Дикий Запад

15-03-2014

ДИКИЙ — отсталый, невежественный, грубый, жестокий, примитивный, бестолковый, необузданный, неистовый, абсурдный, нелепый. /Словарь синонимов/

Когда-то вот так — «Диким Западом» — обозвали лихие европейские первопроходцы неосвоенные ещё европейской цивилизацией земли Америки.
«Цивилизованный Запад» всегда был тороплив и решителен в оценке всего на него непохожего. Дикими, недоразвитыми представлялись ему потом все вообще иные части света. В особенности — Восток (собственно, долгое время всё, что не Запад, и представлялось ему сплошным Востоком — он и «открытые» им тогда земли принял поначалу за Индию).

И так с тех пор утвердилась в западном сознании мысль о собственной исключительности и превосходстве, что трудно представить теперь, что это именно Запад (весь Запад) и отличался всегда, как раз, от прочих частей света отсталостью своей и недоразвитостью, — дикостью, если угодно. Что исторически совсем недавно начал он выбираться из этого состояния, а во многих отношениях так из него ещё и не выбрался.
Что по справедливости его-то и следовало бы называть Диким Западом.
Не в каком-то даже предосудительно-порицательном, а в самом, что ни наесть, нейтрально-нарицательном смысле: как дальний Восток именуют Дальним Востоком, а ближний — Ближним.

НУ, КАКИЕ ЖЕ МЫ ДИКИЕ?
… отсталый, невежественный …

Действительно — даже и неизбежно приходя к невесёлому этому выводу, хочется возразить самому себе: да быть такого не может!
И потом — почему именно «дикие»? Ладно бы ещё «туповатые» или «недалёкие». Пусть бы даже «хамоватые» и «жуликоватые», но «дикие»?

Если и было это, то давно — в давно позабытом прошлом. И не вина это наша, а невезение: просто позже других явились на свет — долго потом пришлось догонять старших братьев.

Да, прапредки наши и вправду охотились ещё на зверей, ютились в хижинах-землянках и собирали в лесу корешки да ягоды, когда на Востоке процветали уже города-государства, а в городах этих расцветали ремёсла и искусства. И пропитание своё добывали эти горожане-граждане не в диких лесах, а на умело обработанных полях.

Нам же, по собственному нашему признанию, и город первый (Фивы) построил некий пришелец «азиатской национальности» — финикиец Кадм, и самоё имя своё получили мы от широкоглазой его сестры-азиатки — Европы. И многие необходимые знания, и ценные ремёсла, и грамота, — всё это долго ещё притекало к нам оттуда же, из Азии.

Неловко в этом признаваться, но даже и все до одной буковки с циферками, которыми по сию пору мы пользуемся, переняли мы когда-то у восточных своих соседей.

Так оно всё время и шло: и важные зачатки научных знаний получали у азиатов с африканцами, и любомудрие наше европейское зародилось почему-то не в Европе, а в Азии.
Даже и в самые лучшие времена — времена наивысшего нашего культурного расцвета — большинство собственных наших «Чудес света» явились странным образом там же — в Малой Азии да Северной Африке (а сам легендарный певец, воспевший славу наших предков, и родился, и жил, и творил там же).

Совсем уж неловко об этом вспоминать, но позже отреклись мы даже от собственной веры: великое множество замечательных своих богов — всех до одного! — обменяли на одного из богов Востока.
Да и центр европейской жизни и культуры нашей долгое время располагался почему-то на самой периферии тогдашнего Запада — в странной близости к восточной его границе.

Получается, Запад — это вообще не самостоятельное, не самородное явление, а, как бы, некое отпочкование от могучего восточного ствола.
Во всяком случае, в самоё основание западной цивилизации, во главу угла европейской культуры заложен был солидный восточный камень.

Как ни хотелось бы нам об этом забыть, а во многих жизненно важных сферах долго ещё и потом — веками! — волочился отсталый Запад за передовым Востоком, и много ещё чего наперенимали мы у старшего нашего брата, приобщаясь к высокой его культуре.
Признаемся: в те (и очень, и не так уж) отдалённые времена отсталый Запад учился, учился и учился у передового Востока.

