Музыка, политика и мы, Мaрк Певзнер

Уважаемый Яков Михайлович Рубенчик,

Позволю себе ответить сразу на несколько Ваших постов в ГБ, собрав мои ответы, не отправленные Вам до сих пор. Извините, если что-то попало вторично в это письмо, довольно большое по объёму и в ГБ не влезающее.

1. Я ни в какой мере не хотел Вас обидеть ни своим ником, ни тем бoлее, намёком на Ваш возраст, вызывающий у меня восхищение и добрую зависть.
2. Общение с Вами на музыкальные темы для меня не только приятно, но почитаю за честь. Разумеется, согласен с Вами в том, что знание прошлого дает несомненные преимущества в суждениях дня сегодняшнего, о чем я уже писал в свое время в Лебеде.
3. Мое “пишите для нас” означает — для читателей Альманаха, любящих музыку. Что таковые есть, было доказано многими интересными дискуссиями и комментариями неоднократно, если Вы помните.
4. Я не вступил в дискуссию о Сталине и о деле врачей только потому, что на этот счет имею мнение, которое измениться не может, и убеждать кого-либо в своей правоте нужным не считаю. Однако в нынешнем послании к Вам я всё же попытаюсь изложить мою свою точку зрения на этот счёт.
5. Благодарен, что Вы отметили несколько необычный список выдающихся теноров прошлого и настоящего, мною Вам представленный.

-В него вошел Иван Семенович Козловский, потому что он Ваш любимец и образец гениального тенора.

-Владимир Атлантов, потому что он мой земляк и любимец, и его я считаю одним из самых выдающихся теноров советского периода.

-Роберто Аланья и Йонас Кауфман включены в список как одни из лучших европейских теноров последнего двадцатилетия. На их месте можно было бы поставить еще три-четыре хороших тенорa, но мне интересно Ваше мнение именно об этих двух.

6. Мне еще более интересны Ваши критерии оценки вокалиста. Только ли это успех в многочисленных партиях, спетых в лучших оперных театрах мира, или существуют и иные категории, например, «мне нравится»? Каковы они у Вас, почему именно Козловский, тенор для очень многих весьма спорный? Ведь и до него, и после него можно назвать еще, как минимум, пяток блестящих теноров?

В моем понимании, выдающийся певец, прежде всего, должен обладать голосом необыкновенно красивого звучания. Конечно, красота во всех случаях дело индивидуального предпочтения и вкуса. Чувство это приобретенное, потому и индивидуально. В связи с этим для меня необычен Ваш выбор двух величайших теноров — Энрико Карузо и Иван Козловский.

Выбор итальянского тенора мне понятен и бесcпорно совпадает с моим. Карузо, записи которого мы слушаем много лет, поражает силой и необыкновенной красотой звучания верхнего и нижнего регистра, чего у Козловского, в силу его природных качеств, нет. В пении Ивана Семёновича есть и легкость, и верхние ноты, но необыкновенной красотой его голос, по моему мнению, не обладает: он специфичен на слух, в нем присутствует излишняя иногда манерность, ненужная этакая народность, богатством нижнего регистра он тоже не радует, его голос, конечно, прежде всего лирический тенор, то есть тенор ограниченных возможностей, как я бы его назвал. Мне всегда казались эти деления теноров на легкий лирический, лирико-драматический и так далее, не от хорошей жизни.

Пожалуйста, не обижайтесь за Ивана Семеновича, он и без нас певец был очень успешный, но в сравнении со многими великими тенорами, Вы уж простите, его голос проигрывал, и много. У меня есть, конечно, его записи, слушаю их, он поёт всё правильно и легко, но природа низы не дала, а я считаю, что тенор ценится по низам, как баритон по верхам, таково моё мнение. Согласны ли Вы с этим?

Признаюсь, что несмотря на сказанное, я слушаю с удовольствием настоящего контр-тенора, тоже ограниченного рамками, который звучит очень красиво, и голоса такие чрезвычайно редки. И это, вновь, лишь мое личное мнение, которое никому навязывать не смею.

Без сомнений, ближе всех подошел к звучанию Карузо названый Вами Беньямино Джильи, после которого я бы назвал также любимых мною Юсси Бьерлинга и Джузеппе ди Стефано, пение которых красиво и ровно во всех регистрах, верха и низы берутся абсолютно легко, без напряжения и в то же время с необыкновенным драматизмов там, где оно выражает сильные чувства, дыхания их не слышишь, голоса льются сами собой и выражает самые тонкие оттенки настроения певцов. Да что я Вам расказываю, Вы истинный многолетний поклонник и специалист по вокалу, прекрасно все это знаете и без меня, разумеется.

Из певцов нашего времени назову, прежде всего, Пласидо Доминго, голос которого по красоте чуть уступает, со своей немного испанской окраской, по красоте чуть уступает, на мой взгляд, непревзойденным голосам Карузо и Джильи, но все-таки звучит выше похвал. Я имел счастье слышать Доминго в Нью Йорке в “Пиковой Даме”,  где уже немолодой маэстро блеснул не только выдающимся мастерством, но и прекрасным русским. Мне даже довелось побывать после спектакля за сценой и дотронуться до плеча Германа, на что маэстро любезно спросил, обернувшись: “ Вы что-то хотели?’ И я сказал правду, что именно и хотел до него дотронуться. Доминго рассмеялся и ушел. А я остался с замечательным воспоминанием о Доминго-Германе.

Из ведущих современных теноров я назову лишь двух. Первый, это  француз из Сицилии  Роберто Аланья, которого слышал однажды и множество раз на видео- и стереозаписях. Звучание его голоса очень красиво, пение его, безусловно, бельканто,  здесь я вам не поверю, но поверю своим ушам, вкусу, а также тому, что три десятка лет Аланья солирует на лучших сценах мира. Он поет сложнейшие драматические, лирические и героические партии одинаково легко и очень мужественно, на мой взгляд. Его концерты всегда зрелищны и интересны, прежде всего, энергией певца, полетностью и красотой его голоса, высоким техническим мастерством. Великолепный тенор явно не заслуживает Вашей недоброй оценки.

Но было бы интересно узнать Ваше мнение о тех недостатках его вокала, которые дают основания для серьёзной критики Аланья, а я, возможно, их не заметил.

Второй, названный мною ранее Йонас Кауфман, остается уже десяток лет для меня некоей загадкой. С одной стороны, его широчайший репертуар, его многие очень хорошие записи и мировой успех, говорят о многом. Но с другой стороны, прослушал его дуэт с Хворостовским из “Искателей жемчуга” и поразился: голос звучал тускло, даже сипел  слегка, я испугался и подумал, что у меня что-то со слухом, но нет, прослушал вторично, и тот же эффект. Возможно, запись была плохая. Вертера он записал очень здорово, особенно в низах — просто баритональное звучание, и при этом —  великолепные ровные верхние пронзительные ноты страдания.

