СКАЗАТЬ ВСЕ (часть 3)

Итак, с точки зрения достижения успеха я исключительно бездарно профукал (другого слова и не подберешь!) большую часть своей жизни, как же мне завершить ее? Конечно, объективные обстоятельства были главной причиной невеселого итога, но и личные мои качества сыграли не последнюю роль.

Фактически я свою жизнь принес в жертву каким-то условностям, предрассудкам, каким-то дурацким общепринятым нормам (думаю, многие сетуют по тому же поводу). И более всего - страху, всепобеждающему животному страху перед живой жизнью. Трусость - ужасный порок. Всю дорогу я безуспешно пытался убежать от жестокой реальности, а она все равно настигала меня и больно била по голове. Наверное, в отместку. Но что интересно: живя с таким страхом в душе, я никогда не пытался спрятать голову в песок, никогда не смирялся с несправедливостью не только по отношению ко мне, но и к окружению - близкому и не очень. Не думаю, что найдется много людей, столь же часто вступающих в острые конфликты за чужие интересы. Жизнь соткана из одних парадоксов.

Да, можно сказать, что я по-дурацки профукал свою жизнь, но все дело в том, что я никак не мог прожить ее иначе, и даже если бы вдруг появилась возможность прожить ее вновь, то наверняка повторил бы все свои прежние ошибки.
С другой стороны, по большому счету, кто перед смертью так, или иначе не бывает вынужден возопить: "Боже, как я бездарно профукал свою жизнь!", кто? Я лично не сомневаюсь, что и великие завоеватели, правители мира не избежали этого разочарования, иначе откуда бы у них было столько злобы? "Суета сует и всяческая суета", это ведь сказал царь, верховный правитель! Наверное, у нас, так называемых, простых смертных (ах, как я не люблю это слово), больше шансов быть довольными жизнью и судьбой, как бы малы они ни были. И бомжи чаще всего ведь сами выбирают свой путь - может именно им и открылась каким-то неведомым путем высшая истина? Не святость, но благостность?
Тем не менее, на последнем этапе жизни я, кажется, наконец оправдал те великие ожидания, которые имелись относительно моей личности. Для истории важно, что это все-таки произошло- когда это произошло, имеет значение только для меня самого. (Честное слово, сам не знаю, шучу я это, или всерьез.

Такое чувство раздвоенности наверняка и тебе хорошо известно, не так ли, мой читатель?)
Я - человек практики, я работаю на результат. Результат для меня - совершенствование мира, которое я осуществляю посредством единственно доступного мне способа - самосовершенствования. Боюсь, однако, что дело продвигается очень медленно, вряд ли удастся достичь ощутимого результата за то короткое время, что мне отпущено.
С высоты немалого своего возраста я могу посоветовать, что молодость человеку стоит потратить на накопление действительно нетленных сокровищ в своей душе, которые дадут отраду его старости. Самому мне это в определенной степени удалось: по крайней мере, я не истекаю ядом по поводу чужих "успехов", а это - самое главное для человека, особенно, к концу жизни. Я не только уверен в своей гениальности (что, в общем, совершенно банально - все так о себе думают), но почти не нуждаюсь в постороннем подтверждении этого, а ведь именно неудовлетворенная жажда признания обычно более всего и заставляет страдать наше честолюбие.

Меня не удивляет также, что люди, которые стоят ближе всего, как правило, признают тебя самыми последними, когда на тебя сыпятся награды и деньги и когда не признать успех уже невозможно. Я понимаю, что и это естественно: ведь ощущающему свое отставание человеку признать талант стоящего рядом, означает окончательно признать собственную вторичность, бесталанность - кто же захочет оказаться в таком положении! Но что интересно - эти люди продолжают считать себя самыми близкими тебе и родными и обижаются, если ты упоминаешь тех первых, которые понимали тебя в самом начале (если таковые, паче чаяния, все-таки были). О родителях не говорим, они если и не понимали, то, все равно, безоговорочно принимали тебя, но это тоже всего лишь инстинкт.

В связи с этим позволю себе дать совет: старайтесь говорить о людях всегда хорошо. Плохо говорят об окружающих ущербные люди. По тому, как ты говоришь о других, скорее будут судить о тебе, а не о них. Пытаясь унизить кого-то, ты унижаешь только себя. Когда же ты возвеличиваешь кого-то, ты тем самым показываешь, что сам в состоянии оценить чужой талант, а только талантливый человек имеет такую способность. Не только о мертвых, вообще о людях - либо хорошо, либо ничего. Клевета, возможно, и "работает" в отдельных случаях, злословие - никогда. Точнее, оно "работает" против своего носителя.

Исходя из вышеизложенного не следует удивляться и тому, с какой завидной регулярностью люди запаздывают с пониманием и признанием того факта, что рядом с ними жил гений. Я имею в виду и себя, конечно. Боюсь, пока они сообразят, что меня необходимо освободить от бытовых проблем, я совсем состарюсь и умру.

Но более всего жестокость жизни проявляется в том, что приходит момент, когда начинаешь осознавать, что и стоящий рядом с тобой способен на сильные чувства и глубокие мысли. Может быть даже - гораздо более. Вынести это невозможно! А приходится. Вся наша жизнь - это отчаянная невозможность примирения и само неизбежное последующее покорное примирение. Начиная от первого раздирающего крика при рождении и кончая последним безнадежным вздохом на исходе.

Уход в себя - вот, пожалуй, единственный способ преодолеть все напасти.

Какое счастье, что я умею разговаривать с самим собой! Вы разговариваете друг с другом, я - с миром, со Вселенной. Да еще - с листом бумаги! В отличие от тех многих, кто посвящает всю свою жизнь преимущественно жрачке и случке, я считаею не пропавшим лишь тот день, когда удалось зафиксировать хотя бы одну нетривиальную мысль. А поскольку мыслей всегда было очень много, в конце концов, я должен был взяться за их более или менее систематизированное изложение - сей нелепый, во многом, труд.

Очень скоро, однако, я понял за какую неподъемную взялся задачу, ибо мыслей так много и они столь разнообразны (и беспрерывно появляются вновь и вновь), что увязать их в какую-то систему - задача, сопоставимая с той, которую безуспешно пытался решить Сизиф: достаточно мне завершить какую-то тему и начать другую, как вдруг откуда-то (из старых записей, или из головы) выползает какая-то мысль, идея, которая заставляет вновь вернуться к, казалось, уже завершенной части. Меня охватывает отчаяние не оттого, что мне не о чем писать, или не хватает вдохновения, на что обычно и жалуются творческие люди, а оттого, что количество бурлящих во мне идей столь велико и неподъемно, что у меня не хватит и десяти жизней, чтобы реализовать их. И это делает меня почти импотентом, исподволь внушая мысль о бесперспективности работы. Тем не менее, я храбро продолжаю трудиться (истинный Сизиф!) в надежде не на то, чтобы завершить начатое дело, но хотя бы очертить некоторые границы обсуждаемых здесь тем. Не раз и не два полное отчаяние охватывало меня от бесперспективности работы, но я с упорством фанатика продолжал свой труд и буду продолжать, наверное, до конца дней своих. Мой вечный крест - от отчаяния к надежде. Яркой надежде. Пусть скажут потомки, значение имеет только их вердикт! Правда, уже не для меня.
Моя недопустимая лень (а я ленив) обусловлена исключительно моей фонтанирующей производительностью по части мыслей вкупе с моим диким нетерпением увидеть все сразу реализованным в лучшем виде- порой я не успеваю дописать свою мысль до конца, а ее уже подпирает другая, и не могу дописать до конца эпизод, так как другой уже лезет на ум. Как у "плохой" девушки, "залетающей" от первого же сексуального контакта, мои мозги беременеют от первой же пролетающей мимо живой мысли, они обрастают деталями, эпизодами - кажется, что, вот, скоро родится большое полотно, но чаще всего беременность оказывается ложной - в сухом остатке только большой, позорящий живот.

