Последний рейд на Марс

01-05-2014

«Гипотеза всемогущего демиурга привлекательна,

но не будет ли она означать абсолютного солипсизма?»

М. Каммерер «Базис анабазиса».

 

Глава 1. Веллис Маринерис.

 

Политбюро не разрешит вам пуск этой ракеты...

Генеральный секретарь сказал это, едва выйдя из автобуса ЛАЗ и ступив на бетон Байконура. Автобус был известен всей стране, на нем возили космонавтов на старт. Михаил Сергеевич державным взором окинул «эту ракету» и лишь затем поздоровался с встречающими его у нового старта-стенда. Главный конструктор «Энергии» скосил глаза на Глушко. В свите партийных бонз, министров, генералов и маршалов, сопровождавших Горбачева, мэтр выделялся, держась обособленно, независимо, холодно и замкнуто.Image 23 44 - 01 05 2014

Валентин Петрович невозмутимо кивнул, мол, не спорь, Борис Иванович, хвали ракету, такой ни у кого в мире больше нет, сам знаешь. За собой он оставил завтрашний заключительный доклад по всему комплексу разработок НПО. Мэтр выглядел непривычно рассеянным, как будто думал о чем-то таком, что важнее пуска. Но что может быть важнее старта, который должен стать итогом пятнадцатилетних усилий большого коллектива, оправданием разрыва с Королевым и венцом творческой карьеры?

Губанов кивнул и начал обход. Итак, основные параметры. В первую очередь, конечно, габариты и масса, этим «Энергия» впечатляла, цифры она наглядно воплощала в тысячи тонн металла и топлива! Затем детали: назначение и сложность множества различных систем, новейшие водородные двигатели, криогенная температура, мощность, сравнимая с мощностью Красноярской ГЭС, и так далее. Все же легко и приятно, думал главный конструктор, описывать большие машины! Будь на месте этой громадины темпоральный велосипед с полихордальной передачей из ранней повести Стругацких, пусть даже и на структурированных силиконовых шинах, о чем было бы разливаться соловьем? Хотя тот вымышленный велосипед до сих пор исправно уносит читателя в иные миры, а куда может унести «Энергия»?

На этой мысли Борис Иванович почему-то запнулся, чем-то она его зацепила, эта мысль, он даже сбился, но на помощь пришел сам Глушко, ответив взглядом: «Ты ее недооцениваешь, Борис. У нас шесть единиц в производстве. Плюс «Протоны». А это, — молись на Горбачева! — Марс!» И тут Губанов понял, чем отличаются генеральные конструкторы от прочих. Практическим подходом к мечте. Они не стесняются невозможностью ее достижения, они ищут способы и находят их. И мечта дает им крылья для полета к цели, о которой иные даже не задумываются, потому что не видят ее. Она вне поля их зрения.

Обходили ракету с южной, освещенной майским солнцем стороны. На четверти окружности Горбачев задумался и сказал: «Надо обсудить...» Впереди показалась тень «Энергии», часовой стрелкой тянувшаяся к северу. Дело шло к полудню. На длинном угольно черном цилиндре, Image 23 44 - 01 05 2014 (2)прильнувшем к обширному боку ракеты, виднелись две надписи большими белыми буквами: «Полюс» и «Мир-2». Размеры и возможности черного наездника, оседлавшего «Энергию», действующего макета боевой станции, впечатляли: мегаваттный газодинамический лазер; вместо углекислоты для маскировки будет использоваться криптон-ксеноновая смесь, мол, идет астрофизический эксперимент; установка для отстрела испытательных мишеней; системы наведения, системы управления, системы питания; длина 40 метров, масса 95 тонн. Генсек помрачнел. «Гм, давайте серьезно подумаем...» И на всякий случай напомнил о категорическом запрете на отстрел мишеней на орбите для проверки лазера и систем наведения «Скифа ДМ», как на самом деле называлась тяжелая боевая станция.

Затем всем выездным составом Политбюро и командования космических сил поднялись на площадку обслуживания стометровой дренажно-заправочной башни. Осмотрели емкости обеспечения компонентами, технологические сооружения, командный пункт, трассы управляющих связей. Старт-стенд впечатлял! Но взгляд манила покрытая тюльпанами степь — с этой высоты она виднелась на десятки километров — мир, покой, тишина.

Горбачев задумался. Стало ясно, что фраза, произнесенная при вступлении на бетон космодрома, имела свою предысторию. И неожиданно она получила развитие. Обращаясь к Губанову, но явно имея в виду Глушко, он спросил как бы невзначай, как быстро можно с помощью «Энергий» собрать на орбите корабль для полета на Марс? Если вообще возможно при имеющихся технологиях и мощностях? Потрясенный Губанов не нашелся сначала, что сказать, но затем, словно по наитию свыше выпалил:

— Думаю, это будет куда перспективнее и осмысленнее, чем все эти… звездные войны. — Он раздраженно махнул рукой в сторону боевой станции. — Сделать корабль можно лет за пять, а ракет для доставки узлов на орбиту будет достаточно уже через год-два, если к «Энергиям» добавить десяток «Протонов».

У него загорелись глаза, он собрался развить тему, но Горбачев вздохнул и хмуро покосился на маршалов. Губанов проследил направление его взгляда и также вздохнул. Уже в лифте генсек вяло предложил: «Мы вам дадим месяца два-три, чтобы еще все проверили-перепроверили, и тогда...» Он явно не хотел связываться с боевой станцией, хотя денег на нее ушло немеряно, и еще недавно редкий день обходился без его звонка, без требования ускорить работы.

— Тогда будут инфаркты. Люди падают, работая без отдыха. Мы все сто раз перепроверили, остались только те проблемы, которые проверяются полетом.

По пути к автобусу генсек пообещал: «Сегодня решим, кворум бюро мы имеем». Но старт не разрешили. За обедом Горбачев сообщил об этом просто и немногословно. Пуск вызовет рост напряженности в отношениях с Западом, обвинения в нарушении Московского договора 1972 года, страна же нуждается в передышке — перестройка входит в решающую стадию. Предлагается немедленно вернуть ракету в МИК и снять нагрузку. Вскоре «Энергия» понадобится для более важных пусков! Об остальном все, кому надо, узнают завтра от генерального конструктора.

После доклада Глушко, в котором мэтр недвусмысленно намекнул на грядущие перемены и готовность НПО с честью встретить их, после трафаретного выступления генсека в Доме офицеров, Михаил Сергеевич вызвал Валентина Петровича и до глубокой ночи проговорил с ним. На следующий день, 13 мая 1987 г. генеральный секретарь улетел с Байконура. Судьба советских «звездных войн» была решена. Казалось, рушится один из столпов, на котором зиждилась программа «Энергия», но Глушко буквально светился от счастья и даже улыбался порой, чего многие не видели никогда. Так и началась эта история.

 

 

Опасные связи

Они промахнулись уже при сходе с орбиты. То ли в программу вкралась ошибка, то ли высота марсианской атмосферы оказалась большей, чем предполагалось, но в намеченную точку они не попадали. Марс недаром носит имя бога войны, он не славится гостеприимностью и две трети полетов сюда завершились неудачей, причем чаще всего именно при посадке. Пилот знал это и не слишком переживал. Армстронг, к примеру, забраковал выбранный участок лунной поверхности и на последних каплях горючего нашел куда лучший!

Главное сесть. Экипаж вымотался за месяцы полета и кружения вокруг Марса. Они тщательно картографировали поверхность, расставляли спутники связи, настраивали оборудование обсерватории, готовили посадочный модуль и проверяли аппаратуру орбитального, лишь сейчас осознав всю авантюрность своего рейда! Но пути назад уже не было. Приходилось все быстрее бежать по тонкому льду, приходилось оставлять сложный и капризный корабль без присмотра и на много дней вручать свои судьбы советской автоматике, собранной на излете перестройки.

Пути назад не было еще и потому, что дела на Земле шли плохо. Настолько плохо, что возвращаться им было попросту некуда, некому было даже обеспечить коррекцию траектории. Поэтому вперед, как восклицал товарищ Цандер каждое утро, приходя в ГИРД строить свои маломощные, кустарные ракеты. Вперед, на Марс!

Они камешком чиркнули по верхним слоям атмосферы, вылетели в космос, пошли на второй заход, но едва пилот втиснул корабль в щель допустимого угла входа, как продолжились чудеса, с которых начался их полет, и начались приключения, ради которых и пишется эта правдивая повесть о первом и последнем рейде на Марс. Они чуть было не столкнулись с очаровательным летающим блюдцем! Скорее даже с тарелкой — неизвестный летающий объект был покрупнее их корабля. Однако радары его не засекли…

Image 23 44 - 01 05 2014 (3)

Тарелка возникла из ниоткуда и прямо по курсу. Командор, не задумываясь, сработал двигателями, как будто только тем и занимался всю жизнь, что закладывал виражи в стратосферах чужих планет на тяжелых посадочных модулях. Он увернулся, но теперь один только бог знал, куда они летят и где окажутся. Впрочем, возможно, так оно и было. Я имею в виду бога…

— Доктор! Что вы видели?

— Я и сейчас вижу. Оно следует за нами.

— Что следует?

— Розовое летающее блюдце! Большое. Больше нашего корабля.

— …!

Их модуль уже закутывался в огненный кокон, полотнища призрачного плазменного жара задергивали иллюминаторы, перегрузка вжимала в кресла, а розовая пудреница празднично переливалась цепочками разноцветных огней на темно-фиолетовом бархате стратосферы и как ни в чем не бывало опускалась вертикально! Какова же тяга и энерговооруженность тарелки!? Не говоря уже о чувстве цветовой гармонии ее строителей…

Бывалый ас был потрясен, однако успел заметить сквозь разгорающуюся завесу пламени, что тарелка резко сменила курс и рванулась в погоню за ними. Пилот хорошо разбирался в летательных аппаратах, и этот лихой маневр удивил его даже больше, чем вызывающий цвет. Но на изумление не оставалось времени. Пора гасить скорость и выстреливать парашюты.

— Док! Выстреливаем диск. Как с Хеллас? Попадаем?

— Уже нет! Но можем попытаться сесть в Вэллис Маринерис. Если повезет…

Надеясь, что розовые тарелки лишь мерещатся ему, пилот выстрелил металлический диск. Ничего не поделаешь, приходится таскать с собой такие тяжести за сотни миллионов километров лишь для того, чтобы они пару минут поработали в качестве тормоза. Никакая синтетика не выдержит девятнадцати тысяч километров в час даже в разреженной марсианской стратосфере. И, что греха таить, хотелось щелкнуть кое-кого по носу. Пилот-истребитель на уровне подсознания не любил неизвестных летательных аппаратов у себя на хвосте.

Image 23 44 - 01 05 2014 (4)

Тормозные диски вкупе с аэродинамическим качеством корабля снижают скорость до трех М и лишь тогда можно выпускать главные парашюты. Затем корабль садится обычным ракетным способом, как на Луну. И так бы оно и было, если бы увлекшаяся погоней тарелка не попала в объятия громадных основных куполов — те раскрывались гроздью и поймали ее. Она запуталась в стропах и теперь моталась сзади, опасно дергая корабль землян из стороны в сторону. Посадка в таких условиях становилась проблематичной…

Они целились в гигантскую впадину Хеллас, хотя эта глубочайшая котловина Марса и не нравилась пилоту — она постоянно кипит пылевыми бурями, как горшок Гингемы. Но теперь про Хеллас можно было забыть, купола запутались, скорость падала медленно и впадина оставалась далеко позади. Корабль несло на северо-запад, и Доктор лихорадочно прикидывал в уме (на ввод данных в их задумчивый компьютер времени уже не оставалось), куда удастся посадить, если вообще удастся, их фантастическую связку. Скорости могло и не хватить, чтобы перелететь высокие плоскогорья южного полушария…

Оставался шанс дотянуть до Веллис Маринерис, им обязательно нужно было сесть в глубокой впадине вблизи экватора, и пилот решился. Он дал команду на отстрел парашютов. Они уже едва не скребли днищем каменистую почву Маре Эритреум, готовы были даже бросить базовый модуль и вернуться на орбиту в челноке, но купола не отстрелились! Перекрутились ли стропы или отошли контакты от непрерывных рывков, или господь бог решил закончить их рейд иначе, но пиропатроны не сработали, а злосчастная тарелка так дергала корабль, что делала отстыковку челнока невозможной.

Ошеломленный экипаж замер, ежась при виде валов кратеров, проносящихся порой на уровне иллюминаторов. Они ожидали последнего, сокрушительного удара, когда на горизонте вдруг зазмеилась от горизонта до горизонта ломаная черта. Она отделяла мчащуюся под ними пеструю, смазанную скоростью монотонно-рыжую каменистую поверхность от бездонной и бескрайней пропасти, разверзшейся впереди. Перед ними во всем своем необозримом величии простерлась грандиозная Веллис Маринерис, чудовищный планетарный шрам, огромная долина, похожая с высокой орбиты на зеркально отраженный знак интеграла. Великий рифт, титанический, длиной в пятую часть марсианского экватора разлом коры! В таком же рифтовом разломе на юго-востоке Африки встали когда-то на ноги предки человека, дай же бог и нашему экипажу устоять!

Плоскогорье резко обрывалось вниз, так далеко, что ни дна, ни противоположного склона не было видно. Еще чуть-чуть, еще немного и появится шанс на спасение. Или не появится? Неужели не успеть? Неужели они потратили столько лет на подготовку, столько сил на тренировки, столько месяцев на полет лишь для того, чтобы врезаться в каменистую землю Марса?

Нет, не успеть!.. Скорости не хватало, чтобы дотянуть до края обрыва. Но ее вполне хватало, чтобы переворачиваясь, вспыхивая, дымясь и кувыркаясь, разваливаясь на части, разбрасывая по сторонам листы тонкой обшивки, завершить долгий полет. Это лишь в романах великого шутника Лема можно воткнуться тысячетонной ракетой в мергель, а затем откопать ее и починить силами немногочисленного экипажа, решая попутно философские проблемы, открывая иные цивилизации и устанавливая контакты. Суровая реальность настолько же проще и жестче вымысла, насколько каменистая почва Марса тверже глины и мергеля лемовского Эдема. От их жестянки останется лишь короткая борозда, усыпанная обломками…

Пилот рычал от злости, едва ли не впервые в жизни не зная, что предпринять и на что решиться, но монотонно-бурая поверхность плоскогорья все неслась и неслась под ними. Кажется, спуск прекратился. Чужаки пропали было из виду, но вскоре нашлись прямо над головой: летающая тарелка окуталась призрачным сиянием, пульсировала потоками слепящего света и тащила их немалого веса корабль на стропах парашютов!

Яростно мигали аварийные транспаранты пульта, все вцепились в кресла, ожидая катастрофы, но на последнем дюйме они буквально перевалились через край обрыва: едва не обдирая днище, вздымая клубы пыли и сорвав ударной волной лавину песка и камней. Тем долго кувыркаться вниз по склону…

Обрыв был колоссален, как если бы склон Эвереста уходил не в гималайские предгорья, а прямо в море! Но вместо далекого, замершего муара волн там внизу заголубели легкие, дымчатые облака, неспешно плывущие вдоль долины, а под ними, еще километрах в четырех-пяти, открылась рыжая песчаная пустыня. Наметенный сезонными бурями песок выровнял дно безбрежного разлома и покрыл его сетчатым муаром барханов и кольцевыми лунками дюн.

Потрясенный экипаж вздохнул. Корабли скользили и скользили над срезом долгой геологической истории Марса, над бесконечным чередованием слоев осадочных пород, от которых рябило в глазах. Десятки слоев разной толщины и цвета, причем лежали они горизонтально, без синклиналей и антиклиналей, без смятий и разрывов. Нет, это не только и не столько вулканизм, это больше похоже на работу воды, причем воды большой и долгой. Видимо здесь некогда плескались целые моря или даже океан.

Долго любоваться стратиграфией склона не пришлось. Они шли вниз все быстрее, хотя казалось, что это склон все стремительнее мчится вверх. Теперь уже чужой корабль бессильно обвисал на стропах, с ним явно что-то случилось. Но пилот вдруг успокоился, перестал рычать и хладнокровно взялся за управление. Он осторожно гасил скорость, надеясь на аэродинамику тарелки. Не зря же им придают такую форму. Он понимал, что лишь отодвигает момент истины, но отчего-то его настроение улучшилось, он уверенно вел связку и уже присматривался к пустыне внизу, выбирая место для посадки, когда тарелка вновь замерцала огнями. Пилот чужого корабля и до этого помогал им, не позволяя закрутиться стропам и перетащив через край обрыва, сейчас он, несомненно, подавал знак!

— Внимание, командир! Она стабилизируется.

— Вижу. Скорость, высота?

— Два М. Высота пять. Она тормозит!

— Черт! Почему она?

— Что — почему?

— Блюдце — оно!

— Блюдце?! Нет, Командор, для блюдца она слишком большая.

— Да? Ну, тогда у нас есть шанс. Господи, пронеси чашу сию!

Они стремительно неслись вниз, фиолетовое небо над ними мутнело и становилось оранжевым, а вид быстро приближающейся поверхности начинал пугать.

— Приготовиться! Садимся на огонь.

Их пленница вдруг перестала метаться в куполах, выровнялась, натянула стропы и полыхнула острыми пульсирующими лучами. Командир (он же пилот корабля, но экипаж предпочитал звать шефа Командором) замер, словно прислушиваясь к чему-то, еще раз оценил высоту и скорость и врубил двигатели на полную тягу. Последние минуты снижения их невероятной связки слились в сплошной кошмар из шока, перегрузки, переутомления и ожидания столкновения. Слишком мала была дистанция между кораблями, а синхронное торможение космических аппаратов на такой скорости… нет, увольте, это все же не пилотаж «Русских витязей».

Корабль затрясло. Для нормальной посадки на эту небольшую планету требовалось не более полутора «жэ», но теперь и трех могло оказаться мало. Доктор, напряженно следивший за чужим кораблем, вспомнил почему-то маневр Гарриссона, с помощью которого Хайнлайн сажал на Луну ооновских миротворцев-карателей. Те тоже резко тормозили в самый последний момент, хотя и по иным причинам. Фантастика? Кто его знает. Возможно, да, а возможно мир не совсем таков, каким казался с уютной голубой Земли.

Они садились на огонь. В кабине резко потемнело, лучи восходящего солнца не могли пробиться через поднятую реактивными струями пыль. Значит, осталось всего ничего. Внезапно грохот двигателей стих, тряска прекратилась и все сжались в своих креслах. Перегрузка сменилась на миг ощущением свободного падения, затем удар, едва не выбросивший их из кресел. В иллюминаторах еще клубилась и мчалась вверх легкая пыль, а корабль уже твердо стоял на опорах. Марс!

 

 

Здравствуйте, девушки!

Командор перекрестился. И не потому, что так уж верил в бога, а потому что тарелка в точности повторила их маневр и легла на песок невдалеке. Стропы парашютов тянулись ровной струной. Когда его потом спрашивали, как он пошел на такой риск, он отвечал:

— Риска не было. Я чувствовал их пилота (классный пилот!) и точно знал, что он хочет сделать, как будто читал его мысли. Да он же мне и сказал, то есть показал: садись! Я и сел.

Измотанный Командор откинулся в кресле и тяжело дышал, а Доктор не отрывался от компьютера. Беднягу требовалось незамедлительно привести в чувство. Он полыхал аварийными транспарантами, молол чепуху на экране и назойливо зудел зуммером, сообщая, что парашюты не отстрелились, что горючее закончилось, что все плохо и мир окончательно рушится. Своими стенаниями он мешал связаться со спутниками, а связь была совершенно необходима, чтобы определить, куда это они сели. Доктор все же добился своего и вывел машину из ступора, затем поймал сигнал сателлита, произвел необходимые вычисления и удовлетворенно кивнул:

— С прибытием, господа! Марс, как и следовало ожидать! Вэллис Маринерис, западная часть центрального бассейна. Кажется, первая часть марлезонского балета завершилась довольно успешно. Спасибо, Командор! Но, боюсь, либретто меняется по ходу действия...

Он еще подождал, пока пыль за бортом не начала оседать, на секунду ушел в себя, словно прислушиваясь к чему-то, и затем кивнул Александру:

— Знаешь, Саша, что-то ноги не держат. Мы с Петровичем чуть дух переведем, а ты выгляни, как там и что? Главное, что с тарелкой? Воздух не откачивай, черт с ним, с воздухом, а то емкости совсем сядут. Я потом помогу развернуть фотоэлементы.

Александр спустился в базовый модуль и двинулся к шлюзу. Тяжелая крышка подалась и резко распахнулась. Раздался свист выходящего воздуха, хлопок декомпрессии выбросил наружу облачко пыли — и темная камера осветилась лучами утреннего солнца. Поляризованное фотохромное стекло шлема пригасило сияние, Александр постоял немного у комингса, щурясь, привыкая к свету и не решаясь выйти наружу, но так ничего толком и не увидев в проеме люка, откинул трап и спустился по ступенькам. Он собрался уже сделать первый «маленький шаг одного человека», однако эффектной фразы, подобно Армстронгу, произнести не смог. И не потому, что не приготовил, а потому что потерял дар речи. Доктор и Командор услышали по интеркому нечто неожиданное:

— Э-э… здравствуйте, девушки!

Доктор покачал головой, пробормотав что, мол, ага, так оно и есть, а усталость Командора сняло как рукой. От неожиданности он даже подпрыгнул в кресле:

— Господи, что там еще? Какие еще девушки на Марсе?!

Какие — станет ясно вскоре, но действительно, у трапа корабля, только что севшего на Марс, Александра уже ожидал почетный караул из трех высоких, стройных, красивых девиц, одетых в эффектные чешуйчатые костюмы, сверкающие изумрудными искрами и подозрительно напоминающие одеяния героев культового американского сериала «Стар трек». Они хмуро глядели на героя.

 

 

Диалог бога

Камера дает ближний план. Пустыня, кое-где в песок зарылись камни, и на одном из них сидит в позе роденовского мыслителя высокий седовласый муж в белом бурнусе. Правой дланью он сжал длинный пастырский посох, а левой уперся в подбородок и глубоко задумался. За ним возвышается, закрывая полнеба, титанический горный склон, без предгорий, прямо из каменных осыпей возносящийся на немыслимую высоту.