Прослушал дуэты с А. Нетребко из «Травиаты» — вновь очень хорошо, гораздо лучше технически, чем у красотки-партнерши. А вот его “Нессун Дорма” в записи 2015 года  — и вновь совсем не понравилось: и покрикивал местами, и не допевал где-то, в общем, ничего,  хотя зал захлебнулся в аплодисментах. Вот и Вы тоже недовольны его пением, правда, к сожалению, не написали причину, жаль. Cоглашаюсь с Вами:  он от Джильи несколько вдалеке, конечно. А и то сказать, много ли было в истории теноров, подобных Карузо и Джильи?

7. О Владимире Атлантове, голос которого знаю уже много лет,еще школьником слушал его вокальные концерты в Ленинградской филармонии, затем его Германа и Хозе в Мариинке, где он пел неплохо, но недолго. А вернувшись после стажировки в Ла Скала, он почти сразу стал петь в Большом, и это уже был совсем другой Атлантов — все это видели, если можно так сказать о певце. Он, на мой взгляд, блестяще пел и лирический, и драматический репертуар, но голос берег, пел нечасто, как я помню. Его партии в “Травиате”, “Кармен”, в “Иоланте”, ”Дон Карлосе”, “Чио-Чио-Сан”, в “Онегине”, “Пиковой Даме”, его записи русских романсов и итальянских песен — чрезвычайно высокого уровня, голос ровный, немного масляный, но слегка, меньше чем у баритона Павла Герасимовича Лисициана, или у Юрия Мазурка из Большого, что очень нравилось публике и мне, конечно, в том числе. Голос глубокий, окрашенный и звучный в то же время, всегда как бы скрывавший некую тайну, так мне казалось. Безусловно, Атлантов, один из самых выдающихся теноров советского периода, и я его отстаиваю перед Вами, даже несмотря на его членство в КПСС, и никогда не соглашусьc Вашей грубовато выраженной оценкой.

И зачем же Вы так, ведь вокал — дело тонкое, грубости не любит. О каком роботе мог даже подумать кто-либо, слушавший Атлантова? “Омерзительный тембр?” – да, о нем ли Вы говорите, его ли Вы слушали? Ни в Ла Скала, где он пел неоднократно, ни в Большом, ни в Ленинграде никто и никогда даже и подумать так не мог о пении Атлантова. Одно лишь перечисление наград и призов певца за победы в самых престижных вокальных конкурсах мира начисто опровергают Ваши ужасные определения. Я помню, как много лет назад молодого Атлантова пригласили на празднование столетия Энрико Карузо в числе пятерых лучших теноров мира.

Я помню, как одна солистка Большого рассказывала о наслаждении, которое она испытывала, слушая пение своего многолетнего друга и партнера. Имя этой вокалистки  Елена Образцова, которая не любила кривить душой.

А другая выдающаяся певица Большого даже вышла замуж за молодого красавца и родила ему дочь. Она тоже знала толк в пении и никогда бы себе не позволила выйти замуж за тенора обыкновенного, ибо фамилия ее была Милашкина. Я понимаю, что шутка моя Вас не убеждает, так заберите свои нехорошие слова об одном из самых талантливых теноров страны просто из любви к искусству.

8. Для меня ни внешность певца, ни его актерское мастерство никогда особой роли не играли. Совсем не важно для меня видеть на сцене толстенного невысокого и немолодого Джильи в роли крестьянского парня, например, выглядевшего чрезвычайно комично, если я слышу его глубокий, божественно окрашенный, просто совершенный голос, то нежный, то доверительный, то просящий, то требовательный, то насмешливый и все время молодой и сильный, завораживающий всех своей мощью и красотой. Им и играть не нужно было вовсе, они все могли выразить и выражали лишь звуком своего голоса.
9. В связи со сказанным хочу поделиться с Вами мыслями о современных тенденциях развития оперного искусства. Много лет мы видим новые постановки классических опер Масснэ, Верди, Моцарта, Пуччини, Чайковского. Но ни разу меня не обрадовало так называемое новое прочтение, и всегда раздражала сама тенденция непременно дать это самое «новое прочтение».

Помню постановку феноменальным Юрием Любимовым «Князя Игоря», в которой он позволил себе убрать арию Кончака, одну из жемчужин оперы, которую Александр Бородин ещё успел даже оркестровать сам? Как мог Любимов оскорбить память Бородина, сняв эту арию, не вписывавшуюся в его режиссёрский замысел, я не представляю. Я не понимаю того, кто и сегодня вновь хочет повторить любимовский опыт с Кончаком.

Только авторское прочтение, и нет ничего иного, я уверен в этом совершенно. Никто не запретил Любимову, как и всем оперным реформаторам такого рода, написать не только новое либретто, но и быстренько сочинить свою музыку. В ней, наверное, нашлось бы место подколесинскому сальто в «Женитьбе», комиссарской гимнастёрке князя Игоря, прочим трюкам. Любимовы вправе заниматься созданием новых постановок под свою музыку, либо под музыку классиков, заручившись их согласием. Не менее того.

1. История отвратительных инноваций классических опер давняя, живущая и сегодня, к моему сожалению. Понимая, что неуёмная жажда деятельности режиссёров, желающих громкой славы при жизни за счёт всенародно известной и любимой музыки великих классиков, не может быть легко остановлена, и, вероятно, не будет. Желание зрителя видеть новый спектакль совершенно объяснимо и законно. Наверное, подумал я, «новаторы» посягают на святое потому, что новых опер создаётся очень мало и, вероятно, работы им не хватает, беднягам.

Я разыскал любопытную статистику, которая утверждает, что за пять лет 2005- 2009 в мире состоялось более ста тысяч оперных спектаклей, на них зрители увидели 2156 опер, из которых 300 опер являлись премьерами. Иными словами, ситуация иная, современными композиторами написана практически каждая седьмая поставленная опера, хотя, с другой стороны, 300 опер за пять лет на бесчисленное количество режиссёров, действительно маловато. Тогда тем более стоило бы бережнее относиться к авторам столь редкого творческого жанра.

К стыду своему, я не был одним из зрителей этих премьер и понятия не имею, где они происходили. Однако статистика утверждает, что в числе первых ста самых посещаемых опер нашлось место лишь для двух композиторов двадцатого века: Б. Бриттена с оперой «Поворот винта» и Дм. Шостаковича с «Леди Макбет». Более глубокие статистические раскопки показали, что среди наиболее популярных опер второй мировой сотни есть произведения ещё двух современных композиторов. Это Г. Фрид с оперой «Дневник Анны Франк» и Дж. Хегги с оперой «Мертвец идёт». Пару слов о них.

Лет десять назад голливудская звезда, блестящая Сюзанн Сарандон получила Оскара за роль в экранизации рассказа одной монахини об осуждённом на казнь убийце. Я фильм не смотрел, будучи сильно занят в то время на стройках капитализма. Но заключительный успех фильма на Оскаре помню прекрасно. Правда, муж красотки Сюзанн, выдающийся актёр и режиссер Тим Роббинс, тогда дважды номинировался на Оскара, но не преуспел. Так же «не попал» в тот раз дважды оскароносный внук еврейских иммигрантов из Литвы и России Шон Пенн. Теперь непременно посмотрю душещипательную историю монахини и убийцы, а вот оперу с названием «Мертвец идёт» («Dead Man Walking»), даже и не знаю, где найти.