Лишь в краткий миг Античности достигли мы (и тут же утратили) сравнимой с Востоком высоты культуры.
Сотни же последующих лет математику учёные наши постигали по трудам араба Аль-Хорезми, оптику — по трактатам араба Аль-Хайсама, астрономию — по арабским же или в обратном переводе с арабского — трудам собственных своих (подзабытых нами к тому времени) учёных.
А лекари европейские вплоть до ХV1 века врачевали своих пациентов по «Канону врачебной науки» перса Авиценны.

Всю долгую средневековую ночь проводили наши мудрецы в хитроумных словопрениях о возможном количестве чертей на игольном острие, пока деловитые «сарацины», не отвлекли их от этого увлекательного занятия, повернув внимание их от бесплодной софистики к астрономии, физике и биологии.

Да что там высокие науки — даже от насекомых своих долго ещё спасались завшивевшие и облошавшие европейцы с помощью персидского порошка да китайского шёлка.

В эпоху «Великих открытий», когда, очухавшись, наконец, от средневековой немочи, захотелось Европе ознакомиться с миром, то — и сведения о шарообразности земли, и важные навыки мореходства, и карты морские, и компас, и косые паруса (без которых не добраться бы нашим до Америки), — всем этим тоже поделились с ней восточные соседи.
Да и порох с мушкетами (мултуками), позволившие тогда европейцам подмять под себя полсвета — оттуда же.

Может, хоть в гуманитарных областях кого-то мы когда-то обгоняли? Да нет — и до университетов своих додумались не сами, и до больничного обслуживания дошли не своим умом — подсмотрели передовые эти системы обучения и здравоохранения у азиатов.
Восточные земледельцы обучали нас ирригации и разведению цитрусовых, у восточных гурманов научились мы употреблять сахар и приправлять пищу специями и пряностями.

А сколько потом завезено было к нам вкусного и полезного из другого ещё «Востока» — Нового Света!
Уж и не вспоминает теперь просвещённый Запад, чью лопает картошку с помидорами, чьи грызёт семечки и жуёт попкорн.
Не помнит и про кору хинного дерева, избавившую европейцев от малярии (завезли бы раньше — не отправились бы до срока в лучший мир ни великий герой Александр, ни великий святой Августин, ни великий поэт Данте).
Трудно сейчас в это поверить, но даже исконную нашу привычку ежеутренне пить чай (а потом — и кофе, и какао) и ту переняли мы у старших своих собратьев по планете.

Послушно следовали мы за продвинутым Востоком и в сфере интеллектуальных развлечений: и азартные карты, и хитроумный триктрак (нарды), и мудрые шахматы, — всё это тоже позаимствовано было в разное время у тех же соседей.
Там же научились мы рифмовать стихи, оттуда же получили бумагу, на которой эти стихи записывали и гитару, под звуки которой распевали потом романсы на эти стихи.

Епископ Кордовы жаловался в 1Х веке: единоверцы его так увлеклись арабской поэзией, что «предпочитают осваивать арабский язык, пренебрегая латынью и забывая собственную речь».
Изощрённая восточная лирика долго ещё (от трубадуров до романтиков) влияла на всех наших песнопевцев. Патриарх европейской поэзии Гёте признавался, говоря о восточных певцах, что «хотел бы быть наравне хотя бы с теми, кто не попал в пятёрку лучших». Очарованы были поэзией Востока и Байрон, и Пушкин (признававшийся как-то в письме другу: «Слог восточный был для меня образцом»).

Изысканность красивой жизни, утончённость интеллектуальных развлечений, изящество поэзии, — вот что заносило восточными ветрами в затхлый быт отсталой Европы.

И грех забывать, что это любознательные арабы изучили сами, а после и нам напомнили (буквально открыли заново) величие собственного нашего античного наследия, а с ним и надежду на возрождение прежней — полноценной, возвышенной — жизни.

Соприкосновение с высокой культурой Востока, породившее было у европейцев чувство собственной неполноценности, пробудило тогда наши умы и сердца, подготовив тем самым наступление эпохи Возрождения — этого вздоха-воспоминания по дивной прошлой культуре, этого яркого порыва к высокому и прекрасному.

Но эпоха Возрождения — это и последняя судорога великой европейской культуры.
Воспрянувший духом Запад показал тогда всему миру, на что он способен, но тут же и отвернулся от высоких античных ценностей. Отказался от главного — от принципа гармоничного развития личности.

