формула вполне отражает суть диктатуры Путина, но с оговорками. Имеется в виду, что в отличие от Николая I, нынешний самодержец идеализмом не страдает. Для него власть, судя по делам, а не по словам, это only business, как бы ни идеализировал его Валерий Лебедев (см. статью "Окончательное решение" судьбы России). Но бизнес большой. Настолько, что стал делом жизни и оправдывает любые средства. Вплоть до эвтаназии - тут я с Лебедевым согласен - вверенного народа.

И для этого, для оправдания средств, в которых все более перестают стесняться, для воспевания властного державного кулака на подхвате имеется, как же без нее, новая патриотическая интеллигенция. Конечно, гниловатая. Но хуже иное. Полет не тот! Скажем, мизантропическому Мишеньке Леонтьеву с его теорией "минимально необходимых репрессий" ох как далеко до гегельянца Надеждина. Пенноротому Кургиняну - как до небес до Чаадаева. И даже пламенный имперец Проханов пусть и немного, совсем чуть-чуть, но не дотягивает до Тютчева!

Ничего не поделаешь. Как писал Квинт Гораций Флакк: "Люби не то, что хочется любить, а то, что можешь, то, чем обладаешь". Или, как говорил Леонид Кравчук: маемо тэ, що маемо.
В общем, за неимением гербовой бумаги обходимся туалетной.

Обанкротиться достаточно просто, если не соблюдать правила экономики при обращении с финансами. Узнать больше про банкротство физических лиц вы можете на сайте gos-bankrotstvo.ru. Также здесь есть информация о банкротстве юридических лиц и ликвидации предприятий.