С оперой Григория Фрида всё гораздо более известно. Он был нашим современником, руководил много лет молодёжным музыкальным клубом в Москве, который сам и организовал в шестидесятые. Был он литератором, коллекционером, художником и композитором, наставником молодых дарований, человек заслуженным по праву и очень известным во многих странах мира. Оперу написал еще в начале 70-х, она была поставлена во многих городах и странах. Его моноопера — это сочинение для солистки в сопровождении фортепьяно или оркестра, а текст представляет собой практически дневник Анны Франк.

В сети можно смотреть несколько видеозаписей постановок, я видел две из них. Музыка очень выразительная, сама постановка проста и трагична, остаётся в памяти надолго, хотя никаких особенных приёмов в опере не используется. На сцене портрет девочки с большими черными глазами просто говорит сам за себя, ничего больше говорить об этом произведении Григория Фрида не буду, а сам автор ушёл из жизни три года назад, светлая ему память.

Возвращаясь к оперной статистике, счастлив сообщить, что самые исполняемые в мире две оперы, это моцартовская «Волшебная флейта» и «Травиата» Джузеппе Верди. Кто бы и сомневался, что в первой десятке, кроме двух названных композиторов, нашли своё место Жорж Бизе, Джакомо Пуччини и Джоаккино Россини, причём Пуччини занял три места в десятке со своими гениальными операми «Богема», «Тоска» и «Мадам Батерфляй», так же как и Моцарт с “Флейтой», «Свадьбой Фигаро» и «Дон Джованни». Верди имеет в первой десятке лишь (сказанул?!) «Травиату» и «Риголето». Зато среди двадцати пяти лучших у Верди шесть опер, у Моцарта пять, у Пуччини четыре оперы, у Гаэтано Доницетти две. Попал в список самых популярных двадцати пяти Петр Ильич Чайковский с «Евгением Онегиным».

Любовь слушателей к операм этих классиков настолько высока, что ставятся все их оперы, которые принадлежали вдохновению Моцарта, Верди, Пуччини, Вагнера, Доницетти. Один из самых плодовитых великих оперных композиторов, вероятно, Джоаккино Россини, написавший более сорока опер, все они были поставлены за эти пять лет. Италия очень высоко оценила вклад своего гениального композитора в развитие мирового музыкального искусства, увековечив память о Россини во Флоренции, в церкви Санта Кроче, рядом с могилами Галилея и Микельанджело. В правом дальнем от входа углу стоит великолепный, чрезвычайно пышный памятник над надгробием композитора, чьё наследие оказало такое сильное влияние на творчество многих музыкантов всего мира. Поверьте мне на слово, кто ещё не побывал: уже входя в Санта Кроче, чувствуешь благоговение и даже робость, а уж перед монументами - теряешься совершенно, даже просто от имён, на них начертанных.

Славный сын немецкого народа Георг Фридрих Гендель, ставший не менее славным сыном Англии, куда он эмигрировал в 1710 году - самый «старый» в списке первых двадцати композиторов этого пятилетия. Создатель современной оратории, которых он написал 32, сочинил также около сорока опер, все они (!) ставились за эти пять лет. Он был удостоин высшего признания в Англии, найдя себе вечный покой в Южной части Вестминстерского Аббатства, рядом с памятниками и бюстами Джорджа Байрона, Генри Лонгфелло, Вальтера Скотта, Уильяма Тэккерея, Перси Биши Шелли и Уильяма Шекспира, с захоронениями Чарльза Диккенса, Томаса Харди, Альфреда Теннисона и кого там только нет, в самом прямом смысле этого слова. Робость и почтение посетителя, аналогичные испытанным мною во Флоренции, упоминать не стоит.

Сейчас этот «Уголок поэтов» так заполнен, что захоронения там давно не производятся, но всё-таки совсем недавно я чуть было не наступил на небольшую памятную плиту, но изловчился и, увидев на ней имя Генделя, низко ему поклонился.

1. Я понимаю истоки желания режиссуры создать новое театральное действие. Желания получить возможность «посоревноваться» с лучшими режиссёрами прошлого. Или желания владельцев театров иметь бОльшие сборы от невиданной прежде постановки.

Меня отвращают эти «новации» в оперном искусстве не из-за режиссерских неудач, а потому, что недостойно, на мой взгляд, не считаться с волей и идеями авторов оригинала. Недостойно воспользоваться их «отсутствием», хотя законы о наследовании произведений творческих это и дозволяют.  Для меня дикой видится попытка постановки оперы Моцарта лучше, чем это сделал или хотел сделать он сам. Для меня оскорблением памяти Чайковского видеть постановки «Евгения Онегина» в «новом прочтении», что бывало уже не раз.

Разве «реформаторы-режиссёры» не понимают, что авторский вариант музыкального гения ни в какой новом прочтении не нуждается, а Онегин в гимнастёрке, или в сапогах извозчика, или в обыкновенном спортивном костюме или даже в маршальской форме, прежде всего смешон. А к тому же петь лучше будет вряд ли, а вот хуже, так, пожалуй, точно. Особенно в солдатской гимнастерке.

Так же как Манон-Нетребко не пела лучше от того, что лежала на спине в углу громадной кровати, высоко задрав голые ноги и закинув голову. Зато желание режиссёра привлечь внимание к той части тела, которой не споешь, удалось вполне. Чувство вкуса ниже плинтуса, как говорят в сегодняшней России, и причём здесь опера Масснэ? Так же как и многие другие несуразности, примененные новаторами в «Онегине», «Кармен», «Травиате», «Князе Игоре»  и так далее.

Никогда не забуду, как тридцать пять лет назад в Ленинградский Малый Оперный театр я пригласил гостя из Германии на «новое прочтение» «Отелло». Тогда в романовском (не путать с царем Николаем) Ленинграде оно ещё было довольно робким, но тенденция уже проглядывала. Тот очень восхищался постановкой, но впоследствии мне признался, что более всего его поразила поза мавра, лежавшего на ступенях лестницы, восходящей к постели Дездемоны, вниз головой, с пронзённой кинжалом грудью, и умудрявшегося при этом петь довольно громко и долго. Он недоумевал, почему режиссеру понадобилась самая неудобная поза для вокалиста. «Ведь мог хотя бы положить его просто вверх головой», сокрушался мой гость.

Уже через пару лет, будучи в Дрездене на прокофьевской опере «Любовь к трём апельсинам»,  я был не менее поражён акробатическими кульбитами всех членов труппы, занятой в спектакле, которые совсем не предусматривались автором.

