Америка Cюр (вторая часть)

(Вторая часть, начало здесь)

 

Ресторан, куда мы хотели добраться, был, к счастью, закрыт.

На самой кривой и грязной улице мотор у машины внезапно заглох. Наступила полная тишина, такая глубокая, что слышно было, как скрежещут извилины в мозгу нашего гида, мучительно соображавшего: ограбить ли нас здесь, либо отвезти в условленное место и получить честно заработанные 50 песо. Неизвестно, что возобладало, благородство или неуверенность в успехе, но минут через пять мотор сам по себе заурчал и вынес нас на просторную магистраль, переходящую в авениду 9-го Хулио. Поехали по баррио San Telmo, оттуда авенидой Paseo Colon мимо резиденции Президента – Casa Rosada (Розового домика).

«Cristina», - показал водитель с уважением, имея в виду нынешнюю обитательницу дворца. «Vive aqui?» - «живёт здесь?» - спросили мы. «No,- был ответ, - trabajo».

От главной авениды ответвлялось немало улиц, на одной из них, пешеходной, находился, по словам нашего дважды спасителя, лучший ресторан города. Он тут же договорился с хихикающим (уж, не над нами ли?) метрдотелем и о, чудо!, для нас нашёлся отдельный столик. Остальные свободные столики были, мы догадались, забронированными.

Ура! Сейчас мы отведаем хвалёной аргентинской говядины и запьём её лучшим аргентинским вином. Пожилой официант, который тоже чему-то улыбался каждый раз, когда мы попадали в поле его зрения, мигом доставил всё необходимое.

Пир начался! Ах, какой это был пир. Он мог бы длиться бесконечно, ибо именно такое время потребовалось бы, чтобы разжевать принесённое asado. Мы не знали судьбы этой коровы, но она была, скорее всего, трагической. Бедное животное затаило на людей глубокую обиду и поклялось отомстить им, хотя бы после смерти. Примерно две трети бифштекса остались на тарелке непокорёнными. Прикончить бутылку вина было не менее трудной задачей. Про аргентинские вина пишут, что раньше они уступали по качеству европейским и чилийским, но в последнее время популярность их резко возросла и теперь за ними гоняются.

Забегая вперёд, скажу, что мы приняли участие в этом забеге, но с сомнительным успехом. Пару раз вина Аргентины всё-таки побеждали и оказывались на нашем столе. Asado же отличалось стабильным качеством и во все остальные дни было не лучше первого.

Единственным доступным объяснением этого феномена остаётся то, что нам просто не везло. Не вызывает никаких сомнений, что аргентинская говядина отличается великолепным, непревзойдённым качеством. Так говорит статистика, так пишут в рекламных проспектах. Но можно ли верить статистике?

Она утверждает, например, что в средней американской семье 1,8 ребёнка. Но кто видел хоть одну семью со среднестатистическим количеством детей?

Так же и с говядиной. Весь ничтожный процент неудач выпал на нашу долю и на долю тех, кто волею случая оказывался за одним с нами столом или делился личными впечатлениями.

А вот те, кто описывает свои кулинарные приключения в рекламных буклетах ресторанов, воспоминаниях и блогах, тем повезло. Это – статистически успешные люди.

Следующий день был удачным. Утром за нами заехал Арам Дарем, тактичный, мудрый и красивый армянин, с которым мы познакомились через Facebook.

Арам приехал из Еревана 15 лет назад. Ему там надоело. Решил перебраться в Бразилию, в Рио де Жанейро. Пошёл в авиакассу. Знакомый кассир, узнав, куда собрался лететь земляк, замахал руками: «Ты что, Ара, в Бразилию нельзя. Там такое творится, бунты, безобразия. Давай в другое место». Так Арам оказался в городе Хорошего Ветра, то есть, в Буэнос Айресе. Сейчас у него свой бизнес: несколько салонов красоты.

Узнав о вчерашних приключениях, Арам подтвердил, что в городе небезопасно, его самого и его салоны грабили уже семь раз. Грабили исключительно благородные разбойники, вроде Бенджамина Крика, которые если и стреляли, то только в воздух или в стены, но никогда в людей или зеркала.