Если греко-римские наши прадеды пеклись о гармонии, равновесии — о всестороннем развитии человека (калокагатии и «здоровом духе в здоровом теле»), то пробудившиеся от сна европейцы (второпях или спросонья) упростили эти высокие идеи до примитивного «стремления к удовлетворению». Ко всякого рода материальному и физическому самоублажению. Тогда-то и взят был впервые курс на «удовлетворение постоянно растущих материальных потребностей».

То есть опять — как и в Средневековье — высокая наша культура унизилась до варварского уровня, до состояния дикости.

Утеряно было верное направление движения: с добротно обустроенных дорог Античности, Европа свернула на дикое поле нравственного и эстетического бездорожья. Европеец уверил себя, что для полного счастья ничего ему, кроме богатства и силы, не требуется. Даёшь богатство! Цель оправдывает средства!

ЦВЕТНЫЕ И БЕСЦВЕТНЫЕ
… грубый, жестокий …

Подглядев, как уютно устроил свою жизнь богатый Восток, средневековый Запад поспешил — в подражание ему — разбогатеть, рассудив, что счастье заключается именно в концентрации богатства.
Поскольку нет более скорого способа обогащения, чем разбой, то, поднабравшись сил и нацепив на себя кресты, двинулись тощие христиане в восточном направлении — подкормиться за счёт сытеньких соседей-бусурман (грабя по пути и своих единоверцев).
Когда попытки прямого приступа восточных твердынь к желанным успехам не привели, устремились на Восток обходными путями.

По дороге стали европейцам попадаться разные экзотические — «цветные» — народы.
Бесцветные («бледнолицые») цивилизаторы были твёрдо убеждены, что все эти красно-жёлто-черно-кожие одним уже своим инакоцветием обречены на низшее сравнительно с ними положение.

Культуртрегеры, единственным культурным превосходством которых было тогда наличие у них мушкетов и арбалетов, этим критерием и определяли степень цивилизованности разноцветных народов.

Непростительным недостатком аборигенов считалось также их иноверие.
Принадлежность другой религии в сочетании с недостаточной обороноспособностью делало эти народы в глазах «цивилизаторов» тёмными, отсталыми, недоразвитыми и, следовательно — нуждающимися в спасении и опеке.
Самих же «благодетелей» христианское их человеколюбие обрекало нести тяжкое «бремя белого человека» — обязанность разносить по миру «свет европейской культуры».

Для освоения новых заморских территорий пришлось также завозить издалека — из-за океана — множество всяких других ещё тёмных и недоразвитых.
Повсюду наши благодетели наталкивались на непонимание и неблагодарность спасаемых, хоть не так уж много от них и требовалось: от цветных американцев — взамен на их «облагораживание» — поделиться с бесцветными своей землёй, а от цветных африканцев — отработать на хлопковых полях свой безбилетный проезд через океан.

Аналогичные подвиги бескорыстия и благородства совершал Запад позже и на всех других континентах — на землях Индии и Китая, на плантациях и в рудниках Африки.

В борьбе за просвещение тёмных и спасение заблудших набожные христиане не жалели ни сил, ни пороха. Никакими молитвами не отмолить уже того, что натворили, используя своё военное превосходство эти нелюди в погоне за чужим добром.
Соизмеримым с их зверствами было лишь их двуличие: всё творилось там именем милосердного бога — прикрывалось проповедью самой гуманной в мире религии.

ПЕРЛЫ ТУПОУМИЯ
… бестолковый, примитивный …

Результатом этих успешных операций и стало сегодняшнее чувство всяческого нашего превосходства над ослабевшими противниками.
В представлении Запада нынешний Восток — это большой этакий «Тупой Бабай», не осознавший ещё всей глубины своей тупости.

Между тем, бабаи эти не раз давали повод убедиться в обратном — в своеобразии, самостоятельности и нестандартности своего мышления — в очевидном интеллектуальном превосходстве над заносчивыми соседями.

Вспомним: некогда Запад обладал ведь и собственной (какой-никакой) грамотой: и алфавит свой имел, и знаки для обозначения чисел, но конкуренции с иноземными они — ни руническое наше письмо, ни римская цифирь — не выдержали.

