СКАЗАТЬ ВСЕ 6 (Последнее)

16-06-2013

Это последняя часть моего труда, хотя тема неисчерпаема, и говорить можно бесконечно. Слова, слова, слова... Удается ли, на самом деле, что-нибудь сказать? Я вот претенциозно озаглавил сей труд "Сказать все", но сказал ли я хоть что-нибудь? Не мне судить.

Коснемся под конец самой сложной проблемы человека - его идентичности. Есть множество уровней идентичности - начиная от пола человека, его национальности, религии, родственных связей до участия в любительском хоре, или дворовой шайке, и все эти сообщества, по большому счету, лишь подавляют его волю, какие бы преимущества сами по себе они ему ни сулили. Что такое, в сущности, идентитет? Это твоя схожесть с другими. Ты хочешь быть безликим?

Бердяев метко определил, что "всякая группирующаяся масса враждебна свободе". Она враждебна личности, как таковой. Примыкая к какой-нибудь общности - по природе ли своей, или по личному выбору, большой, или малой, экстремистской, или самой либеральной - ты теряешь частичку своего "я", уступая право принятия решений кому-то, или чему-то другому. Вот, казалось бы самое фундаментальное и незыблемое - пол твой - разве это не проклятье твое? Разве не диктует он тебе безоговорочно следовать каким-то строго установленным правилам: быть брутальным, если ты мужчина, и, наоборот,
нежным и ласковым - если женщина? А если ты - другой, если тебе органически чужд навязываемый образ, как тебе быть? Мне порой кажется, что гомосексуализм в своей основе есть своеобразная форма протеста против диктата плоти, восстание против него. И всякие иные восстания, включая великие революции - это, по существу, яростная борьба доведенного до отчаяния человека против клейма на собственном лбу. Революции эти, как правило, с треском проваливаются - сразу, или позже (иногда много позже), ибо клеймо на лбу никогда не бывает случайным.

Более всего мы дорожим нашими чудачествами, именно они делают нас неповторимыми, интересными (в собственных глазах, прежде всего). А всякая идентификация, в первую очередь, объявляет все эти чудачества вне закона. Чем консервативнее общество, тем непримиримее оно ко всякого рода отклонениям, свободе самовыражения. И, как реакция, тем исступленнее гнев, зреющий в недрах его, который взрывается когда-нибудь действительно бессмысленным и беспощадным бунтом.

Но отчего же человек изначально так покорно подчиняется необходимости идентифицировать себя в том, или ином качестве, так легко позволяет поработить себя? Потому что человек есть животное общественное, как и почти все, обладающее способностью самостоятельно передвигаться по этой земле. Даже волк, одинокий волк - символ индивидуализма - в тяжелую зимнюю пору сбивается в стаю, чтобы выжить. И царь зверей - лев также живет общиной, небольшой, правда, но изгнанный из своего прайда, он неизменно становится добычей шакалов. А человек и живет среди шакалов, он и сам таковой, как же ему не прибиться к какой-нибудь шайке для защиты живота своего! И он группируется, отдавая свободу свою за живот свой - кто его осудит! Свобода - красивое слово, но чтобы ценить ее и бороться за ее осуществление, надо быть, по крайней мере, живым, не правда ли? Все относительно в этом мире.

Широко известна и часто цитируется звонкая фраза, приписываемая Томасу Джефферсону: "Цена свободы - вечная бдительность". Ядовитый вопрос: а какова цена жизни, не сама ли свобода? Не будем максималистами, но будем честными. Примем жизнь таковой, какая она есть. Великие завоеватели и банальные бандиты, пузатые банкиры и жалкие подметальщики улиц - все они, все без исключения платят свой индивидуальный налог свободой за то, что им предстваляется благополучием - большим, или малым. Да пребудут они вечно в своих заблуждениях, да не раскроются никогда их зашоренные глаза! И пусть находят в себе силы примиряться с жизнью те, кому открылась ненароком горькая истина!

Нельзя не отметить также, что стандартизация - это спасательный круг для дураков, не имеющих предложить ничего нового, своего, интересного; именно потому они так яростно стоят на страже всевозможных табу. Если что-то не так, как у них, так, как предписано считать правильным - значит, это против закона, значит это - аномалия, угроза. Ату носителей необычного, ату!

Ведя разговор об идентичности человека, никак нельзя обойти вопрос национальности - этот второй по важности после определения пола его индикатор.

Я где-то уже писал, что, быть может, худшее в человеке и есть его национальность. Она устанавливает для нас, вероятно, самые жесткие рамки. И зачастую ты принуждаешься через свою национальность защищать то, что, возможно, не одобряешь. "Люблю отчизну я, но странною любовью".

Кто создает нацию - я? Ты? Он? Я и есть моя нация! Впрочем, ты можешь присоединиться. Если захочешь. Если сможешь.

В годы жизни в Ереване, я отнюдь не ощущал себя в своей среде: мне были органически чужды тамошние нравы. В плане приживаемости можно было даже просто сказать, что это - не моя родина. Куда я попал после, а это была Москва - тоже не моя родина. И уж тем более не родина мне Америка, при всех ее несомненных преимуществах (вот, если бы я здесь родился...). Моя родина вообще-то - это только я. Я сам создаю вокруг себя свою родину, и только это, по-моему, правильно, только так и бывает по существу. Сбиваясь в стаю, мы сохраняем свою породу, но заметно понижаем личное качество, и главное, все равно остаемся в ней чужаком. Неоспоримая цель индивида - служение делу выживания вида. Но если бы это было единственной целью индивида, очевидно, не было бы никакой эволюции. Эволюции человека, я имею в виду. Животные выполняют соответствующую функцию простым самосохранением и размножением; у человека алгортм значительно сложнее, у него много уровней, нередко противоречивых. Также у него должна быть и некая метафизическая цель, непознаваемая, но самая важная.

По своему менталитету я никак не русский. И не американец, конечно. Но самое интересное, что я никак и не армянин. Я - другой, это истинное качество человека, надеюсь. Только о настоящем, самодостаточном человеке всегда и во всех аспектах можно сказать - он другой! И только он может быть творцом. Настоящий армянин - другой! Настоящий русский - другой! И настоящий китаец, грузин, поляк - тоже другой. Все остальное - серая масса, безликая и вненациональная, увы.

Значит ли изложенное, что я - космополит, манкурт, Иванушка, не помнящий родства? Никак нет. У человека есть голова, но есть и сердце, нередко они вступают в противоречия, в драматическую борьбу друг с другом - и это жизнь. Мое сердце никогда не оторвется от Армении, в каких краях ни обитало бы мое бренное тело и какими бы изысками ни упражнялся мой беспокойный ум. Есть в моем сердце также место для России, и для Америки, болит оно их болячками и радуется их радостями. И всем остальным, даже врагам моего народа на самом деле я желаю только добра, истинного добра. И прежде всего понимания, что такое добро. Ибо правда, она одна, и она на пользу всему человечеству. "Без подлинной любви к человечеству нет подлинной любви к родине", - это сказал Анатоль Франс.

У кого нет чувства родины, у того не может быть настоящей любви, вообще никаких настоящих чувств. Кто не помнит своих корней, тот, на самом деле, не в состоянии воспринять какие-либо человеческие знания - они тоже, по большому счету, есть продукт любви. Без корней нет зеленых листьев и нежных соцветий.