Один раз Арама ограбили прямо на ступеньках метро. В то время у него не было машины, а в кармане был один песо на проезд. Группа ребятишек от 12 до 14 лет во главе с 15-летним атаманом приставила ножи и потребовала вывернуть карманы. «Но у меня всего один песо, как раз на метро». «Проезд на метро стоит 60 сентаво», - возразил малолетний Робин Гуд, отобрал у Арама песо, деловито отсчитал 60 сентаво сдачи и... шайка растворилась в воздухе.

Что ж, такова действительность. Экономика страны переживает не лучшие времена, интенсивная инфляция, безработица, больно ударившая по молодёжи. Недостаточное образование. Эти молодые люди не вписались в рынок с его традиционной стороны, Поэтому решили вписаться в него с другого бока. Нам ли осуждать их?

Арам предложил нам поехать в ... местный армянский центр. Предложение было встречено с недоверием. Скажите сами, стоило ли ехать на другой конец света, в Аргентину, чтобы оказаться в армянском центре? Оказалось: стоило.

Во-первых, Буэнос Айрес просыпается медленно и шансы выпить утреннюю чашечку кофе в заведениях общепита равны нулю. То ли дело, в Америке, там и в 5 утра можно затовариться напитком под названием «кофе» в полулитровых картонных стаканах. В Буэнос Айресе в 9 утра это можно сделать только в армянском центре.

Во-вторых, масштабы. Центр включает в себя: собственно Центр (Union General Armenia); Культурную ассоциацию, занимающую соседнее здание; армянскую школу; ресторан «Armenia»; армянский собор San Gregorio Iluminador; магазин сувениров и Teatro Tadron, существующий с 1912 года, которым руководила до своей смерти сестра Фрунзика Мкртчяна. И всё это – с размахом и со вкусом.

Самым ошеломляющим явилось то, что армянских центров в Буэнос Айресе – семь! Умеют же люди сохранять свои культурные корни. А что же мы, русские? Мы тоже не лыком шиты.

Русская церковь в Буэнос Айресе есть. Святотроицкий собор расположен в центре города, в баррио Сан Тельмо, на авениде Бразиль. И Русский дом есть, прямо на Ривадавия, существует с 1921 года. Там сейчас представительство Россотрудничества.

  Но вернёмся к нашим приключениям. Из Армянского центра Арам повёз нас в фешенебельный район Recoleta, известный как место расположения знаменитого кладбища.

Думайте что хотите, уважаемые читатели, но кладбища говорят о городах зачастую куда больше, чем улицы и авениды, чем театры и соборы.

Кладбище – это хранилище духовности. Это - мерило ценностей народа. Это - дань уважения к наиболее почитаемым гражданам. Это сама история, наконец. Кладбище это место, где все находят не только покой, но и выражают свою последнюю волю без стеснения и боязни. Даже в советское время кресты на могилах ставили ничуть не реже, чем звёзды. Приходило к людям просветление на смертном одре или что-то иное, но атеисты при жизни предпочитали уходить в мир иной после причащения и отпущения грехов. Парадоксально: самые отъявленные безбожники больше всего заботились о жизни после смерти. Именно от них пошла мода называть города, заводы и колхозы именами наиболее отличившихся разбойников.

Не наблюдается ли в этом некая нелогичность, не просматривается ли затаённая, загнанная атеистами в глубину подсознания естественная вера в бессмертие, в жизнь потустороннюю?

 Кем были бы мы без кладбищ, этих приютов вечного покоя? Дикарями, хуже того – животными. Даже неандертальцы хоронили своих мёртвых и клали им в могилу любимые предметы, а не оставляли тела на съедение животным.

Развивалась цивилизация – комплекснее и изощрённее становились памятники ушедшим в иной мир людям. Чем богаче был человек, тем сильнее ему хотелось крикнуть: «Не верю в то, что всё кончится! Есть другая действительность после физической смерти!»

Много богатств уходило на создание надгробий и могил. Больше всех отличились египетские фараоны, а уж им-то, скорее всего, было известно от мудрых и могущественных духом жрецов, что ждёт там, за рубежом жизни и смерти.

Начальники победнее обходилась не пирамидами, а мавзолеями, такими, как Тадж Махал или Гур-Эмир.

Людей с более скромными доходами хоронили ещё скромнее. Кто рыл могилку и ставил крест, кто строил склеп, кто воздвигал саргофаг, кто вырывал крипту под землёй, кто сооружал оссуарий, или костницу.