Почему этих новаторов не посещает стыд перед великими именами авторов оригинальных оперных постановок? Не писал Бородин о чувствах комиссара-Игоря, не писал Чайковский о любви комсомолки-красавицы и отличницы Татьяны к секретарю затонского райкома комсомола по фамилии Онегин, также как у Бизе пел куплеты красивым баритоном не чемпион по боксу, а тореадор по имени Эскамильо, и чем это было хуже?

Ильф и Петров недоумевали по этому поводу ещё полвека назад, скажете вы, но поветрие «новых прочтений», мне кажется, захватило все оперные сцены мира. Они, потешавшиеся над постановкой новатора-режиссёра Ник. Сестрина и литмонтажёра И. Антиохийского гоголевской «Женитьбы» 90 лет назад, могли бы очень удивиться живучести Сестрина с Антиохийским, благополучно здравствующих и создающих свои нетленки на сегодняшних сценах оперных театров.

Опера - это прежде всего искусство для слушателя и потом уже для зрителя, потому что музыка – есть главное действующее лицо оперы. В этом отличие этого уникального театрального жанра от балета, где видеть необходимо, и от драмы, в которой музыка может отсутствовать вовсе.

Ещё одним доводом в пользу отказа от ненужных оперных инноваций является и то, что оригинал оперы, способной к долгожительству, как показывает нам опыт, является частью человеческой истории, а она в модернизации не нуждается. Почему новаторы решили, что исторические постановки «Годунова», «Хованщины», «Травиаты», «Онегина», «Кармен» сегодняшнему зрителю менее интересны, чем их герои, которые силою отсутствующего разумного воображения режиссера-новатора, его желанием блеснуть, соригинальничать, одеты в косоворотки, футбольную спортивную форму или просто в современное платье?

Очень мне всегда хочется попросить новаторов сцены: «Пишите для экспериментов свою собственную музыку!» Не покидает чувство мистическое: «А что, если Моцарт «оттуда» видит этакое безобразие, каково ему, автору, который ведь и сделать ничего не может, видеть надругательство над памятью гения, и ничего более».

Ну, как не понимать простого замечательного свойства настоящей оперы, новизна которой заключена в разном исполнении её разными актёрами-вокалистами. Сколько певцов мы уже с Вами назвали, они и есть создатели нового прочтения оперной постановки, в первую очередь. Не их костюмы, декорации и драматургическое действие, а вокальное искусство участников спектакля. Ленского исполняет Н. Фигнер, И. Козловский, Ф. Вундерлих, Н. Гедда или С. Лемешев? Мефистофеля поёт Ф. Шаляпин, А. Пирогов, М. Рейзен или М. Магомаев? Все очень разные, а это и есть творческое оперное искусство, на мой взгляд. И оно вечно. Мне бы очень хотелось узнать Ваше мнение об этом.

Я уверен, что всё, что я пишу, Вам известно не хуже меня, я просто пользуясь возможностью, хочу привлечь внимание читателей к искусству вокала, нами любимого. Отсюда мои многочисленные отступления и пассажи в этой статье, иной раз вне наших же постов в ГБ.

2. Пару лет назад в Москве победителем “Опералии” Пласидо Доминго стал молодой американец из Чикаго Рене Барбера. В финале он со сказочной легкостью, как певцы скажут “воздухом”, выдал каватину Тонио из “Дочери полка” Г. Доницетти, со всеми ее высочайшими нотами, да еще повторил ее на бис, и вновь так свободно справился с труднейшим пассажем, что даже видавший виды Доминго, дирижировавший оркестром, изумленно и весело покачал головой, он был очень доволен.

Я прослушал эту каватину дома в записи семерых очень известных в мире теноров, включая А. Крауса, Р. Вилазона, Д. Флореса, и Л. Паваротти, но с легкостью пения Р. Барбера сравниться, на мой взгляд, они не смогли. Через год я вновь слушал его в театре Вэст Палм Бич, в редко ставящейся опере Д. Россини “Золушка”, и вновь он превосходно спел трудную партию принца Рамиро, играючи, легко и красиво. Очень хороший тенор высокого класса поёт в Америке.

3. Петра Бечала слушать мне просто не довелось по причинам географического характера, хотя о нем я знаю, разумеется, но в сети его не нахожу. Кстати, Польша уже подарила миру великого тенора прошлого века Яна Кипуру, пение которого можно слушать в интернете. Особенно это интересно в контексте написанного, потому что Кипура и Атлантов связаны одним именем. Их первый продюсер, который и открыл миру их имена, был один и тот же человек, импрессарио Сол Юрок. Только в случае с Яном Кипурой он это сделал лет на двадцать пораньше, чем с Атлантовым. Так что и это добавляет капельку к оценке творчества Атлантова, — знаменитый Юрок всегда знал, кого приглашал.
4. Рад, что, по Вашему мнению, итальянская вокальная школа существует и даже господствует. Мне кажется, что такое положение длится уже века. Жаль, что хороших мужских голосов из Италии я тоже не слышал после Карло Бергонци, Марио дель Монако, Джузеппе ди Стефано, Франко Корелли и Лючиано Паваротти, кoторые сами по себе — компания неплохая все же.
5. А среди женщин появление даже одной меццо по имени Чечилия Бартоли уже оправдывает очень многое. Я ее помню по самым первым Нью Йоркским концертам в начале 90-х. Хочу рассказать интересный момент, связанный с пением молодой и не слишком ещё известной в то время Бартоли. Одним из моих очень дорогих друзей был Ральф Исаакович Райкин, замечательный доктор, к которому обращались практически все лучшие вокалисты советского времени с проблемами своих голосовых аппаратов. Брат гениального советского артиста, он сам был человеком незаурядным, талантливым во всём, что делал. Он был очень добрым человеком, любившим вокальное искусство и бывший его большим знатоком, что было естественно при его профессии. Он был добр и ко мне, несмотря на разницу в возрасте, а я только благодарил судьбу за счастье пользоваться его расположением.

Так вот, услышав пение Бартоли, в телефонном разговоре с Ральфом Исааковичем, жившим тогда на средиземноморском побережьи,  я рассказал о моём восторженном впечатлении в предположении, что доктор Райкин, вероятно, согласился бы со мной, что даже он не слышал подобный вокал, быть может, никогда ранее. Великий знаток и ценитель, грустновато усмехнувшись, заметил в ответ, что его в этом плане удивить вряд ли возможно.

Купив одну из первых видеозаписей славной Чечилии, я немедленно отправил кассету Ральфу Исааковичу. Восторг, доставленный пением Бартоли ему и всем, кто вместе с моим дорогим другом наслаждался пением Бартоли, до сих пор согревает сердце.

Она и тогда была замечательна, но вскоре Бартоли познакомила публику с вокалом из забытых опер Вивальди, Россини, Глюка, партиями, написанными для кастратов, контртеноров.  Мне кажется, что она просто перевернула мир оперы. Так что даже она одна — громадное достижение итальянской школы.