С годами мыслей становится все больше, а способности удерживать их в голове для продуктивного использования - меньше. Так они и остаются разрозненными, как беспризорные дети.

На самом деле, их у меня так много, что просто опускаются руки перед собственной фантазией: реализация такого количества мыслей и идей в виде конечного продукта совершенно нереальна. А сконцентрироваться на части их мне не дают те другие, которые также настоятельно требуют к себе внимания, не говоря уже о генерации все новых и новых идей.
Я не знаю, как мне совладать с обилием мыслей- они парализуют мою волю, не дают последовательно изложить хоть какую простенькую историю.
Но с другой стороны, мои старые записи - вот, что более всего вдохновляет меня и подвигает продолжить их, довести до своего завершения, до совершенства.

Я просто живу ими. А новые мысли - это убийцы старых задумок.
Инициативными могут быть люди, у которых за всю жизнь появилась всего лишь пара идей, и они со всей энергией кинулись их реализовывать. Человек, у которого идеи и мысли появляются непрерывно, не может быть инициативным: у него просто не остается никакой энергии для их реализации.

Более всего меня заставляет страдать мысль, что я никогда не сумею реализовать (то есть хоть как-то оформить и опубликовать) хотя бы малую часть того огромного количества мыслей, идей и задумок, которые накоплены мною за время жизни. Эта мысль до такой степени парализует меня, что я практически не делаю и малую долю того, что на самом деле все же мог бы сделать. Такой, вот, парадокс.
Совсем не случайно книга, которую на данный момент я считаю главным трудом своей жизни, - "Благовест от тебя" - состоит, в сущности, просто из набора мыслей, более или менее упорядоченных и изложенных в некоторой логической последовательности. Я люблю творить и не люблю работать. Надо понимать - это совершенно разные вещи. Полагаю, мало кто из творческих людей любит работать, ведь работа отвлекает от творчества. Творчество - это промелькнувшая в голове мысль, мелодия, образ. Работа - это воплощение прекрасного образа в полотно, в симфонию, в роман. Это - трудно, это - не грезить, лежа на тахте. Если на самом деле существует высший разум, можно предположить, что он все так устроил специально, и лень гениев спасает мир от интеллектуальных перегрузок. Нередко, правда, случаются и исключения, например, Моцарт. (Наверное, только эти "исключения" и можно считать истинными гениями, по большому счету.)
Лично моя лень (а точнее, паралич) порой доходит до таких степеней, что мне просто недосуг перечитывать и править то, что я накатал, так что не удивляйся, мой читатель, когда встречаешь в моем повествовании явные нестыковки, повторы и прочие большие и малые огрехи - ты можешь просто не читать, если тебе не интересно. Вообще, не стоит относиться к этому серьезно, как и ни к чему в этой пустой жизни. Все, что я пишу - это забава. Для меня, в первую очередь. Но, надеюсь, и для тебя, в некоторой степени.

Тем не менее, я все таки кое-что создал, и на том спасибо. И еще потружусь, даст бог! Хотя порой мне кажется, я становлюсь ужасно скучным: "просто так" писать меня уже не тянет по-прежнему сильно, я хочу за это что-то получить. Наверное, для каждого наступает время, когда страсть к письму замещается жаждой признания. Конечно, большинство с этого и начинают, но для истинного творца растущее и начинающее доминировать тщеславие - первый признак наступающей импотенции.

Сохраняется ли во мне желание писать? Вижу ли я все еще в этом какой-либо смысл? Ест ли меня изнутри этот неутолимый червь? Отвечая без рисовки самому себе на эти вопросы, я лишь подтверждаю, жив я еще, на самом деле, или нет. Что-то похожее на проверку мужской потенции. И я знаю точно: когда во мне умрет страсть к письму, умру и я. И я скорее убью себя, чем дождусь того времени, когда мне нужно будет убивать свое время. Просто дышать и смотреть, что происходит вокруг - нет, это не для меня- я должен что-то делать сам.
Почему-то со мной всю дорогу случаются такие вещи, которые более ни с кем не происходят, или, по крайней мере происходят крайне редко. Как хорошие, так и плохие. Чаще, конечно, плохие. Много чаще. Но и хорошие - изумительны.

Очень может быть, что это только моя склонность к самолюбованию, попытка обнаружения ореола исключительности во всех обыденных событиях, приобретающих для меня особый смысл и окраску только потому, что случились они со мной - Григором Апояном! Должно быть, не я один страдаю этим заболеванием- нарциссизм, как кишечная палочка весьма основательно и глубоко сидит в каждом из нас.

Но я ведь не из тех, кто обожает себя, совсем наоборот. Я скорее стесняюсь себя, своей внешности, своих чувств, своего интеллектуального уровня, и даже своих, пусть скромных, успехов. Я больше концентрируюсь на своих промахах, чем на достижениях, и даже давным-давно совершенные ошибки (начиная с детских) никак не забываю и так остро переживаю по их поводу, будто они были совершены лишь вчера. И имя мое кажется мне неблагозвучным, неблагородным, не армянским, наконец. Нет, я не могу быть кокеткой - для этого надо, по крайней мере, любить себя!
Как работник, я - истинный любитель. Продукт беспримерного советского строя: то была страна болтунов-недоучек, ведущих нескончаемые увлекательные разговоры (по большей части, на рабочем месте) обо всем на свете, кроме своей профессии - это ее и погубило. Возможно, я слишком критичен и к стране, и к себе, но ведь страна на самом деле погибла, а я, вот, существую на всепомоществование правительства США, побираюсь, можно сказать.
Я бы назвал себя любителем жизни, если бы это не звучало столь прямолинейно, примитивно и двусмысленно. Я любитель жизни в том плане, что она интересует меня во всех своих проявлениях, во всех аспектах. Меня интересует все - от стиральных порошков до рождения сверхновой звезды. Почти без какой-либо системы приоритетов. Потому я не могу считать себя профессионалом ни в одной сфере, о которой имею наглость писать, в том числе и в собственной специальности, пусть когда-то и получил степень кандидата технических наук (правда, мои работы, опубликованные аж двадцать лет тому назад, цитируют по сей день). Я постоянно ощущаю ужасные пробелы в своем образовании, я искренне считаю себя почти неграмотным человеком, и если бы не чудо Интернета, я бы, наверное, не написал бы и половины того, что сотворил.

Возможно я - один из тех, кто извлек наибольшую для себя пользу от всемирной паутины. Здесь мне помогает способность сразу же схватить самую суть прочитанного, часто даже просто по обрывкам текста.