Священников хоронили  в церквах, монахов – в пещерах и катакомбах.

Общим было одно: умерших собирали в одном месте и называли это место – кладбище, по-испански – cementerio.

Есть и исключения, конечно. В некоторых случаях умерших сжигают и прах развеивают по ветру или по воде, Наиболее боязливые граждане копят всю жизнь деньги на то, чтобы их заморозили и оставили в этом состоянии до той поры, пока наука научится их воскрешать и омолаживать.

Экологически озабоченные граждане прибегают не к кремации, а к криомации, называемую также промессией.

Тело криомируемого человека охлаждается до −18 °C в течение 10—11 дней. Затем погружается в жидкий азот, в котором останки становятся хрупкими. При помощи вибрации специально подобранной амплитуды они разрушаются до порошкообразного состояния. Получившийся прах помещается в вакуумную камеру, где вода удаляется из них методом холодного испарения. Затем сепаратором удаляют весь металл, при необходимости проводится дополнительная дезинфекция, после чего останки помещаются в ящик из кукурузного крахмала и неглубоко закапываются в землю. Всё это  полностью разлагается через 6—12 месяцев, практически не нанося вреда окружающей среде. Обычно над захороненным ящиком с останками высаживается дерево, для которого прах становится органическим удобрением. Через корневую систему дерево постепенно впитывает в себя данные удобрения, и можно сказать, что прах человека переходит в дерево.

Мне представляется, что наиболее подходящим деревом для посадки на месте такого захоронения был бы баобаб. Или дуб. Сложный процесс криомации требует немало усилий и энергии. Чтобы произвести эту энергию, нужно сжечь какое-нибудь топливо и загрязнить тем самым окружающую среду. Эта простая мысль никогда не посещала головы экологически озабоченных граждан.

Самые эксцентричные покойники возносятся на небеса. Заказываются ракеты, способные унести тело умершего гражданина на орбиту, ракета взмывает на высоту около 500-600 километров и начинает вращаться вокруг нас, совершая один оборот за полтора часа.

Мы и не подозреваем, что в небе над нами постоянно циркулируют не только отважные космонавты, но и равнодушные ко всему останки.

На кладбище Recoleta космонавтов пока не хоронили. Основано оно было в 1732 году на землях одноимённого монастыря аскетов-францисканцев. Recoleta значит «аскетичный». Нет ничего аскетичного на этом кладбище в наши дни. В семейных и индивидуальных склепах нашли последний приют уже известные нам Эва Перон, генералы Педро Арамбуру с Леонардо Лонарди, президенты, включая Хулио Рока, Николаса Авельянеда, Луиса Пенья, Саэнса Пенья и других. Есть даже два лауреата Нобелевской премии, один в области химии, а другой – по борьбе за мир.

Склепы на всех галереях - грандиозные и роскошные. Новодевичье кладбище не идёт в сравнение. Да что там, даже Лычаковское кладбище во Львове, где соревновались друг другом сановитые шляхтичи, и то уступает аскетичному Recoleta. Его скорее можно сравнить с парижским Пер Лашез.

Эва Перон похоронена, вопреки ожиданию, не в отдельной гробнице, но в обычном семейном склепе. Найти его легко: там всегда люди и всегда цветы.

У нас, в Сиэтле, тоже есть могила, которая никогда не бывает без посетителей и цветов. В ней похоронены не лауреат Нобелевской премии и не президент. Лежат в ней два китайца: отец и сын. Оба умерли совсем молодыми, многого не успев в своей жизни. Звали их: Брандон Ли и Брюс Ли. Прожили они 28 и 32 года. Движения невероятного Брюса Ли были настолько быстры, что операторы вынуждены были снимать его замедленной съёмкой, иначе зрители просто ничего не поняли бы.

Чем же Эва Перон, умершая в таком же возрасте, всего 33-летней, успела завоевать искреннюю любовь аргентинцев? Не любили Эву только некоторые генералы, которые, как мы помним, пытались уничтожить самую память о ней. Кто сейчас помнит этих генералов? Кто посещает их могилы, кто кладёт к ним цветы?