6. По поводу немецкой вокальной школы соглашусь с Вами, особенно я люблю слушать записи бельканто Фрица Вундерлиха. Также очень неплохим был тенор Макс Лоренц, приятель Геринга и скрытый гомосексуалист, переживший-таки Третий Рейх со своими многочисленными записями в кино и интернете. Упомянутого и не любимого Вами Йонаса Кауфмана к немецкой школе не причислим. Вот и все мои немецкие вокальные познания.

Но баритон молодого Дитриха Фишера-Дискау, конечно, статья особая: очень ровен и звучен, хотя, на мой взгляд, несколько высоковат для баритона. Вы правы, владение голосом замечательное. Вот сейчас он поёт  «Di Provenza» из «Травиаты»: прекрасное исполнение, много чувства, убедительно и проникновенно. Его пение совсем иное, чем пение вокалистов итальянской школы. Мне кажется, что если перед ним стоит выбор форсировать звук или спеть его ровно и красиво, то выбор немецкого баритона всегда – форсировать и спеть энергично, в угоду подчёркнутой выразительности. Фишер-Дискау решается подчеркнуть достоверность, убедительность музыкальной фразы  за счёт своего собственного усилия, форсирующего звук. Донести смысл словом для него важнее, мне кажется, чем красотой мелодического образа.

Баритон итальянской школы спел бы ровным красивым звуком без форсажа, но мощно. Кажется, что он больше доверяет мелодии, самой музыке.  Сам великий Моцарт считал, что в опере «поэзия, безусловно, должна быть послушной дочерью музыки». Я за итальянскую красоту, но  прочтение немецкого баритона, конечно, тоже вполне правомерно и оправдано.  Такое впечатление, что пение Дитриха будоражит и ждёт ответа, а пение итальянской школы приносит наслаждение красотой звука.

Репертуар его для меня непривычен, он певец немецкой музыки прежде всего. В числе его записей она составляет гораздо больше половины. Много Вагнера, Моцарта, Малера, Бетховена, Шуберта, Штрауса, Шумана, и совсем немного итальянской музыки, по-моему, лишь Верди удостоился. Из русских композиторов Фишер-Дискау записал даже 14-ю симфонию Дмитрия Шостаковича, хотя там должен петь бас. Ту самую, которую композитор подарил, с помощью протежирующего ему расторопнейшего и умнейшего друга своего М.Растроповича, Бенжамену Бриттену, дирижировавшему её первым исполнением в Англии в 1970 году.

Мне кажется только, что Фишер-Дискау несколько переборщил с записями, оставив не только ранние свои записи, просто безупречные по тщательности вокала,  но и сделанные в возрасте чуть ли не в 80-летнем, и это было уже совсем другое пение.

Не знаю, уважаемый ЯР, согласитесь ли Вы со мной, Вы писали о разности во вкусах, это размышление того же ряда, несомненный мой эксперт.

7. Я большой поклонник итальянской баритональной школы, лучшие из которой и любимые мною, как и Вами, Титта Руффо и Тито Гобби. Руффо обычно считается идеалом современного баритона. Со своим неповторимым “темным” звуком, его голос звучит и бархатно, и в то же время очень мощно, по словам Муслима Магомаева, “рычащим и журчащим” звуком. У меня есть несколько записей Титта Руффо. Kачество не очень хорошее, записи неровные, сделаны более семидесяти лет назад, но голос все равно производит очень сильное впечатление. В своё время считалось, что вместе с Энрико Карузо и Федором Шаляпиным, Титта Руффо составляет триаду лучших мастеров оперного искусства начала ХХ века.

Творчество Тито Гобби мне известно гораздо лучше, есть и аудио, и видеозаписи его исполнения арий и итальянских песен, я их часто слушаю и смотрю, всегда поражаясь природной одаренности и вокальному мастерству Гобби. Партии Риголето, Тонио, Ренато, Яго, Скарпия в его исполнении остаются лучшим уроком для баритонов сегодняшнего поколения. По моему мнению, ближе всех советских и русских баритонов к эталонному звучанию Руффо и Гобби был мой любимый молодой Муслим Магомаев, умевший в двадцатилетнем возрасте петь классический репертуар баритона на очень высоком уровне. Его уверенный вокал, молодость, темперамент, виртуозная вокальная техника поразили меня в далёкие шестидесятые и оставили его поклонником на всю жизнь. Очень интересны воспоминания обоих баритонов, бывших и в жизни разными.

А совсем недавно, по совету своего друга, я заинтересовался записями известнейшего когда-то в России баритона Маттиа Баттистини, того самого “черноземного”, по Ильфу и Петрову. Я был уверен, что дело это невозможное, ибо принадлежит совсем уж прошлому. K моему огромному удивлению, нашлось довольно много записей выдающегося и вирулентного по жизни итальянца. Слушаю записи более сорока арий в его исполнении. Оно отличается от принятого сегодня иногда непривычно быстрым темпом (россиниевский Фигаро), виртуозной техникой, прямо колоратурный баритон, красоту оценить не всегда возможно в полной мере из-за несовершенства записи, но подумаешь, что это пелось больше ста лет назад, и заслушиваешься, забывая про технические огрехи звукозаписи.

Очень высокую репутацию в России издавна имели певцы Большого Сергей Мигай и Пантелеймон Норцов. Слушая неоднократно Мигая, восхищаюсь его красивым и полнозвучным верхом, но совсем не нравится его средний регистр, он певец форте. Помните, какой редкой красотой отличались верхние ноты одного из лучших украинских теноров Анатолия Соловьяненко? Но все остальное было не слишком интересно, мне кажется. Эта аналогия к месту в случае с пением Мигая. К тому же, на записях Мигая слышны его технические огрехи, как ни неловко мне это писать.

Пение Норцова мне кажется так же уступающим совершенству исполнения итальянских виртуозов. Ясно слышимые помарки принадлежат и нехорошей записи, но и самим исполнителям, к сожалению. Вот запись «Онегина» 36-го года с Лемешевым и Норцовым: совершенно безупречное техническое мастерство и красивое пение тенора настолько контрастирует со всеми, кроме Пирогова-Гремина, остальными исполнителями, включая Норцова, что только глухой не расслышит. Не нравится и дикция Норцова, слишком резкая и иной раз обрывистая, проглатывающая концовки, что мне не кажется красивым.

Замечательно было пение Павла Герасимовича Лисициана, особенно, конечно, в его любимой потрясающей партии Жоржа Жермона, но все-таки оно менее богато красками, не так глубоко, не так значительно, что ли, как исполнение Гобби, мне кажется. Как говаривал Синатра в таких случаях: “трубы не те”, имея в виду голосовой аппарат, которым не мог похвалиться и он сам, конечно. Однако, чувства, душа,  интеллигентность масляного пения Лисициана всегда вызывают мое глубокое восхищение.