Соответственно, я называю себя всего лишь мыслителем, но не философом, или ученым, журналистом и т. д., поскольку мое творчество спонтанно, я не придерживаюсь никакой системы взглядов, никакой методологии, без чего невозможно представить кого-либо из перечисленных профессионалов. Но я не придерживаюсь того мнения, что о музыке может рассуждать только музыкант, о живописи - только искусствовед, а о качестве яств - только шеф-повар парижского ресторана. В конце концов, все в этом мире делается для простых людей, и именно они дают конечную оценку всему своими копейками, своими шагающими в театры и рестораны ногами и своей любовью. Я и выступаю всегда, или стараюсь выступать именно с позиций этого простого человека, обывателя, если хотите. Все, что создается великими гениями в конечном итоге создается для простых людей, и именно простые люди дают конечную оценку всем творениям - большим и малым- и на концерты, допустим, Бетховена ходят не потому, что когда-то кто-то очень умный и компетентный дал ему высокую оценку, а потому что сама его музыка трогает души людей, пусть они и не в состоянии дать ей профессиональную оценку. Засим, каждый имеет право высказать свое мнение по всем вопросам, я - в том числе. По мне, главное, чтобы человек сам по себе был интересным, чтобы не был вторичным, имел собственное мнение по вопросам, о которых смеет высказываться, а не повторял, как попугай, чьи-то слова- чтобы он был увлечен предметом, говорил со страстью, пусть и с ошибками! Я вполне осознаю, что мои собственные рассуждения очень часто наивны, непрофессиональны, даже неверны. Но они всегда искренни, глубоко пережиты мною и, по возможности, проработаны в профессиональном плане. Полагаю, что-то интересное сказать миру всегда возможно. Постараться, по крайней мере. Но если тебя самого не восхищает собственное творение, не отдавай его на суд людей. (Понятно, да, как я любуюсь собой!)
Благодарение богу, я удержался от соблазна (поползновения, правда, были) сотворить какую-нибудь суперглобальную теорию, какие-нибудь монады, или кварки, раз и навсегда объясняющие устройство Вселенной, расставляющие в нужном порядке все кирпичики в ней - я остался свободным человеком.

"Те, кто посвятили себя определенным, строго установленным учениям, вынуждены теперь защищать то, чего не одобряют", точно заметил Цицерон в своих Тулусканских беседах. Быть рабом собственной теории - может, худшее из рабств- я избежал этой напасти, я остался истинно творческим человеком - свободным и раскованным. Еще в первой своей книге я выразил твердое кредо: Эклектизм - бог свободы.
Творчество - это преодоление профессионализма, устоявшихся взглядов, "незыблимых" теорий, иногда даже законов логики. При том, что, как правило, оно зиждется на всем этом.

Если творец имеет склонность достаточно подробно рассказывать о своем произведении, о его смысле и выразительных средствах, "научно" обосновывать все перипетии в нем, то, скорее всего, он и не творец вовсе, а исследователь, и творение его - скукота! Это касается даже науки - и здесь для достижения нестандартного результата нужна раскованность, фантазия, свобода.

Разница между творчеством и обычной работой заключается в том, что если за кого-то сделать его работу, он этому только обрадуется, но если творца лишить его активности, он будет глубоко несчастен, какими бы благами ни возместили ему бездеятельность. (Великий армянский поэт Егише Чаренц, брошенный в тюрьму в проклятом 1937 году и изуверски лишенный там пера и бумаги, писал стихи на стенах камеры собственной кровью.) Творцом при этом может быть и слесарь, и маляр, и повар - все зависит от его отношения к труду. Любовь к своей работе превращает ее в творчество. Полюбить работу саму по себе - есть важнейший шаг к Себе-Человеку. Ибо работа - единственное, что отличает нас от животных. Все остальные проявления - те же. И чем ближе стоит данный человек к животному, тем сильнее в нем отвращение к работе, как таковой. Он не то, чтобы устает, он просто не приемлет саму идею работать. Он не вор, он - животное. Не надо называть его вором, все много проще и трагичнее - животное. Преступники - они идут из животного мира- эти несчастные так и не преодолели в себе природную установку потреблять, не работая, они остались на уровне примитивно травоядных, ибо даже хищникам приходится трудиться, чтобы добыть себе пищу. Преступники всех мастей любят себя сравнивать именно с хищниками, но, по существу, они могут претендовать на сходство лишь с шакалами, тоже "специализирующимися" на отъеме добычи у честно заработанного ее зверя.

Примечательно, что откровенный призыв к тунеядству провозгласил не кто иной, как "высоконравственный" Христос: "Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают в житницы- и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?" (Матф.6:26).
Но только на природе животные могут безнаказанно предаваться безделью.

В человеческом обществе тунеядец - синоним зла. Все пороки, все зло среди людей порождается допещерным желанием человека жить, не работая, - за чужой счет. И зло это возрастает, становится нетерпимым, остервенелым по мере роста всеобщего благосотояния- ведь так легко соблазниться мыслью "оторвать" лично для себя "достойный" кусок от всеобщего изобилия! Но, истинно, только не творящий зло - человек. Возможно, это единственно точное определение существа действительно разумного.

В принципе, две вещи определяют суть человека: способность к труду и неспособность к убийству.

Человек - работающий! И только так! Homo Operantes. Разум пробуждается в работе. Работа предшествует разуму, человек стал разумным в процессе работы. До "разумного" он должен был стать "работающим".

И он не станет истинно разумным, пока не станет окончательно и бесповоротно работающим! Далеко нам еще до этого, далеко. Пока цель обычного человека - получить максимальную усладу тела и души при минимальной работе тела и души. Но праздников без будней не бывает- тогда в будни превращаются сами праздники. И это самое страшное наказание для бездельника - богатого, или бедного. Есть два способа лишить себя праздников: 1) все время работать- 2) все время праздновать. Древние говорили: чувство меры - дар богов!
Засим: Каждый человек сам себе наказание, чего еще ему мстить? Каждый человек сам себе награда - чем еще его можно одарить?
Японцы говорят: Один цветок более, чем сто цветков, передает великолепие цветка. Аналогично можно сказать: Один человек больше, чем сто человек выражает суть человека. Изучай себя - познаешь людей!
Наивысшее наслаждение получаешь, преодолевая боль. Наивысшую выгоду получаешь, преодолевая себя.

Никак не можешь простить себе своей бездарности, лени, трусости и всех-всех пороков, которые есть на этом свете? Прощай, прощай, ты вовсе не одинок!

(Я знаю, это тебе не утешение, но ты должен примиряться с собой, у тебя нет иного пути!)
Человеком по-настоящему ощущаешь себя в те редкие минуты, когда тебе удается преодолеть свою природу, свой страх, свои первобытные комплексы. Но уж слишком редки такие минуты на самом деле! Долог еще твой путь к самому себе. Наука и искусство тщатся вылепить Человека, бизнес и политика неизменно возвращают его в животный мир. Ежедневно, ежечасно, ежеминутно уходить, убегать, спасаться от животного в себе - вот твоя перманентная задача, человек! Работа есть единственное средство достижения этой высокой цели.

Без работы нет не только материального обеспечения, нет и самого человека.

Всякий труд действительно почетен - это вовсе не дешевый лозунг - ибо делает он нас людьми.