Эва, точнее, Мария Эва, была младшей из 5-ти внебрачных детей небогатого скотовода Хуана Дуарте и его служанки, тоже Хуаны, но Ибаргурен.

Широко жили небогатые скотоводы в начале прошлого века!

Жизнь Эвы, умершей в возрасте Христа, была исполнена чудес. В 12 лет она неосторожно опрокинула котёл с кипящим оливковым маслом, получила сильнейшие ожоги лица и рук. Вызванный к девочке доктор сказал, что у неё останутся чудовищные шрамы. Когда через месяц бинты были сняты, врачам оставалось только ахнуть с удивлением. Лицо и руки Эвы  были покрыты белоснежной здоровой кожей, без единого рубца.

Но за 5 лет до этого плодовитый папа Хуан погиб в автомобильной катастрофе. Тут чуда не произошло и законная супруга Дуарте выгнала Хуану со всеми детьми на улицу. Энергичная многодетная мать переехала в соседний Хунин, где выгодно выдала трёх дочерей замуж, а сына устроила на военную службу.

Эва не захотела ни замуж, ни в казарму, но объявила матушке, что желает стать актрисой. Села в поезд и поехала в Буэнос Айрес. Было ей всего 16 лет.

Системе Станиславского Эву никто не обучал и курсов актёрского мастерства в городе не было. Каким-то чудом девочка стала получать роли. Театральный дебют её состоялся в Teatro Comedia в спектакле La senora de Loa Perez.

Она разъезжала с гастролями, а в свободное от репетиций время подрабатывала моделью в рекламе. Её фотографии стали появляться на обложках журналов.

Вскорости Эва устроилась диктором на радио и стала рекламировать мыло компании «Гереньо», а потом организовала радиоспектакли, где стала основной ведущей. Успешным для карьеры Эвы Дуарте на радио стал 1943 год, когда стартовал проект радиоканала «Бельграно» при поддержке фирмы «Гереньо». Он предполагал постановку радиосериала «Героини в истории» с Эвой в качестве ведущей актрисы. Цикл радиопьес, замысел которых принадлежал самой Эве, включал спектакли об известнейших женщинах:  императрицах, королевах, актрисах (Жозефине, Екатерине II, Александре Федоровне, Анне Австрийской, леди Гамильтон, Саре Бернар, Элеоноре Дузе и других).

Принимая во внимание направленность фирмы «Гереньо», постановка была в прямом смысле этого слова мыльной оперой, так же, как в Северной Америке спонсорами подобных проектов были производители мыла Procter& Gamble и Colgate-Palmolive.

Учитывая духовную направленность и амбиции самой Эвы, выбранные ею роли, конечно, не были случайными.

В том же году в её жизнь вошёл настоящий полковник и тёзка её отца. Звали полковника Хуан Перон. Эва отнеслась к новому знакомству, как к очередному чуду и называла день их встречи «волшебным днём».

Теперь её передача стала называться «Навстречу лучшему будущему» и посвящена была  пропаганде деятельности Секретариата Труда и лично его руководителя – Хуана Перона.

Связь влиятельного военного с какой-то актриской нисколько не впечатлила его сослуживцев. Они стали интриговать, напуганные растущей популярностью полковника, и ... добились его ареста. Это случилось в начале весны, а уже через две недели, 17 октября, произошло событие, вошедшее в историю Аргентины как дата «освобождения Перона народом». В этот день тысячи рабочих, так называемых «безрубашечников» (аргентинский эвфемизм слова «пролетарий»), собрались на Майской площади перед Casa Rosada и потребовали «вернуть им полковника».

В ходе последовавших президентских выборов Эва вышла из тени и стала появляться на трибунах со своим, уже законным, супругом. Это было нечто новенькое в политической жизни Латинской Америки и это новенькое пришлось по вкусу широким массам. Эва называла себя не иначе, как «товарищем Эвитой». Массам это понравилось и муж товарища Эвиты был избран президентом страны. Позиции Эвы укрепились настолько, что она получила возможность влиять на политические решения. Личный врач семейства стал с её одобрения Председателем палаты депутатов конгресса, личный охранник назначен Генеральным секретарём Всеобщей Конфедерации Труда. Некоторые представители простого народа тоже вошли во власть. Ими чудесным образом оказались мужья сестёр Эвы: Арриета, Альварес Родригес и Бертолини. Они получили соответственно посты Сенатора, Председателя Верховного суда и директора Центральной таможни. Хуана Ибаргурен удачно выдала своих дочерей замуж.