Сам я с детства мечтал стать не тенором, не басом, но именно баритоном, способным на уверенное мощное пение вверху и внизу. В детстве по радио наиболее часто звучали нежные голоса Козловского и Лемешева, так может быть поэтому, из детского упрямства, так сказать, моя любовь к баритону. Голос звездного ленинградского баритона Константина Лаптева, которого я мог почти ежедневно видеть прямо у дома, расположенного позади Мариинки на берегу Крюкова канала, где я жил, тоже пришел к нам в дом с радио, а затем и с патефонными пластинками. Должен признаться, что он мне не очень нравился, казался слишком сладким. Лаптев был чрезвычайно популярен в городе, пел широкий репертуар, начиная как тенор. Он пел с каждым годом все лучше, что меня подростка сильно озадачивало и было хорошим уроком. Замечаю, что с возрастом удовольствие от его пения растет, и отношу это к тому, что мы любим, как правило,  свое прошлое, кажущееся нам все более приятным, чем далее от нас оно.

8. По поводу русской школы Ваша правота очевидна, даже несмотря на имена, действительно, хороших певцов, которых было немало. Но почти все они каким-либо образом, окончив русские консерватории, потом успешно доучивались за рубежом. Наверное, климат виноват или русское головотяпство, которое не давало дорогу многим по известным причинам. Это я вспомнил о Вашем друге Павле Kлюшине и его методe обучения вокалистов. Вот и в последние годы тысячи самых талантливых уехали и продолжают уезжать из страны: ученые и деятели искусства в их числе. А уж лучшие оперные вокалисты, начиная с Федора Шаляпина, предпочитают выступать и жить за границей. Беда, уважаемый ЯР, большая беда для страны, которая, похоже, этого даже не замечает.
9. Совершенно понятно, что нам невозможно обойти вниманием самых редких мужских голосов – басов. Слушая пение настоящего баса, я всегда чувствую уникальность такого низкого звучания. Знаю, что для басов особенно любили писать русские композиторы, гораздо больше, чем на Западе. В русских церквях пели хоры, обязательно включавшие басовые партии, придававшие очень красивую окраску вокальным аккордам. Наверное, в католических храмах такой необходимости не было из-за имеющегося органа, помогающего хору. Но, может быть, это лишь догадка.

К слову, хоровое пение очень развито и в стране моего нынешнего обитания, так же как и пение квартетами, дуэтами и так далее, что всегда было прекрасной американской традицией. Надо признаться, что в голову приходит мысль о разнице двух культур, никуда мне от этого не деться. Одна, описанная разящим булгаковским словом, напоминает: «…если я, вместо того, чтобы оперировать каждый вечер, начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха», что было абсолютно точным предвидением, и вторая, в которой протестантская традиция пения псалмов отнюдь не мешала грандиозной созидательной деятельности поющих.

В сети можно видеть довольно много, если это можно сказать о басах, октавистов, поющих своими профундовыми басами. В своё время мой ужас вызвал бас Михайлова в эйзенштейновском кинофильме «Иван Грозный», настолько неправдоподобно страшен был звук, издаваемый михайловским дьяконом в честь юного черкасовского царя.

Из нынешних российских я слышал Владимира Миллера, Юрия Вишнякова, Владимира Маторина, ныне поющего в Большом, кажется. Американцы много пишут о покойном Джоне Самнере, записи которого остаются в сети. Ну, конечно, впечатление сильнейшее, хотя «рык» михайловский в моей памяти затмить не могут даже и теперь. Мне кажется, это не оперные голоса, не слишком подвижны, но в хоровом звучаниии они незаменимы, конечно.

1. ЯР — «Робсон — фигура политическая, навязанная коммунистами».

Я упоминал П. Робсона как выдающегося певца, обладавшего редким природным голосом, которым он владел превосходно. Разумеется, Вы правы, уважаемый ЯР, Робсон много лет демонстрировал свою симпатию и поддержку сталинскому режиму, а затем и хрущёвскому правлению, несмотря на то, что сам коммунистом не был. Он, как и всё цветное население Америки первой половины прошлого века, всеми силами стремился добиться получения равных прав с белыми. Это было главной целью всей его жизни. Лозунги страны советов о борьбе за равенство народов, за борьбу с эксплуатацией и за мир во всём мире не могли не привлечь внимание Поля, борца за равноправие. Робсон, с его именем выдающегося певца и актёра мирового уровня, был необходим и советскому режиму в качестве примера интернационального братства с «униженным черным населением Америки».

Певец Поль Робсон должен был ещё и зарабатывать на жизнь, а в его времена далеко не каждый зал Америки желал предоставить ему право в нём даже находиться. Выдающийся негритянский актёр и певец Сэмми Дэвис, выступая в лучшем театре-казино Лас Вегаса, после окончания представления должен был ехать ночевать в отель на окраине города, потому что даже его партнёры и друзья Фрэнк Синатра и Дин Мартин, без вопросов открывавшие двери многих властных кабинетов страны, ничего не могли сделать с практикой тогдашнего Лас Вегаса, выраженной простой табличкой на входе в любой хороший отель «Цветных не обслуживаем». Это было всего шесть десятков лет назад.

Что мог думать о преимуществах советского строя в то время Поль Робсон, встречаемый с любовью в самых престижных залах Москвы, Ленинграда и Киева? Получавший самые высокие гонорары и внушительные Сталинские Премии, награды за любимую работу петь для слушателей. За это ему нужно было только поддерживать, сидеть в президиумах, выступать с благодарными речами и песнями советских композиторов, давать благодарные и восхищённые интервью. Но и это было скорее почётно и приятно, чем американские унижения того времени, ведь в СССР он представлял свой народ, который он искренно любил.

Очень важно было и то, что он был вдохновлён высокими примерами. Выдающийся композитор современности Дмитрий Шостакович сидел совсем рядом в тех же президиумах так же, как и лучшие писатели, известные на весь мир деятели балетного искусства, наконец, лучшие вокалисты громадной страны, его коллеги тенора, баритоны, басы и даже сопрано, все они сидели, выступали и поддерживали точно так же, как и он.

Сам великий театральный режиссёр, по системе которого учились лучшие белые актёры всего мира, Константин Станиславский и лучшие актёры его театра, ещё сорок лет назад показали этот пример сотрудничества и поддержки советского режима для нормального деятеля культуры. Поль Робсон, ошалевший от великого гостеприимства советской державы, даже и сомневаться не мог в высокой цели порученной ему роли. Эту роль искренного приверженца советского строя Робсон сохранил в течении всей своей жизни. Ваша фраза о нём совершенно верна, он был политической фигурой, боровшейся за права цветного населеия страны, которого советский режим использовал всю его долгую жизнь.

Поль не был членом Коммунистической партии, он был один из миллионов людей того времени, охваченных порывом и надеждой, что Советский Союз показывает верный путь к свободе и процветанию их собственного народа. Вспомним многочисленных деятелей культуры, членов коммунистической партии Италии, Франции, Соединенных Штатов, тоже захваченных порывом солидарности с советской державой. Именно в этом заложена основа искреннего уважения Робсона к СССР. Он был убеждён, что помощь страны советов сделает его народ равноправным.

Он даже не хотел верить специально выпущенному из сталинской тюрьмы для встречи с ним еврейскому поэту Феферу, который рассказал Робсону правду о сталинских репрессиях. Робсон желал только одного – помочь своим чёрным братьям, и ради этого он храбро шёл на многое. Он ошибался в своей надежде, но надеялся до самого конца.