Десятки веков мучились европейцы со своими неуклюжими палочками-крестиками, пока бабаи не обучили их своим (арабо-индусским) цифрам.
Неизвестно ещё, додумались бы мы когда-нибудь до такого сами: ввести знак (ту самую «сифру») для обозначения « н и ч е г о » — пустоты! А как упростились сразу все математические процедуры с переходом на эту (позиционную) их систему счисления!

После курса элементарной арифметики засел потом второгодник-европеец и за «альджебру с мукабалой».
Для особо забывчивых: сами эти термины (названия основополагающих понятий современной математики) — «алгебра» и «алгоритм» — тянутся от имени и трудов одного из тех самых «бабаев» — перса Аль-Хорезми (1Х в.)

Долго ещё можно перечислять эти «бабайские» приоритеты: и пресловутый «бином Ньютона» пришёл, оказывается, сначала в голову не то арабу, не то китайцу (не выяснено пока) — задолго до того англичанина, и параллельные линии пересеклись (вопреки греку Эвклиду) вначале у персидского поэта Хайяма — задолго до немца Римана и нашего Лобачевского. И бинарным исчислением пользовались издавна бесхитростные дальневосточные рыбаки-полинезийцы, не подозревавшие, что намного опережают тем самым западную науку.

Европейские «культуртрегеры» уверены были, что гигантский злак маис (равновеликого которому не вывела ни одна из культур Старого Света), и (такого же роста и полезности) «солнечный цветок», подсолнух подарены индейским дикарям природой. Что чудо-плоды (игравшие у инков даже роль денег) — зёрна какао — и не раз спасавший потом от голода Европу чудо-корнеплод картофель, — всё это дары неба, свалившиеся на головы тёмных аборигенов в готовом виде.
Сроду не видавшие колосьев, крупнее пшеничных и корнеплодов, сытнее репы, европейцы и мысли не могли допустить, что всё это результат многовековой целенаправленной селекции.

Или тоже вот: столько до того перепробовано-перещупано было всеми ткачами и ткачихами мира волокон растений, а додуматься до использования нитей из коконов бабочки догадались лишь там — на далёком Востоке. И какой мощный торговый поток — «Шёлковый путь» — прочно и надолго связал сразу Восток с Западом!

В мореходстве — косые («латинские») паруса принесены были к нам (вопреки своему названию) моряками Востока, а до того прямолинейно и прямоугольно мыслящие латиняне лишь увеличивали их количество да наращивали размеры ткани. Им и в голову не приходило, какого парадоксального эффекта можно достичь простым изменением формы паруса — возможности использования силы ветра для движения ему же навстречу. Наперекор ветру, наперекор прямолинейной логике!

То же и в строительстве. Пока Запад для увеличения перекрываемого пролёта, тупо наращивал длину и высоту балки, догадливый Восток сообразил изменить её форму — искривить, закруглить её. И тотчас же силы, до того разрушавшие камень, послушно сменили своё направление: с неудобной для него работы на изгиб и растяжение перешли на привычное и посильное ему сжатие.
Так родились восточная арка, свод и купол. А вслед за восточной и вся европейская дворцово-храмовая архитектура обогатилась бесчисленными аркадами, куполами и сводами.

До сих пор не разобралась ещё наша медицина и в восточных системах здоровья: индийской йоге, китайской цзинь-ло и цигун, в парадоксальных, невероятных подчас результатах тренировки тела (и духа!) в школах боевых единоборств.
Не укладываются они в прокрустово ложе западного мышления — не объяснимы наукой.

То же и с научным, то бишь, с физико- математическим нашим мировоззрением. Отсекается строгим научным оком всякая попытка верующих, ясновидящих и поэтов увидеть мир каким-то ещё своим, ненаучным взглядом. Право толковать мир Западная цивилизация предоставляет — только и исключительно — науке.

С той же упёртостью не воспринимает — в упор не видит! — Запад всего того, чего эта наука не может понять и объяснить: и регулярного появления замысловатых кругов на полях всех континентов, и столь же регулярного появления и исчезновения «неопознанных объектов», и ясновидения, и телекинеза. Не может разобраться с тем, как дикое африканское племя смогло задолго до него узнать о существовании спутников Сириуса и кольцах Сатурна.
Не признаёт, не видит, не хочет разбираться, потому, что точно знает: всего, что не добыто научным методом и не вписывается в его физико-математическое сознание, всего этого быть не может. А нет явления, нет и проблемы!