Повторилась библейская история, в которой безродный Иосиф, добившись доверия фараона, пригласил в землю Египетскую своих родственников и, как сообщает книга «Бытие», “снабдил их по потребностям”. В число этих потребностей вошли совершенно необходимые в голодные годы вещи, как ослы, навьюченные лучшими произведениями Египетскими, и зерном, и хлебом, и припасами, и одеждами.  Брату своему Иосиф послал в подарок 300 серебренников и пять перемен одежд, а другим родственникам пообещал дать “лучшее в земле Египетской и … тук земли”.

История умалчивает, как отнеслись к подобной щедрости простые египтяне.

Аргентинцам же Эва нравилась. Она выступала перед ними с речами, помогала беднякам, просто раздавая деньги нуждающимся. Кому же это не понравится? А вот нашлось такие. Существовало в то время в Аргентине влиятельное Благотворительное общество. Эва как главная благотворительница страны захотела стать его председателем. Этот пост всегда занимала первая леди государства. Но во главе общества стояли аристократки, не пожелавшие избрать себе в начальницы какую-то актриску. Тут случилось очередное чудо: декретом исполнительной власти Общество неожиданно прикрыли, а имущество - конфисковали. На освободившемся месте возник Фонд социальной помощи, руководителем которого, о, чудо! была назначена Мария Эва Дуарте де Перон.

Влияние Эвы возрастало, вскоре она начала вести приём граждан в министерстве труда, где скромно поселилась в бывшем кабинете своего супруга. Отныне все контакты рабочих с Лидером проходили через Эву. Сначала она была осторожна и советовалась с Пероном по каждому поводу, но уже в 1946 году пришла в Конгресс и потребовала ускорить принятие закона об избирательных правах женщин. Аргентинцы насторожились. В их тогдашнем представлении женщина не должна была играть столь активную роль в политической жизни. Эх, знали бы, какие перемены ожидают их в недалёком будущем.

Следующим этапом восхождения Эвы на вершину популярности стал так называемый «радужный тур». Инициатором его явился коллега Перона по государственной власти генералиссимус Франциско Паулино Эрменехильдо Теодуло Франко Баамонде, или просто - Франко. Этот деятель чувствовал себя немного ущемлённым из-за послевоенной  дипломатической изоляции. Ему хотелось общения. Кроме того, он рассчитывал перехватить у набирающей силу Аргентины немного кредитов. Сам Перон поехать не смог. Он, собаку съевший на заговорах против власти, справедливо опасался, что обратно в страну его могут не пустить. Поехала Эва, которой в Испании был оказан королевский приём.

Эва старалась соответствовать. Всем встреченным ею в Испании беднякам она раздавала купюры достоинством в 100 песет. Франко наградил её орденом Изабеллы Католической в форме Мальтийского креста на ленте. В других странах Эву принимали прохладнее, а именно: по протоколу, как жену государственного деятеля, но не более того. В Италии её освистали коммунисты, воспринимавшие перонизм как разновидность фашизма В Ватикане её принял Пий XII. Де Голль пригласил Эву в Версаль, получив взамен обещание посылки двух судов с аргентинской пшеницей. Британский монарх Георг VI надменно заявил, что не примет выскочку, неважно, что там советует министерство иностранных дел. Эва отменила визит, оставив Англию без пшеницы. Но хуже всех повели себя невоспитанные швейцарцы. Они окружили Эвину машину угрожающей толпой. Кто-то метнул в неё два оружия пролетариата и разбил ветровое стекло. Во время приёма у министра иностранных дел недовольные граждане применили боевые помидоры, первый из которых контузил министра, но неопасно, а второй причинил реальные физические страдания гостье, испачкав её платье.

Несмотря на это, дома, в Аргентине, «радужный тур» был преподнесён как триумф. Конечно, оппозиция пыталась распространить слухи, что настоящей целью путешествия в Европу было открытие счёта в швейцарском банке. Некоторые утверждали даже, о, ужас!, что Фонд социальной помощи Эвы Перон – просто гигантская прачечная по отмывке денег. Но этой гадкой клевете никто не поверил, особенно после того, как фотография первой леди появилась на обложке журнала Time. Красавица Эва была изображена между Старым и Новым Светами как радуга, соединяющая их. Отсюда и пошло: Радужный тур. Никогда до этого Time не удостаивал такой чести южноамериканскую женщину.