Здесь, в Америке я, конечно, очень скучаю по Еревану и по Москве, по моим друзьям и родственникам, которых оставил там, но того чувства, которое называется ностальгией - неотвязного и щемящего - у меня нет. По-моему, ностальгию испытывают только те, кто подспудно ощущают, что вся жизнь - уже в прошлом. Это тоска по ушедшей жизни, а не по месту пребывания. Плач по исчерпанным возможностям. Я же еще надеюсь потрясти мир! И ты не теряй эту надежду, даже если тебе 90 лет! Слезливым стариком ты становишься в тот день, когда примиряешься со своей немощью.

Вообще, самое глупое и безнадежное как для отдельного человека, так и для целого народа - жить своим прошлым, каким бы блестящим оно ни было. С того момента, когда ты начинаешь жить исключительно былыми достиженями, и начинается твое умирание. Человек, который склонен чаще демонстрировать миру свои некогда полученные награды, но не созданные сегодня шедевры, очевидно, уже сам принадлежит истории, а народ, которй фетишизирует свое прошлое, мало заботясь о достойном настоящем, не может иметь надежд на будущее. Всякая апелляция к предкам, их славе и достижениям есть имплицитное признание собственной несостоятельности, неспособности самому сотворить что-то стоящее и остающееся. Совсем не случайно этим занимаются, как правило, никчемные, ничтожные люди, не способные даже разобраться в том, что с таким упоением восхваляют.

Народ, которй ценит свое прошлое больше настоящего, очевидно, прощается таким образом с историей, уходит в небытие. Так же, как и человек. Цени сегодняшний свой день! Сам твори его!

Чем менее цивилизован народ, тем больше у него количество "великих". Достойные нации даже самых своих выдающихся представителей чрезвычайно редко называют великими. Они живут сегодняшним днем, сегодняшними достижениями, сегодня доказывают свое право на существование.

Чем была хороша жизнь при царе? Тогда не было великих. Даже сам царь великим не обзывался - по умолчанию он признавался таковым, но вслух говорить об этом не было принято - он был просто царь, этого ему хватало. А кто еще может быть великим, если сам царь не объявляется таковым! При коммунистах вдруг стало очень много великих. Именами партийных функционеров средней руки, а то и просто примкнувших к "движению" бандитов стали называть города и веси, а уж первые лица преподносились пропагандой исключительно как одарившие сирый народ светом и теплом божественные благодетели. Революции совершаются во имя справедливости, а результатом их, как правило, оказывается полное уничтожение справедливости, как таковой. И замещение одних бандитов другими; закамуфлированных - откровенными и наглыми.

Несчастье революций заключается в том, что в итоге всегда верх берут функционеры второго плана бывшей власти - недостаточно способные, но чрезвычайно амбициозные, лучше и острее других чувствующие свою несостоятельность, но никак не примиряющиеся с ней, и потому беспредельно озлобленные даже после своей победы и всегда с радостью готовые разрушить все до основанья, стрелять и вешать всех подряд. Талантливых, незаурядных - в первую очередь. Классовая ненависть неизбирательна, именно этим она и страшна. А ненависть бездарей страшна своей избирательностью, ее мишень - талант!

Предателями же, точнее, ренегатами чаще всего становятся вчерашние восторженные романтики, свято верящие в непорочность своих идеалов. Далекие от жизни, они "ломаются" как только сталкиваются с ее реалиями.

Жизненная практика, в частности, практика революций показывает, что самыми большими лицемерами всегда и везде в итоге оказываются те самые непримиримые обличители, которые с "праведным гневом" обрушиваются на существующие несовершенства этого мира, - в реальности они лишь рассчитывают оседлать к своей выгоде волну народного гнева. Ибо в действительности протест в них вызывает не само несовершенство мира и его несправедливость, а только собственное неадекватное, как они считают, положение в этом мире. Их просто снедает жажда исправить эту "несправедливость". И первое, что они делают, придя к власти, "восстанавливают справедливость" к себе, любимым. Жестокое подавление всех остальных (ближайших соратников, в том числе) является у них первым пунктом в "восстановлении справедливости". Это еще одна причина не преклоняться перед Христом. Царь Иудейский, видите ли... Он бы и стал таким же жестоким царем, кабы дорвался; много было таких - и до, и после. "Не мир принес я вам, но меч" - это его
слова. Вот, если ты - сын бога и сам - бог, зачем тебе быть царем, зачем?

В определенном смысле, национальные чувства это канализация социального протеста. Когда человек живет плохо, подвергается нещадной эксплуатации и унижениям, у него остается единственная отдушина - гордиться тем, что он принадлежит к какой-то великой общности. Не случайно самый истовый патриотизм случается в самых неблагополучных странах. Там, где сильно озабочены вопросами национального, государственного достоинства, достоинству одного, отдельно взятого человека уделяют совсем мало внимания - несопоставимые, ведь, вещи!

Естественно, что национальная гордость - это гордость за себя. Не всякий однако понимает, что для того, чтобы она была предметная, обоснованная, ты сам должен посвящать родине свои лучшие порывы, сам что-то делать для нее и законно гордиться именно этим. Иной "патриотизм" - прибежище негодяев. Давно сказано и точно.

Истина, что родину любишь не за то, что она хорошая, а за то, что она - твоя. Но когда родина к тому же еще и хорошая, то ее не только любишь, но и искренне уважаешь и ценишь, и всегда осознанно готов защитить ее всеми силами от всяких напастей.

Человек существо недовольное от природы, потому родиной по-настоящему он может воспринимать только то место, где может жаловаться на жизнь и поносить власти. Редко кто имеет мужество принять, что сам является причиной своих неудач, по большей части пытаются найти какие-то привходящие обстоятельства, и власти - самый удобный объект для поношения, даже если они идеальны (а таковыми они никогда не бывают и не могут быть принципиально). Вот те мои соотечественники, которые полуголые (да просто голые!) прибыли в Соединенные Штаты Америки и получили здесь ни за что все блага и возможности для процветания, а сегодня поносят эту добрую и щедрую страну на чем свет стоит, вызывают у меня острое чувство презрения, но порой я думаю: может, это оттого, что они уже ощущают себя полностью американцами? Подобное самоощущение, конечно, нисколько не оправдывает их, неспособных на элементарное чувство благодарности, но психологически озлобленность этих людей вполне объяснима: живя в Союзе, или в мало чем отличающемся от него постсоветском пространстве, они могли свои неудачи, свое жалкое положение списать на круговую поруку властвующих бездарей, всеобщий блат и тому подобные причины и компенсировать подавленное свое состояние удовольствием насмехаться над коррумпированными и бестолковыми властями, ощущая при этом свое моральное и интеллектуальное превосходство - а на что им списывать такое же жалкое свое положение в стране, которая открыла перед ними все двери? Когда же подобный человек не имеет более оснований плеваться, он начинает осознавать, как он сам ничтожен. И должен продолжать плеваться, чтобы не сойти с ума. Объективно признать собственную несостоятельность такие люди принципиально не могут, вот и приходится поносить приютившую их страну, не считаясь ни с реальностью, ни с моралью.