Он был человек незаурядный, третий чёрнокожий в стране, получивший диплом юриста, многие его достижения в кино, театре, вокальном искусстве также стали первыми примерами для цветного населения Америки. Он, действительно, был очень хороший певец, обладатель редкого по красоте профундового баса. Вот так я о нём вспоминаю и думаю теперь, когда слушаю его записи.

1. ЯР — «У Шаляпина не существует записи арии Кончака с булатом в конце и низкой нотой фа”.

Дело в том, что Шаляпин пел Кончака, но известно, что он купировал это нижнее фа, которое лихо выдавал Максим Михайлов. Вот я и подумал, а вдруг такая запись существует, и запись, кажется, нашёл и уже выписал с сайта RussianDVD.com.

Она и пришла вчера с записью двадцати восьми произведений в исполнении Фёдора Ивановича, среди них ария Кончака. К сожалению, Шаляпин, действительно, не поёт на записи второй куплет Кончака со вставкой «…хочешь, возьми коня любого…», в которой он пытается соблазнить героического Игоря своим страшным булатом. Кстати, на записи Шаляпин пел в очень быстром темпе, а Вы оказались совершенно правы.

Шаляпин пел в этой арии всего 4.45 минут. Кинозапись М. Михайлова на несколько секунд больше, но нижнее фа взял героически и славно. Остальные найденные мною в сети басы и баритон поют обычные семь минут с секундами и выпевают страшную ноту прилично, запись всё-таки. И всем им моё уважение и восхищение, конечно. И Борис Христов, и Ильдар Абдразаков, и Евгений Нестеренко (он и играл его превосходно, даром что исполнял в камерном концерте), и Александр Ведерников, и Алексей Кривченя. Но всех превзошёл крепость, бастион, герой Марк Рейзен, по-моему.

Даже и не думайте, что позабыл своего любимца Магомаева, баритона, совсем не потерявшегося в этой компании басов-героев, который знал себе цену, ничего не боялся, пел и басовые партии Гремина, Мефистофеля, и в том числе есть прекрасная запись Кончака, полная семиминутная версия с нижним фа, естественно, и даже совсем не бросающаяся на слух своей баритональной окраской, вполне басовое звучание настоящего мастера вокала. И всё легко, очень красиво каждой нотой, интонационно просто совершенно, гениально, да и только. Мой любимец, кажется, только вчера удививший всех своим первым московским концертом, что произошло  уже больше пятидесяти лет назад, и рано ушедший от нас, он всё равно остаётся с нами.

А за Вашу поправку моего неверного нижнего рэ — спасибо, виноват, и нет прощения. Видно, булата мне за подобную рассеяность не избежать. Эта злополучная нижняя октава подводила не только меня, помните смешной анекдот Шамраева из чеховской «Чайки», как знаменитый Сильва, взяв нижнее до, тут же был поправлен синодальным певчим с галерки, пропевшим “Браво, Сильва” целой октавой ниже.

В нашей беседе невозможно упоминать имя Фёдора Шаляпина без связи с Вашими блестящими, по моему мнению, статьями о его творчестве. Особенно интересно мнение о Шаляпине–человеке. Меня, как и Вас, заинтересовал феномен исполнителя, способного подавлять партнёров по сцене, о чём Вы с огорчением пишете. Мне представляется, что Шаляпин мог чувствовать свои проблемы, связанные с недостатком детского правильного воспитания, недостаточным трудолюбием, наличием определённых сложностей в разучивании партий на незнакомом языке, отсутствием должной психологической подготовки, и он утверждал себя, «завоёвывая пространство», подавляя партнеров, этакий вампир на сцене. Быть может, так ему было необходимо, что тут поделать. Верна ли моя догадка, не знаю. Наверное, только он сам это знал, и в некоторых случаях всё же умел заставить себя покориться чьей-то более сильной воле и авторитету, как это было всегда в работе с Артуро Тосканинни, перечить которому Фёдор Иванович, как Вы рассказывали, никогда не решался.

Тонко подмеченна Вами разница в поведении между великим басом и замечательным русским тенором Николаем Фигнером, не нуждавшимся в подавлении партнёра, может быть объяснена именно так. Иное воспитание, склад характера, психология уверенного в себе человека.

Известно, что многие гениальные исполнители от природы имели большие проблемы в этом плане, скажем, великого Чаплина рвало от волнения перед каждым публичным выступлением.

Мне кажется, что совсем недаром Вы часто затрагиваете тему певца-человека, которая многое объясняет в карьере исполнителя. Вот, скажем, большой международный успех Анны Нетребко и Сергея Лейферкуса. Уверен, что громадную  роль в этом сыграли чисто человеческие качества. Они оба, не будучи выдающимися вокалистами ( «добротный певец», совершенно правильно Вы охарактеризовали Лейферкуса), являются чрезвычайно удобными и необходимыми партнёрами для всех участников спектакля:

Для постановщиков они просто мечта, ибо известны их дисциплина, бесконфликонсть, обязательность и готовность выполнять все указания дирижера и режиссера.

Они удобны для партнёров, ибо не тянут вокальное одеяло на себя, но и никак не портят общую картину, исполняя свои партии в целом на высоком уровне. Не только Шаляпин любил выступать с более слабым партнёром, все солисты, мне кажется, не очень хотят иметь партнёром певца-гения, что невольно снижает их собственную уверенность, обязательную на сцене.

Хороший, но не высочайшего класса тенор, вроде Варгаса, и желать не может лучшую партнершу, чем Анна Нетребко: и красавица, и не подведёт ляпами, но и не затмит пением партнёра, а тенора очень ревнивы к успеху.

Ну, а публика и хозяева театра просто счастливы видеть красотку-Анну, делающую сборы в любом театре мира именно поэтому, прежде всего, но так и не достигшую необходимого для звезды первой величины уровня технической вокальной подготовки. Человек она честный и сама неоднократно признавала это в своих интервью.

Непременной частью психологической подготовки многих вокалистов, как и спортсменов высокого класса, всегда было наличие чрезвычайно высокой самооценки собственного творчества. Они справедливо считали, что только чувство абсолютной уверенности в себе даёт реальную возможность для достижения успеха.

Наверное, в связи с этим многие из выдающихся актёров, вокалистов и творческих личностей, вообще, плохие партнёры и не слишком хорошие друзья, за очень редкими исключениями, к которым история относит, например, самого Моцарта. Тот был к дружбе глубоко восприимчив, как это утверждается в источниках. Эгоцентризм гения мне представляется необходимым рабочим инструментом для успеха его творчества. Наверное, что-то подобное можно говорить и о Шаляпине. Прав ли я?