Почему, например, торговать своим умом должно быть почетно, а телом - позорно? Разве и то, и другое не даровано нам природой? Разве как раз не тот, который торгует своим умом, зачастую пытается получить за свои услуги незаслуженно высокие гонорары, в то время как несчастная проститутка нередко заместо своих заработанных действительно нелегким трудом денег по прейскуранту получает кулаком по морде, а то и кувалдой по голове?

Кто на самом деле честно отрабатывает свой хлеб - "безнравственная" проститутка, неизменно дарящая за полученные деньги успокоение страждущим клиентам, или "интеллектуальный" бизнесмен, "накручивающий" пару-тройку миллионов одним телефонным звонком, лежа на диване?
Есть в армянском фольклоре удивительно точные слова о нашей грешной жизни.

Звучат они так: "Счастливый человек - ни ума, ни греха!" (Говорят еще - "счастливый осел".) Грех от ума - вот вся правда жизни.

Плата за этот грех высока - изгнание из рая. Не употреби свой ум во зло - сохранишь законное место в собственном рае, а других не бывает.

К сожалению, пока (и, очевидно, это будет еще довольно долго) мир наш построен на принципе воровства, изъятия чужого добра, чужого труда. Разница только в том, что одни отнимают от имени силы, другие - от имени ума.

Деление это весьма условно, конечно, потому что эти два начала никогда и нигде, даже в тюремной зоне не выступают в чистом, так сказать, в рафинированном виде - всегда имеется некоторый симбиоз того и другого. Но там, где все-таки существует примат ума, хватает здравого смысла дать овцам сперва немного набрать веса, а не сдирать с них последнюю шкуру. Именно на этом построено благосостояние так называемых "передовых" стран.

Успеха в жизни, как правило, добиваются те, у кого очень сильно развиты инстинкты. И это лишнее доказательство того, что мы еще не очень далеко ушли от животного. Чем ближе человек к животному, тем больше у него шансов преуспеть в этой жизни. Ибо и окружен он таковыми, как это ни печально.

Напрасно умные интеллигентные люди жалуются на то, что не получают в жизни адекватного своим талантам и способностям вознаграждения, в то время как необразованные, некультурные люди достигают немыслимых, с их точки зрения, высот. Все совершенно естественно. В сущности, деньги, власть и другие регалии "сильных мира сего" являются всего лишь современным способом реализации природного механизма отбора вожаков стаи, и этот конкретный механизм в определенном смысле определяет степень развития данного общества на данный момент. От примата грубой силы, царствующего в первобытном обществе, через примат превалирующего в современном обществе "ума" к ожидаемому в обозримом (надеемся!) будущем примату нравственности - такова должна быть эволюция человеческого общества. Должна быть. Надеемся. Ибо доминирующий сегодня примат ума очень мало отличается по существу от примата грубой силы.

Я много восхвалял скромность в этой работе, и я не отказываюсь ни от одного своего слова, но обратим внимание, что реального успеха в жизни - в науке, искусстве, литературе, в том числе - крайне редко добивались люди скромные, неуверенные в своих способностях. Если у тебя нет способности рвать, то у тебя очень мало шансов продать свой талант.

Когда я смотрю, как много людей самых разных профессий прямо-таки вещают от имени Бога, никогда не добавляя к своему категорическому мнению хотя бы слова "я так думаю", меня, честно говоря, просто оторопь берет. Но, замечая, что они и есть самые успешные в нашем сумасшедшем мире люди, я начинаю сомневаться: может в этом искомый секрет успеха - вещать от имени Бога и никаких гвоздей? Скромные гении если и добивались признания, то чаще всего после своей кончины.

Фанатики, как правило, двигают жизнь в том, или ином направлении. Благо, когда фанатик увлечен наукой, или искусством, беда - когда политикой- последних неизмеримо больше - практически все люди в той, или иной степени занимаются политикой, каждый в своей узкой среде и по своему масштабу.

Почему людей так увлекает занятие политикой? Потому что здесь они соревнуются в том, к чему более всего расположена их душа - в подлости. Политика - большая и малая - всегда и везде есть соревнование на тему, чьи подлецы подлее. Хотите быть в выигрыше? Я не хочу и не хотел, и не стал. И оказался там, где оказался. И слава богу!
Значит ли изложенное в предыдущем абзаце, что мизантропия заполонила мою душу? Отнюдь, просто я стараюсь видеть человека (себя, в том числе) во всем комплексе его проявлений, и это означает, что я могу и восхищаться, и любить, и негодовать - и все по поводу одного и того же человека. Мы бываем очень разными в разных обстоятельствах- задача человека, по большому счету, задача его институций - создавать такие обстоятельства, в которых он будет проявлять себя с наилучшей стороны. Собственно, только в этом и состоит коренная разница между отдельными группами стран, народы-то везде одинаковые.
Я не мизантроп, отнюдь не мизантроп. И менее всего хочу стать мизантропом.

Именно потому я стараюсь свести свои контакты с людьми к минимуму, они мне давали мало поводов для вдохновения. Королевский двор со всеми его мерзостями - вот истинное лицо человека, его, так сказать, квинтэссенция.

Но и мое лицо, я не имею права отделять себя от человечества. Объективно у меня есть лишь одно небольшое преимущество: я человек, который вполне может обойтись хлебом и водой, потому меня нелегко схватить за жабры, нелегко принудить к подлости. Благодарение богу, по моим оценкам, я ничего такого не совершал, и, тем не менее, я осознаю, что остаюсь человеком со всеми его плюсами и минусами, со всеми его пороками - потенциальными, по крайней мере.

Все то, что я совершал и совершаю, навсегда остается моим личным достоянием, пусть даже я выполню здесь свое обещание сказать все. Боль моя останется при мне, и никому на свете не облегчить ее. И никому нет дела до нее, зачем же мне вопить в пустыне!
Никто не в состоянии вознести меня выше, чем я сам, и никто не может осудить и унизить меня жестче, чем я сам. И радости мои, и печали принадлежат только мне. Собственно, так происходит со всеми, но люди слабые пытаются найти отзвук в чужих душах, не понимая, что это бесполезно. Не понимая, что своими многословными излияниями они только унижают себя.

Если ты истинно преисполнен чувства собственного достоинства, если не презираешь себя в самой глубине своей души, никто другой не осмелится презирать тебя! Если же ты ощущаешь, что кто-то презирает тебя - постарайся заглянуть в глубину своей души, там ты найдешь ответы на все вопросы.

И больше нигде. Эту истину, по-видимому, глубоко осознали европейцы, потому они ни в малой степени не озабочены глупостями церемониала, им просто не приходит в голову придавать значение тому, как на них посмотрел, или какое телодвижение совершил их сосед - они преимущественно в самих себе- а вот, люди Востока только этим и живут - реверансами и церемониями. Как мне их жаль, сколь более долог их путь к самим себе!
Большинство таких людей, по моим наблюдениям, начисто лишены не только способности хоть как-то оценить степень таланта или самобытности рядом стоящего человека, но и каких-либо внутренних нравственных ориентиров, потому для них единственно важным является, как окружающие посмотрят, как оценят их поступки, и почти никогда - насколько они нравственны сами по себе, вне зависимости оттого, узнал кто-нибудь о них, или нет. Так же они никогда не имеют собственного мнения о литературе, искусстве, музыке, вообще окружающей жизни, они способны лишь повторять чужие слова, часто выдавая их за собственное мнение. Вторичные люди. Именно потому эти люди так самолюбивы, подозрительны и обидчивы - они полностью зависят от мнения окружающих.