Эва же нисколько не загордилась. Напротив, она стала отдавать предпочтение более скромному стилю одежды. Роскошные аргентинские шляпки и подчёркивающие формы шикарные платья она сменила на неброские наряды от Кристиана Диора и побрякушки  от Картье. На рабочих митингах она выступала в подчёркнуто простых юбках и жакетах, опять-таки от Картье и других парижских кутюрье.

Она организовала свою партию, Женскую Перонистскую, которая насчитывала до полумиллиона членов и 3600 отделений. Популярность достигла своего климакса 22 августа 1951 года, когда двухмиллионная толпа потребовала от Эвы выставить свою кандидатуру на пост вице-президента. Эва, с балкона Casa Rosada вступила в прямой диалог со своими приверженцами и обещала огласить  решение в течение пары дней. Через пару дней требование толпы было ею с сожалением отклонено. К тому времени болезненное состояние здоровья стало очевидным. За полгода до митинга она упала в обморок и перенесла операцию. Вывод врачей был неутешительным: рак шейки матки. От Эвы диагноз скрыли, но не смогли утаить, что болезнь серьёзная. Она быстро теряла в весе, который составлял всего 36 килограммов к моменту смерти, которая наступила 16 июля 1952 года.

Горе народа было настолько велико, что восемь человек, имена которых история не сохранила, были задавлены во время похоронной процессии, а ещё две тысячи безымянных попали в больницы. Полки цветочных магазинов опустели, а улицы, напротив, были цветами завалены.

Не плачь по мне, Аргентина,

Я не оставлю тебя,

Все эти безумное время,

Всю мою сумасшедшую жизнь

Я свои обещанья держала,

Ты не уходи от меня.

(Эвита. Перевод автора)

Возник план по сооружению впечатляющего мемориала. Он должен был изображать мужчину-«безрубашечника» и по высоте превышал бы нью-йоркскую статую Свободы. Эвита должна была возлежать у подножия и доступна обозрению, как Владимир Ильич Ульянов в Москве или Николай Иванович Пирогов в Виннице.

К постройке монумента приступить не успели. Перон-вдовец бежал из страны, прозевав очередной заговор, а после его возвращения с Изабелью к этому вопросу уже не возвращались.

К чести Перона и его третьей жены они, будучи в изгнании, забрали прах Эвиты из Италии в приютившую их Испанию и поместили её гроб на почётное место: в своей обеденной комнате. Это как бы намекает, что они жили в ужасной тесноте. И уже никто иной, как Изабель, ставши после смерти Перона первой женщиной-президентом во всём Восточном полушарии, вернула Эву на родину и похоронила на La Recoleta.

Захоронение Эвиты напоминает небольшую крепость. Её гроб хранится за двумя бронированными дверьми и, как утверждают, может выдержать ядерную атаку, если бы кому-то вздумалось бросать на город атомные бомбы или выкрасть её гроб с помощью атомной отмычки. Злые языки утверждают, что это сделано с той целью, чтобы мятежный дух необыкновенной женщины не вышел наружу, как случилось с духом другого великого воина – Тамерлана в Самарканде. По воспоминаниям узбекского оператора Малика Каюмова, принимавшего участие в раскопках могилы, он сидел в чайхане, когда к нему подошли три старца, похожие друг на друга, как близнецы. Один из них протянул книгу на арабском и прочитал: «Кто вскроет могилу Тамерлана – выпустит на волю духа войны. И будет бойня такая кровавая и страшная, какой мир не видал во веки вечные». Каюмов сообщил об этом учёным-археологам. Последние разговаривать с глупыми старцами не пожелали.

Вскрытие могилы Тамерлана произошло 21 июня 1941 года.

Но как же с танго? Что делает неискушённый иностранец, которому не показали танго на улицах? Неискушённый иностранец берёт билет на танго-шоу. А совсем уж простой иностранец, иностранец-лох, приобретает билет на танго-шоу с обедом. Мы так и поступили.