А вот бабаи не ограничивали себя «чистой наукой» — совмещали в себе, в своём сознании и «физиков», и «лириков». Верили в магическую силу минералов, в предсказательную силу созвездий, в чудодейственность мантры, и в существование у человека неких йогических чакр и «меридианов» чжень-цзю (акупунктуры).

Многие были не только исполинами наук и великанами мысли, но и крупными — мирового звучания — поэтами: Авиценна, Бируни, Хайям. Заслуги последнего как великого учёного время заслонило новыми знаниями и открытиями, но слава его как поэта-мыслителя звучит по миру всё громче. Лишь некоторые из светил нашей Античности да титанов европейского Возрождения сравнимы с этими многочисленными «бабаями».

С глубокой древности — раньше нас и дольше нас — мучились аксакалы-бабаи над такими важными проблемами, как строение мироздания, назначение человека, отношения его с природой и высшими силами. Плодом этих мучений были великие религиозно-философские системы (давшие начало мировым религиям): индуизм, зороастризм, иудаизм, синтоизм, конфуцианство, даосизм, буддизм, позже — христианство, ислам.
Чем, какими подвигами мысли и духа может похвастать в этой области Запад?

Немало светлых умов и горячих сердец — мудрецов и святых — дала совсем недавно, в Новое уже время, страна мудрецов, Индия: Рамакришна, Вивекананда, Ауробиндо Гхош, Кришнамурти.
Заметное влияние на всё европейское искусство оказали тогда же традиционные культуры Африки и Дальнего Востока, а на европейские умы — одна из ветвей буддизма — индо-китайско-японский дзен (дхьяна, чань).

Немало светлых восточных умов продвигают и сегодняшнюю науку (в том числе, западную): список нобелеатов пестрит ближне- и дальневосточными именами.
Недавно, кстати, одному из казахских «бабаев» удалось решить (повторив недавний подвиг еврейского «бабая») одну из семи математических «проблем тысячелетия».
Алеет Восток!

НЕДОРОСЛЬ … необузданный, неистовый …

Не удержался Запад на высоте, заданной когда-то античными нашими предками.
Нарастив взрослые мускулы, но остановившись в духовном развитии, так и остался он недоразвитым недорослем — туповатым этаким обалдуем с твёрдой жизненной установкой: «СИЛА ЕСТЬ, УМА НЕ НАДО».

Может, действительно, всё дело в возрасте: бывает такое в переходный период — перестаёт прыщавый юнец уважать старших, и понесёт его куда-то, «а куда, не знает».
Многое тогда объясняется этой недозрелостью: подзастрял Запад в своём подростковом возрасте, зациклился на примитивных юношеских влечениях: побалдеть, поблудить, забраться в чужой сад-огород, набить кому-то морду, отобрать что-то силой.

Даже и принявшись за работу, проявлял он не только и не столько разумную деловитость, сколько — погнавшись за сверхприбылью — неуёмную, неумеренную молодую размашистость.
Испокон веков, например, занимались люди во всём мире разведением овец, когда же принялись за это дело англичане, то развели их в таком множестве, что овцы у них «поели людей»; приглянулись голландским садоводам турецкие тюльпаны, так они всю страну свою превратили в сплошной «тюльпанник», доведя сограждан своих до массового психоза; взялись европейцы ткать полотно и вскоре завалили им все мировые рынки, придумали автомобиль и «наштамповали» конвейером такие мириады машин, что — наподобие андерсеновского горшка — запрудили этой автомобильной кашей все города на свете.

Не может недоросль рассчитывать позицию на ход вперёд. Неохота ему вообще задумываться о будущем — заботиться об общем благе, о продолжении человеческого (или, хоть бы, своего собственного) рода. Не в тех он мыслях: ему раздобыть бы только побольше «маней», чтоб было, на что кайфовать и балдеть … кайфовать и балдеть … Да так уж и пробалдеть всю оставшуюся жизнь.