Кадры сопровождаются рокочущим басом. Внутренний монолог неведомого пастыря? Гм. К этому стандартному приему прибегают, когда при минимуме действия надо передать максимум информации, не теряя эмоционального фона. Но вот что странно, не голос, а голоса слышим мы, понимая, что принадлежат они одному человеку. И задумываемся. И вслушиваемся внимательнее:

— Все ломаю голову, что же тогда случилось на Блэкхейвене? Пробой границы между мирами? Или рождение нового? Знаешь, если мир театр, а так оно и есть, то кто-то пишет плохие сценарии.

— Хочется вскричать «Не верю!»? Да кому это уже интересно? Верь, не верь, но если даже мы — Мы! — не можем вырваться отсюда, как Овидий из Том, что толку думать об иных мирах?

— Но ведь скучно! Засиделись мы тут. Пора, мой друг, пора что-то предпринять. Нет ли у нас сценария лихой эскапады, гасконады какой-нибудь? Кстати, этот твой Овидий из Том часом не пишет сценариев?

— Он писал любовную лирику и все равно кончил плохо. А сценарий… Однажды мы обошлись без него — и наша эскапада никак не завершится! Может быть, теперь его написать, задним числом?

— Прекрасная мысль!

Слушая диалог, мы всматриваемся в местность и узнаем знакомый марсианский пейзаж. Да, этот громоздящийся в зенит склон может быть только клифом Веллис Маринерис, где еще в солнечной системе отыщешь подобный! Над пустыней простерлось низкое бледно-оранжевое небо с маленьким, деловито-слепящим солнцем, среди камней попадаются серые и черные, этим палитра исчерпывается, других цветов нет. Лишь над мыслителем колеблется едва заметный голубоватый ореол. Пастырь укрыт прозрачным, мерцающим куполом, под которым уже не ядовитая пустая атмосфера Марса, этот воздух насыщен кислородом и грозовой свежестью, он искрится и переливается, а на солнце вспыхивает, как нимб...

Мы ждем, понимая, что у пастыря времени в избытке. Вот он поднимает голову и смотрит вам прямо в лицо. Нет никаких сомнений в том, что он видит вас. Он видит вас насквозь, но даже не замечает этого, он смотрит в даль столь дальнюю, что лучше об этом не задумываться. Оператор не выдерживает пронизывающего взгляда, камера уходит в сторону и показывает часть горного склона. Мы замечаем движение на осыпях, скрывших основание, по ним спускается цепочка маленьких черных фигурок. И лишь сейчас становится ясен масштаб колоссального обрыва. Взгляд скользит вверх, вверх и вверх, в глазах рябит от чередования осадочных слоев, и лишь откинувшись всем телом, глядя чуть ли не в зенит, мы с трудом различаем на немыслимой высоте край склона, сливающийся с небом. Нет, это не Земля, на ней нет таких пейзажей!

Тем временем диалог продолжается:

— Так хочется домой. Помнишь? Звездочка к звездочке, то в кубической симметрии, то в гексагональной, тишина, покой, не зашелохнет, не прогремит…

— И чудится, будто весь мир вылит из стекла и словно голубая зеркальная дорога реет и вьется по просторам Вселенной! Home, sweet home. Но мне и здесь нравится. Живописное небо в английском стиле, большие возможности для творчества, воля, власть. Мы — бог!

— Трудно быть богом. Это одиночество. Бремя ответственности. Бесконечная драма выбора. Людям легче. Обрати внимание, для них бог не столько творец, сколь контролер, надзиратель и последний судия. Если бы они знали, что и за богами нужен присмотр…

— Здесь Координаторов, слава богу, пока что нет. Но мы и впрямь создали этот мир, пусть и невольно. Мы и сейчас один из важных факторов его формирования и развития. А то, что люди довели идею бога до логического конца, до всемогущества, говорит об их способностях. Хотя и неясно, как это ноумены могут являться носителями всемогущества и создавать феномены из ничего? Впрочем, наши способности, согласись, далеко превышают те, которыми мы обладали в родной Вселенной. Возможно, нам следует подумать о дальнейшей эволюции? Или хотя бы о расширении рамок деятельности.

И все же, каково это быть всемогущим? Заманчивая идея, но знаешь, так можно докатиться до монотеизма, который вовсе не кажется мне прогрессивным! Практика любого социума показала, что в либеральной демократии всегда кроется подспудный политеизм, тогда как любой авторитарный режим склонен к монотеизму. Каковому имманентно присуще неприятие свободы, ибо фактически его базисным тезисом является нетерпимость. Гм, универсальный унитарный бог…

Боюсь, Координаторы в чем-то правы. Это весьма опасная философия, вполне способная породить гибельную практику. Да что там способная! Она неизбежно к ней приведет. А нет ли в этой идее логического противоречия? Ведь мочь все, значит, не хотеть ничего. То есть, не мочь! Взять, к примеру, нас, простых богов...

— Боюсь, что этот мир прекрасно обойдется и без нас, простых богов, и нам действительно пора задуматься. Но… твой план попахивает Голливудом.

— Зато красиво и неожиданно. Люди любят такое. Жизнь — это искусство!

— А мы? Закат солнца вручную и «бог из машины», когда придет пора латать прорехи в твоем универсальном сценарии?

— Мы — всё! Кому как не богу исповедовать солипсизм.

Пауза, наступившая после этого любопытного утверждения, позволяет осмотреть окрестности внимательнее. Камера действительно показывает место посадки корабля наших героев. Вон, в километре от основания невероятного склона еще клубится облако пыли, выбитой реактивной струей. Значит, прошло не более минуты после приземления или как бы оно поточнее выразиться в случае посадки на Марс?

Разговор тем временем продолжается:

— Пилот молодец! Эка он лихо. Гляди, валуны еще катятся по склону! Но летающей тарелки в сценарии не было…

— Гм. Значит, идеи уже овладели массами и твой сценарий пишет сам себя. А цвет тарелки ты случайно не заметил? Она, знаешь ли, розовая…

— Не может быть! Координаторы!? Как? Откуда?

— Нет, Мария Магдалина после бани! Да приди же ты, наконец, в себя!

— Я-то как раз в себе! В отличие от некоторых… симбионтов. Но тарелка…

— Карающий меч правосудия!

— Ах, перестань, причем здесь это? Ты же отлично знаешь, что нашей вины там нет, что это был, так сказать, несчастный случай на производстве, тем более что прошли миллиарды лет и даже формально все сроки истекли. И потом, как же теперь наша затея, наш замечательный план? Неужели все рушится?

— Таких затейников и отслеживает Корпус! Кроме того, у девиц с нами личные счеты.

— Какие еще счеты? Какие девицы? Я их впервые вижу!

— Ты так ничего и не вспомнил?

— Что именно? Я не все помню даже из жизни здесь! Я так и не понимаю, почему нас двое. Или трое?.. Это что, расщепление личности или уже распад? Может быть, Корпус не зря занимается нами, возможно, мы и впрямь больны и нас надо лечить?

— Гм! А сценарий становится интересным — темницы рушатся! «Железные решетки мне не клетка, и каменные стены не тюрьма!» Нет, это не Овидий, это Гораций. Координаторы, говоришь!? Что ж, им также найдется место. Все же земляки и современники! Думаю, можно устроить так, что все останутся довольны...

— Ну, так не бывает, это даже унитарному демиургу не по силам!

 

…С этого диалога и нужно было начинать нашу историю. То, что кажется нам жестко детерминированным, скованным неразрывной причинно-следственной цепью, прочнее которой в мире нет ничего, о ванадиевую сталь которой даже вечность истачивает свой алмазный клюв, в умелых руках становится мягкой глиной реальностей. Ее можно слепить так, а можно иначе, а можно и так и этак одновременно, но и этим не исчерпывается выбор вариантов настоящего творца! Что такое черно-белая дуальность, бинарность света и тени для прирожденного колориста, мастера коллизий? Согласитесь, изысканная, пусть даже и вычурная, избыточная, но при этом самосогласованная и замкнутая поливариантность лишь украшает произведение настоящего автора!

 

 

Лагерь в пустыне.

Экран меркнет, а когда проясняется, мы снова видим пустыню. Но пустыня пустыне рознь и эта отличается от предыдущей. Над ней плотная, высокая кислородная атмосфера и огромное, обжигающее солнце. Жарко, хотя светило едва взошло, и от барханов еще тянутся длинные утренние тени. Цвета иные, оттенки, не говоря уже о насыщенности и чистоте красок. Небо ярко голубое, эмалевое; облака не призрачно-полупрозрачные, дымчатые, а хорошо конденсированные, ослепительно белые; крупный песок интенсивно желт. Это не скудный марсианский пейзаж. Это прекрасная, великолепная, благословенная даже в своей пустынности Земля!

В поле зрения нет чудовищного, срезающего половину неба склона Веллис Маринерис. Но и здесь зарылась опорами в песок знакомая большая и сложная конструкция. Золотистая фольга тепловых экранов, нестерпимо сверкающая в лучах солнца, параболические антенны и цилиндры топливных баков, иллюминаторы, крылья фотоэлементов. Да, перед нами посадочный модуль земного корабля.

От него тянутся стропы и скрученные купола громадных парашютов. Судя по всему, модуль недавно приземлился, но это отнюдь не конечная остановка, он еще не достиг своей цели, своей последней гавани. Его платформу венчает взлетный модуль. Значит, наверху кружит и орбитальный? Откуда же прилетел этот загадочный странник? Куда и когда продолжит свой путь? Может быть, идут испытания? Но ни в РФ, ни в САСШ пока нет таких гигантов, да и ракет-носителей, способных отправить их в дальнее путешествие, тоже нет и даже не слышно об их разработке.

На борту сияют большие красные буквы: СССР. Вокруг корабля прямо на песке и на подложенных кое-где камнях раскатаны рулоны гибких фотоэлементов, успевших чуть покрыться пылью. Неподалеку стоит надувной ангар с окошками и слабый утренний ветерок шевелит полотнище входа. Рядом валяется тяжелая кувалда, кирка, в песок воткнута сверкающая титановая лопата. Чуть поодаль вращается на решетчатой треноге еще одна антенна.

Image 23 44 - 01 05 2014 (5)Пейзаж, несомненно, земной. Корабль, судя по всему, тоже, но недалеко от него на песок мягко улеглась элегантная розовая летающая тарелка, на фоне которой ее сосед выглядит как первые аэропланы-этажерки с перкалевыми плоскостями, проволочными растяжками и расчалками на фоне мощных обтекаемых «Боингов».

Слышатся голоса:

— Неплохо, неплохо, Валерий Петрович. Убедительно. Сколько сил и средств порой приходится вкладывать в приличный антураж, соответствующий эпохе, в достойные декорации! Но дело того стоит, да и люблю я это. И вот о чем подумал… помните тот старый бондарчуковский блокбастер «Ватерлоо»? Как там два наших конных полка в поте лица и лошадиной пене работали за кавалерию Нея во время катастрофической большой атаки? Жаль, у нашего автора все куда скромнее. Почему?

Роскошная фактура, есть, где развернуться. Скажем, так… Офицерский полк марсиан идет в психическую атаку. Печатает шаг! Под барабан, ровными шеренгами, с бластерами наперевес, все двухметровые, в парадной форме, жуют хавру — картинка! Их встречает очередями пулеметчица, но они все равно идут, смыкая ряды, пока из-за барханов не вылетает на белом коне, нет, все же, наверное, на марсианском боевом верблюде герой — в бурке, папахе, кислородной маске, с шашкой наголо! А за ним несется кавалерийская лава! Вот это фантастика! Эх…

— Да уж…

— Кстати, Валерий, у американцев что, тоже ничего такого нет? Серьезных машин для дальних полетов?

— Нет, и не предвидится. Вы же знаете, у них все открыто, каждый бюджетный доллар считают. Ничего, кроме теоретических разработок. Какой там Марс, они и к полету на Луну скептически относятся — слишком, мол, дорого. Недавно, кстати, президентская администрация зарубила госпрограмму «Констеллейшн», связанную с базой на Луне. Пора, говорят, частному капиталу браться за космос, на порядок дешевле полеты обойдутся. Что ж, может быть оно и так, давно известно, что любое государство от денег надо держать подальше. Или наоборот, деньги от него. Но как все же насчет кислородных масок для лошадей, то есть боевых верблюдов? Марс все-таки…

— Да знаю, знаю. Какие там лошади! Вот уж, действительно, угасающий мир, даже верблюдов нет. Да и смешно — лошадь в респираторе. Как в хронике Первой мировой. Но жаль. Я ведь Физтех заканчивал, а тут… фантастика с претензией на научность. Что ж, можно снимать, но жарко! Грим потечет, особенно в батальных сценах, да и массовку сожжем на солнце.

— Так ведь съемки планировались на весну, а на дворе август. Тяжело тут летом, Константин Львович. Скорпионы. Змеи. Жарко. Но если подождать пару месяцев…

— То нам головы оторвут! Ох, Валерий, денег всажено, денег. Оторвут не только головы…

Что еще? Песок. Желтый он какой-то, автору не понравится, дотошный у нас автор. Придется красить. Другого места не нашли? С рыжим?

— Нашли. Еще сто километров в пустыню. В копеечку встанет, но там уж точно, как на Марсе!

— М-да. Ну, ладно, закажи пару тонн краски и пульверизаторы. На лагерь хватит. Дальний фон снимем через светофильтры. Ровер ездит?

— Зверь-машина! Местные все хотят купить, приходится сторожа ставить.

— На аккумуляторах ездит?

— Ну, на них километров пять, не больше. Хреновые аккумуляторы. Зато на бензине по барханам — куда там джипам!

— Тогда прокати. Выберем ракурс для гор, их придется монтировать в кадр. Столько гор на земле, а подходящего склона не найти!

— Прокатить можно. Хотя и поздновато, десятый час. Солнце высоко, обгорим и пыли наглотаемся.

— Ничего, в душ сходим, пива попьем. Кстати, где все это у вас? И где народ? Почему трейлеров не видно?

Один из собеседников, очевидно, Валерий Петрович, главный по антуражу и атрибутике, появился в кадре, задумчиво закрутил светлые усики и распахнул вход надувного ангара. Вскоре он выехал оттуда в легкой открытой машине, похожей на ровер американцев из старого фантастического фильма о лунной программе «Аполло». Многие тогда всерьез поверили в их высадку на Луне! Максимум простоты, минимум комфорта. Два жестких сидения, открытый решетчатый кузов, высокие ажурные, сплетенные из проволоки колеса с гребенчатыми грунтозацепами, телескопическая мачта с параболической антенной, отсек для аккумуляторов под кузовом. Легкая машина подобрала пассажира и закачалась на барханах.

— Так за кораблем поехали. Душно в трейлерах, дел никаких, вот народ и кейфует в тарелке. И душевые в ней, и гримерная, и костюмерная, и бухгалтерия, и лаборатория, и столовая — отличная конструкция! Как в «Игнорис», на той станции, помните? Ну, американцы еще в шестидесятых картину сняли, по Тарковскому. Классная вещь получилась, до сих пор помню, как несколько дней под впечатлением ходил и ночной темноты боялся… жаль, фамилия режиссера вылетела из памяти. Лем, что ли? Он тогда самого фон Брауна привлек консультировать техническую сторону. Голливуд, однако. Размах!

Нам бы так. Впрочем, с этой тарелкой и у нас неплохо получилось, так что душ не проблема. И пиво есть. Еще бы, оригинальный паб из Даблина! Что? Нет, барменша не ирландка. Почему из Даблина? Гм, но вы же сами вписали тогда в смету… Не помните? Да, банкет был еще тот... Но народ доволен. Хорошая тарелка, жаль, не летает.

— Паб, говоришь?.. Да, неплохо устроились. И ровер хорошо идет, мягко, только надо тент поставить, а то и впрямь обгоришь за пять минут. Так, говоришь, тарелка понравилась? Это хорошо. Летать она будет, на то и компьютерная графика, а вот с бронзовым кораблем Мемнона проблемы. Как его везти? Построить построили, а об этом забыли. Я, Валерий, вообще-то по твою душу, ты же у нас главный по сложным вопросам. Выручай. Да что корабль. До сих пор Мемнона не можем подобрать! Александра никто не устраивает. Мало, говорит, иметь два метра роста и яркие голубые глаза, нам не Кёрк Дуглас нужен, в этих глазах должен светиться ум и юмор, а в повадках — опыт веков.

— Так и сказал?

— Так и сказал! Знаешь, он здорово изменился за время съемок. Заматерел, вырос, да и характер прорезался — о-го-го!

— Пора бы, конечно, но, думаю, дело не только в этом. Понимаете, Константин, он ведь актер. И для чемпиона по боксу хороший актер! А роль написана как будто специально для него. Вот он в нее и вжился.

— Да? Тогда то ли еще будет! Не удивлюсь, если к концу съемок он и впрямь обзаведется нимбом. Наш автор и так уже смотрит на него, как на родного сына!

— Дай бог.

— Вот-вот!

— Что — вот-вот?

— А то, что у нас всегда так: дай бог, авось, да как-нибудь. То-то режиссер нервничает. Ты же знаешь, Валерий, Федор за американский стиль съемок: все по плану, по графику, по сценарию. Такая-то сумма, такой-то срок — и ни дня, ни рубля сверх того! А здесь — то корабль не могут привезти, то пустыню красить приходится, то главный герой лезет не в свое дело. Нимб, понимаешь! Но красиво…

— Еще бы! Только дело не в красоте. На этом нимбе весь сюжет держится. Фильм-то, по-вашему, о чем?

— О чем, о чем... Да обычная малобюджетная фантастика, после «Дозоров» это модно. Но американцы могли бы развернуться! Если вложить миллионов сто…

— О том и речь! Они как раз интересуются и готовы вложить. Придется терпеть и Александра, и его нимб. А фильм, вообще-то, о боге…

— О боге? Гм. Опять церковь вмешается. Что ж, пусть вмешивается, тоже реклама. Бог это хорошо. Он любой сценарий вытянет! Да, знаешь, я его толком и не прочитал... Вот, например, та надпись на борту — СССР. Что это значит — Си-Си-Си-Пи?

— А-а. Нет, это не Си-Си-Си-Пи, это Эс-Эс-Эс-Эр. По-русски.

— По-русски, да непонятно. Название корабля? Фирмы-изготовителя?

— Страны! По сценарию — великий Союз Социалистических Советских Республик. Мрачная коммунистическая империя.

— Какая, какая?!

— Ну, была такая партия. Авантюристы вкупе с уголовниками, или наоборот, так по очереди и сажали друг друга в лагеря, но идеологическую крышу придумали, закачаешься. В варианте автора полмира подмяла под себя — и Марс в придачу! Красный Марс! Н-дас…

— Гм, богатая фантазия!

— И я о том же. Это вам не песок красить! Кстати, трех тонн на лагерь не хватит.

— Я, кажется, говорил о двух…

— А двух и подавно.

 

 

От автора.

Пора нам сделать необходимое отступление и сообщить читателю некоторые сведения о жанре предлагаемого произведения. Это теогоническая научная фантастика, хотя как раз фантастики в повести немного. Она документально-правдива, эта повесть: правда, одна только правда и ничего, кроме правды! Это скорее хроника, нежели художественное произведение. Ничего не поделаешь, у автора слабо развито воображение, палитра его бедна, гипотез он не измышляет и даже не пытается расцветить суровый холст реальности яркими красками фантазии. Факт у него сидит на факте и фактом погоняет, шаг влево, шаг вправо не поощряются, но все они, эти факты, достоверны!

Конечно, хотелось бы звона шпаг и монет, сражений и приключений, захватывающих подвигов и невероятных красавиц, неплохо бы все это щедро сдобрить коварством, любовью и ненавистью, прикрыв слегка философским туманом для солидности, но тогда это была бы уже совсем другая история. Впрочем, без шпаг и тут не обойдется, их будет даже многовато для истории простого космического рейда, а деньги… как же без денег! Сами увидите, они и здесь сыграют важную роль — именно коммерческий успех некоторых идей повести и позволил ее написать. Ну а красавиц будет вполне достаточно для столь короткого повествования, поэтому любовь и все такое прочее пусть уж домысливает опытный читатель, простор для этого ему оставляют.

Да, наши герои попали в запутанную историю, не зря она казалась такой им самим, автор же и по сию пору не во всем разобрался. И как он ни пытался скомпоновать имеющиеся у него догадки, сведения и даже видеозаписи событий этой темпоральной одиссеи в связный и логичный сюжет, получалось неубедительно. Думаю, вы и сами знаете, хотя бы по опыту семейной жизни, или догадываетесь, не имея еще такого опыта, что истина часто кажется невероятной и труден выбор между фиговым листком правдоподобия и голой правдой! Поэтому не будем уподобляться буриданову ослу, которого сгубила свобода выбора, но смело порубим сладкую морковку приключений крупными кусками и перемешаем ее с пресным сеном обыденности, оставив выбор за читателем. Будет ли он есть все подряд, или станет капризно выковыривать изюм из булки, это уж его дело.

Автор, памятуя о всеобщей справедливости закона Екклезиаста-Лавуазье (ежели где-то чего-то убудет, то в ином месте обязательно прибудет и все вернется на круги своя), даже специально подчеркивает документальность повествования, компенсируя тем самым свою неизощренность в искусстве изящной словесности и художественного вымысла. Он, не задумываясь особо о красотах композиции и стиля, включает в текст газетные публикации и видеохронику, кадры служебных и технических съемок. Он даже изложение построил в виде литературной основы сценария фильма, лишь изредка сопровождая экшн краткими комментариями, а порой наоборот, прерывая философские размышления героев видеорядом. Возможно, именно в виде фильма повесть выглядела бы наиболее адекватно. Но об этом мы еще поговорим, а теперь, когда все необходимые реверансы и экивоки, замечания и предупреждения сделаны, продолжим наши марсианские хроники.

 

 

 

Глава 2. Контакт.

Звездные амазонки.