Есть и такого типа иммигранты, которые жалуются, что Америка принуждает слишком много работать и почти не отдыхать, так как невозможно даже на короткое время оставить свой бизнес из-за опаски потерять на длительное время ощутимую часть клиентуры. У таких людей хочется спросить: неужто Америка виновата в том, что вы не в состоянии совладать с собственной жадностью? Что не хотите поступиться некоторой частью своих денег даже ради собственного здоровья? Осознаете ли вы, что трудолюбие, которым похваляетесь, всего лишь иное наименование вашего златолюбия; настоящий трудоголик усердно работает вне зависимости от размера, или даже наличия оплаты? Утоление вашей страсти - это вовсе не результат труда, как таковой, а только сребренники, которые вы за него получите. И жалобы ваши сродни тем, которыми брызжут в бессилии своем упомянутые прирожденные лузеры.

Так уж устроен человек, он гораздо более склонен осуждать непонятное, чем разобраться в нем. Осуждение - это мастурбация пассивных наблюдателей, их большинство. Деятельные люди пытаются что-то исправить в несовершенном нашем мире; онанисты только жалобно стонут в темных уголочках подальше от чужих глаз и ушей.

Из всего сказанного можно сделать безрадостный вывод: там хорошо, где нас нет и никогда не будет; куда мы попадем, обязательно будет говно. Много его у нас с собой в загашнике.

Ах, немало среди представителей моего народа именно тех, кто умеет только предъявлять претензии, не сделав самостоятельно ничего существенного, или просто ничего (их, наверное, везде очень много).

Есть в этом мире немало и таких, которые, говоря о людях, используют слово "они", и это удивляет меня больше всего; кем эти "обособленцы", на самом деле, считают самих себя, богами?

Гадкое это качество, к сожалению, также довольно распространено среди моих соотечественников; нередко из их уст (особенно - женщин) можно услышать ядовитое шипение - "Эти арррмяне!" Неужели они не понимают, что оскорбляют сами себя? Относясь к самим себе столь неуважительно, как они рассчитывают заслужить уважение других?

Человек, который отказывается от своей национальности, никак не может сохранить самоуважение: ведь он объективно остается принадлежащим к нации, которую презирает, считает позорной. Своим примером, своей работой, своими достижениями улучшай образ своего народа, если считаешь его недостаточно привлекательным - только так ты можешь сохранить самоуважение и заслужить уважение других.

Есть, конечно, и объективные причины, объясняющие столь прискорбное явление. Малые народы, и в частности, их болезненно амбициозные представители всегда унижены, даже если сами они живут вполне благополучной жизнью. У закомплексованного представителя малого народа есть два выбора: либо стесняться, презирать свою национальную принадлежность и скрывать ее, либо же (что по существу, проявление гораздо более отвратительных комплексов) - преисполниться невероятным чувством собственного достоинства и национального превосходства. Уж и не знаю, хорошо ли, что заметная часть моих не находящих в себе достаточно личных достоинств для противостояния давящему чувству "малости" своей родины соотечественников выбирает первый из этих путей; весьма несимпатичный образ наших соседей, находящих столь же ложное успокоение, наоборот, в национальном чванстве, подсказывает мне, что самобичевание все-таки много лучше досужего самолюбования.

Конечно, настоящая любовь в обязательном порядке включает в себя и неприятие всего того, что принижает, обесценивает предмет любви, она предполагает высвечивание этих явлений и непримиримую борьбу с ними. Она требует уважения. Сама она и является особой формой уважения. Слепая, некритичная любовь является признаком либо инфантилизма, либо корысти, а чаще - того и другого совместно.

Мой друг, философ Вреж Никогосян считает, что чувство любви эквивалентно чувству безопасности, защищенности, точнее - именно в любви ищет человек свой утопический бастион, свою воображаемую безопасность. Действительно, в детстве плачущий ребенок все равно цепляется за юбку побившей его матери, так как не видит другой защиты от окружающего его пугающего мира. Взрослый человек пытается найти в любимой женщине, или мужчине то существо, которое не предаст его ни при каких обстоятельствах, защитит и выручит из любой беды. Чувства же стариков идентичны чувствам младенцев - именно дети и внуки их последняя надежда на выживание. В сущности, любовь и есть универсальный добровольно-принудительный (вот где этот термин действительно "работает"!) самоидентификатор человека. Естественно, чувство любви к родине, как национальный самоидентификатор, не является исключением в этом ряду: ощущая свою принадлежность, свою привязанность к единому роду, мы обеспечиваем себе глубокие тылы. Великими стали те народы, большая часть которых осознала эту истину и, вопреки всему, беззаветно служила отечеству. Широко известна фраза, которая была передана адмиралом Нельсоном морякам британского флота в Трафальгарском сражении: "Англия ждёт, что каждый выполнит свой долг". Не король, не жены ваши и не дети, а Англия - главная ваша надежда и бастион, бастион всех остальных бастионов.

Народ есть все то лучшее, что есть в народе. Остальное - чернь (приходится употреблять и такое весьма противное мне слово). Но чаще всего и активнее всего выступает именно она - чернь. И потому народ есть и все то худшее, что есть в народе. По крайней мере, миру он нередко именно через это худшее и представляется. Соответственно, важнейшая задача лучшей части - не позволять черни оставаться на дне, поднять ее до себя, до максимально возможного нравственного уровня. Там, где удается это сделать, народ получает, так  сказать, знак качества. Потому не удовлетворяйся собственным совершенствованием, совершенствуй, поднимай и того, которого презираешь! Так или иначе его грязь замарает и тебя, не спрятаться тебе от него за высокой стеной, за красивыми занавесками!

Самыми чувствительными к недостаткам, к проблемам, самыми первыми звонарями о них являются, как правило, те, которые беззаветно любят, а также и те, которые люто ненавидят; часто трудно отделить первых от вторых - здесь, как и везде, агнцами любят прикидываться кровожадные волки. Но тебя не должна пугать перспектива быть заподозренным во враждебных настроениях: ты должен кричать о грязи, которую видишь округ, брать в руки веник и совок. И не забывать слова Махатмы Ганди: "Ты стань тем изменением, которое хочешь увидеть в мире!"

Я замечаю все изъяны армянской действительности не менее остро, чем другие, но разница в том, что я воспринимаю их с болью и думаю о том, как бы исправить положение, а иные упиваются этими недостатками, ощущая, основываясь на них, свое мнимое превосходство и ни минуты не задумываются о том, что, принижая свой народ, сами добровольно окунаются в дерьмо. Чем на самом деле они, и только они, и являются. То же касается любой национальности.