Есть люди, которые считают, что если напротив подлец, то и поступить в ответ на его подлости позволительно без особого разбора средств, и есть другие, которые считают, что не имеют права терять свое человеческое лицо ни при каких обстоятельствах. Правда, когда эти самые обстоятельства действительно выходят за рамки человеческой терпимости, мало кто из этих последних обнаруживает достаточно душевных и физических сил, чтобы остаться при своих высоких принципах. И тем не менее, это совершенно разные люди, я уж не говорю о тех единицах, которые действительно ни при каких обстоятельствах не позволят себе унизить другого человека.

А какое достоинство может быть у человека, единственной маниакальной свехзадачей которого является постоянное желание унизить других людей? Даже если он - царь? Вот, Сталин не скрывал, что высшим для него наслаждением была месть, жестокая месть, и это говорит о том, какие ужасные комплексы владели несчастным тираном. Наверное, чувство мести, в какой-то степени, естественно для человека, но считать ее высшей радостью для себя может только больной человек. Тяжело и неизлечимо больной. И какой скучной и пустой стала жизнь этого тирана, когда ему уже некому было мстить - ведь довольно скоро вокруг него остались одни лизоблюды! Вот когда он стал лепить врагов из этих вторичных людей, иначе у него не осталось бы источника наслаждения, даже просто цели в жизни! Великий диктатор, как же...

Меня крайне удивляет, когда употребляют слово "трагический" при описании жизни такого типа диктаторов - а они все такого типа. Что может быть трагического в жизни диктатора? Ничего, кроме самой его смерти, да и то весьма относительно. Разве он способен любить, чувствовать боль?

Разве это не протворечило бы самой его сути? Прояви он малейшие человеческие качества, разве не закрылась бы наглухо для него дорога к вожделенным высотам власти?
Сильный человек не может добраться до высот власти, даже просто дожить до преклонных лет. Все эти бандиты, политики, сталины никак не могут считаться сильными людьми. Подлыми, вероломными, изворотливыми - да, но никак не сильными. Естественный вопрос - а кто на самом деле является сильным человеком?

Ответ на него прост и однозначен: это тот, кто с открытым забралом выходт на дуэль, любую дуэль. И такой человек, конечно, не может дожить до старости: когда-нибудь на самом деле находится человек, сильнее него. Или просто подлый. Сталин какой-нибудь. (Так часто обращаясь к весьма несимпатичному человеческому образу этого "товарища", я обязан во имя объективности также отдать должное той немалой положительной роли, которую он сыграл в русской истории - можно только предположить, к какой катастрофе привели бы Россию все эти троцие, зиновьевы и бухарины со всей своей камарильей.

Что тут скажешь - в большой политике редко встречаются нравственные персонажи- а по-другому и быть не могло.)
Что касается меня лично, как-то так всегда получалось, что кто-то приходил раньше меня и снимал все сливки, а мне доставалась только тяжелая работа и больные шишки за нее. Но я никогда не думал, да и сейчас не думаю, что мне не везло. Должно быть сливки умеют снимать только те, кто больше ничего и не умеют делать. Работать, я имею в виду. А разве есть большее удовольствие, чем действительно работать, творить!
Творческий человек переживает в своей душе несостоявшиеся, но возможные трагедии не менее остро, чем тот, кого они действительно постигают. Потому он всегда глубоко несчастен. Но он и необыкновенно счастлив одновременно уже потому, что, может быть, только он и знает, что это такое - быть счастливым.

Истинно переживать!
Но жизнь не пишется по каким-то четким и окончательным законам. И для каждого собственные переживания самые острые и собственная заноза самая болезненная - это всегда надо иметь в виду.

Возможно, все, что здесь излагается кем-то будет воспринято, как "пронзительное признание", но я бы не согласился с таким определением. Не потому, что сочувствие, или жалость, как неизбежные спутники такого определения оскорбительны для меня - наоборот, я считаю их самыми человечными, самыми добрыми чувствами, когда они не сопровождаются ядовитыми усмешками - просто они ни в коей мере не адекватны моему внутреннему психологическому состоянию.

На самом деле, я считаю себя счастливым человеком, и вовсе не потому что прожил легкую жизнь, или мне повезло в любви, но только потому, что к своим семидесяти я сумел сохранить внутренний баланс, неподдельный интерес и доброжелательность к людям, животным и растениям. Несмотря на бесчисленные жестокие разочарования я все еще искренне доверяю людям, не истекаю ядом по поводу чужих успехов, и по мере возможностей стараюсь помогать всем, кому могу (правда, возможностей, к сожалению, у меня совсем немного).

Вообще, проблемы в нас самих, а не в окружающем нас мире, и счастливы те, кто не становятся проблемой для самих себя. В сущности, человек выше и счастья и несчастья - и то, и другое он благополучно переживает.

Как, наверное, и всех, меня порой переполняет простодушное чувство неизъяснимого восхищения собой- в иные моменты я бесконечно презираю себя, чему, вероятно, есть гораздо больше причин. Но в горькие минуты жизни, когда я бываю готов возненавидеть мир за собственные неудачи и горести, я стараюсь думать о тех великих, которые отдали этому миру весь свой громадный талант, весь жар души и, не получив в ответ ничего, умерли в молодом возрасте в нищете и безвестности - эти примеры быстро примиряют меня со своей судьбой.

Когда же я бываю уже готов возненавидеть кого-то из моего окружения за его неблаговидные поступки, я опять же стараюсь напомнить себе о людях, которых также принято считать великими, но которые за свою жизнь совершили столько гнусных преступлений, что в сравнении с ними мой несчастный знакомый выглядит просто агнцем божьим. Это тоже помогает мне быть толерантным.

Вообще, сталкиваясь с людской подлостью, глупостью, невежеством - одним словом, с человеческими пороками - я испытываю порой удивительное чувство удовлетворения. Я говорю себе: "Посмотри, какие бывают люди, какое это все-таки счастье, что ты не такой!" Я начинаю ощущать очень остро свое совершенство (шутливо, конечно), или, по крайней мере высокое достоинство.

Американцы поощряют свою молодежь больше общаться с ущербными людьми, помогать им, вникать в суть их проблем. Помимо выработки определенных гуманистических воззрений, такое общение заставляет молодого человека гораздо объективнее и выше ценить свое собственное нормальное здоровье, на которое он в обычных условиях вовсе не склонен обращать внимание. Нечто похожее происходит у меня при столкновении с подлецом.

Я не считаю, что чья-либо жизнь в итоге оказалась более содержательной и счастливой, чем моя- Бетховен и Ньютон, Наполеон и Гитлер прожили по одной-единственной жизни- одну жизнь проживаю и я, и каждый другой, и никто не знает, как протекает внутренняя борьба его ближнего, или дальнего соседа, какие ангелы и какие дьяволы трубят в свои звонкие трубы в его мятущейся душе. А ведь только это, в конце концов, имеет какое-либо значение.

Ромен Роллан справедливо отметил, что "в человеке важны не факты биографии, а его внутренняя жизнь". Правда, факты биографии во многом отражают внутреннюю жизнь человека, но, конечно, не всегда и не во всем.