Итак, снова Марс. Пыль творения оседает. На рыжем песке персидской кошечкой свернулась элегантная летающая тарелка, на фоне которой — разница в уровне технологий сразу бросается в глаза — земной корабль кажется угловатым и неуклюжим. Камера дает крупный план торжественного момента: по трапу спускается Александр, самый молодой и обаятельный из наших героев. Се человек! Он ступает на поверхность иного мира! Произнесет ли он при этом нечто значительное, подобающее моменту?

Кажется, Александр растерян. Он едва сообразил поприветствовать девушек, неуверенно подняв руку. Хотя, что толку рассыпаться в политесе, если у тебя на голове герметичный шлем, а у комитета по встрече нет интеркомов, а если и есть, то вряд ли они настроены на нужную волну. Растеряешься! Едва сел на чужую планету, а у трапа уже стоит почетный караул. Да какой! Молодые девушки, яркие, стройные, высокие, затянутые в облегающее, искрящееся изумрудными чешуйками трико...

Но оркестра, знамен и транспарантов не было, глядели девицы исподлобья, как-то оценивающе и недружелюбно, и вместо ответного приветствия, преподнесения цветов, хлеба и соли одна из них вдруг безо всякого предупреждения ударила отважного звездопроходца в челюсть. Кулачок в сверкающей металлом перчатке вполне мог разбить кварцевое стекло шлема!

К счастью, Александр славился не только обаянием, но и сообразительностью и реакцией, недаром был хорошим летчиком и боксером. Когда десантный ботинок хлестнул его в низ живота, он понял, что это вовсе не элемент ритуала встречи, и умело уклонился от удара, что в тяжелом скафандре было непросто. Любой в этом случае, в случае удачного попадания (если так можно говорить) сложится пополам, но складываться никак нельзя, тут же последует удар коленом в подбородок — девичье колено ему, кстати, понравилось, красивое, круглое колено стройной, тренированной ноги. Он нырнул в сторону и подсек нападавшую. Да, девицы хорошо знали свое дело! Но и Александр тоже.

Провожать упавшую взглядом было некогда, на него посыпался град ударов амазонок, бросившихся прикрывать боевую подругу. И не только подругу — похоже, прекрасные незнакомки были близняшками-тройняшками! Но Саше быстро стало не до наблюдений. Он блокировал удары, уклонялся от них, словом делал все, чтобы не дать бить себя и при этом не бить самому. Как-то неловко бить девушек, воспитание-с… Вместо этого он пытался завязать с ними разговор и еще отвечать взволнованному Командору. Но вскоре понял, что не успевает отбиваться, замолчал и стал беречь дыхание. Он, здоровый молодой парень, тренированный боксер, чемпион — отступал перед юными девушками!

Принцессы — это слово пришло ему на ум при первом же взгляде на тонкие гордые лица девушек — дрались согласованно, умело, весело, явно не в первый раз и с очевидным удовольствием. Изумрудные кудри разметались под мерцающими вуалями (девицы как-то умудрялись обходиться без шлемов и масок в пустой и ядовитой марсианской атмосфере), глаза воинственно сверкали, а на щечках расцвел румянец. Александр прямо с корабля попал на бал, и теперь его поражало все: и неожиданно энергичная встреча с сестрами по разуму, и необычная униформа девушек, и даже их странный «румянец» на фарфоровых щечках — он был приятного светло-зеленого цвета. У одной из юных фурий он цвел на левой щечке, у другой на правой, а у третьей, самой боевой — на обеих!

Image 23 45 - 01 05 2014

Однако более всего удивляло молчание, в котором шло сражение. Топот, пыль столбом, глухие звуки ударов, шумное дыхание — и ничего более. А ведь дрался он с девушками! Макияж дам, как, впрочем, и сами дамы, может быть любого цвета, но где непременные индейские вопли? Где кошачий визг!? Даже эта пустопорожняя атмосфера проводила звук, но проводить было нечего. Клубилась пыль, скафандр героя покрылся красноватым налетом, приходилось часто протирать стекло шлема, девицы то и дело отряхивали вуали, но все это происходило в полном молчании, если не считать рычания командира в интеркоме. Он рвался на помощь и обещал показать всем кузькину мать, но Саша не успел захлопнуть люк, а вдобавок еще и отключил автоматику, так что на запуск цикла шлюзования требовалось время.

Одна из девиц (назовем ее Лефт, поскольку зеленый румянец украшал ее левую щечку) увлеклась атакой, нарвалась на встречный удар и кубарем покатилась на песок. Она кошкой вскочила на ноги, но Александр успел воспользоваться секундным замешательством и с достоинством отступил на последний рубеж обороны. Его прижали к обшивке корабля, и он уже выбивался из сил, задыхаясь в скафандре, когда люк наконец-то открылся. Но вместо разъяренного командира из него вышел невозмутимый Доктор. Он отвесил девушкам поклон и направился к парашютам. Александр хотел предостеречь коллегу, но девицы снова поразили его. Они дружно присели, изобразив нечто вроде книксена, и тряхнули буйными кудрями, вежливо приветствуя Доктора.

Тот неодобрительно осмотрел купола, удивленно покачал головой, снял с пояса резак, аккуратно перекусил один строп, другой и повелительно кивнул ближайшей бешеной зеленой ведьмочке. Та театрально всплеснула руками, пожала плечами, большими глазами глянула на подружек, затем возмущенно обернулась к Александру и, показав ему язык, послушно отправилась помогать Доку! Вслед за ней, разочарованно вздохнув, из боя вышла и вторая участница комиссии по контактам, будем звать ее Райт.

Док, оценив ситуацию с парашютами, раздраженно махнул рукой в сторону Александра и попросил его наконец-то успокоиться, оставить бедную Мид в покое и помочь девушкам с тяжелыми стропами. Саша удивленно замер, услышав в интеркоме имя — ведь это он сам только что дал ей его и ни с кем пока не успел поделиться. Но амазонки уже тащили скользкую ношу, цепляясь петлями за камни. Мид, первой начавшая боевые действия, негодующе топнула стройной ножкой, уперла руки в крутые бедра, яростно сверкнув глазами, и Саша услышал звонкий насмешливый голос:

— Ну, что пристал, нахал!? Слыхал, что Доктор прописал? Тащи канат, балда!

При этом Мид не открывала рта! Таким же непонятным образом Саша «услышал» девичье хихиканье.

Времени на освобождение тарелки ушло порядком, Док не хотел кромсать купола, имея на них какие-то виды. Александра же парашюты не интересовали нисколько, в отличие от своих недавних противниц. Он приходил в себя и уже не с опаской, а с неутолимым любопытством поглядывал на девушек. Если же говорить правду, то он глаз не мог от них отвести!

Молодые воительницы в свою очередь с настороженным интересом и удивлением присматривались к нему, но с Доктором вели себя, как старые знакомые. Идеальная согласованность их действий поражала, тем более что работа шла в полной тишине. С Доком все было ясно, он всегда отличался немногословностью, даже лекции его славились удивительным сочетанием ясности и лаконичности. Вот и сейчас одним взглядом или движением бровей он показывал принцессам, что надо сделать, кивком подтверждал правильность действий, и они понимали друг друга без слов. Но почему молчат девушки? Почему они даже не пытаются ответить на его обращения к ним, лишь переглядываются, все более округляя глаза?

Впрочем, Александр тоже молчал, переводя дыхание. После месяцев, проведенных в условиях низкой гравитации корабля, а часто и вообще в невесомости, трудно даются такие физические нагрузки. Даже при малой силе притяжения Марса. Да и система жизнеобеспечения скафандра отнюдь не рассчитана на активный рукопашный бой. Лучи Солнца прожектором били вдоль долины, склон сверкал на кристаллических изломах, но еще ярче искрились и брызгали по сторонам сотнями зеленых бликов доспехи девушек. Александр сматывал стропы и прикидывал в уме, куда это их занесло.

— Это Веллис Маринерис, Саша. Дальше на запад Лабиринт Ночи, а за ним Тарсис со своими вулканами. Далеко нас занесло, в другое полушарие. Зато Контакт! Тот самый, с большой буквы. Да, смени-ка ты Командора, ему надо разрядиться. А вот аккумуляторы наоборот, надо срочно зарядить, так что откинь по пути боковые панели. Потом раскатаем рулоны гибких, боюсь, не замерзнуть бы нам ночью.

— Добро, Андрей Георгиевич! Вы не знаете, чего они на меня набросились? Вас вроде бы слушаются...

— Не слушаются, а слышат. Это спецагенты какой-то мощной силовой структуры и у них большой зуб на тебя. Видишь ли, Саша, мы попали в странную историю, я это чувствовал еще на Земле, по марсианскому проекту, а особенно после того, как ты попал в отряд подготовки. Так не бывает!

— Как же я могу слышать, если они все время молчат! Спецагенты, говорите? Американские? И как это не бывает, Доктор?

— Да вот так, начиная с этого рейда на Марс! Сам не ощущаешь?

— Ну, вообще-то кое-что кажется странным и немотивированным, особенно сейчас, ретроспективно, так сказать. Хм, а что, все могло и по-другому пойти? Но так же не бывает!

— Не только могло, но и должно было! Попроще, пообыденнее, ну, ты понимаешь, должен понимать. Нет, Саша, это не американки. Бери выше. Похоже, кто-то давно и активно вмешивается в нашу жизнь, в нашу историю и тебя приняли за его агента или что-то в этом духе! А ты сам никогда не размышлял о... Не задумывался иногда о странностях происходящего с тобой? Начиная с раннего детства?

— Вот даже как…

Развернув боковые панели и сменив Командора, — тот, увидев вместо войны миров кипучие трудовые будни, позабыл о намерении навести на Марсе железный порядок и застыл в проеме люка, всматриваясь в пейзажи нового мира, — задумчивый Александр занялся неотложной работой в корабле. Да и то, контакт контактом, а надо обживаться, надо начинать новую жизнь, которая обещала быть нелегкой. Впрочем, это они знали еще на Земле.

Компьютер, едва не сошедший с ума во время посадки, успокоился и взял управление панелями фотоэлементов на себя (его, как и Доктора, в первую очередь волновали аккумуляторы), убедился, что энергия пошла, и направил ее на зарядку батарей. Вторым приоритетом шла связь с Землей и педантичный комп начал вращать остронаправленную антенну в поисках сигнала. За время полета родная планета догнала и обогнала Марс в их движении вокруг Солнца, и теперь связь с ней можно было поддерживать лишь с полуночи до полудня по местному световому времени. Надо было спешить.

Саша и Док составили текст короткой передачи с основными фактами и данными, но о летающей тарелке Командор попросил умолчать. Слишком уж фантастическим получалось сообщение, а после самовольного старта на Марс в ЦУПе к ним и так относились подозрительно и недоверчиво. Ограничились координатами точки приземления, приложили первые снимки, а изменение места посадки объяснили техническими проблемами. Александр поймал себя на том, что хочет поскорее разделаться с этой обязательной частью программы, со связью с миром старым, и перейти к установлению более тесного контакта с представительницами мира нового. Девушки его чрезвычайно заинтересовали!

Но те сразу после освобождения тарелки исчезли в ней. Вскоре сверкающая как целлулоидная детская игрушка машина иного разума замерцала, окуталась неярким радужным сиянием и беззвучно оторвалась от почвы, не потревожив ни единой песчинки. Покачиваясь и поворачиваясь вокруг оси, она обогнула земной корабль по широкой дуге — и внезапно погасла, спланировав с небольшой высоты. Откинулся трап (размеры тарелки скрадывались ее обтекаемой формой и цветом, а так она была высотой с хороший трехэтажный дом!), две изумрудных принцессы спустились по нему с длинными золотисто-зеркальными стержнями-зондами в руках и двинулись вдоль борта, проверяя определенные точки на радиальных выступах в нижней части корпуса. Иногда вспыхивал цветной огонек, и тогда девушки удовлетворенно кивали и шли дальше, а иногда огонек так и не вспыхивал и головы с буйными кудрями огорченно поникали.

Командор в это время раскатывал рулон гибких фотоэлементов и с любопытством поглядывал на чужой корабль, а Док забивал штыри крепления, подкладывал под пленку камни и прижимал ее сверху, чтобы не занесло песком и не унесло ветром. Он умело проверял тестером вольтаж, тянул к панелям кабели питания, щелкал разъемами и также время от времени бросал острый взгляд на соседей. Увидев что, не обойдя и половины окружности своего корабля, девушки четырежды обнаружили неполадки, заставившие их не на шутку расстроиться, Командор озадаченно и сочувственно вздохнул:

— Неважные дела у девчат, Андрей Георгиевич.

— Да, Петрович, похоже на то. Мощности двигателя, кажется, не хватило. Боюсь, перегрузили они его. Костюмы у них любопытные…

— Да, легкие и удобные — как девицы Сашу гоняли! Но не для глубокого вакуума. Хм. Слушай, Андрей… Она и вправду розовая? Я не сошел с ума?

И пилот махнул в сторону тарелки. Человек он был трезвый и здравомыслящий, к любым чудесам относился скептически, вот и сейчас видно было, что до сих пор не верит своим глазам и деликатно просит помощи:

— Понимаешь, Георгиевич, все это похоже на цирк, но неясно, кто тут клоуны. Не просто полет, а чуть ли не лобовое столкновение с летающей тарелкой на орбите Марса. И не просто с тарелкой, а с розовой! И экипаж этой пудреницы — молодые и симпатичные девушки, им же лет по восемнадцать от силы! Вспомни наших дам из отряда подготовки…

Пилот скривился, словно лимон укусил, хотя обычно вел себя крайне сдержанно, к дамам же относился уважительно и благожелательно.

— Американки? Больше как будто и некому. Но надо же, прилетели минута в минуту и на посадку пошли в одной точке! И хоть бы слово в прессе проскочило об их марсианской программе. Помнишь слухи, мол, немцы им передали технологии своих летающих тарелок? Что-то такое в Розуолле испытывали, а потом свалили все на пришельцев. Знаешь, или нам устроили грандиозную мистификацию с имитацией, никуда мы не летали, а сидим сейчас в Кара-Кумах и отходим после наркотиков. Или все же сошли с ума. Такое в нашей веселой стране бывало — коллективное помешательство...

— Да, девушки привлекательные, неглупые и с характером, но это не американки, Петрович. И мы не в Кызыл-Кумах, не в психолечебнице, а на Марсе, с чем и поздравляю. Хотите убедиться? Снимите шлем. Девицы же вообще не земляне. Это звездные амазонки. Я их немного слышу, как будто мысленно, а вы с Сашей почему-то нет. Но я об их форме. Это спецкостюмы для углекислотной атмосферы. Фотосинтез. Удобная вещь, хотя ночью здесь в них так запросто не походишь. Впрочем, это уже детали. Важно то, что пришельцы, а это Петрович пришельцы, самые настоящие инопланетяне, не сомневайся, физиологически такие же люди, как и мы, и специально готовились к рейду на Марс!

— Почему к рейду, если издалека? Рейд это нечто стремительное, скоротечное, лихое, налетел и тут же исчез, умчался. А какой же рейд из Туманности Андромеды, к примеру, на два миллиона светолет в одну только сторону!?

— Ну, Алексей, на то и прогресс, чтобы летать далеко и быстро. Ты на их корабль погляди, он хотя и больше нашего, но все же скорее десантный бот или патрульный катер. Сколько на нем экипажа может быть?

— Ну, в принципе…

— Командор, Вы что, совсем не слышите их? И не можете сосчитать по голосам?

— Так они же молчат!

— Ну, уж нет, молчать они совершенно не любят! На редкость общительные девушки. Я начал их слышать еще на спуске, но не мог понять, что это. Да и вы явно слышали что-то, когда решили садиться на огонь. Саша, а ты? Они же к тебе обращались.

Доктор отлично понимал, что на то и циркулярная связь, намертво забитая в их интеркомах (у советских нет тайн друг от друга), чтобы их молодой товарищ не пропустил ни единого слова. Понимал он и еще кое-что: не ради него и Командора кто-то пошел на такое явное подстегивание и подхлестывание истории, бросил такой тяжелый камень в болото истории, что разбегающимися волнами их выбросило на далекий берег Марса. Александр ответил сразу:

— Думал, померещилось!

— Нет, не померещилось. Я пытался объяснить им положение дел, пока ты дрался, но девушки были жестко настроены и вняли мне только при прямом контакте, после выхода из шлюза. Слабоваты мы в этом…

— В чем, Доктор?

— В телепатии, само собой.

И Доктор защелкнул очередной разъем.

Пораженный командор приложил руку к шлему козырьком — и новым взглядом изучал сверкающий космический корабль соседок. Телепатию он пропустил мимо ушей, но в отношении летающей тарелки в его мозгу также что-то щелкнуло и стало на свои места. Он знал истинную цену своему кораблю, этой сборной солянке конкурирующих КБ, квинтэссенции многопланового советского ракетостроения, этой по большому счету инерционной межпланетной барже.

Увы, при столь ничтожной энергооснащенности, какой они обладали, с законами Ньютона-Кеплера не поспоришь. И при виде настоящего межгалактического судна, способного идти не только по баллистическим, но и по активным и более того, тут он замирал, боясь произнести это слово даже в мыслях — по внепространственным траекториям, его сердце трепетало. Рейд на легком катере на миллионы парсек? Боже, как это прекрасно!

В это время девушки закончили обход тарелки и с поникшими головами поднимались по пандусу к овальному входному люку. У его мембраны они обернулись, заметили взгляд Командора и на его немой вопрос огорченно развели руками в чисто земном жесте…

 

 

Вечер на Марсе.

Закаты на Марсе монотонно печальны. Их нисходящая цветовая гамма, скромное диминуэндо красного конца оптического спектра навевает меланхолию. Повеял вечерний бриз, дыхание грядущей ледяной ночи, и закрутил танцующие вихри, как будто пробуя горячий песок и боясь обжечься. За жаркий летний день тот успел накалиться градусов до двадцати, наверное! Тепло, тихо, пустыня мягко светит вечерним золотом и даже не верится, что через час-другой наступит вовсе не штиле нахт, хайлиге нахт, а настоящий ледяной ад и температура упадет сразу градусов на сто, до рекордных антарктических цифр, а там, наверху, на плоскогорье — и вовсе до непредставимых, едва ли не космических минусов.

Но пока что Александр сидит на верхней ступеньке трапа и задумчиво глядит на запад, мурлыкая себе под нос что-то о том, как упоительны на Марсе вечера. Хотя и трудно себе представить более унылую картину, чем вечерний марсианский пейзаж. В зеркальном стекле его шлема отражается ослепительное пятнышко солнца, слабая атмосфера Марса не в силах пригасить его сияния даже во время заката. За тонкой обшивкой гудит насос шлюза, пропуская Командора на корабль. День закончился и пора домой.

Часа два назад Саша снова влез в скафандр и сменил Доктора, которого начали тревожить их бесконечные хождения через шлюз и связанные с этим потери воздуха. Развернув панели фотоэлементов и на скорую руку подготовив корабль к первой ночи на планете, они взялись за главное. Откинув пандус, они с Командором поднатужились и скатили самое важное из своего исследовательского оборудования, их гордость и надежду — легкий ровер. Собрать его дело недолгое, оставалось лишь вытащить из корабля аккумуляторы, но на это времени уже не хватало, да и не оставлять же их на ночном морозе.

Ровер отлично показал себя на Луне и тем более он нужен на Марсе. И для дальней разведки, и как грузовик, и как тягач для их буровой установки. Как же без буровой? Главной задачей экспедиции были поиски воды. Ее наличие или отсутствие определяло будущее колонизации Марса, и они надеялись найти лед, о наличии которого говорили многие данные. Большие запасы льда позволят мечтать о многом, даже о терраформировании планеты, то есть об атмосфере, лесах и морях, о новом Новом мире!

В комплексе с надувным домом-ангаром хороший ровер позволял вести работы вдали от корабля, в перспективных районах — как с точки зрения полезных ископаемых, так и удобного места для будущей постоянной станции. Вообще-то по плану на борту корабля должно было быть два ровера для экипажа из пяти человек, но человек планирует, а судьба вносит в его планы некоторые изменения. Или вообще не считается с ними.

Вот и сейчас они вопреки всему совершили чудо, на сыром, неиспытанном, экспериментальном корабле долетели до Марса, но день прошел и что дальше? Что Марс в сравнении с Контактом?! Тем самым, о котором вслух и громко мечтали фантасты и тайком вздыхали ученые. Но, собственно говоря, с кем состоялся контакт, да и состоялся ли? Кого они встретили? Откуда эта летающая тарелка? Что здесь делает? Чем сейчас занимаются прекрасные принцессы в своем розовом девичьем корабле? Сплетничают? Вряд ли! Более молчаливых девушек он еще не видел, чтобы ни говорил Доктор. Одна фраза за целый день, да и та, скорее всего, почудилась. Но какой звонкий голос!

Как-то не так все это представлялось раньше. Вообще никак не представлялось! Их готовили для монтажа межпланетного корабля, а не для полета на нем, но они варились в одной кухне с кандидатами в будущий экипаж покорителей красной планеты и знали, что ни в одной инструкции, ни в одном наставлении ни слова не проскользнуло о такой возможности. Вот он и выдал свое «Здравствуйте, девушки!», в точности как пилот Пиркс у Лема, который на вопрос, что бы он делал при встрече с инопланетянами, механически повторил подсказку веселящихся товарищей — приблизился бы, мол, и представился!

Сегодняшний контакт разочаровал и даже возмутил Сашу своим непрофессионализмом. Почему не ведутся настоящие, формальные переговоры, почему никто даже не знает, как их вести, почему пришельцы не спешат делиться с землянами чудесами технологий будущего, мудростью старших братьев, то есть сестер, а сразу лезут драться? Где братание цивилизаций? Почему в этот прекрасный вечер эти симпатичные сестры сидят, как монашки, в своем корабле, его суровые товарищи в своем, а он сам в гордом, но скучном одиночестве любуется закатом?