И меня немало третировали в моей Армении, но для меня Родина - это не те бессчетные пигмеи, которые ради своей выгоды готовы пойти на любые подлости и преступления, а тот светлый образ Армении, который я храню в своей душе, и те великие предшественники, которые в течение веков и тысячелетий лепили своим трудом и талантом этот светлый образ. Преклоняясь перед их великими деяниями, я вполне осознаю, что, в принципе, были они обыкновенными людьми, со своими недостатками и, может быть, пороками, но надо быть полным ничтожеством, чтобы концентрироваться на пороках великих, а не на оставленном ими наследии. И Шекспир, и Моцарт, и Достоевский, и Нарекаци в бытовом плане вполне могли и не соответствовать высшим стандартам человеческой морали, но они создали ценности, которые стали идентификаторами соответствующих культур, и именно это является предметом нашего поклонения. Потому я крайне отрицательно отношусь ко всяким попыткам, так сказать, "развенчания" великих имен, описания всех подробностей их личной жизни, смакования пороков (они были обыкновенными людьми со всеми присущими человеку слабостями). Вот, я недавно наткнулся в интернете на информацию о том, что создавший ангельский образ в кинематографе французский актер
Жерер Филип в жизни был едва ли не садистом, и что же мне дала эта информация? Она лишь заставила заметно сникнуть обитавшего в моей душе ангела и, наоборот, приободрила живущего по соседству с ним дьявола. Полагаете, я должен сказать за это "спасибо" пытливым исследователям чужих уборных? Кому на пользу такая "правда"? Человек нуждается в сакральных символах, и при явном отмирании религии, ему не остается верить ни в кого иного, кроме своих кумиров, четко осознавая при этом, что они всего лишь - люди. Не возбраняется рассказывать о мельчайших подробностях жизни великих людей, но делать это надо с трепетной любовью и уважением, тогда у человека, воспитанного на их шедеврах, не будет ощущения, что ему плюнули в душу.

Очень много разговоров о том, что такое национальная гордость, достойна ли она интеллигентного, развитого человека? Прежде чем ответить на этот вопрос, следует разобраться, что такое гордость вообще, психологически какими она ощущениями, какими факторами подпитывается? Я полагаю, гордость - это осознание человеком своей особости, неповторимости, своих уникальных знаний, умений, чувств, своей готовности и способности творить добро на этом свете. Конечно, есть такие уроды, которые гордятся тем, что им удается творить зло -обманывать, воровать, избегая наказания, но это шагающий в обратную сторону от цивилизации контингент, о котором и говорить не стоит. Правда, пока его довольно много, и он, вероятно, наиболее успешен в этой жизни. Пока. Ощущение собственной особости, исключительности имманентно присуще человеку, именно стремление доказать свою исключительность подвигает человека к активности, к совершению дел - малых, и великих (правда, великих подлостей тоже). Национальная гордость есть всего лишь одно из проявлений этой неизбывной жажды исключительности. Характерно, что чем меньше у человека оснований для подтверждения личной исключительности, тем ярче выражены в нем "национальные" чувства, как самый легкий способ примазаться к великим делам, сотворенным другими людьми. Это, конечно, самообман, вполне понятный и простительный в определенных пределах.

Как уже было сказано, ничего не добившиеся в жизни лузеры очень любят разглагольствовать о какой-то внутренней, очень глубокой и содержательной духовной жизни, о высоких ценностях, недоступных богачам. Еще Диоген подметил: "Бедность сама пролагает путь к философии. То, в чем философия пытается убедить на словах, бедность вынуждает осуществлять на деле". Он был нищ и имел право так сказать о себе, так как был истинным философом, но те же слова в устах нищенствующих бездарей вызывают лишь саркастическую улыбку.

Так же и несостоявшиеся государства все больше упирают на какой-то особый путь, на духовность, как главную ценность этого истинного пути, а народ у них голодает. На самом деле никакой духовной жизни у голодного человека быть не может: его Бог - еда, эту цитату Махатмы Ганди я уже приводил. Достойные люди меньше заняты словесным возвеличением своей нации, больше - делами, которые действительно возвеличивают ее. Их чистые чувства точно выражены в словах Альфреда де Мюссе: "Мой стакан невелик, но я пью из моего стакана" (правда, сказал он это совсем по другому поводу).

Восхищаясь великими творениями Бетховена и Чайковского, я испытываю законную гордость, что мои Хачатурян, Комитас и Спендиаров не выглядят рядом с ними пигмеями. Но и те, кто не создал таких общемировых шедевров, кто не вышел за рамки сугубо этнографической, народной музыки, литературы, живописи и т.д. имеют не меньше оснований гордиться своим искусством и наукой. Кто-нибудь посмеет утверждать, что его переживания при прослушивании симфоний Бетховена более остры и тонки, чем того декханина, который плачет, слушая заунывные мугамы Востока? Разве есть иная шкала оценки силы искусства, кроме этих слез? Важно только то, что, восхищаясь и гордясь своими достижениями, я не отказываю и другому точно так же гордиться своими, может быть, одному ему ведомыми высотами, и пока это так, в моих чувствах нет ничего зазорного, противоестественного. Все меняется, однако, когда я без удержу восхваляю только свое, в упор не замечая других, насмехаясь над чужими чувствами и ни во что не ставя их достижения. Тут я становлюсь на позорный путь
"избранности".

Ох, многие страдают нынче этим недугом, многие вдруг стали "избранными", "богом отмеченными", "особыми", "родоначальниками", "первопроходцами" и еще многим другим. Всем этим "избранным" хорошо бы иногда поразмышлять о том, что избранный богом может быть избран только на заклание. С красной ленточкой на шее и с надрезанным ухом бредет
избранный агнец к жертвенному алтарю. Грехи наши тяжкие искупает он своей невинной кровью. Данный пункт также стоит запомнить "избранным": кровь жертвы должна быть невинной; кто-нибудь смеет претендовать на эту роль?

Мое мнение однозначно: само слово "избранность" из преступного лексикона. Произносящий его уже готов к преступлению, оно допустимо для него, он - "избранный". Все это понимают и относятся к "избраннику" соответственно. Несчастья его - плата за "избранность", и это его выбор. Скромность украшает и облегчает жизнь не только отдельному  человеку, но и народам.

Мы будем говорить не о избранности, которая, на самом деле, является наиболее выпуклым проявлением ущербности, а об особенностях, присущих народам - да, они существуют.

Должен признаться, эта часть работы одна из самых сложных для меня. Я полагал, что в настоящем труде не буду касаться вопросов политики, концентрируясь исключительно на проблемах человека, его внутреннего мира. Но именно политика - единственный, пусть и никудышный инструмент, при помощи которого пытается решить человек все свои проблемы - в семье, во дворе, на работе, везде. Все то время, что мы заняты не делом, мы заняты политикой. А в основе, так сказать, большой политики лежат едва ли не самые главные для человека национальные вопросы, как же можно их обойти, если ты хочешь раскрыть для себя его внутренний мир!

И если каждый из нас на своем месте в меру своих сил и своей подлости делает свою маленькую мышиную политику, то большую политику делают борзые профессионалы. О них стоит поговорить особо.

Хотя он писал об этом по совсем другому поводу, самое точное определение политикам дал в уже процитированной выше фразе Цицерон: "Те, кто посвятили себя определенным, строго установленным учениям, вынуждены теперь защищать то, чего не одобряют". Политик просто не имеет права признать свою ошибку, покаяться. Есть в этом что-нибудь человеческое? Вспоминаю, как мне сразу стал скучен один известный российский общественный деятель, когда он на мой совершенно безобидный и безо всякого умысла вопрос ну никак не захотел признать, что в одной из своих телевизионных передач допустил даже не то что ошибку, а небольшой промах - он повел себя точно, как политик, хотя политикой всегда занимался только, как журналист. Именно так, в стремлении сокрыть свои промахи и ошибки, свои мелкие прегрешения и совершаются чудовищные преступления.