Короли и наркобароны, поп-звезды и воры в законе, да и подавляющее большинство вполне ординарных людей пребывает в абсолютной уверенности в своей особости, исключительности, в праве на какой-то отдельный статус. Как мне их жаль, как невыносимо трудно им умирать! Когда-нибудь в человеке утвердится простая истина: все мы братья по смерти! И тогда действительно установится мир среди людей, а мир между странами - это дело вторичное, производное от мира среди людей, и он установится автоматически. Природа (или бог - как кому угодно) оказалась достаточно гуманной и демократичной: она во многом уравняла людей, сделав секс для них главной жизненной забавой. И властелин мира может порой по своим обстоятельствам с завистью смотреть, как бездомный забулдыга от души насилует под забором облезлую ослицу. Уже одно это должно подсказывать нам, что человеческие жизни равноценны. Абсолютно. А уж как сам человек распорядится этой драгоценностью зависит от многих факторов- истинная задача воспитания состоит не в том, чтобы привить так называемые изящные манеры, или любовь к знаниям, а в том, чтобы отвадить от погони за пустыми химерами, за реально ничего не стоящей мишурой. Культура - это не изысканные манеры и речь, это изысканные мысли и добрые дела. И ад, и рай - внутри нас, и возводятся они нашими собственными руками.

Еще хочу сказать, что культура - это прежде всего умение считаться с чужим интересом. Вот, допустим, ты получаешь особое наслаждение от еды, когда жуешь со всякого рода звуками, с чавканьем и посапывнием, но ты - если ты культурный человек - никогда не станешь так делать в присутствии других людей, ибо понимаешь, что это может их ужасно раздражать. Но истинная культура заключается в том, что, сидя за столом, не чавкают не потому, что нельзя, а потому что не умеют. И это касается всего-всего.

У меня определенно есть склонность к морализаторству, да простит мне читатель этот маленький грех, надеюсь, он компенсируется хотя бы некоторыми нетривиальными мыслями, которые нет-нет, да попадаются в этом бурном потоке. Да и воля читателя - в любой момент остановить этот поток, попросту закрыв книгу (или сайт). Mille pardons. Я не гордый, я все проглочу (я писал о своей гордости). Мне не стоит больших трудов сохранять внутренний баланс, примиряться с действительностью. Когда у меня спросили, каким образом мне это удается (сохранять внутренний баланс), я сказал, что стараюсь всегда оставаться в своих скромных рамках, так же, как выходить, вырываться, когда нужно, за их тесные границы. Я понятно выражаюсь?
Определенное успокоение приносит также трезвое осознание своего места в этом мире и не только самого себя, но и любого из человеков. Когда соотносишь себя со всем миром, с космосом, со Вселенной, только тогда ощущаешь ничтожный масштаб своей личности, понимаешь, какая мы все-таки мелкота, и только напыщенный глупец, не видящий ничего за пределами своего ничтожного мирка, пыжится - "Я велик!" И тем не менее, - вот опять вопиющее противоречие!

- самые упоительные мои моменты, когда, перечитывая собственные вирши, я восклицаю: "Апоян - ты гений!" Но и то верно - что нам достается в этой жизни, кроме крупиц радости, пусть это будет онанизм! Еще я должен здесь добавить вот что: ты никогда не должен ощущать себя песчинкой, но помнить об этом должен всегда.

Ты полагаешь, что ты не дурак, только потому, что мнишь себя гением, но, скорее всего, ты и есть самый дурной дурак, раз думаешь о себе так. Но и это неважно.

Мне кажется нелепым, когда говорят, что кто-то - Александр там, или Наполеон - перевернул наш мир. Ни эти кровопийцы, ни действительно великие ученые и гуманисты на самом деле ничего перевернуть не могли - мир идет собственным ходом и этот ход ведет его к своему естественному концу. И не надо делать из этого особую трагедию, даже особую историю. Вселенная существует миллиарды лет (человечество - лишь сто тысяч) и в ней не произойдет никаких особых изменений, если наша Земля, если наше Солнце провалятся в тартарары. Каких-нибудь 5-10 миллионов лет тому назад на Земле не было и намека на разумную жизнь, и Вселенная этого не замечала и никак на это не реагировала. Вселенной было все равно. Самоценность человеческой цивилизации совершенно безразлична Вселенной, в то время как ценность отдельно взятой личности имеет немалое значение для других людей, особенно если это творческая выдающаяся личность.

И хотя мы совершенно спокойно и естественно воспринимаем смерть каждого отдельного человека (а ведь для него это и есть конец света), нас почему-то приводит в ужас одновременный уход всех человеков, на который некому будет даже реагировать. Пусть существуют так называемые "внеземные цивилизации", разве мы для них можем означать что-то большее, чем подопытные кролики?

Или кто-нибудь полагает, что наш разум когда-нибудь приобретет такую мощь, что сможет бросить вызов неуправляемой стихии Вселенной? Смогли ли мы за немалый, в общем-то, срок, при всенх своих впечатляющих достижениях, хоть в какой-то степени обуздать грозное дыхание нашей крохотной Земли?

Если не считать расстрел градовых туч, и относительно сейсмостойких сооружений, то здесь и предъявить нечего.

Цицерон в Тулусканских беседах заметил: "Может ли быть что-нибудь более нелепое, чем придавать значение совокупности тех, кого презираешь каждого в отдельности?" Разве не естественно сказать те же слова о самой жизни, или существовании всего человечества? Разве есть смысл придавать смысл существованию человечества, если смысл каждой отдельно взятой единицы этого человечества невозможно определить? Если каждый человек все равно умирает, что изменится, если они все умрут в один день? Почему, например, моя жизнь стоит меньше, чем жизнь всего человечества, разве человечество состоит не из совокупности таких же жизней, чем они выше моей? Но я ведь умру, и это не произведет особого впечатления на остальных людей, даже если до того я буду признан самым великим гением всех времен и народов. Так почему же одновременная смерть всех остальных людей так ужасает нас? Неизбежность этого явления должна примирить нас с кошмаром, точно так же, как она примиряет с потерей самых ценных человеческих экземпляров.

Существует такое выражение: Легко любить все человечество, но очень трудно - своего ближнего, конкретного человека. Известное дело: любить издали всегда намного легче. Но должен признаться, у меня все наоборот: я очень добро отношусь к своему окружению, жалею близких и далеких мне людей, даже самых благополучных из них (возможно, я просто острее ощущаю трагизм человеческого существования)- я всегда пытаюсь понять (и значит, простить) даже самых недостойных из своих знакомых, а если это в моих силах - то и помочь им. У меня есть дурное свойство привязываться ко всем, кто хоть как-то контактирует со мной, кого я просто знаю, а порой и не знаю вовсе.

Я по-настоящему привязываюсь даже к моим заклятым врагам. Это нонсенс, но это так. Хотя... может, в этом есть что-то доброе, сущностное. Может, я даже могу гордиться этим своим качеством.

Что касается всего человечества, я не могу сказать, что не люблю его в целом (нередко можно встретить и такое отношение, даже ненависть), я просто не склонен придавать ему большее значение, чем одному отдельно взятому человеку, пусть самому ординарному (в моем представлении, таковых и нет вовсе). Конец каждого человека для меня ничуть не меньшая трагедия, чем конец всего человечества, и я не склонен драматизировать неизбежность всеобщей катастрофы в большей степени, чем столкновение двух автомобилей, в результате которого погиб один человек.