Саша родился и жил в жестко регламентированной стране, где стихийности не допускалось даже в самодеятельности, он привык, что всегда и для всего есть назначенные и подготовленные специалисты и считал, что раз уж дело дошло до космических полетов, то правила первого контакта давно продуманы и четко сформулированы. Что старшие товарищи должны быть соответствующим образом проинструктированы. И удивился, увидев, что пилот удивлен не меньше него, что он растерян и не знает, что как быть дальше. Доктор же вообще вел себя индифферентно, как будто бы все шло по плану и ничего иного быть не должно. А взять инициативу на себя, например, просто пойти и постучать в люк летающей тарелки Александр почему-то постеснялся.

Солнце садилось. От камней и дюн протянулись в пустыню все более длинные тени, вот и тень корабля накрыла тарелку, погасила ее жемчужно-розовое мерцание. Вместо него затеплилась цепочка слабых огоньков. На юге ночь двигалась плотной бархатной шторой, неумолимо задергивая сияющий золотом склон Веллис Маринерис. День отступал по всему фронту, лишь ненадолго задерживаясь на вершинах. Вот ночь пришла и на траверс корабля, по дну долины тьма скользила быстрее.

Солнце коснулось горизонта. На Земле оно под вечер багровеет, распухает и едва протискивается в узкую щель между небом и твердью. Закаты там роскошные, многоярусные и красочные, как парадный занавес императорского театра и никаким, даже самым ярким звездам непозволительно высовывать свой нос из-за кулис, пока на сцене блистает главный герой. Он умеет обставить свой уход и делает это с большим вкусом, почти не повторяясь в течение всех своих трехсот шестидесяти пяти выступлений за год. Иногда ему хватает нескольких выразительных штрихов, чтобы привлечь ваше внимание, а порою и вся палитра природы представляется ему бедной и он щедро плещет краски, громоздит облачные декорации, искусно подсвечивает их и в итоге все же добивается своего, создавая шедевр! Такие феерические закаты запоминаются надолго и внушают священный трепет, но нечего даже и пытаться воспроизвести их на полотне, получится безвкусный кич. Тем не менее, и пытаются, и воспроизводят и тысячи закатных полотен символизируют и формируют массовую культуру на Арбате и аналогичных улицах иных городов.

Однако на полотне небес закаты прекрасны! Мрачно-черные и сумрачно-серые тона на восточном горизонте, философски-синие и задумчиво-голубые над ними — и на этом холодном фоне нервно сияют края облаков, плывущих в расплавленное золото запада, а великолепие пурпура обрамляет сверкающую сцену, с которой никак не может расстаться великий актер! Но и уйдя, он еще долго шлет потрясенной публике свои прощальные лучи.

На Марсе все суше, жестче и быстрее. Рефракции никакой и солнце уходит за близкий горизонт столь же маленьким, деловитым и слепящим, как и в полдень. И все же марсианские закаты оказались не такими бледными, как предсказывали ученые, и не такими простыми, как на кадрах «Викингов». Нет, они многокрасочны, хотя и в рамках одной тональности! Атмосфера слаба, зато скорость ветра высока и мелкодисперсная пыль после знаменитых планетарных бурь не оседает полностью, ее выносит далеко в стратосферу. Да и без бурь, в тихую погоду всегда хватает «черных дьяволов», стремительных короткоживущих смерчей, следами которых исчерчена вся поверхность планеты, кроме разве полюсов. Иногда их можно было насчитать в поле зрения сразу три-четыре, особенно вечером.

Эти турбулентные и конвекционные потоки непрерывно подкачивают тончайшую, перемолотую миллиардами лет и миллионами метеоритов пыль в верхние слои атмосферы, и там она рассеивает свет солнца, придавая небосводу бледно-оранжевый оттенок. А уж на закате его тональность проходит всю красную гамму, от нежно-алого до вишнево-пепельного. Но в самый последний момент теплые оттенки исчезают и солнечный диск внезапно окружает маленькое гало неожиданной синевы. Вот и все буйство красок! Скромный уход небогатого марсианского Лукулла. Щемящая голубизна настолько чужда этому однообразно-бурому миру окислов и пероксидов, что ее холодные тона рождают неясное чувство печали. Особенно тогда, когда по ней вслед за солнцем уплывает такое же редкое на этой планете облачко, тонкое белое перышко с розовой опушкой…

Image 23 45 - 01 05 2014 (2)

Саша провожал взглядом уплывающее облачко, и думал над словами Доктора. Надо же, его приняли за галактического преступника! Служба безопасности шлет за ним летающую тарелку с группой захвата! Спецагенты оказались на редкость красивыми, хотя и чрезмерно агрессивными девушками, и почему-то не хотят верить, что он землянин. Проводя операцию, они сами попали в неприятную ситуацию и предвидят дальнейшие осложнения. И главное из сказанного Доктором то, что он, Саша, не случайно не знает своего прошлого! Его судьба… пожалуй, она действительно необычна. Он старался об этом не думать, но иногда ему казалась странной и его карьера и вся жизнь, слишком бурная для позднего советского времени.

— Александр?

Он даже не заметил, как подошла одна из принцесс, закутанная в черный плащ.

— Добрый вечер э… мадмуазель! Решили извиниться за нападение?

— Что-о!?

Как же он услышал ее, если губы девушки не шевелились? И как она его услышала, ведь у нее не было интеркома?

— Пора бы сообразить! Хотя, судя по каше в ваших головах… Обычная телепатия, Саша. Для звукового общения нужна проводящая среда, воздух, а здесь его мало и дышать им нельзя. Радиоволны не всегда удобны, остается самый простой способ.

— Простой? У нас в нее даже не верят. А что с вашим кораблем?

— Это патрульный катер. Мы перегрузили двигатель, спасая вашу посудину… э… корабль. Как вы не боитесь летать на нем?

— Других нет. И, между прочим, Командор старался вам помочь.

— Да, мы поняли.

— Тогда почему напали?

— Мы на задании, Саша, и это обычная процедура. Есть методы…

— Сразу бить?

Девушка подошла и стала рядом. От Солнца остался узкий сегмент, но даже он слепил глаза, однако загадочная принцесса смотрела в другую сторону, на свой катер и ее лицо скрывалось в глубокой тени. На какой щеке румянец не разобрать. Она была почти одного роста с ним и очень красива, хотя и необычной, непривычной красотой.

Доктор рассказал им однажды, как на заре двадцатого века к этому вопросу, вопросу женской красоты и ее критериев, подошли научно. Блестящие физики-теоретики двадцатых годов были молодыми мужчинами, их интересовала не только квантовая теория и, разъезжая по университетам с лекциями и в поисках кафедр, они обменивались с коллегами информацией об уровне красоты дам и девиц в посещаемых странах. А для объективности оценок создали ее многобалльную шкалу. За десять лет (пока физики были молоды и пока с приходом фашизма не изменились времена и нравы) они набрали вполне репрезентативную статистику, и неожиданно оказалось, что в Западной Европе красавиц удивительно мало!

Впрочем, так ли уж неожиданно? Слишком уж усердно испанцы, немцы и французы охотились на ведьм в средние века, когда зашедшая в геополитический и цивилизационный тупик Европа задыхалась от перенаселения, от самой себя и больше всего напоминала сумасшедший дом. И почему-то ведьмами объявляли в первую очередь самых красивых, умных и образованных дам и девушек. Неужели красота и ум противоречат принципам христианства? Почему вообще так мрачна и уродлива средневековая культура? Темные нефы соборов, жуткие химеры и горгульи на их фронтонах, искаженные пропорции тел и лиц, страдания, муки и культ смерти. Обскурантизм. Темнота. Потому что не мир обещал миру Христос, но меч? Судя по всему, он исполнил обещание.

Что ж, за все в жизни приходится платить и теперь даже девиц легкого поведения для западных борделей приходиться импортировать, они комплектуются все больше русскими Наташами, украинскими Оксанами и молдавскими Лянами. И не потому, что местным красоткам работать в секс-индустрии не позволяют высокие моральные принципы, с моралью везде и всюду обстоит примерно одинаково. Дело в ином. Охота на ведьм дала печальные результаты и теперь свои Греты, Франсуазы и Алисии попросту не отвечают минимальным требованиям клиентов.

Вывод, сделанный физиками-теоретиками в итоге своих широких и глубоких исследований, сводился к следующему: градиент женской красоты отчетливо растет к юго-востоку Европы. Автор этой повести ценит науку, сам некоторым образом связан с нею и полностью подтверждает наблюдение корифеев квантовой физики: самые красивые женщины живут на Балканах и в Украине. Более того, в наше время это последние страны, где дамы еще следят за своей внешностью, тщательно подбирают гардероб и умело пользуются косметикой. Думаю, это реакция на недавнее коммунистическое прошлое.

Увы, советские дамы и девушки, а только с ними и сталкивался Александр, в статистику не попали. Помешал железный занавес и еще один не менее важный фактор: они не имели достойного обрамления природным данным. Социализм оказался поразительно несовместим с хорошей косметикой, средствами гигиены, красивой одеждой, обувью и в этом отношении странным образом напоминал христианство с его умалением всего телесного, материального. Впрочем, что же тут странного, если в обоих случаях мы имеем дело с махровым идеализмом! Именно поэтому этот по определению самый социальный из всех социальных строев не смог наладить производство самых социальных товаров!

Советские золушки так и остались замарашками, они таскали шпалы на железных дорогах в ватниках, трамбовали асфальт в кирзовых сапогах, пахали землю в промасленных комбинезонах и с трудом доставали импортную косметику, обувь и колготки. Родное народное государство не стало и не собиралось становиться для них феей, у него были иные цели и приоритеты.

А вот изумрудные амазонки в активной фазе опасной операции, когда все решают секунды, удача и уровень профессиональной подготовки, а не качество косметики или длина ног и ресниц, были, тем не менее, необычайно привлекательны и могли дать фору самым ухоженным земным моделям.

Принцесса лишь насмешливо хмыкнула в ответ на реплику о методах расследования:

— Саша, это спецоперация! А у нашего э… клиента большие возможности, уж вы-то могли в этом убедиться.

— Какой клиент? В чем мы могли убедиться?

— Саша, неужели не понятно, что вами, людьми, давно играют, как в шахматы?

— Возможно. А вы кто? Спасатели? Тогда могли бы раньше помочь.

— Не могли. Раньше вас, вашего мира просто не было. Саша, мы только что прилетели и у нас своих проблем хватает, причем одна из них ты!

— Я?! Я родился на Земле, моя мама…

— Мама, мама! Ты больше похож на нашего клиента, чем на землянина. Скажи спасибо вашему лидеру, он вовремя объяснил!

— Командор? Но он что может знать?

— Я не сказала Командор…

— Не понимаю. И не хочу, пока не узнаю хоть что-то, хоть как тебя зовут!

— Ох! Ну ладно. Ваш лидер, конечно, Доктор. Весьма достойный человек. А меня зовут… мое имя… знаешь, мне трудно тебе ответить. У нас все это несколько не так. Если хочешь, называй меня Лефт, как и называл в этой стычке. Спасибо за имя и за синяк под глазом. В долгу не останусь! Все, Саша, сейчас тебя позовет Доктор, встретимся у вас.

И только сейчас Александр сообразил, что лишь поначалу произносил слова вслух, а затем незаметно для себя перешел к мысленному диалогу, и оказалось, что так вести беседу куда легче, быстрее и сама она наполняется более глубоким содержанием! В самом деле, скорость фонетического способа общения невысока, поэтому мозг, перебирая вариант за вариантом, для звукового сообщения выбирает один, все остальное остается за кадром. От бурного потока мышления к собеседнику пробивается лишь слабый ручеек речи и для повышения ее информативности нам приходится прибегать к дополнительным средствам: к смеху и слезам, охам и вздохам, кашлю, стонам и тому подобное, а также к мимике и телодвижениям. В общении с Лефт во всем этом не было необходимости и в итоге оно получалось и более насыщенным, и более эмоциональным. Теперь обычный разговор казался Саше таким же медленным, плоским и неудобным, как будто велся с помощью записок.

За время беседы солнце село. Видимо пыльных бурь давно не было, атмосфера очистилась, и небосклон сиял звездами, кроме южной части, которая чуть ли не до зенита была срезана черным мраком склона. Да, небо было прекрасно и с погодой им повезло, но как всегда чего-то не хватало. В этот раз очень не хватало большой и романтичной земной Луны. Даже крупные марсианские звезды не могли рассеять глухую тьму, и Саша представил, как серебрилась бы пустыня, изрезанная угольно-черными тенями барханов, как мерцали бы кристаллические изломы обрыва, превращая плотную бархатную завесу в искрящуюся вуаль, как прекрасна была бы графика ночи, начерченная лунным светом, и даже вздохнул.

Девушка зачарованно вглядывалась в ночную пустыню, как будто видела эту волшебную картину, затем тоже вздохнула и растаяла в темноте. В интеркоме раздался голос Доктора:

—Александр, тебя ждут кофе и девушки!

 

 

 

Глава 3. Координаторы.

Клинки Барсума

Юные амазонки уже сидели за столом. Длинные черные плащи дамы сняли и остались в изумрудных доспехах и розовых накидках. Либо это была служебная форма, либо у них был свой взгляд на гармонию цвета. Командор мялся и тогда Доктор встал, попросил внимания и сразу же взял быка за рога:

— Судя по информации наших прекрасных гостей, — он кивнул девушкам, — мы должны быть готовы ко всему. Думаю, нам суждено стать союзниками и даже соратниками. Поэтому предлагаю каждому выбрать клинок по руке. Все остальное обговорим после.

Он подошел к стойке компьютера и расчленил ее каркас, извлекая из трубок сверкающие клинки. Затем снял защитные полушария регулировочных узлов кресел и ловко насадил их на лезвия. Пилот и Саша наблюдали за его уверенными действиями с восхищением. Да, это вам не банку кофе протащить на космический корабль! Доктор открылся им с новой и неожиданной стороны. Трудно сказать, что двигало им, из каких соображений серьезный и немолодой доктор наук контрабандой провез на другую планету целый арсенал холодного оружия. Неизвестно и то, как ему это удалось. Но надо отдать ему должное, он предвидел точно. И то, что клинки пригодятся (а они пригодятся!), и то, что их понадобится шесть. Хотя кто его знает, этого доктора, может быть, у него еще и базука где-то припрятана!

Клинки смотрелись странно в каюте космического корабля, но притягивали взгляд. Командор не мог оторваться от тяжелой армейской сабли. Пилоты холодно относятся к холодному оружию, оно не к месту в кабинах самолетов и как ни старались воздушные рыцари чтить и беречь традиции, эту сохранить не удалось. Даже потомки самураев, сев за штурвал, отказались от клинков. Но, видимо, сказались глубокие казацкие корни. Были, были у пилота в роду запорожцы, и осталась, пройдя через поколения, любовь к сабле!

Девушки не сразу поняли, зачем им эти острые металлические полосы и Доктору пришлось объяснить им, что перед ними старинное, но эффективное ручное оружие, лезвием которого надо вывести из строя или уничтожить врага — проколоть, разрубить и так далее. Дело это серьезное, потому и надо выбрать клинок по руке. Объяснение произвело впечатление. Свирепость девушек в дневном бою казалась все же наигранной, их глаза лучились смехом даже в разгаре рукопашной, но сейчас они слушали серьезно. Они обвели взглядом мужчин, словно оценивая заново, переглянулись внимательно и тревожно, и лишь затем встали и взяли рапиры. Они вертели их в руках, не зная, что делать дальше, но Доктор помог. Ремни кресел оказались поясами, а трубки консолей ножнами.

С рапирами на поясе девушки еще более походили на амазонок. Они стояли в ряд в правильной позиции: правая рука с клинком вперед, левая назад, пружинистый полуприсед, острый взгляд. Доктор капитаном гвардейцев кардинала, муштрующего новичков, прошелся вдоль строя, затем взял со стола тяжелую шпагу и отсалютовал дамам. Те дружно присели, выписали рапирами вензель и замерли, прижав клинки к груди, острием вверх.

Док взглядом выделил Мид и сделал выпад, приглашая к бою. Мид кивнула и пошла в атаку. С минуту в центре каюты шла ожесточенная рубка. Впрочем, стороны скорее примерялись к оружию и к противнику. Удивленные Командор и Александр также поспешили освободить место, зато Лефт и Райт синхронно повторяли движения сестры и лишь скорый конец схватки удержал их от вмешательства…

Док умело руководил боем, он акцентировал промахи девушки, но делал это деликатно, показывая, но не обижая. Та освоилась быстро, сказалась природная пластика и тренировка, так что концовка шла почти на равных. Вот противники отпрянули в стороны и отсалютовали. Док кивнул, вопросительно взглянул на Лефт и Райт и кивнул еще раз. Он был доволен.

Александру достался меч с обратным изгибом лезвия, ятаган, какими в свое время орудовали свирепые алжирские пираты. Он взял его, взвесил, повращал кистью, прислушался к себе и разочарованно опустил, не чувствуя единения с клинком! Саша привык драться голыми руками. Амазонки снова переглянулись. Они, несомненно, были людьми, но иногда их поведение резко отличалось от земных стереотипов. Идея холодного оружия показалась им перспективной, хотя и варварской. То, что клинки предложили люди другой расы, заставило с опаской взглянуть на эту расу, изменить первые выводы. Но при виде реакции Александра их одолели сомнения в боевых качествах землян и в его личном мужестве. Лефт подошла к нему, усмехнулась и ударила нашего героя в глаз! Затем со звоном извлекла рапиру из ножен и приставила к горлу Александра.

Дальнейшие события развивались молниеносно! Герой зашипел разъяренной кошкой, неуловимым движением ушел от острия, взмахнул ятаганом — и выбитая рапира Лефт воткнулась в потолок, лишь осколки плафона посыпались на пол. Девушка еще следила за их падением, а Саша уже сгреб ее, перебросил через колено и с чувством приложился клинком плашмя к ягодицам! Девица взвизгнула – и Мид и Райт тут же бросились ей на помощь. Но в этот раз коса нашла на камень. Через секунду и они обескуражено смотрели на свои пустые руки, их рапиры летели в разные стороны, а Доктор мчался на помощь подопечным.

Он встал в позицию перед Сашей, даже и не думая успокаивать его. Он улыбался ему в лицо и дразнил кончиком шпаги, чуть не царапая нос. Док был своеобразным педагогом! Но Саша уже остыл, перестал шипеть, смотрел зорко и легкими движениями корпуса уклонялся от выпадов, иногда и сам нанося ответные удары. По мере развития поединка до зрителей дошло, что сошлись два мастера фехтования, причем девушки сообразили это быстрее, чем Командор. Пока тот удивленно смотрел на своих товарищей, принцессы снова переглянулись, пожали плечами с нарочитым испугом и прижались к стенкам, но можно было заметить, что испуг их не такой уж и нарочитый…

Вскоре Саша перешел в атаку. Секунд пятнадцать звенела сталь. В этот раз и Док не стоял на месте, его надменная стойка сменилась гибкой, он оценил соперника. Клинки сплели звонкое кружево — и вновь кружение тигров перед решающей схваткой. Принцессы оценили последовавший финал и впоследствии им самим не было равных в фехтовании. Нет, я не прав. В бою не было им равных! Их интересовал лишь результат, скорейшая гибель противника. И девушки поняли, как этого добиться, оставляя на совести землян смешные ужимки перед боем, мало ли какие забавные обычаи бывают во вселенной!

С минуту никто не мог ничего понять, два человека и два клинка заняли все свободное пространство и время. Когда же время замедлило ход, а пространство снова сжалось до размеров каюты, перед ними стояли уже иные Доктор и Александр. Они шумно дышали, улыбаясь друг другу, исчезла возникшая было напряженность и довольный учитель улыбался способному ученику. Затем он обернулся к девушкам:

— Видели?

Те синхронно кивнули.

— Сможете?

Те кивнули еще раз. Док также кивнул и внимательно всмотрелся в Александра:

— Саша?

— Да, может пригодиться в свалке, хоть я и не люблю крови.

— Что ты имеешь в виду?

— Н-ну… в этой тесноте я справился бы и голыми руками…

Девицы возмущенно переглянулись, но затем задумались. Лефт потерла ягодицы, а Мид и Райт всмотрелись в расцветающий под ее глазом синяк и фыркнули. Доктор тоже улыбнулся, но быстро убрал улыбку:

— Командор?

— Я слышу, Доктор. Когда это Вы научились так фехтовать?

— Студентом. Но я вот о чем. Зампредседателя комиссии вручил вам пистолет? На случай непредвиденных эксцессов, вроде нападения марсиан или бунта на борту?

Командор с добродушным любопытством взглянул на товарища и ответил после небольшой паузы:

— Я убедил его поступить иначе.

Он порылся в карманах, нашел ключ и вставил его в основание пилотского кресла, открыл дверцу и вытащил на свет тяжелый пакет. Тот тяжело звякнул о столешницу.

— Берите, Док.

Доктор сорвал целлофан, развернул промасленную бумагу и почесал затылок — на столе появились три вороненых револьвера и пачки патронов к ним. Александр удивленно качал головой и даже девушки с большим любопытством всматривались в новое старинное оружие. В том, что это именно оружие, они уже не сомневались…

Командор полюбовался произведенным эффектом и продолжил:

— Кто ж его знал, с чем мы столкнемся. Если что, хоть будет из чего застрелиться. Как поведет себя пистолет на Марсе? Газовая автоматика — при низких давлениях и температурах. А наган — он и в Африке наган!

С этими словами Командор раздал револьверы и патроны к ним. Патронов оказалось мало, штук по пятьдесят на ствол, но всем стало спокойнее. Когда вас трое на целую планету, то и наган не покажется лишним! Как видите, первый вечер на Марсе оказался почти целиком посвящен оружию и в этой сфере стороны быстро нашли общий язык, хотя вообще-то больше молчали. Контакт состоялся.

В иллюминаторы давно заглядывали колючие, немигающие звезды, температура за бортом падала ошеломляюще быстро и уже проскочила минус пятьдесят, но дам это не пугало и они решительно отказались от приглашения заночевать на корабле землян. Зато с большим интересом осмотрели все его закоулки. Иногда они задумчиво качали головой, иногда прыскали в ладошку, но главное было ясно. С тем же интересом, и так же зажимая нос, мы знакомились бы даже не с шумерским жильем, оно не так уж отличается от нашего, а с пещерами кроманьонцев. Хотя культура неолита, стоит немного пообвыкнуть и принюхаться, также показалась бы нам знакомой. Те же песни и пляски, театр и живопись, наука и религия. И даже высокие технологии, например, сверление каменных топоров или внедрение нефрита вместо кремня. Но технологии, кажется, тут не показатель, с тех пор их сменилось множество, а уровень культуры остался примерно тем же.