Между тем журналист (настоящий) тем и отличается, что скорее пожертвует честью, чем чистой совестью, а вот, политик изначально закладывает свою совесть, чтобы держать на высоте честь. Это, конечно, не значит, что все журналисты безупречно честны, но с того момента, как журналист поступается правдой, он превращается в политика. Каждый превращается в политика, когда поступается правдой. Политика есть извлечение незаслуженной выгоды, и осуществляется она на разных уровнях. Правдивое в своем цинизме определение политики дал Жак Аттали: "Кто получит, что получит, как получит?" И внешний облик политиков в точности соответствуют образу их занятий. Когда видишь на экране эти ужасно довольные собой лица, их подленькие слащаво-лукавые улыбочки, право, становится как-то не по себе. А когда постоянно вынужденные делать почти все помимо своей воли они уже не могут за фальшивыми улыбками скрыть глубокую свою суть, и их внутреннее состояние отражается на напряженных монструозных лицах, ты страшно радуешься, что у тебя никогда не было искушения проникнуть во власть, даже приблизиться  к ней. У меня всегда вызывали очень серьезные подозрения также люди, дружащие с властью. Так интересно, на самом деле, узнать, как и когда приходит к человеку мысль, что он может и должен управлять другими людьми, целым народом. Что это - норма, или патология? Мое глубокое убеждение - политики (все!) объект психиатрического исследования. Инстинкт доминирования имманентно присущ животному миру, но ведь мы говорим о людях, не так ли? Должно быть, политики - рудимент животного мира в человеческом обществе. Но кто, кто не политик?

Политик руководствуется одним главным принципом: ничего святого в нашем мире нет! Это воровской принцип - что может быть интересного за душой такого человека!

Вообще людей можно четко разделить по принципу: вор - не-вор, и надо честно признаться, что большинство из нас только уголовный кодекс удерживает от соблазна включиться в первую категорию. Имеем ли мы право осуждать кого бы то ни было?

Понятно, почему руководители всех мастей выступают против уголовного преследования лидеров других стран, даже если их преступления доказаны со всей очевидностью. Каждый такой прецедент напоминает им о возможной расплате за собственные преступления (вещи обычной в политике, по точному замечанию Тамерлана), и они стараются объявить незаконным само преследование высших должностных лиц. Притом они вовсе не возражают против тихого убийства тех же лидеров, а порой и санкционируют его.

Но что делать, куда деваться? Мы знаем, что они сукины дети, но ведь и  сами мы отнюдь не ангелы, соответственно и управлять нами должны люди, знающие, как держать всех в определенных рамках. Я уж не говорю о том, с какими мерзавцами им приходится иметь дело на внешнем фронте, где - будь там нашими представителями лучшие, кого мы могли бы избрать - их, не посолив, съели бы живьем, может даже в буквальном смысле этого слова. Политика есть соревнование на тему, чьи подлецы подлее - кого нам туда посылать?

И вообще, кто они такие есть, вот эти - политики и неполитики - все те, на кого мы беспрерывно жалуемся? Это ведь мы сами в иной ипостаси! Пастух не может не быть немножечко овцой. Что мы и наблюдаем в лице наших лидеров. И в нашем лице.

Преимущество русского в политике состоит в твердом убеждении (и ведь он прав!), что справедливости нет и никогда не будет, отсюда его естественное заключение: "Пусть тогда торжествует моя несправедливость - так, по крайней мере, мне не будет обидно!"

В отличие от него армянин жаждет справедливости для всех. Армянин есть человек мира; в этом его необыкновенная сила и убийственная слабость. Непростительная наивность армянина заключается в том, что он верит, будто в мире на самом деле существуют какие-то общие принципы добра и справедливости, которыми и должны руководствоваться люди и народы. За эту наивность он был не раз нещадно бит, поскольку и сам вступал за эти принципы в бескомпромиссную борьбу. И вопреки всем страшным расплатам, продолжает верить, увы. Между тем жестокая правда жизни состоит в том, что чтобы победить варвара, необходимо самому стать хотя бы немножечко варваром. А порой еще большим варваром. Эту грань нам никогда не удавалось перешагнуть. "Ариф эрмени" - так презрительно называли моих соотечественников турки. "Ариф" означает "наивный, простачок, глупец". Я горжусь, когда кровопийца обзывает меня таким именем. Точно так же я горжусь, когда у Пушкина другой, не менее отвратительный кровопийца, отец нормального чеченского парня Тазита, проклинает сына за то, что он не отрубил голову беззащитному врагу: "Ты трус, ты раб, ты армянин!" Это ли не комплимент! Мы хорошо знаем, какие храбрецы такого типа люди, как они умеют воевать со спящим врагом. Но мы продолжаем верить, что даже они когда-нибудь станут людьми. В этой своей наивной вере армянин совершенно беззащитен, но и силен необыкновенно. Сила его в том, что он всегда нацелен на будущее - пусть оно даже никогда не наступит, он уже там!

Человек, как правило, чрезвычайно чувствителен к национальным вопросам, и он особенно нетерпим, когда о них говорит кто-то чужой. Вся моя надежда на то, что искренняя любовь к тем странам и народам, о которых я смею здесь высказать свое мнение, делает меня не-чужим для них, и мои нелицеприятные слова в их адрес должны восприниматься точно так же, как и та не менее острая критика, которая звучит в адрес моей Армении. Как боль за само наличие некрасивых явлений. Как желание поскорее покончить с ними, при ясном осознании того, что это отнюдь не просто.

Родину обычно называют матерью, полагая тем самым выразить великую любовь, но чтобы описать свою истинную беспредельную преданность, я полагаю, ее следовало бы называть дитем - любимым и незаменимым, каким бы оно ни было.
И не бахвалиться ею, а истинно воспитывать (да, это функция каждого из нас) своим добрым примером, своей честной работой и плодами (пусть малыми!) этой работы, аналогично тому, как мы кормим, ухаживаем, растим своих детей и воспитываем их - в реальности не дидактическими наставлениями, а собственным достойным поведением в самых разных ситуациях.

Если у тебя сохраняются чувства признательности и долга перед своим народом, ты всегда найдешь способ быть ему полезным, будучи даже за тридевять земель от него - благо интернет сегодня свел весь мир в единую точку. Не следует только забывать, что патриот не тот, кто в высокомерной позе ждет, когда родина придет и поцелует ему руку за его бесценный вклад, а не дождавшись "адекватной", как он считает, оценки, начинает поносить по всякому собственный народ за "неблагодарность"; патриот лишь тот, кто всегда, во всех ситуациях сам готов поцеловать не только руку, но и задницу своей родине, пускай замызганную и многократно изнасилованную. И защищает ее ото всех новых насилий, от "своих" - в том числе. Испокон века (по крайней мере со времен Петра) в России идет ожесточенная борьба между так называемыми "западниками" и "славянофилами";

этого противостояния не могло не быть, ибо Россия - пограничная полоса, где реально схлестнулся Запад с Востоком, которым, по Киплингу, "вместе не сойтись, пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Господень суд". Но вот они сошлись, сошлись в ожесточенной схватке двух взамоисключающих концептов: восточного - "человек рожден для страдания" и западного - "человек рожден для радости, счастья". Сама себе поставившая задачу совмещения этих несовместимых концептов Россия мечется между западным рационализмом и восточной духовностью. Она, конечно, не одна в подобном положении, но такие страны, как Армения или Грузия малозаметны в этом мире, в то время как психологическое состояние России, ее метания оказывают весьма ощутимое воздействие на международные дела.