Такому бесполезно втолковывать, что весь этот вскруживший ему голову блестящий фейерверк технических и производственных успехов сопровождается непременно утратами необходимых ( н е о б х о д и м ы х ) средств и условий его существования. Утратой надежд на нормальную здоровую жизнь.

Не сам собой вырастает недоросль в такого охламона — для этого нужны особые условия. Условия такие создаёт современная «культура» Запада.
Тысячи лет на всех «Востоках» любители курили анашу и табак, жевали коку и насвай, распивали вино и пиво, но лишь Запад превратил эти занятия в массовое безумие, в повальное самоохмурение. Не выработалась на Западе культура потребления всех этих небезопасных средств стимуляции искусственной эйфории. Теперь не для себя уже дехкане растят «травку» на необозримых плантациях Востока, а для жаждущих побалдеть дикарей цивилизованного Запада.

А цивилизованному дикарю мало уже одного этого состояния обалдения, ему уже и выглядеть захотелось дикарём-оболдуем — собирает по всему свету и прикидывает теперь на себя все разновидности дикарского макияжа, татуажа и пирсинга. Очень крутым кажется ему сочетание хайтека с хайртату.
До полного удовлетворения осталось этим обколотым ещё подпилить и зачернить себе зубы да закольцевать шеи.

Вот, в чём не тянет их подражать «дикарям», так это в отношении их к потомству.
Миллионы лет забота о продолжении рода была у человека приоритетной, предпочтительной перед остальными его заботами. А вот в татуированном поколении победило убеждение в острой необходимости, в безусловной приоритетности всевозможных свобод, в частности — свободы личности от забот о простом воспроизводстве собственного рода.

Повсюду на Диком Западе создаётся постепенно атмосфера максимального благоприятствования всевозможным сексуальным излишествам да гомосексуальным утехам и вытекающей из этого склонности к однополым бракам да моде на «чайлд фри» и «айнкиндер»-системы.
Не нужны олухам наследники: не хотят они ни с кем делиться, ничего они не собираются оставлять после себя — ни наследников, ни наследства: всё добытое и всё накопленное предками намерены промотать, прокутить, проесть и пропить сами.

И ради такого развесёлого времяпрепровождения, ради получения очередной дозы удовольствия олух готов пойти сегодня на любую аферу, любую уголовщину.

ДОРОГА В НЕТУДА
… абсурдный, нелепый …

Запад старается сейчас убедить себя и других: всё то, что, он сотворил и натворил, это и есть лучшее из возможного. Что избранный им путь верен и единственен.
Но это не уверенность умудрённого мужа, скорее — самоуверенность ветреного недоучки.
Необыкновенная лёгкость мысли видна не только в его гендерном поведении.
Наглядно проявляется она, например, в области градостроительства.
Городское строительство, архитектура — это начало начал всякой цивилизации, а кроме того — как бы и автопортрет её, запечатлевающий в камне и бетоне основное выражение её лица.

Не надо быть специалистом, чтобы, взглянув на архитектурные памятники разных стран и эпох, прочитать это застывшее на их лицах выражение. Египетский ли это Луксор, индийский Тадж Махал, камбоджийский Ангкор-Ват, индонезийский Боробудур, ацтекский Теночтитлан, инкский Мачу-Пикчу, самаркандский Шир-Дор, — в каждом из них поражает, кроме тщательной продуманности планировки, ещё и ясность композиции, выдержанность стиля. А ещё — одухотворённость, величие, гармония (внутренняя и — с окружающей природой), — всё то, что дало основание назвать когда-то такую архитектуру застывшей музыкой.
При первом же взгляде на них ясно: памятники эти создавались людьми большого таланта и высокой культуры для людей развитого вкуса и тонкой духовной организации.

Совсем другая музыка, и другое (как у персонажей Мунка или Пикассо) выражение лиц у зданий современного мегаполиса. Первое, что режет глаз и слух в современной архитектуре Запада — её хаотичность и разноголосица. Нагромождение домов западного мегаполиса, это не продуманная и осмысленная композиция, а случайная свалка разновеликих коробок и ящиков — какая-то куча-мала взбесившихся пивных и консервных банок (ещё и пропитанная удушающим смогом и транспортным шумом). Что-то, вроде соревнования ополоумевших гигантов в уродливости и нелепости. А на фасаде очередного победителя — выражение самодовольной тупости его заказчика и владельца.