Доктор старался отвечать на вопросы телепатически, лишь иногда сбиваясь на устную речь. Амазонки неплохо понимали его, он их — и никак не мог взять в толк затруднений пилота. Постепенно начинал «слышать» и Александр, Командор же упрямо не хотел принимать телепатии. Он ценил устную речь.

Отказались амазонки не только от кофе и приглашения заночевать, но и от сопровождения. Пилот тарелки обеспечит безопасность, так их можно было понять. Да и скромные возможности корабельного шлюза девушки успели оценить. Зато использовали их на все сто процентов! Тесно обнявшись, они поместились в него втроем, позвякивая ножнами. Хорошо им, тоненьким, стройным и без громоздких скафандров…

— Спокойной ночи, Доктор! — «услышал» Александр. Ответа он не разобрал, как ни напрягался, зато хорошо различил насмешливый «голос» Лефт:

— До свидания, Саша! Утром я уберу твой синяк.

Раздалось девичье хихиканье, а затем вдруг донесся незнакомый, строгий, но прекрасный «голос» цветущей женщины. С отчетливыми командными интонациями гранд-дама предложила Лефт вести себя прилично и подумать о собственных синяках…

 

 

Эпизод.

— Ой! Ты с ума сошел, Сашка! Я тебе сейчас и второй глаз подобью!

— Стоп мотор! Это еще что такое, Лефт? То есть, Виолетта! Какой второй глаз? Что значит подобью? Этого в сценарии нет! Ты должна была просто взвизгнуть.

— Так ведь больно, Федор Сергеевич! Он же девичий зад спокойно видеть не может и нарочно лупит своим ятаганом изо всей дури, бугай здоровый.

— Так и должно быть, для достоверности. Ты ему в глаз как заехала? Тоже парня спокойно видеть не можешь? То-то же! Сейчас повторим все сначала, и если будешь капризничать — заменю Виорикой! А тебе достанется роль Райт, тихая, но без синяков...

— Так я ведь тоже для достоверности. Ладно, больше не буду. Только дайте пять минут, я хоть чашечки от лифчика в плавки суну, у меня же вся э-э... в синяках!

— Больше она не будет! Больше и не надо. Твои синяки меня не волнуют. Их не видно. А вот что делать с синяком Александра? Как снимать следующие сцены с таким фингалом? Или ты уберешь его завтра утром, как Лефт в след следующем эпизоде?! Молчишь? То-то же.

 

 

Эйдетика и телепатия.

Еще недавно любой советский школьник знал, что Марс делает один оборот вокруг своей оси за 24 часа и 37 минут, что наклон его оси к плоскости эклиптики почти такой же, как и у Земли. Понятно также, что рассветы и закаты проходят здесь в хорошем темпе, поскольку рефракция их не затягивает, да и горизонт здесь ближе, чем на Земле. Именно в этом смысле и выразился Командор. Проводив девушек, он наконец-то взял бразды правления в свои руки:

— Внимание, господа офицеры! К нашему стыду первый контакт, столкновение и братание цивилизаций прошли на редкость сумбурно и не организованно.

Видно было, что он не слишком доволен течением событий.

— Поэтому пора навести порядок и для начала перейдем на местное время. Солнце село два часа назад, вставать лучше рано, значит, будем считать, что сейчас восемь вечера. Мы вблизи экватора, день равен ночи и рассвет состоится в шесть! Далее, мы с утра практически ничего не ели, все больше махали шашками. Объявляю ужин, затем за этим будет следить вахтенный. Очередность вахт я установлю сам после завершения неотложных дел.

Итак, девушки вернулись на свою розовую тарелку или патрульный катер, как она числилась в составе флота координаторов, той самой силовой структуры, о которой упомянул мимоходом Доктор, а на земном корабле и не думали ложиться спать. Угостив принцесс кофе, к которому те так и не притронулись, земляне вдруг поняли, что целый день ничего не ели. Выяснилось также, что лишь Доктор владеет хоть какой-то информацией о соседях-амазонках, поэтому, едва убрав со стола, Командор и Александр насели на него, требуя объяснений. Им течение вечерней конференции и ее итоги показались странными. Вместо переговоров и выработки программы действий высокие стороны действительно махали шашками в буквальном смысле слова, затем провели обзорную экскурсию по кораблю в полном молчании и на этом расстались.

Доктор удивился тому, что большая часть событий этого долгого дня осталась непонятна коллегам. Но затем разразился лекцией, показавшей, что уж он-то времени зря не терял, и что телепатия куда информативнее привычного устного общения.

— В первом приближении дела обстоят так. Мы не жертвы массовой галлюцинации, все гораздо хуже. Мы персонажи срежиссированной, фантомной истории.

Речь пошла о том, что хотя наша Вселенная и является реальной, физической вселенной, но возникла она не естественным путем (да и кто знает, каков он, этот путь), а в результате неудачного или же преступного эксперимента, повлекшего за собой катастрофические последствия. Исчезла планета! Погибли тысячи людей, в том числе и последний, самый любимый отец девушек, офицер корпуса координаторов.

— Постой, постой, — вмешался Командор, — что значит последний и самый любимый? Как это понимать? Сколько же у них отцов?

— Ты обратил внимание, что они тройняшки?

— Ну, этого трудно не заметить.

— А их поразительное взаимопонимание отметил?

— Это я на себе отметил, Андрей Георгиевич, — вступил в разговор Александр — на своих боках! Командор, к счастью, мало с ними имел дел.

— Так вот, — продолжил Доктор — не гибель отца наших девушек, и даже не гибель планеты оказались самым тяжелым следствием эксперимента, а создание нового, нашего мира. Он не обособился, как это, кажется, обычно бывает, а слился с их вселенной, изменив ее кардинальным образом. Чего ждать дальше неизвестно, может случиться всякое, да и не привыкли там оставлять такие вещи без последствий и без присмотра, поэтому на разведку (а может быть, и не только) прибыли Координаторы в лице наших изумрудных тройняшек. Они еще ближе между собой, чем земные близнецы. Можно даже считать, что это один человек в трех лицах. Идентичный мозг, идентичные связи между его клетками плюс телепатия, что особенно важно! Телепатия не просто фиксирует идентичность, она возводит ее в абсолют.

Их отцы были тройняшками, их дети будут тройняшками, у них не бывает неполноценных двоен или совсем уже несчастных одиноких детей. Браки заключаются между триадами, и в таких семьях у детей нет недостатка во внимании родителей. Их народ потомственные Координаторы и им постоянно доводится бывать в переделках. Триады ответ на такой вызов. Последний отец погиб в момент создания нашей Вселенной. Только его девушки и помнят, поэтому он любимый.

— Но ведь вселенной пятнадцать миллиардов лет!

— Это у нас прошло столько, а у них несколько недель.

— Такой разный масштаб времени?

— Нет, не думаю. Видимо в разных вселенных и/или в разных фазах их развития разное время. Следы привели к нам, наш мир затянул в себя своего создателя. Причем, похоже, именно наши планеты, Земля и Марс, стали его резиденцией. Я не все понимаю, но корпус был создан для борьбы именно с такими «творцами». И тень подозрения падает на Сашу…

— Для борьбы с кем?

— Кажется, с богом. Или с богами. На определенном уровне развития появляется возможность созидать — вселенные, жизнь, разум. Но многих таких созидателей и на пушечный выстрел нельзя подпускать к творчеству! Видимо, на Марсе обосновался один из таких творцов. Девушки считают, что наша цивилизация, если ее можно так называть, в чем они пока не уверенны, развивалась в условиях постоянного вмешательства извне, поэтому мы так отличаемся от более-менее стереотипных других рас. Это также будет вменено в вину их э… клиенту. Взять наш полет, при невозмущенном течении истории для него не было бы ни малейших предпосылок.

Александр подумал-подумал и согласился с Доктором, он и сам интуитивно чувствовал неестественность происходящего в мире и с ним самим. И только Командор не верил в чужое влияние. Ему казалась странной мысль, что жизнь должна была сложиться не так, как сложилась, тем более что стороннее вмешательство изменило ее не в худшую сторону! Во всяком случае, он на Марсе, а не на далеком Сахалине. Остров Сахалин он вспоминал с нехорошим чувством. Как Чехов в свое время.

— Что касается нас самих, как представителей человечества, — продолжал Доктор, — то мы удивляем и пугаем принцесс. И мне их точка зрения кажется вполне обоснованной.

То, что и Доктор назвал девушек принцессами, обрадовало Александра. Их неоднозначное отношение к нему он ощутил на своих боках, под глазом зрел синяк, ответный подарок Лефт, но они его заинтересовали. Они ему нравились! Попробуйте в таком возрасте больше года провести в космосе, вдали от девушек, а затем подраться с тремя очаровательными амазонками и вы его поймете.

Доктор пояснил сказанное, и объяснение оказалось неожиданным. Известно, что мыслим мы абстрактно, символами-словами и считаем эту способность уникальным свойством человека, отличающим его от животных, которые если и мыслят, то конкретными образами, картинами. Мы даже полагаем, что это свойство сближает нас с богом, поскольку «вначале было слово» и вербальное сознание делает нас истинным венцом творения. Но это лишь наша точка зрения. На самом деле вербально-символьный способ общения и мышления говорит лишь о нашей э-э... необразованности? Незрелости? Отсталости? Трудно выразить словами эту мысль.

И в этом суть проблемы. Язык соединяет людей, на то он и средство общения, но при этом он и разъединяет их! В сущности, главная проблема человека это проблема непонимания и одиночества, недаром Джон Донн сравнивал нас с островами в океане. А ведь речь идет о самом социальном животном!

Всему виной речь. Переход к вербальному способу сознания и общения изменил работу мозга и сделал нас людьми, такими, какие мы есть. Но даже сейчас, после сотен тысяч лет отбора по этому принципу 4-5% процентов детей рождаются эйдетиками! Это означает, что они воспринимают мир во всех деталях, запоминая безукоризненно точно, фотографически каждое мгновение! Однако со временем эйдетическая память угасает.

Можно ли думать иначе? Можно. Не будете же вы отрицать наличие мышления и сознания у кошек или собак, хотя оно и бессловесное? Не «литературное», как у нас, а «театральное», картинное. Это привет из прошлого. Когда человек еще не обладал речью, его сознание было именно таким: образным, ярким и четким! С этой точки зрения эволюция речи принесла нам деградацию зрительной, да и вообще сенсорной памяти. Мы запоминаем многоцветный, шумный, полный запахов мир блеклым, мутным, немым и безвкусным, и лишь давние детские впечатления поражают яркостью и четкостью. Да еще озарения ученых во сне, взять ту же таблицу элементов Менделеева, напоминают и показывают нам возможности этого древнего способа восприятия.

Но мы давно и далеко ушли от этого способа. Взять синтетическое искусство театра: скольких Гамлетов перевидал мир: и Кин, и Оливье, и Смоктуновский, и Высоцкий. Даже Сара Бернар! Какие призрачные были призраки, какие веселые могильщики и хмурые Эльсиноры! Но что мы помним? Антураж и декорации? Умелую подсветку? Блестящую игру актеров? Нет, помним мы «Быть иль не быть...» Слова. И больше спорим не о качестве игры актеров, а о достоинствах и недостатках текстов и переводов. Даже в театре литературная основа играет ведущую роль!

И все же рождаются эйдетики. Может быть, это не атавизм и природа еще подумывает о дальнейших вариантах будущего нашего вида? Нельзя ли сделать следующий шаг и обмениваться такими картинами? Иными словами, возможно ли общество, основанное на эйдетическом способе общения? Правда, для этого потребуется еще и телепатия. Сама по себе она стоит немного, если вы неспособны сформировать в мозгу яркий образ, но в сочетании с эйдетической памятью может дать потрясающий эффект! И тогда наша плоская, скудная, черно-белая вербальная информация, чуть оживленная воображением, будет идти всего лишь субтитрами на фоне объемной, цветной, динамичной картины реальности со всеми ее тончайшими нюансами и оттенками, вплоть до запахов и тактильных ощущений!

Правда, для такого мышления и сознания потребуется либо более полная загрузка мозга, либо иной алгоритм его работы. Похоже, в результате эволюции (а все в природе идет по линии наименьшего действия) пали мы довольно низко, раз практически не загружаем мозг! Но раз принцессы такие же люди, как и мы, а это так, и если мощности мозга им хватает для эйдетического общения, то они используют его по-иному. Эффективнее. Думаю, все испортила именно речь!

Кстати, великая охота на ведьм в средние века, не этим ли была вызвана? Не пробивалась ли тогда на свет раса эйдетиков-ясновидящих? Если так, то ее уничтожили под корень и даже с перебором, поскольку ведьмой считали чуть ли не каждую красивую женщину. Вполне вероятно, что основания для этого имелись, ибо эйдетизм может быть генетически связан с красотой и повышенной эмоциональностью. Любопытно будет, кстати, выяснить, у Координаторов все дамы такие красивые или нам просто повезло?

Конечно, устная речь сыграла крайне важную роль, но без универсального способа общения, без телепатии, стала со временем тормозом развития. Мы остановились в самый важный момент и с точки зрения принцесс зашли в тупик. Обитатели вселенной напуганы: мы выходим в космос, не умея даже говорить! И поэтому опасны. Кроме того, наше развитие носило искусственный характер, и теперь мы сами не знаем, чего хотим и к чему стремимся и поэтому опасны вдвойне. Но и этого мало. Нас поймали в трансцендентальную ловушку еще на заре истории, едва мы ступили первый шаг на ее арену. Мы пошли по самому легкому пути и вцепились в ненужный костыль, навязанную внешней силой идею внешней силы — бога, всемогущего творца.

С тех пор мы не можем стоять на своих ногах и согласились на эрзацы «создателя», приняли его земных представителей: наместников, монархов, вождей, духовных лидеров, вплоть до лагерного надзирателя. Каждый из них нес в себе бога. Что же, так оно и есть. Бог это идея подчинения, самоуничижения, это самоотрицание. И при этом мы уверены в своем подобии богу! Эта идея стала основой нашей морали, и поэтому мы опасны втройне.

Слушатели были потрясены. Не зря Доктор считался блестящим преподавателем и любил читать лекции. Командор слушал его особенно внимательно, но было видно, что думает он при этом еще о чем-то. О чем, мы узнаем позже, а сейчас самое время представить его читателю.

 

 

Командор.

Опытный пилот-истребитель, летчик-испытатель, сорок пять лет. Был одним из кандидатов в отряд космонавтов, но ему не повезло. Точнее, сначала как будто повезло, он мог стать первым летчиком в СССР, покорившим три стихии: воздух, космос и океан. Как раз тогда друг и боевой товарищ Брежнева со времен Новороссийска и Малой земли, адмирал Горшков строил океанский флот и никак не мог обойтись без авианосцев. Начал он, правда, неудачно, с авианесущих крейсеров. Громадины в 44 тыс. тонн водоизмещения несли на своей палубе слишком мало слишком слабых самолетов вертикального взлета и в конечном итоге оказались плохими авианосцами и никуда не годными крейсерами. Попытка впрячь в одну упряжку коня и трепетную лань снова не удалась. Хуже того, результат наложения легендарного флотского бардака на ставшую притчей во языцех авиационную расхлябанность оказался вполне предсказуемым! Их суперпозиция пошла в противофазе и усугубила недостатки, отнюдь не подчеркнув при этом немногих имевшихся достоинств.

Затем в Николаеве заложили корабли под самолеты горизонтального взлета, и тут пришло время нашего пилота, он стоял у истоков советской палубной авиации! СССР угасал, но программу гениального Горшкова неукоснительно выполнял до последних своих дней и — мало кто знает об этом поразительном факте! — в 1991 году его военный флот опережал американский как по числу кораблей, так и по их суммарному водоизмещению. Подводных лодок у него было больше, чем у флотов всего остального мира вместе взятых! Доктор свирепо скрежетал зубами — вот куда уходили средства, которых так не хватало для космических программ.

В Крыму, под Саками построили тренировочный комплекс с катапультой, и там при испытаниях первых моделей палубных истребителей и штурмовиков наш герой попал в неприятную историю, поскандалив с государственной комиссией. Он оказался прав, а значит, неправ вдвойне, тем более что молодой пилот, полетевший вместо него, погиб, лететь нельзя было! Алексей Петрович стал козлом отпущения, был отчислен из кандидатов, отстранен от испытательных полетов и отправлен на далекий Сахалин рядовым летчиком-истребителем.

Однако и там ему не повезло. Однажды ночью его звено подняли по боевой тревоге и послали сбить американский разведывательный самолет, но тот на поверку оказался пассажирским «Боингом». Позднее выяснилось, что на «Джамбо» медленно падало давление воздуха, у пилотов началась гипоксия, перешедшая в аноксию, и они даже не заметили, как потеряли сознание. Самолет летел на автопилоте и сбился с курса. После Камчатки он пошел на Сахалин, там и подняли в воздух звено истребителей. Подойдя в предрассветной мгле к самолету, пилот опознал пассажирский лайнер, понял, что с его экипажем не все в порядке и не стал пускать ракеты. Вместо этого он проявил чудеса изобретательности, разбудил пилотов и спас таки три сотни жизней!

Больше всего генсека Андропова раздражал американский сенатор-сионист, пассажир лайнера, который хотел непременно встретиться с пилотом. Генсек лежал в больнице, прикованный к аппарату гемодиализа, и его раздражало все. Он наводит порядок, госбезопасность и милиция задерживают людей на улицах в рабочее время, идут облавы по кинотеатрам, парикмахерским, баням и магазинам, отдыхать едут только со справкой об отпуске. Самое страшное — выпивку не купить раньше одиннадцати утра и никогда еще не были так тяжелы муки похмелья в этой несчастной стране! И в самый разгар борьбы за возвращение страны к ленинским нормам какой-то безответственный пилот не выполняет боевой приказ! Не сбивает вражеский самолет-шпион. Абстрактный гуманизм этот морально разложившийся летчик ставит выше долга перед Родиной и партией. Самое обидное, что его нельзя приговорить к высшей мере социальной защиты. Сенатор поднял шум, пилот стал героем средств массовой информации, его выдвигают на нобелевскую премию мира, а в Южной Корее проводятся молебны в его честь. Мы же никак не можем обойтись без американского зерна, народ упрямо хочет есть.

Как видим, не зря товарищи звали пилота Командором, характера командиру корабля было не занимать. Вот и сейчас, внимая монологу Доктора, он чистил и смазывал наган, глядел в ствол на просвет, пересчитывал патроны и пробовал острие сабли пальцем. Это и были его выводы. Он готовился к бою и хотел уточнить детали.

— Скажите, Георгиевич, мы что, тоже инструменты в очередном эксперименте?

— Да. Мы тот самый ключ, которым завели пружину игры. Поэтому девушки так к нам присматриваются. Они считают нас если не союзниками своего клиента, то его марионетками.

— И все же, какова цель их прибытия? Только разведка? Или изъятие клиента? Кто это, кстати, такой? Не бог же, в самом деле! И каковы их возможности?

— Они еще не определились, кого изымать. А возможности у них очень большие, нам трудно даже их представить!

— Ясно. Я вот что предлагаю.

— Мы слушаем, Командор.

Командир выждал паузу, внимательно взглянул на друзей и перевел разговор в русло практических действий.

— Сестры по разуму намекнули, что ожидают неожиданностей в любую минуту, и я им верю. Поэтому вводим военное положение.

Он снова помедлил и затем решительно продолжил:

— Четырехчасовые вахты. Дежурный наверху, в челноке. Челнок подготовить к старту в любой момент. Скафандры держать под рукой в полной готовности. Второй комплект хранить в челноке, тоже в готовности. С личным оружием мы разобрались. Бортового, увы, нет. Но оборону наладить надо. Александр, посадочные прожекторы нацелим в стороны. Сейчас выйдем, я помогу. Андрея Георгиевича попрошу из микрофонов, инфракрасных и других датчиков создать систему слежения.

— Сделаю, Командор. — Доктор поднялся и перешел к компьютеру.

— Жаль, нет связи с девчатами, даже не спросили, не надо ли им чего.

— Не волнуйтесь, командир. Если им понадобится, они и до вас достучатся. И с оружием у них получше, спецагенты все-таки, да еще в боевом катере. И опыта у них больше, и периметр они отслеживают дальше, чем мы сможем в ближайшем будущем. В общем, мы под их защитой.

Командор удивленно покачал головой и с явным облегчением одел скафандр. Из шлюза он вызвал Доктора:

— Георгиевич, а что же девчата так и не представили нам своего пилота?

— Петрович, все, что я более-менее точно узнал, я рассказал. Насчет пилота я, наверное, недопонял. С одной стороны он вроде бы компьютер…

Пилот разочарованно вздохнул. Неизвестный пилот произвел на него большое впечатление во время их лихих маневров в марсианском небе.

— А с другой стороны он как бы и человек, причем постарше и посолиднее своих девчат. Они его даже побаиваются.

— С чего бы это, Док?

— Да с того, что полномочий у пилота куда больше. И рангом он куда выше. Они агенты-новобранцы, а он старший офицер Корпуса.

— Тьфу ты, ничего не понимаю!

— Я думаю, что мощности их компьютеров хватает на запись памяти, стереотипов поведения и ведущей части сознания человека. В итоге то ли компьютер ведет себя как человек, и у него есть все основания для этого, то ли человек обзавелся способностями компьютера, но получился удачный синтез-симбиоз того и другого, уровнем выше любой из компонент! Девушки — лишь рядовые агенты, десантная партия, их права на борту немногим выше, чем у пассажиров лайнера в круизном плавании. Так они мне жаловались!