Америка, в отличие от России, являет собой, если можно так выразиться, квинтэссенцию западного образа мышления. Флагман прогресса, она не оставляет ничего сакрального, и в этом ее великий грех перед восточным миром. Именно по этой причине истинные дети Востока органически не могут принять Америку, пусть она одарила их всеми благами жизни. Америка препарирует все, не делая особых различий между мозгом подопытной мыши и половыми органами человека. Восток не мыслит человека вне сакрального; Запад, который ассоциируется прежде всего с его лидером - Америкой, последовательно обнажает все сакральное, безжалостно выдавливая тем самым его из жизни. Именно потому Америка для
Востока - большая Сатана, и это отношение не скоро изменится; Востоку нужно много времени, чтобы подняться на тот же уровень развития, а у Запада нет обратной дороги - знание необратимо. Во многой мудрости много печали - человечество идет по этому пути.

Когда американец восклицает "Yes!", это звучит, как "Победа!"; у русских нет аналога этому восклицанию в своем языке, потому, когда русскому в быту изредка необходимо кратким восклицанием выразить аналогичные эмоции, он использует то же английское слово; а вот когда русский говорит "Да-а-а...", это означает "Эх, жизнь!". Характерная вещь.

Не менее характерно, что когда армянину нужно в краткой форме выразить победное настроение, он пользуется своим собственным "Аё!" ("Да!", по-армянски), но меланхолическое состояние души он выражает тем же русским "Да-а-а...".

В русской душе навсегда укоренилась какая-то смутная тоска по свободе, независимо от реального состояния ее носителя - пусть это будет даже царь. И поскольку эта смутность приобретает некоторые реальные, осязаемые черты лишь в настоящей тюрьме - именно тюрьма является вечным подсознательным объектом вожделения русского человека, он сомнамбулически стремится к  ней, ощущает потребность быть связанным, прикованным цепями, откуда будетрваться на волю его мятущаяся душа. Все, абсолютно все искусство России пропитано этой вот тоской. Именно потому оно такое щемяще-завораживающее. Ибо сам человек, как таковой, вечно тоскует о свободе, а русский, по-существу, вечно сидящий в тюрьме, своей рефлексией, своим трагическим искусством самым ярким образом передает это непрехоящее чувство, этот вопль человеческой души. Именно искусство является тем подпитывающим топливом, которое не дает погаснуть огню патриотизма, задуваемому множеством внутренних и внешних  злых ветров. У Ромена Роллана Жан-Кристоф жаждет найти истинную Францию в театре, или литературе, искусстве. Он убежден, что имея только тот театр, которым его потчуют непритязательные друзья, Франция не протянула бы и нескольких десятков лет, а поскольку она существует столетия, значит, у нее обязательно должно быть высокое искусство. Высокое искусство не в меньшей степени, чем экономика и армия способствует выживанию нации в перманентно и экстремально враждебном мире. Не случайно во все времена самые большие ресурсы, самые совершенные технологии направлялись обществом исключительно на войну и на театр.

Как бы ни поносили Россию, какой бы грязью ни поливали русских, эта страна и этот народ сотворили великую культуру, и уже одна она, эта культура дает ей право на существование во веки веков. Это никак не означает, однако,  что мы должны, стоя, аплодировать всем ее дуростям. Непримиримая борьба  с этими дуростями есть самое действенное проявление любви к России - если она есть, конечно. Очень трудно здесь провести грань между любовью и ненавистью. И дуростью тоже, кстати.

Вот в России провозглашена так называемая "суверенная демократия". Оставим в стороне вопрос, что слово "демократия" не терпит никаких "уточнений", ибо любое прилагательное рядом с ним (социалистическая, народная, суверенная и т.д.) сразу же дезавуирует само существительное. Разберемся по сути вопроса. Почему, официально объявляя о реализации в России этой самой "суверенной демократии", в реальности руководство все свои силы направляет на имитацию демократии именно западного типа, что в итоге выставляет страну в крайне неприглядном свете даже в глазах тех деятелей и народов, которые сами весьма далеки от реальной демократии? Почему, опираясь на тезис "суверенной демократии", нельзя было, например, сохранить все существующие институты власти, но одновременно учредить некий пост Верховного руководителя, который находился бы над схваткой, исполняя роль, схожую с деятельностью Генерального прокурора, но с гораздо более широкими полномочиями? Нечто подобное существует в Иране, и, по крайней мере, внешне власть там в достаточной степени сбалансирована. Этот вопрос вполне актуален и сегодня - ведь России, надеюсь, предстоит еще долгий исторический путь, а вот демократия западного типа вряд ли установится в ней в ближайшей перспективе. Что касается механизма избрания Верховного руководителя, то это сугубо технический вопрос - он может решаться на основе консенсуса политических сил, или любым иным путем; важно то, что даже при самом недемократическом способе его избрания это вызовет гораздо меньше нареканий и издевок, чем нынешняя "система".И будет преодолена главная беда России - притворство.

Истинное несчастье России в том, что она всю дорогу завороженно смотрит в рот одному человеку, даже если уже точно знает, что он - ничтожество, предатель. Та же социалистическая система могла бы быть вполне жизнеспособной, если была бы хоть какая конкуренция в политике, а значит - и в экономике.

Очень много стенаний по поводу того, что история России извращается, что слишком много в ней нынче чернухи, которая незаслуженно унижает русский народ. Всем этим защитникам достоинства русского народа можно сказать одно: только та историческая информация (лживая, или правдивая - не имеет значения) производит впечатление на современного наблюдателя, что напрямую увязывается с современностью. Надо помнить всегда: то, что "сейчас", то и в истории - в прошлой, и в будущей! История актуальна ровно настолько, насколько она ассоциируется с современной жизнью страны.

Сколько бы вы ни говорили о жестокостях английских королей, или о Варфоломеевой ночи Парижа, все это будет восприниматься всего лишь, как интересные байки, так как не имеют ничего общего с современными Англией и Францией. Но когда вы говорите о схожих, или даже много меньших злодеяниях русских царей, то это сразу же вызывает ассоциации с современной Россией, в которой, будем честны, все-таки мало чего изменилось. Потому защитникам Отечества надо не доказывать с пеной у рта лживость недобросовестной пропаганды (которая, конечно, наличествует), а направить всю свою неуемную энергию на улучшение (реальное) образа современной России. Это, конечно, труднее, но это - единственная задача патриота.