Архитектурный «хайтек», это стиль нарочитого, вызывающе-агрессивного дурновкусия и самодурства. Задача, поставленная перед авторами и исполнителями этой «музыки» — ошеломить, ошарашить необычностью, нелепостью формы или грандиозностью размера, ослепить блеском, мельтешением, сверканием рекламы, увлечь ритмом одуряющей свистопляски: “rock and roll !” — кружись и шатайся!

Цивилизация Дикого Запада отличается от других (от всех других!) цивилизаций, как отличны между собой какофония и гармония, хаос и космос. Как отличны между собой рок и музыка.

Эта оглушительная пустозвонность архитектуры в сочетании с транспортным шумом и ароматом смога не случайны: они — зримое выражение хаоса и дисгармонии больного сознания их создателей и заказчиков.
И если сами здания и улицы можно ещё отмыть шампунем, то шум и загаженный, загазованный воздух никаким шампунем не отмоешь — от них никуда не убежишь и нигде не спрячешься.

По части осквернения среды обитания Запад не ограничивается, конечно, городским воздухом и городскими территориями — он ведёт широкое наступление на природу по всей планете и даже околоземному пространству.
И тогда растёт — во весь рост подымается ещё одна проблема, от которой, как от назойливой мухи, отмахивается Запад. И тут он спорит уже не с Востоком — он препирается уже с самой Природой. А Природа не просто мудрее всех этих наших «востоков-западов», вместе взятых, но и несопоставимо сильнее их.

Употребляя выражение «мудрая природа», вряд ли на самом деле представляем мы истинные размеры её мудрости, дальновидности и предусмотрительности.

Отдалённые цели Природы нам не известны, но, похоже, главная её забота на планете — поддержание Жизни. Внимательно следит она поэтому за балансом пользы и вреда от деятельности каждого из своих питомцев (в особенности — наиболее резвых). И в этом деле — в деле наведения и сохранения порядка на земле нет у неё бессменных любимцев или неприкасаемых.

Потому, возможно, и поощряла она до поры успехи Запада, потому-то — когда вред от его прыти стал опасно превышать пользу от его усердия, и благословила его, видимо, на вымирание. Включила — по истечении срока надобности — заложенный в него заблаговременно механизм самоизведения.
Объясним тогда и этот размах великоблудия, и мода на гомофилию, и повальная наркомания с алкоголизмом, и прочие, противоестественные на первый взгляд наклонности.

Восток был всегда ближе к Природе. Для него она — живое существо — любимое и любящее. Наблюдая бесчинства первых европейцев в их отношениях с природой, индейцы удивлялись: «Как только терпит земля белого человека!».
Абсурдность, нелепость своего отношения к Природе Запад сохранил и по сию пору.

На протяжении веков Запад был диким и бедным, диким и слабым, диким и тёмным, теперь он стал богатым, сильным, и цивилизованным, но — с теми же дикими представлениями о предназначении человека, о месте его в Природе, о ценности и смысле жизни.

Оглухонемевший от хэви-роковой культуры, ослепший от блеска ультра-технических достижений, загипнотизированный успехами «точных наук», Запад — вслепую и вглухую, сам не ведая куда — упорно несётся в тупиковом направлении.
Он и сам уже об этом догадывается — лишь привычное лицемерие в сочетании с неодолимой тягой к мещанским прелестям не позволяют признаться в нелепости, тупиковости этого пути.

В РАЙ НАПРОЛОМ

Я думаю, нашим обществом руководят сумасшедшие люди, преследующие сумасшедшие цели… Джон Леннон

Итак, в сравнении с Востоком, Запад всегда был диким — начиная с той незапамятной древности, когда (ещё бесписьменный) обучался у него грамоте и когда (ещё бездомный) учился градостроительству — основе основ цивилизации. И позже, в мрачное Средневековье, когда (тёмный, голодный и нищий) делал он первые попытки урвать что-то у богатого и образованного восточного соседа.
И в эпоху Высокого Возрождения, когда, поосмелев, начал разбойные свои набеги уже на дальние заморские территории.
И, наконец — в наши времена, когда прямой силовой грабёж стал сочетать с изощрёнными глобально-финансовыми аферами.