Командор задумался и замолчал, а Саша в разговор не вмешивался, пилоты-компьютеры интересовали его меньше, чем их полевые агенты. Девушки вовсе не казались ему рядовыми! Он разворачивал включенные для пробы прожекторы, и случайно осветил тарелку. Та ответила пульсирующими миганиями, но быстро успокоилась. Свет не позволял разглядеть великолепное небо с крупными немигающими звездами, мечту земных астрономов. Но и здесь нашлись его ценители! И Александр, и Доктор и даже Командор «услышали» прекрасное глубокое контральто:

— Дорогой Доктор! Нельзя ли прекратить всю эту суету? Мне хочется отдохнуть! Такой прекрасный вечер, такие чудные звезды. Кстати, я только что взяла под контроль ваши спутники связи, установила систему слежения за периметром и уложила девочек спать. А вы тут расшумелись, да еще слепите мои датчики! Отправляйте мальчиков баиньки, да и сами не мучайтесь, я подежурю. Завтра обо всем поговорим.

— Доктор, это я. Командир. Вы слышали? Кто это?

— Я же пытался вам объяснить. Это пилот тарелки.

— Но ведь он, она…

— Да, она дама! Командир катера в качестве корабельного компьютера и старший офицер Корпуса Координаторов в собственном лице!

— Э-э-э… в каком лице?

— В собственном. Часть ее сознания перенесли в матрицы компьютера, но только часть, поэтому ее чин в качестве корабля ниже ее собственного чина в иерархии Корпуса.

— А! Тогда понятно. Это она сажала тарелку?

— Ну, не девочки же!

— Гм. Георгиевич, Вы не могли бы передать пилоту э-э… компьютеру э-э… старшему офицеру Корпуса мой поклон и слова искреннего уважения?

— Но, Командор, вы и сами можете это сделать.

— Так ведь я… у меня же не получается!

Пилот зря переживал и волновался. Командир розовой летающей тарелки, офицер или даже генерал Корпуса Координаторов и при том не то компьютер в оболочке дамы, не то дама со встроенным в нее компьютером слышала все! Отсутствие у земного пилота телепатических способностей ей нисколько не мешало, сама она его прекрасно слышала и так же успешно доносила до него свои мысли:

— У вас все получается, Командор! Сбить меня вы не сбили, но все же поймали в сети.

— Мадам, я прошу прощения, но когда у меня на хвосте кто-то сидит…

— Вполне понимаю. Сама не люблю, мы же оба пилоты. Просто не ожидала с вашей стороны такой… такого профессионализма!

— Благодарю, но вы не в обиде?

— Что вы, нет, конечно! Попрошу и вас не обижаться на действия моих девочек. Они ведь такие юные, неопытные. Это их первая серьезная работа! Естественно, что они растерялись. Я бы на их месте действовала куда жестче. Вы меня понимаете?

— Что? Ах да, конечно…

— Как приятно иметь дело с настоящим офицером! Знатоком своего дела.

— Ну что вы, мадам! Пустяки. По специальным вопросам лучше обращаться к Доктору, а насчет активных действий к Александру.

— Я так благодарна за добрый совет и помощь, Командор! Сейчас, после гибели мужа я очень одинока. И на меня легла вся ответственность за наших детей, за успех расследования, за судьбу вашей расы!

— Сочувствую, мадам, и сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам и вашим девочкам! А что вас беспокоит в судьбе моей расы?

— Ох, я взаимно вам сочувствую. Дело в том, что ваша раса замешана в уголовном деянии, в споспешествовании богу! Со всеми вытекающими последствиями.

— Это что, так серьезно?

— Весьма, но я приложу все силы, чтобы лично вас и ваших товарищей наказание не коснулось! Думаю, моих возможностей будет достаточно…

Командор поперхнулся и не нашелся с ответом. Он лишь невнятно поблагодарил загадочного командира тарелки и пожелал спокойной ночи. Прожекторы его уже не интересовали, он выключил их и отослал Александра, но сам перед возвращением на корабль долго и с интересом глядел на звезды:

— Тьфу-ты! Одичали мы в этом космосе. Даже представиться не сообразил…

 

 

Ночной бой Мэгги

Командор нес ночную вахту, ту самую, с полуночи до четырех утра, которая вот уже тысячи лет считается самой тяжелой во флотах и армиях всего мира. Час быка. Собачья вахта англичан. Может быть от усталости, а может быть, из-за прекрасной маскировки летающей тарелки опытный ас не заметил, как вскоре после полуночи его корабль остался один.

То ли имел место долговременный гипноз, то ли нечто вроде устойчивого оптического фантома, то ли еще что, но у Командора, периодически осматривавшего все иллюминаторы и не сводившего глаз с радара кругового обзора, не возникло не малейших сомнений, что катер Координаторов как стоял, так и стоит неподалеку от земного корабля. Однако прекрасная Мэгги лишь изображала готовность отойти ко сну, ведя прощальный диалог с пилотом, воркуя и слегка кокетничая. На самом деле она отвела этому занятию малую часть сознания, которая затем уже работала автономно — хорошо все же быть немного кибером. Главное внимание она уделила разведке. Не только вокруг Марса, но и вокруг Земли и Венеры, вплоть до пояса астероидов и даже по обе стороны плоскости эклиптики расставила она зонды. Если ее рейд был, как она утверждала, чуть ли не рейдом отчаяния, путешествием дилетантов, то в таком случае возможности Координаторов были весьма велики!

Она и ее девочки непрерывно сканировали телепатический диапазон и появление чужаков не застало их врасплох, Мэгги уловила подозрительный ментальный обмен информацией, пробежала взглядом по дисплеям с данными зондов и увидела расплывчатое зернистое пятно.

— Сколько бортов в эскадре, Мид? Ох, извини, земные имена так прилипчивы!

— Ничего, ма, мне даже нравится. Семь или восемь, но это не эскадра, а мародеры.

— Быстро слетелись, не зря мы спешили. Марса не жаль, здесь все кончено, а вот Земле надо бы помочь. Впрочем, даже не в ней дело! Просто этой мрази не место во Вселенной.

— И что будем делать?

— Как что? Атаковать!

— Но их же много…

— Если не разгоним, будет еще больше. В обороне у нас ни одного шанса, отсидеться здесь негде.

— А земляне? Предупредим их?

— Это еще зачем? Все, девочки, по местам, к бою.

Катер Координаторов тихо всплыл над барханами и ушел на север, оставив вместо себя не то свое точное изображение, фантом, не то галлюцинацию, наведенную в мозгу уставшего пилота землян. Выйдя за пределы видимости, он по крутой дуге взмыл в звездное небо, но на этот раз ни один огонек не мерцал на его борту. Как видим, повреждение двигателя все же позволяло ему летать. Если, конечно, оно имело место…

Шесть серых летающих тарелок шли стандартным октаэдром, в центре которого двигался флагман. Разумеется, где-то там, в полупарсеке от Солнца идет отряд тяжелых транспортных кораблей, но они Мэгги не интересовали, они уберутся сами, оставшись без эскорта. Она подождала, пока мародеры не закончат обзорный виток, и перехватила их на ночной стороне. Вопреки всем правилам стратегии (да и какие могут быть правила при таком соотношении сил) Мэгги ринулась в лобовую атаку, в бешеном темпе лавируя и разбрасывая фантомы. По скорости ее продвижения и стрельбы, по точности попаданий — и по запоздалой реакции противника — сразу стало ясно, что неопытные дилетанты нарвались на матерого профессионала. Уже через минуту две серые тарелки отправились в свой последний полет, рассыпаясь на горящие обломки, а катер Мэгги сблизился на такое расстояние с флагманским корветом бандитов, что остальным пришлось прекратить огонь.

Мэгги шла на таран! Все орудия флагмана били по ее катеру, но не их канонирам было равняться в сноровке с киберпилотом. Точным огнем она сбила половину боевых консолей серого корвета, экипаж того в панике готовился к неминуемому удару, треску смятых конструкций и шипению уходящего из отсеков воздуха, как в самый последний момент, когда розовая тарелка уже закрывала звезды на экранах боевой рубки противника, она исчезла!

Напрасно обескураженные наблюдатели обшаривали верхнюю и нижнюю полусферы пространства, напрасно требовали данных от уцелевших катеров — страшных Координаторов нигде не было. К месту боя подлетал быстрокрылый Фобос и растерянный командир налетчиков отправил пару катеров к нему в поисках розовой тарелки. Это была его последняя ошибка. Катер Мэгги прилип к брюху корвета, единственному месту, которое не просматривалось ни из иллюминаторов, ни внешними камерами. Как только тот завертелся юлой, пытаясь обнаружить исчезнувшего врага, Мэгги хладнокровно и методично расстреляла остатки его эскадры, так что приказ идти к Фобосу отдавался уже мертвым кораблям.

Но что делать дальше? Не так уж много времени понадобится, чтобы сообразить, где скрывается ее катер и послать наружу бойцов с тяжелыми бластерами. Отрываться от корвета также нельзя, автоматические системы управления огнем давно ждут их появления. Но Мэгги и не собиралась бежать, она шла на абордаж!

— Мид, помнишь планировку боевой рубки кораблей этого типа?

— Помню, ма.

— Мы сейчас в двух уровнях от нее. Десантируемся туда в силовых капсулах. Я иду слева от командного пульта, ты справа, а Лефт и Райт — кстати, вы тоже не против земных имен, девочки? Нет? Хм…ну и ладно. А Лефт и Райт должны сразу нейтрализовать офицеров управления двигателями и внутренней связью. Их посты здесь и здесь. На все двадцать секунд. Затем дружно назад и стартуем. И не забудьте, только клинками! С ними Доктор удачно придумал. Интересный мужчина…

В боевой рубке рейдера вдруг замерцали жемчужным светом силовые коконы, расталкивая и сбивая с ног офицеров. Свирепые зеленокудрые фурии с обнаженными клинками начали рубить направо и налево. Брызги крови, летящие во все стороны, вой ужаса, хрипы и стоны умирающих лишили комсостав вражеского корабля последних остатков самообладания. Сопротивления не оказал никто. Мэгги с лязгом вогнала лезвие в ножны, сноровисто установила время на таймере самоуничтожения главных энергетических установок и дала команду к отходу.

Спустя несколько секунд они оторвались от корвета и помчались вниз. Орудия противника молчали. Розовая тарелка входила в атмосферу, когда в ночи расцвела яркая вспышка, озарившая половину Марса. Двигатели рейдера аннигилировали. Едва не касаясь днищем верхушек барханов, Мэгги вернулась к месту стоянки и совместила катер с тающим фантомом. Она поздравила девочек с боевым крещением и отправила спать, да и сама мечтала поскорее отойти ко сну, как вдруг силовая защита вспыхнула радужными точками в местах попаданий, а внешние микрофоны донесли сухие щелчки. Кто-то обстреливал их!

Мэгги засекла вспышки: огонь велся с осыпей у основания склона. Она прильнула к бинокулярам системы ночного видения, которые уже захватили цель. Несколько фигурок с какими-то длинными ручными орудиями копошились среди серых пятен быстро остывающих на ночном морозе валунов. Чуть выше осыпи, в стене склона инфравизор показал контур дверей шлюза, а спектрометр подтвердил это, уловив утечку кислорода.

Мэгги вздохнула, развернула орудийную установку и двумя лучевыми выстрелами обрушила осыпь вместе с ночными снайперами. Валуны запрыгали вниз по склону, а поток щебня унес и похоронил стрелков. Мэгги еще раз задумчиво покачала головой, прицелилась — и выбила массивные ворота шлюза, обвалив скальный козырек над ним. Тысячи тонн камня запечатали ближайший к импровизированному лагерю выход, и теперь негостеприимным марсианам придется крепко подумать, стоит ли впредь устраивать ночные обстрелы. Как, впрочем, и дневные.

 

 

Страшный суд. Компьютерная графика.

Мы снова в знакомом баре летающей тарелки. в ирландском пабе, полностью, от кружек до последней афиши на стене перенесенном в экзотическую конструкцию, окруженную барханами. Посетителей всего двое, это уже знакомые нам Валерий Петрович, главный по антуражу и сложным вопросам, и Константин Нернст, известный кино и теледеятель, сопродюсер фильма. Они пьют пиво и колдуют над ноутбуком.

— Вот, Валерий, оцени, наши компьютерщики попробовали смоделировать картину блэкхейвенской катастрофы — помнишь в сценарии видеозапись, привезенную Мэгги? Никто, между прочим, так и не знает, кем она сделана, особенно те кадры в коллайдере. Что странно, на них ведь вся повесть держится, как на гвозде…

Экран оживает, мелькает титрами, фрагментами ключевых эпизодов, справочной информацией и прочей характерной съемочной атрибутикой, затем медленно темнеет и вскоре глубокий черный бархат фона прокалывают острые сверкающие иголочки, а сбоку вплывает голубой диск. Он растет — камера приближается. Появляется ощущение объема, проявляются некоторые детали и все становится на свои места.

Космос. Звезды. Планета. Вокруг нее на редкость оживленно, как и полагается в космической опере в момент кульминации. Правда, чудовищных боевых станций или эскадр космических линкоров, окруженных роями истребителей, пока не видно, но и без них зрелище открывается живописное. Переливаются химическими, бензиновыми цветами, как интерференционные пленки на воде пространства, волнистые плоскости-занавесы, похожие на полярные сияния. Они плавно колышутся, словно от дуновения солнечного ветра, иногда ослепительно вспыхивают на солнце, гася таинственное мерцание призрачных серебряных паутин, неторопливо скользящих в звездном мраке, а иногда вообще растворяются в темноте, пропуская острые уколы звезд. Но еще ярче пульсируют, обдавая наблюдателя водопадами света, медленно вращающиеся зеркала-мельницы, похожие не то на проблесковые маяки в опасных водах, не то на мигалки галактической полиции.

Камера устремляется ближе к планете, и диск превращается в шар, над которым парят старомодные, солидные орбитальные станции. Поодаль, на высоких стационарных орбитах застыли, а по вытянутым эллиптическим траекториям стремительно движутся еще какие-то трепещущие, радужные зеркальные поверхности, проносятся мерцающие вихри, снова поблескивают серебристые паутинные узоры — и среди этого призрачного праздника астральной жизни уверенно, по-хозяйски перемещаются вполне материальные летающие тарелки. Их много, они разные по форме, размерам и цвету, но самая активная из них розовая. Она часто и резко меняет орбиту, оставляя за собой послесвечение и короткий инфракрасный шлейф, она непрерывно перемигивается и посверкивает цепочками разноцветных огней, выстреливает лазерными лучами, гремит, свистит и потрескивает в радиодиапазоне и даже остро колет рентгеном. Похоже, что это и есть та самая галактическая полиция!

Внезапно рядом с ней из тьмы возникает еще одна розовая, огромная, как звезда смерти в «Звездных войнах», быстро высыпает, чуть ли не выстреливает, как боевые капсулы в «Звездном десанте», десятки своих миниатюрных подобий и сразу исчезает. Миниатюрные розовыми мошками мчатся к планете, охватывают ее сетью — и вдруг дружно, стайкой испуганных мальков поворачивают назад!

Издалека планета похожа на Землю, такая же аквамариновая, переливающаяся влажным блеском капля, летящая в черном мраке космоса. Но это не Земля. Камера дает крупный план и сразу бросается в глаза отсутствие характерного рисунка наших небольших, в сущности, материков на синем фоне огромных океанов. Здесь все наоборот: едва заметны невыразительные, узкие, кое-где вообще прерывающиеся песчаными отмелями меридиональные бассейны, то ли большие моря, то ли карликовые океаны. Они теряются на фоне бескрайней серо-зеленой суши и положение не в силах исправить ни ярко-синие цепочки, ни отдельные зеленоватые пятна мелких внутренних морей, разбросанных на монотонной плоскости планетарного континента.

И еще чего-то не хватает, чего-то абсолютно для нас необходимого. Чего же? Спутника не хватает, Луны не видно, а какая же без нее Земля? Уберите Луну, и Земля потеряет половину своего очарования, а может быть и населения! Но не только это, что-то еще раздражает глаз своим отсутствием. Что? Ах да, конечно, нет белоснежных водоворотов мощной облачности, тугих спиралей циклонов и антициклонов. Лишь над морями пасутся мелкие стада захудалых белых овечек, да еще к невысоким зеленым горам приклеились кое-где тонкие полоски и комочки хлопковой ваты. Да, много чего не хватает этому умеренному миру. Нет, это не великолепная Земля, это чужая, довольно симпатичная, но очень уж скромная и даже скучноватая планета.

С высоты хорошо видны особенности ее строения, но как раз особенностями она не блещет. Ни бескрайних океанов, ни могучих рек, ни крутых, заснеженных гор с потоками ледников, ни густых, дремучих лесов, ничего выдающегося! Пологие холмы, безбрежные саванны и пампасы, бесконечные прерии, бескрайние ковыльные степи. Буш, вельд, трава, кустарник. И это все? Нет, есть еще сплошная полоса пустынь в экваториальной зоне, подпоясавшая планету широким желтым поясом, есть и крошечные полярные шапочки. Да и откуда взяться большим, если воды в этом мире мало. Городов не видно и все же планета обитаема, о чем говорят редкие поселки. Но и они странные, под защитными куполами. А вокруг — ни садов, ни полей, ни дорог, зато много кратеров и воронок.

— Скучноватая планета, Константин! Но графика отличная, а уж на большом экране и вовсе будет здорово! Хороший ноутбук. Мой скис уже на второй день в этой чертовой пустыне! Но что же получается? Все наши каторжные труды впустую? Тарелку, корабли, пустыню — все можно нарисовать? А ты не боишься, что мы с тобой скоро без работы окажемся?

Константин вздохнул, обернулся к барменше, попросил еще пива и постарался успокоить расстроенного собеседника:

— Ну, до этого, Валерий, не скоро дойдет, слишком дорогое удовольствие. Это все Федор. Сам понимаешь, молодой, современный режиссер-новатор, не хочет отставать от моды, ноблес, видишь ли, оближ, положение обязывает! М-да, действительно положение, треть бюджета на картинки ухлопали. Впрочем, money lent, money spent. Ноутбук дарю, для тебя же и привез, но взамен нужна помощь. А планета и впрямь скучноватая, но совсем не простая и мы многим ей обязаны, если не всем. Пока не видны эти, как их, трубопроводы-меридианы.

Словно в ответ на ночной половине планеты стала проявляться сеть тонких голубых линий, действительно напоминающих меридианы на дешевом школьном глобусе, только не от полюса до полюса, а из точки в средних широтах одного полушария до противоположной точки в другом. Синие проволочки медленно накаляются и знакомая розовая тарелка занимает стационарную орбиту над узловой точкой.

— Это катер Мэгги?

— Нет, Дока и виртуальной Мэгги, кибер-пилотессы. Настоящая в этот момент выходит на связь с ним.

— А где же она?

— На той громадине! Генерал Корпуса, как-никак. Видишь, как все засуетились, целый флот на орбите крейсирует. Впрочем, это не флот. Это всего лишь патрульная эскадра. Но захоти Мэгги — и в один миг ободрала бы эту планетку до самого ядра! Был бы тут и Гранд-флит метрополии, небо стало бы розовым от кораблей Координаторов. Никто, никакой демиург и пикнуть бы не посмел, не то, что кнопки нажимать! Но она не захотела. Это критический момент, мы моделируем ту самую видеозапись рождения нашей вселенной. Начинается самое интересное, смотри!

Что ж, давайте посмотрим и мы. Этот эпизод действительно ключевой в нашей истории. Собственно говоря, с него она и началась — история нашей вселенной. Что же так испугало розовых мошек? Кажется, вот что: картина на экране неуловимо изменилась, мерещится нам или нет? Нет, это не камера, это тяжелый шар планеты дрогнул, замедлил вращение и как будто начал съеживаться. Четкий ободок атмосферы размывается, облака вспухают, их выносят мощные вертикальные потоки, затем облачная шуба тускнеет и подергивается серым, воздух теряет прозрачность от миллиардов тонн пыли, вынесенной в стратосферу. Густеющий облачно-пылевой покров непрерывно вспыхивает и вздрагивает от грозовых разрядов, розовая тарелка в ответ тоже полыхнула огнями, пытаясь удержаться на стационарной орбите, а узловая точка под ней, в которой сходились голубые меридианы, замерцала жемчужным светом.

В космосе все происходит беззвучно, но сейчас мы даже не слышим, а физически ощущаем нарастающий гул, грохот гибели. Там, внизу, творится что-то страшное! Земная кора опадает, и на стыках материковых плит вырастают всплески чудовищных горных хребтов выше Гималаев. Острые гряды вырастающих прямо на наших глазах Эверестов прокалывают атмосферу и рушатся дымными водопадами, титаническими реками скал и щебня. Потоки пыли вздымаются в небо, сметают облака и затягивают земную поверхность мутной пеленой с багровыми разводами. Материки трескаются, разламываются, обломки кренятся и переворачиваются, словно льдины на большой реке во время ледохода, стряхивают с себя почву, реки, поселки и обнажают срезы древних пластов.

Алая от жара подложка пузырится в разломах, освобождаясь от тяжести плит, и втягивается назад, неизвестно куда. Из-под плит исчезает мантия, по которой они плыли миллиарды лет, вслед за жидким ядром ее всосала дыра в материи мира, пробитая неосторожным исследователем! Материки сходятся, сжимая океаны и выталкивая вверх невероятные, чудовищные пенно-зеленые стены гейзеров от полюса до полюса, прощальный салют умирающей планеты. Окутанные паром залпы планетарных фонтанов прорывают мантию пыли и сплошной облачности и выносят изумленных китов и кальмаров в космос, расплескиваются там и образуют вокруг смятой скорлупы планеты ажурную ледяную сферу. В ледяных зрачках кашалотов застыло изумление.

Искрящаяся на солнце оболочка скрыла остаток тверди, ощетинившийся пиками перемолотых континентов, затем хрустальный шар накалился — и вспыхнул ярче солнца! Спутники засуетились на орбитах, теряя гравитационную узду, они рыскают из стороны в сторону, пока вспышка не поглотила их. Большая розовая тарелка ждала до последней секунды, а затем растворилась в пространстве. На фоне строгого ордера звезд зарождаются вихри галактик и хаос созвездий, и мы слышим знакомый диалог:

— Все ломаю голову, что же тогда произошло? Пробой границы между мирами или рождение нового?