Когда-то на Земле жили динозавры, сейчас живет Homo sapiens - что изменилось с точки зрения вечности? Что изменится, когда и человека не станет? Засим не следует к жизни человечества относиться серьезнее, чем к жизни отдельного человека - она так же преходяща и наполнена ничуть не большим смыслом.

И единственная задача цивилизаций - умирать. Вовремя умирать. Так имеет ли смысл ужасаться того, что случится неизбежно? Полагаю, правильнее всего забыть об этом. Правда, сказать легко. Но и страдать преждевременно по этому поводу - глупо. Не умирай, пока живешь, гласит русская пословица.

Это относится и к человечеству в целом - истерики по поводу конца света действительно нелепы.
Мудрый человек, филолог Юрий Лотман сказал: "Что не имеет конца, не имеет и смысла". Несомненно, он имел в виду нашу жизнь. Но ведь то, что имеет конец, и вовсе не имеет смысла! Дает ли нам это основание усомниться в содержательности самого понятия "смысл"? Как это часто бывает, итог подводит поэтический образ - знаменитое определение Михаила Светлова: "Все говно, кроме мочи". На том можно было бы поставить последнюю точку, но я не стану. Поиграюсь еще...

Мне кажется, я пишу все это от имени многих, очень многих людей. (Редактор, очевидно, одного со мной мнения, иначе не стал бы он мусорить свой альманах моими досужими разговорами.) Некоторым из этих людей не хватает мужества честно заглянуть в глубину своей души, другие сознательно избегают подобных размышлений, чтобы не отвлекаться от вкусно пахнущего корыта, третьим не хватает интеллекта и образованности, но рано, или поздно все они так, или иначе начинают испытывать беспокойство по поводу истинного своего предназначения, и - я тешу себя такой надеждой - мои любительские заметки, возможно, дадут им ответы хотя бы на малую часть мучающих вопросов. Философия - тяжкое бремя, но разве есть в этом мире иное счастье? Человеческое счастье, я имею в виду.

Раскрою и скобки этого счастья: философ наделен способностью расшифровывать мотивацию другого человека, что позволяет ему понять и простить других людей, а только это может примирить нас с жизнью, не концентрироваться на ее темной стороне. И это максимальное "счастье" (или счастье), которого может достичь человек.

Каждый человек в своих рассуждениях о жизни где-то (на каком-то уровне) останавливается: у примитивных чревоугодников это их ненасытный желудок и их зачастую довольно вялый член- более продвинутые люди думают также о своей семье и будущем своих детей- серьезные политики думают о судьбе целых наций, и только редкие философы транжирят свое время на размышления о жизни, как таковой - о ее истинном предназначении, ценности, ее начале и конце, ее модификациях и т.д. и т.п.
Подозреваю, у большинства людей (у подавляющего большинства людей) никогда и не возникает вопрос, для чего они живут. Это не означает, однако, что данный вопрос не является самым главным в их жизни. Упрощение - самая страшная и, к сожалению, самая распространенная ошибка человека. Жизнь - это философия, как ни крути.
Математик учит считать, филолог учит читать и писать, механик учит конструировать, агроном - сеять и жать. Философ учит человека самому сложному - жить.

Философия - это предельная форма обобщения- даже математика - лишь ступень на этом пути.

Каждый из нас должен сам для себя определить, что он на самом деле любит, во имя чего живет. Без этого нам никогда не найти смысла жизни. Деньги - это, конечно, вещь хорошая и нужная, но сами по себе они не могут быть предметом любви, они всегда лишь средство. Именно потому богачи редко бывают внутренне удовлетворены- они отдали весь жар своей души, все свои способности деньгам, а потом обнаружили, что это есть фальшивая ценность.

И вот теперь ты хочешь сказать, что не вечность - первая и единственная в ряду твоих приоритетов? Боже, как мелко ты плаваешь! Ты должен находить смысл в каждой прожитой своей минуте, и тебя никогда не будет мучить вопрос о смысле жизни в целом - это и будет твоя служба вечности.
Лично я по своей природе - философ. И, как мне представляется, у философа могут быть очень сильные чувства, быть может самые сильные чувства, доступные человеку. Но дело в том, что они никогда не будут проявлены с той же силой.

И если вы спросите, в чем же тогда их сила, разве есть иная шкала измерения, я отвечу: и сами чувства, и истинная шкала их измерений находятся только внутри, глубоко внутри нас. Готовность к самопожертвованию - вот, единственный критерий, по которому вы можете поверять свои чувства. Себя не обманете!

Философ не может благоговеть перед женщиной, так как он не благоговеет ни перед чем, даже перед самой жизнью. Но он в состоянии любить, сильно любить, осмысленно. Что означает - жертвовать.

При всей своей открытости, я не считаю возможным излагать здесь, на какие именно жертвы и в каких обстоятельствах готов пойти я лично. Есть интимные моменты, которыми не пристало делиться с миром даже такому хулигану, как я. Ибо, раскрытые, они переходят из символа веры в разряд тошнотворного бахвальства.

Сам я, скорее всего, произвожу впечатление флегматичного, безынициативного увальня, да и сам о себе, признаться, такого же мнения. Но, оглядываясь назад сквозь годы, я с удивлением обнаруживаю, что довольно бесстрашно шел на радикальные, непредсказуемые изменения в своей жизни, вступал в многочисленные серьезные конфликты, получал очень болезненные удары, но присутствия духа при этом совсем не терял, может, наоборот, становился закаленнее и даже, как это ни странно (или вполне закономерно), добрее.

Гордости особой от всего этого я, искренне, не испытываю, только слегка поеживаюсь, внутренне ощущая, что главные жизненные события у меня все еще впереди.
Вообще, по моим наблюдениям, самые ожесточенные войны в жизни приходится вести людям, искренне настроенным на мир, и в этом есть своя логика: человек, осознанно и действенно жаждущий мира, не может так же искренне не жаждать справедливости, а кто в этой жизни получает больше беспощадных ударов, чем борец за справедливость! Вот и приходится держать эти удары, оставаться в форме, пусть тебе и немало лет.

Гениальный мужчина тот, который и в 65 лет все еще остается завидным женихом для 30-летних женщин. Он должен обладать потенциалом - физиологическим, финансовым, психологическим и пр. - чтобы полнокровно жить с такой женщиной.

И практически реализовать этот потенциал. Если нет - значит ему пора на тот свет, он свое уже отжил.
Тяжелы мои раздумья, друзья мои.
Обратим внимание, из тысячи, нет, из десяти тысяч мужчин пожилого возраста найдется только один - и то не всегда и не во всем - который удовлетворен своей сексуальной жизнью. И вот только этот один, в сущности, действительно имеет право на то, чтобы жить дальше. Все остальные - это отрыжка цивилизации, ее жалкая подачка неудачникам.

В старости мужчину в жизни могут держать только его творчество, или его женщина. Что почти одно и то же- женщина - это тоже творчество, если это - женщина. У меня есть творчество- по сей день есть. И пока мой благородный издатель на мое робкое: "Не слишком ли много будет Апояна?", отрезает: "Апояна не может быть слишком много!", я могу не глядеть на стрелку секундомера. Помимо того, я все еще надеюсь, что у меня будет и женщина, я вполне готов. Правда, для этого должно очень-очень повезти.