Ничего с тех пор существенно не изменилось в его средневековом мышлении. До сих пор Запад убеждён, что нет на свете цели выше, чем УБЛАЖЕНИЕ ПЛОТИ, что в средствах её достижения — ничего нет эффективнее БОЛЬШИХ ДЕНЕГ, а в споре цивилизаций — аргумента, убедительнее БОЛЬШОГО КУЛАКА.

Сегодня Запад и выглядит, и чувствует себя героем. Он, и на самом деле, вышел изо всех передряг истории этаким воином-победителем. Но как оценит эти пирровы победы сама история? А главное — что от него, от этого «героя», ждать дальше?

Да, сегодня это — страна чудес, но только не настоящих, а бутафорских — чего-то, вроде радужных мыльных пузырей. Не говоря уж о пузырях финансовых, эффектные взрывы хайтека — это пёстрый фейерверк, на миг ослепляющий простаков — закрывающий от них звёздное небо. Заменяющий простакам звёздное небо.

Сегодня Запад не знает, не помнит уже, что такое счастье, забыл его образ и его аромат. Представление о счастье у него, как у папуасов Гвинеи о самолётостроении: он лишь мастерит из всякой высокотехнической мишуры его подобия, как те мастерят из хвороста и соломы подобия воздушного лайнера.

Через миры и века пронёс Запад своё средневековое сознание, перекочевав лишь из уродливой нищеты — в уродливое богатство.

Не оставил Запад своего стремления к материальному обогащению. Любыми — самыми дикими — способами: «ЦЕЛЬ ОПРАВДЫВАЕТ СРЕДСТВА».
Но и цели этой — дальней, стратегической цели — у Дикого Запада нет. Есть лишь претензия на мировое лидерство. И лидерство это необходимо лишь небольшой популяции человекообразных, желающих комфортно устроиться вершине пищевой пирамиды.

Экономисты, заявляя сегодня (устами нобелеата Роберта Шиллера), что «финансы являются двигателем современной цивилизации» — не договаривают главного: в чьих он руках — кому этот самый двигатель служит. Уточняет мысль финансиста музыкант Джон Леннон: «Нами руководят маньяки ради собственной выгоды».
То есть, вся эта финансово-научно-техническая свистопляска Западной Цивилизации затеяна ради благоденствия — ради ублажения некоего немногочисленного семейства человекообразных маньяков.

Надежда на то лишь, что не одним всё же чревоугодием жив и Запад — не всеми там позабыты подвиги культуры людей эпохи Античности и Возрождения (а также театра времён Шекспира, музыки времён Баха, великой европейской литературы). Люди искусства всегда сомневались в самоценности технического прогресса цивилизации: «Когда я вижу, как топчут слабых, я начинаю сомневаться в ценности того, что называют прогресс и цивилизация», — сетовал в прошлом веке художник Ван Гог.

В искусстве разных народов спора между Востоком и Западом нет: в Токио рукоплещут музыкантам Европы, в Париже и Москве — японским артистам, битлы находили общий язык и с Людмилой Зыкиной, и с Рави Шанкаром.
А вот Шейлоку не подали бы руки ни те, ни другие, ни третьи.
Граница делит мир не на страны света, не на Новый и Старый Свет, а на свет и тьму.

Вместе с людьми искусства уже и церковь высказывает сомнение в безгрешности западного пути. Позабывшим стародавнее признание «ex oriente lux», новый папа напомнил недавно: "На Западе lusso, на Востоке luce" — "На Западе роскошь, а на Востоке свет".

Алеет Восток. Обещает, что «закат Европы», это ещё не конец света. Обещает впереди и новый рассвет, и новый светлый день на земле.

Хочется думать ещё, что найдёт Мудрый Бабай и какие-то волшебные слова, чтобы вразумить своего Младшего Брата: путь (дао) у них один — обустройство Общего Дома, установление в нём нового миропорядка — мира и порядка.
И тогда, может быть, возвещать рассвет снова «выйдет из мрака младая, с перстами пурпурными Эос».

Страшно подумать, что будет, если таких волшебных слов не найдётся.

Комментарии

Добавить изображение