Экран монитора становится сплошь белым, затем темнеет и на нем появляется стандартная заставка 3-D компилятора с трубящим ангелом на кремлевской башне. Мужчины отрываются от ноутбука, симпатичная барменша за стойкой делает вид, что фильм ее не интересует и усердно протирает бокалы, но боится пропустить хотя бы слово.

— Да, эффектно! Особенно кашалоты с изумленными глазами. Но что делать с творцом? Здесь, в коллайдере перед нами пока завлаб. Кстати, кто его так потрясающе играл? А на Марсе, на Игнорис? Ведь там он уже — Он! Есть кандидатуры?

— Трудный вопрос. Кто сможет сыграть бога!? Никто и не берется. Тут графика не спасет. Завлаба (в переводе название лаборатории действительно звучит похоже на Блэкхейвен!) сыграл автор повести. Точнее, показал, как надо играть. Ты же его знаешь… Сказал, что поиски кандидатуры на эту роль в его компетенцию не входят, но раз уж они затягиваются, и раз уж он взялся за экранизацию, то хотел бы показать, что выглядеть этот кульминационный эпизод должен примерно так. Боюсь, лучше него никто сыграть не сможет! Но молчу, не хочу нервировать Федора.

— Все никак не поладят?

— У автора характер-кремень. А у режиссеров он всегда железный, вот искры и летят! Но я вот с чем: помог бы компьютерщикам, а? Они хотят корабли в картинку вставить, стыковать графику и отснятый материал. Пустыню им поправь, она у них красивая, но несерьезная, игровая какая-то, как в компьютерных стрелялках.

— Отчего же не помочь. Здесь почти все готово, осталось батальные сцены снять, да кадры анабазиса Александра.

— Это у тебя все готово, а у нас только начинается. С людьми всегда тяжелее, чем с техникой. Кстати, в Канаду скоро летите? Пора монтировать кадры с Мон Рояль. Самое время, между прочим, в октябре там прекрасно. Интересная страна! Ты заметил, автор сделал ее инвариантной во всех параллельных реальностях и временах. Ничего не меняется, даже небоскребы те же самые. Впрочем, я его отлично понимаю. Но нам так не жить, скучаем мы там. Россия ведь тоже инвариантна во всех реальностях, вот только совсем по-иному…

 

 

 

Глава 4. На Марс!

Доктор

Рассвет встречал Док. Командор, передавая вахту, пожаловался на подозрительную вспышку в небе и ночной обвал на склоне, но о том, что ему слышались винтовочные выстрелы, не сообщил. Может, это камни от мороза лопались.

Остаток ночи прошел спокойно. Док занимался спутниками связи, проверкой телеметрии орбитального модуля, обсерваторией, анализаторами корабля и датчиками периметра. Его не отвлекали ни скрип температурной деформации тонких стенок, ни тонкая песня ветра во внешних микрофонах, он думал о своих дочерях, но уже не с безысходной горечью, а с привычной тоской. Принцессы разбередили память, и все же ему стало легче. Будучи молчуном, он все переживал в себе, телепатия же не давала замыкаться, и он как будто выговорился, снял груз с души. Звездные девушки, кажется, тоже. Они сбавили агрессивность, вызванную, скорее всего, взрослением после гибели отца. Заботясь о них, он как будто искупал свою вину. С 19 августа минувшего года его дочери-двойняшки не появлялись в ЦУПе, не передавали сообщений, а розыски не дали результатов. Позже он узнал, что их опознали среди москвичей, павших на баррикадах…

В отличие от Александра доктор понимал, что контакт состоялся. Настоящий, с большой буквы, при котором нет нужды в формальных переговорах, все образуется само собой, поскольку худо-бедно, но стороны понимали друг друга. А ведь могло и не повезти, в их парашютах могли запутаться, к примеру, разумные крабы с Альдебарана, и тогда ищи подходы к ним и основы базовых понятий!

Его вчерашнее общение с Координаторами нельзя было назвать свободным, он понимал лишь простые посылки, а собственная «речь» была настолько невнятной, что девушки не столько слышали ее, сколько ощущали эмпатически. Но каждый новый «разговор» он вел все увереннее, все глубже понимал смысл «услышанного» (чаще все же «увиденного»: телепаты предпочитают обмен картинами, образами, у них преобладает эйдетический способ обработки информации, поскольку речь, символьная форма общения более абстрактна и более трудна) и улавливал все больше нюансов. Телепатия оказалась гораздо информативнее вербального способа, что и заметили друзья во время его лекции.

Но вскоре он почувствовал, что в его беседах с девушками участвует еще кто-то. Собственно, этот кто-то их направлял, и Доктора поразила способность кибера к телепатии! Способность людей к ней редка, необычна, может быть, они вообще не обладают такой способностью, но все же она входит в круг наших понятий. И совсем другое дело компьютер-телепат. Это даже звучит странно!

Разумный компьютер представить можно, времена антропоцентризма уходят в прошлое. Земным компьютерам не хватает всего лишь мощности для обретения разума. Пока не хватает. Принципиальных затруднений на этом пути не видно, дело в быстродействии, да в объеме быстрой памяти для рутинных программ-откликов на внешние вызовы, то есть стереотипов. Как ни странно, но именно стереотипы, быстродействующие стандартные модели поведения, реакции на стандартные вызовы окружающей среды, инстинкты, проще говоря, делают нас живыми людьми, а вовсе не способность к абстрактному мышлению. Таракан вряд ли обладает мощным аналитическим разумом, но в том, что он живой никто сомневаться не станет, ибо инстинкты у него развиты на удивление хорошо. Это племя и нас переживет! Что же касается отвлеченного мышления, то оно, наоборот, как раз весьма близко к компьютерному перебору вариантов.

И если насчет разума у кибера можно не беспокоиться, это всего лишь вопрос времени, то как представить «живой» компьютер? Не только мыслящий, но и чувствующий, не только чувствующий, но и умеющий передавать эти чувства, да еще телепатически! Хотя, если разобраться, именно так и должно быть, ведь телепатия по определению подразумевает и восприятие, и передачу эмоций, с этого она и должна начинаться в своем развитии, если она продукт эволюции, а не дар божий.

Как воспринимать компьютер, способный записать в свои матрицы личность человека в полном объеме, со всеми ее нюансами, привычками, воспоминаниями, и не только записать, но и повторить, воспроизвести, развить, то есть стать ею? Кем его тогда считать, компьютером или человеком? Согласился бы Док на дублирование и не будет ли это нарушением этических норм? Да, согласился бы. Нет, не будет! Насколько спокойнее матери принцесс знать, что их опекает часть ее самой, фактически она сама. И даже уходить в вечную тьму куда легче, оставляя после себя — себя же, пусть и не живого биологически, но все же живого, думающего твоими мыслями, продолжающего твое дело, хранящего твою память.

Но не пора ли нам присмотреться к Доктору поближе? Повесть многим обязана ему! Возможно даже, что именно он и есть ее главный герой…

Молчаливый, всегда сосредоточенный доктор физико-математических наук, альпинист, парашютист и мастер на все руки, один из немногих, пришедших в отряд космонавтов не из-за штурвала истребителя, он стал вторым после Командора членом экипажа спейсмонтажников. С космосом он был связан не первый год, начинал еще в команде баллистиков Келдыша, затем занимался проектными работами и первыми бортовыми ЭВМ, так что его с удовольствием приняли в отряд. Полеты как таковые, полеты ради полетов ушли в прошлое, космонавтика вышла на новый уровень. Оборудование кораблей и станций быстро усложнялось и пришло время, когда оказалось проще подготовить ученого по стандартной программе подготовки космонавтов, чем пытаться из летчика сделать ученого.

Но даже в отряде Доктор не смел мечтать о Марсе, настолько это было нереально. Хотя мечтал о нем давно. Как и Цандер в свое время, как фон Браун и Королев, как Глушко — Марс в этом смысле стоит особняком среди других планет. Это планета мечты. С приходом к руководству ОКБ-1 двигателиста Глушко началась работа над приличной большой ракетой, Валентину Петровичу удалось завершить работу над ней через полтора десятка лет, к 1987 году.

Одна беда, никто толком не знал, для чего ракета нужна. Луна никого уже не интересовала, а иных задач не было, если не считать стотонной боевой лазерной станции и проекта тяжелой платформы-истребителя спутников с ракетами класса «космос-космос». Но перестройка и разрядка перечеркнули планы их создания. Выручил Марс. Глушко сумел увлечь Горбачева рейдом на красную планету, и удивительно быстро мечта стала реальностью, хотя сам он не дожил до этого, умер в 1989 году, завещая развеять свой прах над Марсом!

В марсианском проекте Доктор оказался на своем месте как специалист широкого профиля, прекрасный теоретик и замечательный практик, и быстро выдвинулся на ведущие роли. За профессионализм и из почтения к ученому званию все звали его Доктором, а за глаза Доком. Он не возражал. В отличие от военных Док не придавал большого значения субординации, но ценил правила хорошего тона и чувство собственного достоинства. Начальство знало, что его не похлопаешь по плечу, не любило за это, но опасалось и уважало. Он руководил монтажом и наладкой, на нем лежала научная часть, спецслужбы считали его ставленником ЦК и Горбачева, военные ставленником спецслужб, а ученые полагали, что он протеже военных. Высшее же руководство ценило его ум — и рекомендации спецслужб, военных и науки...

Но мы не будем сразу сообщать все, что нам известно о нем, он и так стоит в центре событий и связывает все нити. Отметим лишь, что в ситуации, сложившейся на Марсе, Доктор оказался на своем месте, как будто сценарий, о котором шла речь в том странном монологе-диалоге в начале повести, писали специально для него...

 

 

Орбитальные монтажники.

Прежде чем перейти к самому юному нашему герою, надо бы объяснить, о чем эта повесть, не жанр ее определить, а сюжет сформулировать. Может быть, она о полете на Марс? Да, о полете на Марс. Но главное ли это? Пожалуй, что и нет. О боге? Да, и о боге, он важнее любого полета. Но и о России. Как же без нее, без ее особого пути, ведущего неведомо куда…

Но в некотором смысле это еще и видеоповесть, поэтому можете сразу взглянуть на экран, оператор знает свое дело и там уже замелькали нужные кадры. Перед нами снова близкий космос, низкая орбита и справа медленно движется голубой фон гигантской выпуклой стены. Это поверхность дневной стороны планеты, усеянная хлопковыми коробочками облаков. Неторопливо проплывают Красное море и Африканский рог, на севере угадываются Кавказские горы, видна белая полоска снежных вершин и зеленоватая вода Каспия, а слева — бескрайняя, серо-желтая, с коричневыми разводами горных хребтов, безжизненная Сахара, удивительно напоминающая марсианские пейзажи.

Прямо под нами плывет четко обрисованный треугольник Синайского полуострова — природа еще колеблется, как разделить Азию и Африку, по Суэцкому или по Аккабскому разломам. Кажется все же, что расходиться материковые плиты собираются по второму варианту, и через каких-то несколько миллионов лет море надежно отделит Израиль от Иордании и Сирии, что снимет многие проблемы. Если они еще будут кого-то беспокоить…

Дремлет в средиземной лазури окаймленный белопенным прибоем Кипр — и будит в памяти образ Афродиты Киприды, пеннорожденной. Да, будет жаль покидать столь красивую планету, но кто-то собирается сделать это. Кто-то собирает межпланетный корабль. Мы видим, как монтажник в легких ракетных санях осторожно гасит кувыркание тяжелого модуля, только что выведенного наверх, и к Земле медленно уходит последняя ступень ракеты носителя. Монтажник то ослепительно вспыхивает белым скафандром на солнце, то растворяется во тьме и тогда виден лишь бледно-фиолетовый факел двигателя саней. Еще один помогает ему. Кажется, мы наблюдаем рождение знакомой конструкции! Да, это она, вот и большие красные буквы на белом фоне — СССР.

Видны громадные разгонные блоки, собранные в связки, их венчает сложная конструкция из модулей, в некоторых уже светятся иллюминаторы. Появляется звук и слышны переговоры по интеркому:

— Аккуратнее, аккуратнее, Саша, массу учитывай, инерцию! Так, чуть левее. Еще чуть-чуть. Есть! Фиксируй. Замки сработали. Стяни фланцы, я состыкую разъемы — и на сегодня хватит.

— Добро! Командир, попросили бы вы Дока затопить печку, здесь не жарко. Эти монстры закрывают Солнце.

— Хорошо, энергии уже хватает. Кстати, Док обещал угостить настоящим кофе. Я сам видел, как он делал из центрифуги кофеварку. Классный ученый и мастер на все руки, но у него в роду явно были контрабандисты! Лишь бы он ограничился кофе… Гм, ладно. Если так пойдет, то завтра-послезавтра управимся, дальше дело за ним. Монтаж — полдела, главное наладка.

— Сплюньте, командир, через левое плечо! Работы выше головы. Пора кстати, раскручивать гироскопы, свои разъемы я уже стыковал, энергия пошла. Доку вечно не хватает киловатт, да и я не хочу мерзнуть, а этим коробкам дня три на прогрев надо! Все, Петрович, кажется, пора домой.

Молодой монтажник описал на санях крутую петлю и лихо подлетел к шлюзу, затормозив в самый последний момент. Над Землей плыл настоящий гигант! Их немалый «Салют» размером с хороший автобус казался букашкой на его фоне. В новых модулях зажигалось освещение, заработало отопление и зашумели вентиляторы, зажужжали гироскопы, панели фотоэлементов повернулись, ловя солнечные лучи, корабль пробуждался к жизни. В нем уже можно было работать без скафандров, хватит маски и теплых свитеров.

Монтажный экипаж прибыл на орбиту в обычном «Союзе», его, как и все остальные пилотируемые советские корабли вывела в космос одна из модификаций бессмертной «семерки» Королева Р-7. Наверное, она и через двадцать лет будет поднимать человека в космос! Базовый отсек взяли от старых «Салютов», их много скопилось на складах в Подлипках, и вывели наверх «Протоном», как и двадцать лет назад, а тяжелые модули вытащили на орбиту новыми ракетами «Энергия».

Знаменитый «Сатурн-5» Вернера фон Брауна мог вывести сто сорок тонн на низкую орбиту, но и полезная нагрузка «Энергии», девяносто тонн, вполне достаточна для многопусковых схем. Не говоря уже о том, что разработчики всегда либо темнят, либо сами не знают возможностей своих конструкций. Во время пробных пусков того же «Протона», к примеру, произошла такая история: первая ступень не отстыковалась — и вывела на орбиту холодную вторую с массогабаритным макетом корабля, что было куда больше проектных шестнадцати тонн!

Этой весной старты шли один за другим, цветущую казахскую степь усыпали обломки первых ступеней и бустеров. Американцы забеспокоились. Что там строят эти ненормальные комми? Еще одну орбитальную станцию? Но ведь их «Мир» за пять лет после запуска не собран и наполовину! Может быть, они собирают на орбите тяжелую боевую платформу, свой загадочный асимметричный ответ на программу звездных войн? Или придумали что-то новое? Но что? Кажущаяся бессмысленность колоссальных затрат пугала. К этому времени русские своими реформами совсем загнали в тупик экономику и даже начинали голодать, поэтому внезапная космическая активность не находила объяснений.

Страна действительно трещала по швам, но монтировала межпланетный корабль. Для сборки понадобились настоящие космические монтажники, но оказалось, что их куда труднее найти и подготовить, чем экипажи для долгих, рутинных полетов на орбитальных станциях. Когда же нашли, то парни оказались самостоятельными и требовательными, что как-то не принято в советской военизированной космонавтике. И чем лучшие подбирались кандидаты, тем тяжелее с ними было иметь дело! Они знали порой больше, чем знали инструкторы, ничего не боялись (а чего им бояться?) и непрерывно вносили свои, часто очень дельные и продуманные предложения, словом, всячески проявляли инициативу. Властный Каманин, начальник центра подготовки космонавтов, ходил злой, как черт, он привык к иным порядкам.

Срок старта поджимал, а сборка корабля шла медленно. Еще хуже было с надежностью экспериментальной, фактически, техники. Но не только новых узлов, агрегатов и модулей это касалось. Даже серийная, давно выпускающаяся, вылизанная техника не могла похвастать совершенством. Двигатели, системы ориентации, связь — все это было отработано достаточно хорошо, куда хуже работали системы, связанные с бытом и гигиеной. При советском социализме с этим всегда было неважно, тяжелую ракету спроектировать и запустить в серию здесь почему-то проще, чем приличный унитаз!

Что лучше, например, при долгих полетах на низкой орбите, стирать белье или перейти на одноразовое? Стирка требует воды, мыла и времени, повышает влажность на борту, а в невесомости превращается в сущий кошмар. Сушка белья тоже проблема. Можно, конечно, натянуть веревки между антеннами и выходить в открытый космос с прищепками. Там белье сохнет отлично, но эта идея даже в голову не приходила конструкторам. Почему?

Такие вопросы задавал Александр, ценивший ежедневный душ и чистое белье. Хлопотно и теряется воздух в шлюзе? Ну и что? Зато в корабле, пардон, не пахнет, как на той же станции «Мир»! Белье схватывается коркой льда и не проходит назад через шлюз? А кто проверял? Что мешает, национальная гордость? Советский космический корабль будет выглядеть недостойно с трусами на вантах? А запах грязных носков никому не мешает? А трусы над компьютером — верх патриотичности? Кстати, почему они без государственной символики? Мы что, хуже американцев?

Он так допек всех, что специалисты подсчитали затраты времени, воды, энергии и воздуха на стирку. При этом учли все, вплоть до влияния конденсата на надежность бортового компьютера. Оказалось, что проще и дешевле использовать комплекты одноразового белья и затем сжечь с грузовым кораблем в атмосфере. Установили и компактные конденсаторы, влажность пришла в норму, воздух посвежел, и за сутки собиралось полведра хорошей воды!

 

 

Александр.

Итак, Александр, самый молодой и обаятельный из группы подготовки, пилот-штурмовик, боксер, актер, любимец девушек и душа любой компании. Никогда бы не взяли наверх летчика, ушедшего из военной авиации в театр и даже в кино, но как раз на съемках одного батального фильма он показал себя во всем блеске, что и проложило ему дорогу в космос!

Чем очевиднее становился тупик, в котором оказалась страна, тем больше сил и средств тратилось на пропаганду ее величия. В грандиозных фильмах-эпопеях сражалось подчас больше войск, чем было в реальной истории. СССР проигрывал войну в Афганистане и выводил оттуда подразделения, но десятки тысяч бывших «афганцев» не могли смириться с этим. Клин клином решили наверху и предложили снять фильм о нашей моральной победе там.

Бондарчук не отказался, опыт «Войны и мира» был неоценим, опыт грандиозных батальных сцен. Конечно, мэтр сожалел, что место блестящей кавалерии заняли чумазые танкисты, но зато появилась новая интересная фактура, боевые вертолеты и самолеты! Тут и пригодился Александр, актер с хорошими данными и военным опытом пилота. Хотели назвать фильм «Освобождение», но название уже было забронировано за большим сериалом о другой войне и пришлось ограничиться более скромным: «Третья рота». Зато реклама была тотальной, а бюджет более чем солидным.

Image 23 45 - 01 05 2014 (3)

Роль у Саши была поначалу небольшой, второго плана, но вскоре о ней забыли. Он стал играть другую роль. Незаметно он стал главным координатором съемок, уважаемым всеми сторонами посредником между гражданским и военным начальством, местными жителями и администрацией, съемочной группой и приданными для съемок воинскими частями. Он показывал, как строить афганские кишлаки и как их штурмовать, рассказывал о тактике боевых действий, изводил костюмеров требованиями к достоверности деталей одежды моджахедов и не ленился объяснять салагам из пехоты, как сматывать изолентой магазины автоматов, и почему в горах кроссовки лучше сапог.

Но его звездный час наступил, когда он вел атаку штурмовых вертолетов на мятежное селение. Боевые машины с ревом мчались над бурой каменистой пустыней, так похожей на марсианские плоскогорья, под гремящую, громыхающую, сводящую с ума музыку Вагнера. Музыку выбрали с единственной целью, чтобы заглушить невыносимый гул двигателей и мат пилотов, но она так ошеломляла, придавала такой трагизм эпизоду, что атака с неба превращалась в сокрушительную, эпического размаха кару господню!

Режиссер оценил потрясающий эффект и вертолеты тут же оснастили мощными усилителями. Это был всего лишь технический прогон, затем в эпизод планировалось вмонтировать кадры с главным героем (он никогда не видел боевых вертолетов, панически их боялся, и сниматься в воздухе категорически отказывался). Но Александр поломал все планы. Он так лихо наводил воздушных акул на огрызающийся «Стингерами» и пулеметами кишлак, так свирепо матерился под рев труб и гром литавр «Полета валькирий», так виртуозно маневрировал среди огненных трасс и дымных разрывов, что эпизод сам собой стал центральным и сценарий «поплыл». Рука не поднималась вырезать великолепного штурмовика в шлеме-сфере, ведущего самую зрелищную атаку в истории кино после атаки кавалерии Нея в «Ватерлоо»!

Главному до того герою пришлось героически погибнуть в первом же бою, его место с полным правом занял Александр — и блистал все три часа фильма! Зрители плакали, когда его вертолет падал на главную площадь селения, и он в одиночку занимал круговую оборону. Они рыдали, когда он снимал с турели авиационный пулемет и поливал огнем все вокруг. А его единоборство с бородатым гигантом-моджахедом стало легендой, затмило бои Брюса Ли и Чака Норриса и вдохновило заокеанского дилетанта Сталлоне на создание своего унылого «Рэмбо».

Успех фильма необычайно расширил круг знакомств Александра, на него обратила внимание сама Раиса Максимовна Горбачева, с ее помощью он и осуществил свою сокровенную мечту, попал в отряд космонавтов. Это отлично работало на раскрутку новой советской звезды, добавляя обаяния социализму «с человеческим лицом». Космос стал популярен, как в шестидесятые годы. Снова заговорили о полетах на Луну и даже на Марс! Возможно, это и натолкнуло супруга Раисы Максимовны на мысль разыграть космическую карту в глобальной игре. Так наши герои попали в эту колоду. Александр стал звездой, из него делали суперзвезду, но парня действительно тянуло к звездам!