Но может, в конце концов, и мне воздаться за все мои страдания! Если такое случится, я действительно буду считать это чудом, ибо мои наблюдения за жизнью дают мне мало оснований для оптимизма.
С годами мужчины, как правило, становятся все более сентиментальными, порой даже плаксивыми, женщины - все более ожесточенными, злобными, недоброжелательными.

Более всего ее возмущает, что у него все еще сохраняется интерес к телу.

Потому она считает его животным, в то время как у нее -насыщенная духовная жизнь. Правда, пока она сама жила телом, она не считала это позором. Сейчас она говорит о высоком, подразумевая под этим латиноамериканские сериалы, которые смотрит с упоением и беспрерывно, все подряд. Это ее тоска по умершему телу, хотя ей самой кажется, что она действительно верит, будто в этой жизни есть что-то, важнее секса (между тем к чужой постели ее интерес велик, как никогда). Последняя стадия - когда главным становится не дать насладиться другим. Женщины очень скоро к ней скатываются, а может, изначально в ней пребывают. Впрочем, вид чужой радости всегда вызывает внутренний протест у человека, такова его завистливая природа.
Между тем, если между мужчиной и женщиной нет секса, у них не может быть и ничего другого. Я могу сказать даже больше: если между мужчиной и мужчиной, или между женщиной и женщиной нет секса, то и там, по существу, тоже не может быть ничего другого. (Как исключение, между мужчинами изредка и недолговременно случается истинное взаимопонимание.) Только секс в состоянии в какой-то (тоже очень малой) степени привязать людей друг к другу, и, как правило, на очень короткое время. Потом, в лучшем случае, происходит мирное расставание, в худшем - попытки востребовать что-то за былые страсти, которые при подобных претензиях вызывают вполне обоснованное подозрение, что в свое время это были всего лишь рыночные услуги с отложенным платежом.

Пусть не кажется странным, что уже далеко не молодой человек так много говорит о любви, о сексе. Еще немецкий писатель Жан-Поль Рихтер (ХVIII век) заметил: "Кто в старости может обходиться без любви, тот не любил и в юности, ибо для любви годы не помеха". Не помеха. Но есть множество других помех.

Когда на личном счету нет денег, любые встречи с женщинами становятся унизительными для тебя. Ибо так же страстно, как жаждешь припасть ты к ее чреслам, так и она - присосаться к твоему карману. А если он пуст...

Кого ты хочешь обмануть - ее, или себя? Впрочем, как правило, без обмана здесь и не обойтись.

Известно, что наибольшим успехом у женщин пользуются альфонсы, неспособные в реальности ни на какие искренние чувства, но зато умеющие мастерски льстить и ублажать их мелкие прихоти (никогда практически не требующие чувств, или расходов). Этот тип мужчин рассматривает женщин исключительно как куски аппетитной баранины, которую необходимо (пока не испортилась) натянуть на свой вертел. И скорее всего, они правы! И бешеный успех у женщин альфонсов-недоумков, остановившихся в своем развитии на уровне подростков, нисколько не должен удивлять: ведь женщины только этот уровень и способны воспринимать. Можно сказать еще грубее: мужчина мечтает покорить женщину, а на самом деле ее нужно просто покупать - преимущественно деньгами, или, при специфических способностях альфонса, - лестью. Как это ни печально.

Мужчина, который действительно уважает в женщине человека и видит ее равным себе субъектом, никогда не будет иметь успеха у слабого пола. Но если ему посчастливится встретить действительно достойную женщину, у них и только у них может возникнуть то редкое высокое чувство, что называется любовью.

Мой жизненный опыт подсказывает мне, что обоюдный здоровый эгоизм - лучшая основа для взаимопонимания, и не только в семье. Все мои бескорыстные поступки - а их за жизнь было отнюдь немало - вызывали лишь подозрение в каком-то изощренном плане по извлечению собственной выгоды, и самые мои горькие разочарования были связаны с обнаружением подобных оценок.

В ком нет толики здорового эгоизма, тот никогда не будет понят людьми и всегда будет восприниматься, как очень хитрый и опасный субъект. Потому можно еще раз убежденно констатировать: обоюдный здоровый эгоизм - лучшая основа для взаимопонимания. Но не любви. Если у тебя в жизни никогда не было человека, отношения с которым ты строил не на расчете, значит, ты не знаешь, что такое любовь, значит зря ты прожил жизнь! Лучше быть обманутым, чем обмануть самому- лучше быть битым, чем ударить самому. НО! Лучше любить, чем быть любимым! А великая любовь может быть основана только на обоюдном абсолютном бескорыстии, именно потому она так редко случается в этой жизни.

Многие вообще не верят в ее существование. Французы говорят, что большая любовь похожа на привидение: все о ней говорят, но мало кто ее видел.

О ней и поговорим.

В своем признании "Время любить" я уже описал достаточно откровенно единственную настоящую любовь моей жизни, и это действительно любовь до последних дней, но ведь были и другие женщины, немного, но были! И каждый раз это была драма - большая, или маленькая, по крайней мере, я так все воспринимал. Проблема женщины для меня, как, полагаю, и для всякого нетривиального мужчины, была (и остается) самой тяжелой в жизни.
Я - Скорпион. Для Скорпиона жизнь есть секс. Нет секса - нет жизни! Но секс отягощен любовью. Любовь, соответственно, отягощена сексом. Секс - это проклятие любви, и любовь - проклятие секса. Но отделяя любовь от секса, мы обесцениваем и то, и другое. Низводим до нуля. Такая дилемма.

Ключевое слово в человеческом сексе - доверие. И потому - любовь. Поди, разберись.

Меня поражает, когда кто-то из друзей, значительно моложе меня, вдруг совершенно спокойно признается, что данный вопрос для него уже закрыт, и он даже рад этому, так как может не отвлекаться от своей работы. Но что его далее держит в этой жизни при таких обстоятельствах, что? И какое содержание может отныне иметь его "работа"? Пусть я примитивен, но главный вывод, который я сделал к немалым уже своим годам состоит в том, что пока у тебя стоит, не стоит поддаваться мыслям о бренности жизни, для тебя еще есть в ней сладость бытия. И день, когда у меня пропадет острое желание прикоснуться к рукам женщины, думаю, будет моим последним днем. (Хотя... сказать, конечно, легко, я много болтаю на эту тему, но бог знает, как поведу себя в критической ситуации.)
Конечно, я вовсе не оригинален в своем "резюме". Вот, почему "после соития всякая тварь печальна"? Потому что гормоны утихомирились, умерли на время, и жизнь сразу стала пустой и бесцельной.
Но будучи столь ярым апологетом плотских радостей, с трудом представляю себе другого такого же робкого и неуверенного с женщинами человека, как я. Разве что мой младший сын, который унаследовал, к несчастью, все мои отрицательные качества. (Но, замечу, - положительные тоже, и их немало.) Не раз и не два я почти в панике убегал от женщин, которые откровенно выказывали весьма специфический интерес к моей персоне, а в тех редких случаях, когда эти истории доходили до своего логического завершения, я все не мог поверить (и сейчас не верю), что они действительно принимали меня, именно меня. Как есть.