Путешественники-нелохи принимают участие в местных забавах, которые проходят каждую среду и называются milonga. Местные жители собираются в ресторанах и барах и танцуют танго в меру своего умения и желания. В наши несколько дней пребывания в городе среда не вошла, поэтому случилось с нами танго-шоу с обедом, и случилось оно в субботу.

Аргентинцы, как и все латиноамериканцы, приступают к вечернему приёму пищи поздно. До шести часов вечера никто за стол не садится. Не садятся ни в семь, ни в восемь. В начале девятого в ресторанах начинают появляться первые посетители, а основной состав подтягивается к десяти, а то и к одиннадцати. При этом в пище себя не ограничивают. «Едим, пока можем дышать», - сказал наша экскурсовод.

Толстых практически не видно.

В этом есть какой-то секрет и думается, что секрет это – качество пищи. Она в Америке Сюр более естественная (не “natural”, а именно естественная) и более разнообразная, чем в Америке Норте.

В Северной Америке блюда стандартизованы. Во всех гостиницах предлагают два вида завтрака: полный и континентальный. О континентальном говорить не будем потому, что это завтраком назвать трудно. Кофе, печеньки, джем. Полный завтрак включает в себя как основное блюдо жареные яйца: яичницу или омлет со стандартными добавками: бекон, сосиски и пр. Главное в американском завтраке – яйца. «Яйцо» по-испански, как мы помним, произносится «хуэво». В Аргентине и Чили завтраки были совсем не «хуэвые». Куриные яйца не исключены из меню, но не составляют основу его.

Кофе входит в ежедневный рацион и называется café. Если вы хотите заказать кофе с молоком, нужно добавить con leche. Правда, это не всегда срабатывает. В Мадриде, Буэнос Айресе, Монтевидео это сочетание слов всегда означало то, что и должно означать: «кофе с молоком». Забегая на две недели вперёд, отметим, что точно такая же просьба ввергла вальпараисского официанта в ступор. В Чили, как оказалось, нужно заказывать café cartado, буквально – «обрезанный кофе». То есть, наливается пол чашки кофе эспрессо, а потом этот процесс обрывается и доливается молоко.

Зато пьют кофе тазами, потому что «кофейная чашка» по-испански будет “taza”.

Ещё более популярен среди местных жителей чай «мате», но об этом чуть позже.

В назначенное время, а именно в восемь часов вечера, удобный автобус подхватил нас у дверей «Савоя». Большой зал, предназначенный для просмотра танго, был ещё пуст. За столом образовалась милая интернациональная компания. Два ближних к сцене места оккупировала семья из Канады. Слева появилась симпатичная чилийка, живущая в Германии. А рядом с нами присела молодая пара из Бразилии. Познакомились, разговорились на смеси доступных языков. Тут-то я и получил обескураживающий комплимент от бразильцев: «А вы неплохо говорите на ... португальском».

О, Боже! Тут же вспомнились строки из Жюля Верна:

«- Ах я безумец, ах сумасшедший! – воскликнул наконец Паганель. – Так вот что произошло! И всё это не шутка! Всё это произошло со мной! Да ведь это вавилонское смешение языков! Ах, друзья мои, друзья мои! Подумайте только: изучать испанский язык, а выучить португальский! Нет, это слишком!”

Правда, недоразумение объяснилось. Мой язык всё-таки напоминал больше испанский, чем португальский.

 «- О, не приходите в отчаяние, - отозвался Паганель, - португальский и испанский языки настолько схожи, что я даже перепутал их, но это сходство поможет мне быстро исправить ошибку, и вскоре я смогу поблагодарить этого достойного патагонца на языке, которым он столь хорошо владеет».

 Общение продолжалось на смеси испанского и английского, которая вполне сошла за португальский.

Мы заметили, что самые удобные места, находившиеся ближе к сцене, никто не занимал на протяжении всего обеда. И только перед самым представлением в проходах появились люди, которым эти места были предназначены. Это были не лохи, а более опытные туристы. Вместо комбинации «обед-шоу» они приобрели «дринк-шоу», ограничившись лишь напитками и зрелищем. В результате сберегли время, деньги и сидели на лучших местах.