В 1991 году определился состав первого монтажного экипажа, это была наша троица. Время поджимало, к осени следующего года корабль должен был быть непременно готов, хотя дату старта устанавливало не Политбюро, а небесная механика. Осенью 1992 года открывалось окно для старта. Упускать этот момент было никак нельзя. На Марс их посылать, конечно, никто не собирался, они не подходили по идеологическим параметрам, но для черной интеллектуально-физической работы на орбите — лучше не подберешь. Они понимали друг друга без слов, хотя и мало общего имели между собой. Должны были сказаться разный возраст, разный жизненный опыт, разные интересы, но не сказались: они хотели в космос, как раньше в море и в небо. Любой ценой, под любым предлогом, для любой работы. А предложение смонтировать космический корабль для полета на Марс и вовсе их потрясло! Как будто дед Мороз вытащил из мешка самую голубую и несбыточную детскую мечту.

Вскоре Док корректировал то, что еще можно было исправить в техническом плане, и его предложения были настолько очевидными, что закрадывалось подозрение в неважной подготовке рейда. Был у дока такой талант. Он смотрел на вопросы шире узких специалистов и видел решения проблем там, где они и самих-то проблем не видели. И все же его предложение включить в состав экипажа девушку ошеломило всех. Но всерьез рассматривалось правительственной комиссией!

Та хваталась за любую идею, лишь бы успеть в срок. При таких объемах работ хозяйка на борту действительно могла сэкономить кучу времени. Да и американцы смело включали дам в состав экипажей «Шаттлов», вплоть до школьных учительниц! Но даже омоложенное за последние годы Политбюро осталось все же консервативным органом и его дряблые члены пришли в такой ужас, что Горбачеву приходилось это учитывать.

— Михаил Сергеевич, специалисты считают, что в состав монтажных экипажей стоит включать женщин. Это позволит освободить монтажников от хозяйственных хлопот! Да и честолюбие мужское сыграет роль…

— Да вы что там, совсем уже с ума посходили? Мало вам бардака здесь, так решили развести его на орбите? Девки им необходимы, видите ли! Месяц-другой потерпеть не могут! Каманину выговор! И чтоб я больше ничего подобного не слышал. Нет, ну надо же додуматься — соперничество!

Но вечером Раиса Максимовна улыбнулась гневному монологу мужа:

— Конечно, Мишенька, конечно. Ты прав. У нас, к сожалению, так не принято, и привыкнут не сразу. Вот и мне нелегко приходится, в народе считают, что я… ну да пусть считают, время покажет. А монтаж действительно можно было бы ускорить. Жаль, вы там у себя поторопились и уже поздно говорить об этом, а то я подобрала бы подходящую кандидатуру.

— Да ты что, Раечка! И ты туда же? Ну и ну…

— Не волнуйся, дорогой, все это не стоит твоих нервов! И без того хватает проблем.

Однако весь остаток вечера Мишенька волновался, ходил задумчивый, и что-то бурчал себе под нос, как будто спорил сам с собой. Он понял, что мог и ошибиться в деле подбора кандидатов для марсианского проекта, но не хотел в этом признаваться.

 

 

Военный Haute couture.

Александр оказался блестящим мастером монтажных операций в открытом космосе, но поскольку работа это редкая, непубличная, то гораздо больше он прославился своими шутками над военными. Над которыми посмеивались везде и всегда, начиная со Спарты, а уж в нашей стране особенно. В ней армия и силовые структуры играют особую роль, при социализме иначе нельзя, вот и сложились целые серии анекдотов про военных, милицию и даже КГБ! Но слишком уж рисковать Саша не собирался, и свое добродушное, в сущности, чувство юмора развивал и оттачивал на благодатной почве военной моды.

Как известно, первый Ильич носил пролетарскую кепку, что нравилось недалеким широким массам, но на смену ей быстро пришли буденовки и военные фуражки. Тяга к мундиру, к форме оказалась генетической, что даже удивительно для такого, честно говоря, разболтанного и недисциплинированного народа, как русский, с его авось да небось. Кепка вождя ознаменовала начало мрачной эпохи гимнастерок и френчей, шинелей и сапог. Половина страны, школьники и дипломаты, железнодорожники и прокуроры, горноспасатели и стюардессы, надела форму и эта опасная мода никак не пройдет.

Армейский формализм известен и в конечном итоге оправдан, он всему полагает жесткие рамки, но в сфере военной моды армейцы находят выход своим чувствам, здесь они расправляют крылья и распушивают хвосты. Каждая военная реформа начинается обязательно и непременно с новой военной формы! Генералы и адмиралы, Центральный Комитет, а затем и Политбюро увлеченно обсуждают крой воротника и карманов, спорят о вытачках, рюшиках и оборочках, выводят на подиум кремлевских курсантов в полевых, выходных и парадных мундирах — и наступает истинное пиршество военного духа.

Съемки фильма и отряд космонавтов вернули Сашу в здоровую военную семью и он резвился! То его волновало отсутствие на космических скафандрах погон, петлиц и орденских планок. Показывали их по телевидению часто, гражданских в отряде было мало, а военных действительно беспокоили проблемы знаков различия, отличия и субординации в скафандрах. И в самом деле, как, например, отдавать честь в невесомости? Допустимо ли стоять по стойке смирно, но вверх ногами относительно старшего по званию? Вопрос решался на Политбюро, Сашка улыбался про себя, а Док улыбался, глядя на него. Пилот поглядывал на обоих, чесал затылок и тоже улыбался.

То Александр обыгрывал очередную идею, допустим, потрясающую идею военной пляжной формы! Войскам и впрямь случается действовать в водной стихии, но в наше время война стала зрелищем, ее часто показывают по телевидению, ей дают прайм-тайм, армейское же исподнее, во-первых, весьма непрезентабельно и, во-вторых, не имеет знаков различия, отчего офицеры не могут уверенно руководить действиями подразделений. Трудно отличить своих подчиненных от солдат противника, что подталкивает к пацифизму.

И вскоре на разных армейских и флотских уровнях обсуждались модели, материал, длина и цвет солдатских, офицерских, генеральских и адмиральских плавок, трусов, шорт, расположение шевронов и карманов на них, наличие или отсутствие лампасов и так далее. Затем из этой проблемы естественно вырастала куда более сложная и тонкая проблема женской военной пляжной формы. Дамы решительно отвоевывали себе место под военным солнцем, но и о демонстрации своих прелестей не забывали! Устоев это стремление пока не подрывало, но оттенок сумасшествия вносило.

Дальше — больше. Молодые, мускулистые офицеры предлагали наносить знаки различия краской прямо на тело или заменить их цветными перьями в прическе. Адмиралы колебались, флот по самой своей технической природе более восприимчив к новым идеям, но генералы пришли в ярость. Они не умели плавать, их дряблые мышцы и тугие животы не стоило выставлять на общее обозрение, их блестящая форма скрывала убогое содержание.

С большим сожалением расставались воины с прекрасной идеей! Да, военные изрядные модники, они ими всегда были, есть и всегда будут. И еще вернутся к армейским и гвардейским плавкам и бикини, это лишь вопрос времени. Форма — главное, особенно в армии. Полистайте альбомы с мундирами былых полков. Посмотрите на позументы, выпушки, шнуры и аксельбанты мундиров. Эта традиция старше человека и военные знают, что делают. Чем ярче хвост павлина, тем уважительнее глядят на вас другие самцы и тем пристальнее внимание самок!

Командор только руками разводил, глядя на проделки Александра, и подозревал, что суровый Доктор втайне поощряет младшего мушкетера, да и сам не прочь порезвиться. Пилот и себя не раз ловил на таком желании. И все же пора нам остановиться. Думаю, читатель уже составил себе некоторое представление о наших героях. Но…

Но такое неспешное, последовательное и подробное изложение событий мог позволить себе разве что Лев Толстой, на то он и классик. Граф, однако, жил в уютном XIX веке и писал чернилами, пером — при свете свечей или керосиновой лампы. У него и настольного компьютера-то не было, не говоря уже о ноутбуке! И что в таких условиях можно написать? Разве что сценарий для Бондарчука.

Читатель может заскучать, поэтому давайте поступим иначе. Хватит описывать героев, пора им самим проявить себя. Пусть они покажут и докажут, что не зря носят это гордое звание. Давайте сделаем еще один решительный рывок вперед и проследим за тем, чем иногда заканчивается монтаж космических кораблей!

 

 

Исход.

Всесоюзный системный бардак, в который вылилась перестройка, к 1992 году вышел далеко за рамки обычного российского бардака и отразился на марсианском проекте. Наш экипаж сменили в середине мая, но вскоре пожалели об этом, поскольку сменщики работу не потянули, несмотря на то, что в их состав ввели-таки девушку! Увы, подбирала ее не Раиса Максимовна, и толку вышло немного, более того, по ее вине и разыгралась космическая мелодрама.

Была эта лихая дама спортивной летчицей и членом партии, имела за спиной тысячу прыжков с парашютом и ордена на плоской груди. Кроме того у нее были папа маршал и мерзкий характер. Но именно благодаря этой парашютистке я и пишу свою правдивую повесть. Не будь ее, и на Марс полетел бы кто-то другой, а не наши герои, скорее же всего никто не полетел бы. Изумрудные принцессы были правы: и в мелочах и в глобальном масштабе обстоятельства складывались так, будто наших героев специально подобрали и теперь целенаправленно выталкивали с Земли.

Кроме трудностей с подбором монтажников возникла и даже перезрела проблема основного экипажа. Не удавалось подобрать будущих покорителей Красной планеты, никто не рвался на Марс!

У людей сменились приоритеты. Былой патриотизм к девяностым годам угас, светлое будущее все удалялось и удалялось, пока не исчезло совсем, и неожиданно, но вполне естественно оказалось, что крутые братки из криминальных бригад куда милее, роднее и ближе народному сердцу, чем покорители иных миров. Молодежь забыла о небе. Но и старая космическая гвардия отлично разбиралась, что к чему. Одно дело месяцами кружить на орбитальной станции, далеко от страны, жены и проблем, получая свою скромную порцию славы и зарабатывая на будущее утомительной, но рутинной работой. И совсем другое — потратить годы изнурительной подготовки на авантюрный бросок к далекому Марсу и погибнуть ни за грош. Шансы профессионалы оценивали трезво и точно.

Итак, дела у сменщиков шли из рук вон плохо, они срывали график и встал вопрос об их замене. Но никого не было в запасе. И все же наши герои получили возможность немного отдохнуть, участвуя, правда, в бесконечных совещания и консультациях. За время работы на орбите у них накопилось множество замечаний, которые еще можно было учесть.

Как всякое большое дело марсианский проект породил вокруг себя целый водоворот людей и идей. Он превосходил по масштабам американскую лунную программу и в той или иной степени затронул всю страну! Поэтому быстро вышел из-под контроля, зажил собственной жизнью и как всякая живая система стремился к гомеостазу, к состоянию равновесия с внешней средой. Которая включала в себя две тяжелых внутренних планеты солнечной системы, пространство между ними, десятки конструкторских бюро, сотни заводов, космодром, центр управления полетами, станции и корабли слежения, десятки тысяч людей занятых проектом непосредственно и сотни тысяч, если не миллионы занятых косвенно. Это не преувеличение! На лунную американскую программу работало порой до шестисот тысяч человек, но даже полет станции «Мир» обеспечивало около тридцати тысяч. Хотя «Мир» всего лишь годами кружил вокруг Земли и едва перевалил за сто тонн массы.

Иногда генсек недоумевал, как это проект набрал такие обороты и втянул в свою орбиту столько людей и ресурсов. Но тут же сам с азартом подгонял министров и маршалов. Горбачев решил, как Кеннеди в свое время, дать народу великую цель! Перестройка не оправдала надежд, она пошла не тем путем и зашла слишком далеко, но чем ее заменить? Почему бы не космосом? Идея с «Бураном» оказалась глупой, слава богу, что от нее вовремя отказались, а вот Марс… Марс — это политика!

В конце июня короткий отдых наших героев прервался. Экипаж начали готовить к авральному старту. Сменщики не справились с наладкой, и возникла серьезная угроза оборудованию. Модули промерзали, трубы лопались, контакты окислялись, все переругались друг с другом, а один даже пытался повеситься. Горбачев оказался прав насчет дамы на борту, именно она стояла в центре разыгравшихся событий. Пятнадцатого июля командор причалил свой «Союз» к стыковочному узлу и началась трудная пересмена. Шла она нервно и очень пригодились боксерские таланты Саши. В тот же день коллег отправили на Землю...

Месяц прошел в напряженной работе, наспех стыкованные модули превращались в настоящий космический корабль и под конец Доктор стал завидовать будущему экипажу. Он всегда был романтиком, Марс был его давней мечтой, а теперь у корабля появились шансы добраться до цели, причем это будет не нудный полет, а интересная работа. Рейд оправдает себя, даже если не удастся вернуться. Еще римляне говорили: необходимо мореплавание, а не жизнь.

Восемнадцатого августа они приняли последний «Протон». Корабль фактически был собран, вчерне налажен и теперь монтажников должен был сменить основной экипаж. Он обязан будет принять работу, обжить отсеки, устранить мелкие недоработки, а затем сдать вахту временному экипажу с тем, чтобы в начале октября вернуться и стартовать к Марсу. Но девятнадцатого августа экипаж понял, что внизу происходит неладное. В Подлипках нервничали, и специалистам центра управления полетами было явно не до них. Но на таком большом корабле много самых разных средств связи и вскоре Доктор выяснил, что происходит. В Москве начался путч!

Все телеканалы транслировали «Лебединое озеро». После выступления ГКЧП Док криво усмехнулся и взялся за радиооборудование, часами сидел в наушниках и появлялся лишь на сеансах связи с Землей. Слушая сбивчивые объяснения очередного дежурного, он вздыхал, но молчал. Он молчал и при разговоре Александра с командиром.

— Что будем делать, командир?

— А что ты предлагаешь?

— Идти на посадку.

Командир осунулся за эти дни, он отвечал за громадный и крайне дорогой корабль. Природный здравый смысл и житейский опыт удерживали его от опрометчивых суждений и поступков.

— Нет. Не стоит лезть в самое пекло! Да и не встретят нас, система слежения рухнула. И жаль проделанной работы. Корабль сырой. Без экипажа долго не полетает. Лучше покрутимся на орбите, пока не утрясется.

Внизу творилось что-то страшное. Горбачев погиб на форосской даче вечером двадцатого августа. Его застрелил начальник личной охраны. Ельцина демонстративно расстреляли у танка перед Белым домом. Танки Язова раздавили московские баррикады вместе с их защитниками. Национальные дружины разгромили радиостанцию «Эхо Москвы», редакции «Известий» и других либеральных газет, били кавказцев и вообще всех неславянской внешности, а попутно и витрины дорогих магазинов. Жгли книги, грабили коммерсантов и клеймили американский империализм. ГКЧП это коробило, но других союзников не нашлось.

Начались и полным ходом пошли массовые чистки. Проскрипционные списки удлинялись по ходу дела. Соседи и дворники радостно помогали очищению. Из Лужников за пару часов бульдозерами вышвырнули торговцев с их товаром, обтянули периметр колючей проволокой и к огромному стадиону потянулись колонны машин с арестантами. На перекрестках стояли танки, улицы патрулировали военные джипы, армейские провинциалы сводили старинные счеты с заевшейся метрополией и с большим чувством измывались над гордыми москвичами! Судьба империи решалась в центре, окраины никуда не денутся, считали путчисты. Но периметр вспыхнул жарким огнем и верных войск не хватало. ГКЧП не спешили признавать ни США, ни Европа. Никто не ожидал такой крови и мир притих в ужасе.

Пилот часами вел переговоры с центром управления полетами, но ничего не мог добиться. Сменный экипаж ждать не стоило, но и обеспечить их возвращение и посадку тоже было некому. Самым же страшным было то, что дочери Доктора не появлялась на сеансах связи. Он слушал «Голос Америки» и «Свободу», почернел и осунулся и однажды выбрался из-за компьютера, за которым провел последние дни, долго смотрел в иллюминатор, а затем как бы про себя произнес:

— Осталось две недели!

— О чем Вы, Док?

— До чего осталось?

— До открытия окна на Марс. Первой узкой щелочки…

— Ну и что?

— Экипаж на борту, цель на подходе, можно лететь.

— Какой еще экипаж? Давайте уж понятнее, доктор.

— Пожалуйста, командир. Я проверил все полетные программы. Мы готовы!

— Постойте, постойте! К чему это мы готовы?

— К выполнению программы. Можно справиться и втроем. А к возвращению, глядишь, и тут как-то утрясется.

— Но ведь нас не готовили к Марсу! Мы и так уже два месяца в космосе.

— Алексей, ты знаешь эту страну?

— Да уж…

— В ближайшие двадцать лет ей будет не до космоса. Даже наш полет авантюра, но в него вложено столько средств, сколько уже никогда и никто не вложит. Это первый и последний шанс!

— Что касается меня, — подал голос Александр — то я за.

— Так вы что, угнать корабль задумали?

— Алексей, для чего страна его строила?

— Для рейда на Марс, конечно.

— А ты не мечтал о Марсе?

— Я и сейчас мечтаю, но…

— Если мы не полетим, пропадет все, и корабль и труд сотен тысяч людей!

— Вот что, Андрей Георгиевич, дело это серьезное, давайте поговорим вечером.

— Хорошо. Но, чтобы вы оба знали: я договорился с американцами, они обеспечат вам возвращение и посадку. Я же в любом случае лечу на Марс, даже в одиночку! Надеюсь, Вы не будете вязать мне руки, и делать первую орбитальную тюрьму из корабля?

Командор только крякнул в ответ. Но долго думать не пришлось. Из шахты на севере России стартовала МБР и легла на боевой курс! Ее удалось ликвидировать, но американцы восприняли запуск серьезно, они и так сильно нервничали. Они сразу же перехватили управление советскими военными спутниками или ослепили их и начали подготовку шаттла для захвата «советской боевой космической станции».

Экипаж занял места по расписанию. Проверили готовность систем, отстыковали ненужный уже «Салют» и загруженные строительным хламом «Прогрессы», двигатели ориентации нацелили тяжелый корабль — и разгонные блоки выбросили бесцветные струи пламени…

 

 

Полет.

Официальная пропаганда представила их национальными героями, спасшими корабль от захвата противником. Операторы ЦУПа по мере сил помогали, но ограничивались исключительно профессиональными темами, так что о событиях на родине приходилось узнавать от американцев. Те, разобравшись, что к чему, отнеслись к полету с большим энтузиазмом. Они предоставили полную информацию по местам посадки своих марсианских зондов, а Карл Саган плакал от счастья — сбывалась его мечта!

Скрыть участие НАСА в обеспечении полета было невозможно, и гэкачеписты пошли на имитацию космического сотрудничества. Москва крайне нуждалась в американской помощи и болтовню о героях и противнике быстро прекратили. НАСА охотно транслировало репортажи с борта корабля, подчеркивая свое участие в смелом рейде на Марс. Но времени на репортажи оставалось немного. Наладка корабля продолжалась и в полете. То не разворачивалась секция фотоэлементов, и надо было выходить в открытый космос, то промерзали модули, и приходилось менять ось вращения станции, то начиналась вспышка на Солнце, и требовалось развернуть корабль для защиты экипажа. Но они отладили свою каравеллу! Корабли Колумба были скорее большими лодками, но открыли новый мир. А что ждет их? И как там старый мир?

Советский Союз рушился. Попытка сцементировать его привычным способом, то есть кровью, на этот раз не удалась. Прибалтика отделилась Image 23 45 - 01 05 2014 (4)цивилизованно, Закавказье добыло независимость в боях, а Северный Кавказ стал линией фронта надолго. О Средней Азии пришлось просто забыть. Украинцы массово увольнялись из армии и на западе Украины советская власть пала мгновенно. Автокраны выдергивали статуи вождей, и никто не бежал за ними со слезами, как когда-то киевляне за свергнутым Перуном! Громадный, уродливый, ржавый корабль кровавой империи, скрученный колючей проволокой жестокости, завершал свой полет! Заброшенный решительным не по уму «кремлевским мечтателем» в безвоздушное пространство убогих социальных теорий, он рушился на твердую почву действительности, оставляя за собой кровавый след и обломки.

Корабль же наших героев все дальше уходил от родной гавани, в которую ему не суждено вернуться. Он действительно напоминал каравеллу, и так же, как на них когда-то, пришло время убирать паруса. Год это много, когда нечем заняться, но у наших героев он промелькнул незаметно. Справа по курсу приближался Марс и даже невооруженный глаз видел уже не сверкающую красноватую точку, а диск планеты.

Как видите, земляне были на Марсе! Что ж, на то и нужны герои, чтобы расширять границы вселенной, чтобы рвать кандалы повседневности, чтобы из одной истории попадать в другую. Это мы с вами меняемся под влиянием мира, герои же меняют сам мир! Но на ту Землю, с которой они улетели, вернуться уже не удастся. Нельзя вернуться на ту же Землю, это понимал еще Гераклит. Так что вперед, на Марс!

Комментарии
  • ALogLA22 - 07.05.2014 в 16:35:
    Всего комментариев: 87
    Настучать бы тебе по чомбе, господин Кирпичев, за такие бездарные тексты. Заруби себе на носу, что ты - русофоб-публицист, а русофоб-прозаик - совсем другая Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 0 Thumb down 7
  • Юрий Кирпичев - 09.05.2014 в 04:21:
    Всего комментариев: 626
    Стыдно читать такие комментарии. Такое нельзя допускать, надо держать марку! Но ладно. Обсудим. О русофобии: нет никакой русофобии, есть разная степень понимания Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 4 Thumb down 0
    • Mark Pevzner - 14.08.2014 в 15:15:
      Всего комментариев: 69
      Прочел залпом, не оторвался ни разу. Прекрасно написанный, вернонаправленный, научно-фантастический текст читается легко, узнавательно, и потому ещё интереснее, Показать продолжение
      Рейтинг комментария: Thumb up 7 Thumb down 0

Добавить изображение