Задача любого живого организма - а государство есть живой организм - это самосохранение и воспроизводство. Самосохранение - это защита, воспроизводство - это расширение. В случае с государством воспроизводство - это распространение по миру своей модели, безудержная экспансия - военная, экономическая, идеологическая... Глупо обвинять какие-то народы в имперских амбициях - это имманентное свойство любого организованного государства, иное дело, что далеко не всем для этого хватает ресурсов - физических, интеллектуальных, волевых. Но из этого вовсе не следует, что империи - всегда есть благо для всех населяющих ее народов, как это с пеной у рта "доказывают" так называемые "солдаты империй". Интересно, что эти апологеты завоевательных походов никогда не задумываются над простым вопросом: если империи действительно так хороши, и "работают" на благо всех населяющих народов, почему среди рьяных защитников этих государственных образований одни только представители титульной нации, а интеллектуальная элита входящих в империю малых народов, как показывает жизнь, никогда не поддерживает метрополию? Конечно, народы на нашем шарике развивались неравномерно - и по сей день где-то в джунглях бегают голые аборигены, мало чем отличающиеся от диких животных; не всегда и, так сказать, продвинутые народы умели находить в своих отношениях "модус вивенди", и в бесконечных войнах друг с другом, как и внутри самих себя, истощали, доводили до нуля свои ресурсы, так что объективная потребность в более или менее цивилизованной организации межнационального общения в историческом разрезе существовала и существует по сей день, а империи худо-бедно выполняли и выполняют эту миссию. Но по мере развития населяющих империю народов, овладения ими навыков управления, организации хозяйственной жизни и т. д. так же объективно возникает стремление к сецессии, отделению. К сожалению, очень трудно определить и принять к исполнению тот момент, когда нации действительно готовы "идти в самостоятельное плавание". Преждевременное юридическое оформление "государств", к этому неподготовленных, может оказаться гораздо большим злом, чем "угнетение" народов в рамках империй. Доктринерство тут может нанести лишь непоправимый вред - страдания "независимой" Африки тому яркое подтверждение. Вообще маниакальные идеи одинаково разрушительны, независимо оттого поступают они "слева", или "справа". Упорное стремление Запада насадить свой способ правления (демократию) в странах, совершенно к ней неподготовленных, имело своим результатом не менее печальные последствия, чем такое же упорное стремление "борцов за народное счастье" "справедливо" распределить блага в так называемых социалистических странах.

Что и говорить, демократия есть лучшая политическая система, которую на сегодняшний день придумал человек, но самое глупое, что можно сделать с демократией (и что часто делается) - это превратить ее в самоцель, идею фикс, в то время как это всего лишь инструмент для создания достойной жизни, прежде всего - условий для экономического процветания, и защиты прав человека; если же под вывеской демократии происходит экономическая стагнация и попрание фундаментальных прав личности, то ценность такой "демократии" равна нулю.

Конечно, единственная школа демократии - сама демократия, но, приняв без экзаменов несмышленного малыша в университет, глупо ожидать от него реальных успехов в учебе; стоит вначале направить его в детский садик. Какая может быть демократия в обществе, где люди в буквальном смысле этого слова пожирают друг друга, или же по решению своих старейшин, религиозных и прочих лидеров совершают групповое изнасилование! Несомненно, до демократии необходимо дорасти, уж и не знаю, как. Время нужно, терпение.

Первый этап демократизации - утоление физического голода (в том числе, полового). Второй этап демократизации - утоление голода духовного. Чем  утоляется духовный голод? Осознанием собственной значимости. Как здесь можно ему помочь человеку? Только способствуя развитию его духовного мира. И хотя это второй, более высокий уровень демократизации, может, именно с него и надо начинать. Чтобы была ясна конечная цель - сам человек.

Но и демократия, по большому счету, всегда есть профанация. Речь вовсе не об откровенных извращениях самих демократических процедур, имеющих место практически во всех странах, даже самых продвинутых. Врожденный неустранимый порок системы заключается в том, что самая важная задача по выбору предводителей народа возложена на плечи мало в чем разбирающихся людей, голосующих, по существу, не в меру понимания различных подходов в решении насущных проблем, а по степени харизматичности или, что то же самое, привлекательности внешнего вида претендентов на "престол". Меня, никогда не участвующего в выборах (только один раз я голосовал за Явлинского и могу четко объяснить, почему), откровенно говоря, поражает энтузиазм, с которым иные идут отдавать свои голоса за того, или иного
кандидата. Неужели они так хорошо разбираются в тонкостях экономических выкладок, которыми оперируют профессионалы? Или в заковырках внешней политики? Или во всем остальном, о чем говорят эти демагоги, единственная истинная цель которых - скрыть, упрятать за красивыми словами свое звериное нутро, свои грязные намерения? Неплохо бы наивным избирателям ознакомиться с замечанием Платона: "Крайняя несправедливость - казаться справедливым, не будучи таковым". Это ведь самые точные слова о политиках.

Известно, что один человек, знающий правду, составляет большинство. Но демократия - это другая система, там большинство - сугубо механическое. Никому не придет в голову решать вопросы преодоления последствий аварии на атомной электростанции посредством голосования - для этого есть компетентные специалисты, но гораздо более важная задача избрания лидеров, ответственных за судьбы целых народов решается именно так, и никто не представляет, чем это можно заменить. Принципиально это главный, но не единственный порок демократической системы.

Воспринимаемая слишком буквально и абсолютистски демократия нередко порождает чудовищ - как и всякий догматизм. Одно из этих чудовищ - так называемая политкорректность, благодаря повсеместному торжеству которой мы приближаемся к абсурдной ситуации, когда именно меньшинство будет диктовать миру свои порядки (во многом это уже так), что по логике вещей приведет к такому состоянию, когда само это меньшинство по своей же "морали" не сможет противостоять меньшинству внутри самого себя, и этот итеративный процесс неизбежно дойдет в конце концов до своего предельного состояния, когда мы получим диктатора - квинтэссенцию идеи защиты прав меньшинства. Умные люди давно уже бьют по этому поводу тревогу. Но мало кто их слышит, на любые обсуждения этих вопросов наложено жесткое табу. В этих самых "демократических" обществах. Известный писатель-диссидент Владимир Буковский в одном из своих выступлений заявил, что "политкорректность хуже ленинизма". Имел право, хорошо знал и то, и другое. "Тирания возникает, конечно, не из какого иного строя, как из демократии; иначе говоря, из крайней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство" - это сказал еще Платон. А о механизме трансформации демократического общества в тиранию писал моралист V века (его имя для истории не сохранилось): "... Тирания, это ужасное и гнусное бедствие, обязана своим происхождением только тому, что люди перестали ощущать необходимость в общем и равном для всех законе и праве... Как только потребность в общем для всех законе и праве исчезает из сердца народа, на место закона и права становится отдельный человек. Поэтому некоторые люди не замечают тирании даже тогда, когда она уже наступила..."

Но... приходится повторять опять и опять: ничего лучше демократии пока не придумано, увы. У демократии много изъянов, но худо-бедно в продвинутых государствах она заставляет политиков вести себя в рамках определенных этических норм внутри самих стран; картина, однако, резко меняется как только эти же политики выходят на международную арену - здесь по манере поведения и по методам воздействия не отличишь самого демократического лидера от самого жестокого диктатора, все кровожадные волки! Причина такой трансформации причесанных джентльменов в безжалостных монстров достаточно проста: если на внутреннем поле существуют политические противовесы, то на внешнем царствует закон силы - прав тот, у кого большая дубина в руке, и этот принцип будет царствовать в международных отношениях, пока не будет найден механизм политических противовесов, аналогичный многопартийной системе внутри стран.

Упомянутый выше философ Вреж Никогосян уже довольно давно предложил такой механизм, но он, к сожалению, не получил пока практического применения, несмотря на весьма высокую оценку специалистов. Идея его достаточно проста и заключается в том, что все законодательные органы всех уровней всех стран -парламенты, советы (и ведущие партии), равно как и международные организации всех уровней политической иерархии (от ООН и региональных международных органов типа Европарламента до сугубо локальных объединений), должны путём взаимного обмена полномочными представителями (депутатами, делегатами) по горизонтали открыться друг другу, образовав в рамках своих парламентов и советов межструктурные Горизонтальные Палаты или Советы. Наделенные реальными полномочиями по контролю за исполнительными структурами власти эти Горизонтальные Палаты будут исполнять функции того же механизма политических противовесов, который заставляет политиков вести себя пристойно на, так сказать, внутренних ристалищах.