Шоу оказалось профессиональным, включены были включены не только танцы, но и маленькие сюжеты, драматичные и смешные. Пожилые танцоры ничуть не уступали юнцам  в пластике, да и во всём остальном борозды не испортили бы. Сеньориты соответствовали, их ноги, казалось, могли вращаться во всех направлениях одновременно. Правда, утверждать это с точностью невозможно. Танцовщицы двигали суставами, коленными и тазобедренными, с такой скоростью, напором и страстью, что для полного восприятия последовательности их движений потребовалась бы, как и в случае Брюса Ли, замедленная съёмка. В общем, понравилось всё, кроме “asado” и “vino tinto” (местное красное вино). С этими компонентами фатально не везло.

Оставалась ещё одна попытка, но об этом чуть позже.

Среди особых достопримечательностей города «портеньё» обязательно выделяют оперный театр. Называется он «театр Колумба» (Teatro Colon) и находится совсем недалеко от авениды 9-го июля, в районе San Nicolas. Театр существует с 1908 года и входит в пятёрку лучших концертных залов мира наряду с берлинским Konzerthaus, венским Musikverein, Concertgebouw в Амстердаме и бостонским Symphony Hall. В январе колумбовцы уходят на летние каникулы, поэтому прослушать оперу не удалось. Мы проникли в это великолепное здание с экскурсией, которая начиналась в 9 утра. Фойе театра перестроено и открыто вновь в 2010 году. Ничего суперсовременного дизайнеры не внесли, всё осталось привычным и благообразным. Зрители проходят через главный холл, поднимаются по широкой лестнице, попадая в Salon Dorado (Золотой зал) с люстрами и расписными стенами, любуются витражами, статуями, барельефами выдающихся композиторов, среди которых преобладают итальянские мастера, расписными вазами, многоярусными люстрами. Всё здесь грандиозно и  консервативно. Обстановка вводит зрителя в привычный мир оперного искусства и подготавливает к восприятию спектаклей в том виде, котором они и были созданы.

Невозможно представить на этой сцене ультра-современные постановки, входящие в моду на европейских и американских площадках, где артисты раздеваются догола или изображают гомосексуальные группы. Нет, только не здесь, не в этих стенах. Даже нумерация кресел в этом зале дышит благородством.

Потолок и стены расписаны золотом, для зрителей есть партер и шесть ярусов, включая ложу для почётных гостей.

Сцена театра Колумба видела многих звёзд, включая таких, как Titta Ruffa, исполнявшего Гамлета, и Feodor Shaliapin в роли Мефистофеля.

 Экскурсия окончилась рано, что позволило побродить по городу, камни которого не успели впитать ещё январский зной.

Буэнос Айрес красив.

Парки, зелень, да и здания доставляют удовольствие глазу после довольно однообразных улиц Северной Америки. Ходить здесь нужно с высоко поднятой головой, любуясь шедеврами архитектуры или памятными местами.

Стоит опустить голову и в глаза тут же бросается выщербленная мостовая, мусор, а то и бездомные, нашедшие ночной приют на нагретом асфальте. Если сравнивать с другими столицами мира, то улицы в центре Копенгагена куда более замусорены. Там сорят и не убирают. В китайских городах улицы чище. В них существует разделение труда. Китайские граждане швыряют под ноги всё, что вздумается: окурки, стаканчики, бутылки, но огромная армия уборщиков не даёт залежаться всему этому товару. К окурку тут же подбегает человек в униформе и убирает его специальным захватом в специальный ящик.

В Буэнос Айрес и вообще в Аргентину китайцев массово пока не завезли. Поэтому здесь откровенно грязно. Обочины загородных шоссе, которые здесь называют “autopista”, белы от мусора, как после снегопада.

 Впрочем, о китайцах разговор особый. Китайские рестораны в наличии (а где их нет?), а на одном из самых высоких зданий в городе красуется логотип ICBC. Поясним, что Industrial and Commercial Bank of China возник в 2005 году и контролируется китайским правительством. В континентальном Китае его отделения – на каждом углу. Банкоматы работают на 8 языках, включая русский. В настоящее время это – самый большой банк земного шара, если судить по капитализации. Он имеет статус самой крупной компании Азиатско-Тихоокеанского региона. Китай является вторым по объёму торговым партнёром Аргентины после Бразилии.

Грядут большие перемены.

Продолжение следует.