Надо отметить также, что предлагаемая схема в первую очередь будет способствовать умиротворению внутри каждой отдельно взятой страны - ведь обмен депутатами предполагается не только между государствами, но и между отдельными субъектами одного государства. (Обратим внимание, что это особенно важно для больших многонациональных государств, типа России.) И главное, эта схема позволит установить мир и взаимопонимание во всем мире. Впрочем, в данном контексте две эти задачи - мир дома и мир в мире - почти неразделимы. Остается только пожелать, чтобы практические политики, а не только ученые обратили внимание на этот простой и эффективный метод решения животрепещущих проблем современности.

А мне, пожалуй, пора закругляться. Накатал я тут немало и в хвост и в гриву - каждому найдется за что боднуть меня побольнее от всей своей оскорбленной души. Бодайте, бодайте - интересно же! Жизнь - борьба, точнее - война, еще точнее - пожирание!

Чувствую, нелишне под конец мне еще раз представиться перед почтенной публикой. Итак, Григор Апоян - сам себе писатель, сам себе философ, сам себе режиссер, актер и т. д.... Одним словом, сам себе гений. Как и ты, мой дорогой читатель. Нет на свете таких дураков, которые не считали бы себя гениями. Я - один из них. Со своими причудами, конечно. Со своими неуемными страстями и тяжелыми разочарованиями, с крупицами радости и куда как большими печалями.

Я - человек больших чувств. Именно это делает меня непримиримым, иные называют это максимализмом. И именно это делает самым важным для меня искренность. Ведь за отсутствием искренности всегда прячется отсутствие чувств. И если кто-то неискренен со мной, а я, зная это, продолжаю поддерживать с ним отношения, значит сам невольно становлюсь неискренним, что, на самом деле, для меня невыносимо, невозможно. Я должен сказать все в лицо. Выразить все свои чувства. И это делает меня самого невыносимым. "Действительно справедливые люди недароприимны: они возвращают все обратно. Оттого у любящих они вызывают отвращение". Как он, должно быть, страдал, Ницше.

Точно так же я хочу, чтобы мне самому все говорили в лицо; сусальные похвальбы мне не нужны, я нуждаюсь только в жесткой критике - она поможет мне стать лучше. Чем обидчивее человек, тем более лицемерным приходится быть его окружению и тем меньше у него шансов что-то в себе исправить. Я не хочу терять этот шанс.

Но как бы ни протекала моя жизнь и каким бы ни был мой конец, я бы очень хотел, и я очень постараюсь, чтобы на покойном моем лице сохранилась добрая улыбка. Каковой, надеюсь, она остается постоянно и при жизни; мое отношение к людям должно делать ее перманентно доброй, но не мне давать себе оценку, конечно. Мне так кажется, что отношение к людям, любовь к ним нисколько не зависит от социального положения человека, от его благосостояния, или позиции в общественной иерархии; это тоже особый талант, данный от бога - или есть, или нет. Прожив немалое количество лет, я сегодня могу твердо сказать, что вообще умение любить - великий талант, несомненно, самый ценный на земле. Основа всякого иного таланта. О себе могу сказать просто: то, что я люблю - люблю. Мне не нужно ничье мнение. Мода - это безуспешная попытка заполнить внутреннюю пустоту, отсутствие собственных ценностных критериев. У меня они есть. Может, именно потому я - трудный человек для любви. Мои страсти кипят где-то очень глубоко, при том - что очень странно - они хорошо управляемы. Чтобы докопаться до них, надо иметь страсти не только сходной силы, но такой же тонкой организации. Я слишком тонко организован, чтобы принять уступку в любви. Самое страшное для любящего человека не отказ во взаимности, а любовь из милости, или из каких-то других соображений, а не как равноценный ответ на большое чувство. Для достойного человека так же неприемлемо унизить другого подобным способом, как и унизиться самому. "Наихудший из неравных браков - это неравный брак двух сердец", заметил, наверное, в горькую свою минуту, французский поэт и революционер Николя де Шамфор.

Чем острее чувствуешь ответственность не только за тех, кого любишь, но и за тех, кто любит тебя, тем сильнее страх полюбить самому, или позволить, дать повод полюбить себя, тем меньше желание отдаться этой стихии.

Общее заключение, неутешительное: любовь обязывает - не хочу быть любимым! Не хочу чувствовать ответственность за взаимность. Это эгоизм?

И радости мои, и печали принадлежат только мне. Собственно, так происходит со всеми, но люди слабые пытаются найти отзвук в чужих душах, не замечая - не желая замечать! - тщету своих усилий. К кому же еще им, несчастным одаться! Каждый человек в этом мире слишком увлечен собственной персоной, чтобы обратить внимание, что и все остальные люди видят себя исключительно Богами. Я и сам это понял относительно недавно. Возможно, именно это понимание окончательно излечило меня. Вся моя жизнь протекает внутри меня, ничего нет вовне, ничего! И ты не вглядывайся пристально в окружение: и счастье твое, и несчастье - ты сам. Смотри пристально в себя.

Весь мой огонь, весь без остатка сгорает внутри; ни жар его, ни пепел не ведомы миру, который вне меня. Но внутренний мой мир освещен этим огнем и согрет им. И это прекрасно, это счастье мое. Потому мне не нужен ничей огонь, ничье тепло и сочувствие. Ибо никогда, нигде и ни у кого не может быть такой красоты. Потому я счастлив. Потому я самодостаточен. Для моего счастья не нужно больше никого и ничего. Единственное, о чем можно сожалеть, о чем я действительно искренне сожалею и переживаю - этот огонь мог бы согреть многих, очень многих. Нет, я не жадный, я просто не знаю, как
это сделать, ведь для этого надо, чтобы и они это понимали, догадывались хотя бы. Как я могу здесь им помочь? Разве что этими вот строчками...

Говори красивые слова, твори красоту; не бойся, что их услышит недостойный, они остаются в твоей душе, ты - их главный потребитель! Пусть тебя много раз обманывали - продолжай доверять людям; твоя истинная потеря будет, когда ты потеряешь свое доверие!

Все, все у тебя внутри. "То, что не является духовной ценностью, нам не принадлежит", говорили древние. А что есть духовная ценность? Это то, что происходит у нас внутри.

Счастье всегда приходит изнутри, а не извне, тепло для тебя вырабатывется только в тебе самом и нигде более. Как всегда и везде в этом жестоком и добром мире. Тебя могут укрыть сотней одеял из лучшей шерсти, но согреет тебя в итоге только собственное тепло; одеяла лишь помогают не растерять личное достояние. Всегда помни об этом и береги свой внутренний жар. Внутренний мир. Там только ты, и ты только там. И это прекрасно.

В заключение несколько необходимых слов. Подобные исповеди обычно пишут перед тем, как самостоятельно остановить ход своих часов; у меня не так. Я хочу сказать то, что считаю нужным, не находясь под эмоциональным или ментальным стрессом, тем более - изъяном. Я пока поживу - уж не обессудьте! И писать тоже не перестану - как всегда, только для себя. Но если кому интересно...

Комментарии

Добавить изображение