У меня вопрос к Вам о записях Шаляпина, очень разных по качеству. Отчего так много было этих белых неудачных дисков, разве не производилась повторная запись? Из моего скромного опыта на ЛенТВ много лет назад, помнится, что лучший музыкальный звукорежиссёр тех лет, кажется, его фамилия была Франк, всегда просил исполнителей сделать повторную запись, пока не добивался хорошего результата. А что же присходило у Шаляпина: не позволяло техническое обеспечение звукозаписи, или не было хорошего звукорежиссёра, или подводило мастерство самого исполнителя? Записи Шаляпина у меня есть и слушаю их часто, конечно. Спасибо Вам за интересную историю о диске Шаляпина.

2. Прослушав запись «Мадам Баттерфляй», по Вашему совету с Биешу и Атлантовым, очень соглашаюсь с низкой оценкой её вокала и, конечно, странная манера её игры в этой роли очень удивляет. Поёт не лучше, чем А. Нетребко, недаром петь Чио Чио Сан боявшейся и прекратившая её петь вовсе. Даже нелюбимой мною Галине Вишневской это удавалось гораздо лучше. Впрочем, женские сопрано — совсем не моя тема, никогда моего интереса не вызывавшая, кроме меццо, конечно, которое очень уважаю за богатство возможностей.

Русской видеозаписи этой самой популярной итальянской оперы в Америке мне найти не удалось, но Шумская с Козловским поёт у меня в записи «Травиаты». Сопрано её звучит очень трогательно, но колоратура не всегда мне кажется  совершенной, трудности редкие, но слышимы. Козловский, наша с Вами тупиковая ситуация, поёт технически очень хорошо, но его недостатки при нём и в партии Альфреда, на мой взгляд. И вновь, это дело разности наших вкусов. Однако, заметил прямо сейчас, что он так увлечён нежностью своего пения, что даже в тосте лишён энергии, радости и свежести, с которой тенор всегда старается петь Brindisi.

3. ЯР — «…Моё название оперы Моцарта как «Дон Джованни» идет исключительно от Моцарта, которым опера именно так названа: Don Giovanni. По-русски и по-итальянски это произносится только как Дон Джованни. Вслушайтесь, когда эти два слова произносит в опере Статуя Командора. Дон Джиованни — это просто безграмотное написание…».

Я лишь привёл три возможнх варианта, Giovanni пишется верно, но гласные произносятся быстро и слитно, так что соглашусь с Джованни, спасибо.

Не понравившуюся мою вольность в разрешении именно автором петь титульную партию и баритонам, и басам, возьму назад. Хотя на обеих премьерах и в Праге, и в Вене, при жизни автора, пели баритоны, история оставила публике и многочисленных Донов-басов. Мне, как и Вам, не нравится их исполнение этой роли, которое нарушает впечатление точности характеров моцартовских персонажей, особенно последних сцен оперы, где звучат вместе голоса Командора и Дон Джованни.

Известна высочайшая оценка оперы Петром Ильичём Чайковским, читать которого для меня всегда было интересно, почти в той же мере, что и слушать его музыку, как ни странно, быть может, это звучит: «…ни один композитор, кроме него, не создавал еще таких до конца выдержанных, глубоко и правдиво задуманных музыкальных типов, как Дон Жуан, Донна Анна, Лепорелло, Церлина…”.

Вот поэтому звучание двух басов снижает точность моцартовской характеристики обоих персонажей, по-моему. Правильно Вы мне как-то заметили, что, быть может, в тот момент не было хорошего исполнителя под рукой композитора.

4. Истинной любовью к этой опере меня, так же, как и Вас, заразил мой друг. Им был Владимир Панкратов, певший в Малом и Мариинке в советское время, уехавший затем в Израиль, затем в Германию, где скончался несколько лет назад.

Володя был одарён красивейшим бархатным басом среднего регистра со всеми чудесами вверху и внизу. Это его пение рядом, в буквальном смысле, повергало меня в изумление и напоминало прибой, огромную невероятную машину, или самый большой по составу оркестр, играющий прямо рядом со мной. Володя был одарён многими талантами: драматическим талантом и любовью к сцене с неожиданными находками сценического движения, он замечательно рисовал, писал стихи.

Он часто в концертах исполнял арию моцартовского Лепорелло, и даже сравнение с эталонным пением Гобби меня никогда не пугало, настолько замечательно пел Панкратов. Очень немного его записей осталось в сети, среди них не слишком хорошего качества запись арии Мельника, по сравнению с тем, как он её пел на сцене. При этом исполнение им камерного репертуара, требующего вдумчивой работы и тщательности особой, не уступало его искусству на оперной сцене. Я, наверное, покажусь Вам пристрастным в отношении моего друга, но я знаю твёрдо настоящую цену вокального мастерства Володи. Он, к сожалению, не был баловнем судьбы, но природой одарён был щедро.

5. Совету Вашему прослушать обе записи оперы последовал, уже нашёл видео оперы с Фуртвенглером и заказал, слушал её в сети и очень понравилась, Вы правы. Прибудет — сообщу Вам непременно своё мнение Сам я имею знаменитую запись 1966 с Гедда и Гяуровым, где дирижирует Клемперер, видел записи Те Канава с Раймонди и дирижёром по-моему, Маазелем, но боюсь ошибиться. А исполнение арий из «Дона Джованни» слушаю у множества разных исполнителей, конечно.

Моя оценка записей двух записей этой оперы совпадает с оценкой Вашего ушедшего друга потому, что моё предпочтение итальянскому бельканто Тито Гобби я уже объяснял. Спасибо за Ваше «идеальное пение Гобби», греет душу, знаете ли.

6. Николай Гяуров, вот кто был, на мой взгляд, самый мощный во всех отношениях дьявол-Мефистофель, его видеозапись смотрю часто. Кажется, что он поёт чуть медленнее, но мощь непобедимая. А самого коварного дьявола спел, я думаю, мой любимец Муслим, хитрого и жестокого, в своём таком молодом возрасте, басовую партию, в быстрейшем темпе и ни разу не промахнулся, красивейшим звуком, благородным даже в устах олицетворённого зла, и сыграл его именно таким, просто удивительное чудо показал нам тогда в 63-м году.
7. ЯР — «Идеальный дирижер гипнотизирует изначально весь состав своим появлением. Качество пения звёзд зависит от здоровья их самих, их голосов и ощущения взаимосвязи с оперным организмом. Но качество звучания оперы в целом зависит только от дирижера».

Благодарен Вам за рассказ о роли дирижёра, которого Вы показываете в бОльшей степени организатором и вдохновителем коллектива оркестра, хора и солистов.

Немного зная психологию солиста, можно говорить об успехе оперы лишь в случае компромиссов и поощрений его дирижёром, но не навязывания последним своей концепции. Вероятно, такое возможно в начальный период становления солиста, когда опыт его недостаточен и требует работы режиссёра и дирижёра.

Но трудно представить, что разумный дирижёр стал бы переучивать Карузо, Джильи или Доминго согласно своим желаниям, это вряд ли возможно или, точнее, лишь тогда, когда дирижёр настолько разумен или просто авторитетен, что с его трактовкой произведения согласится САМ солист.

Вспомним яркий пример крутого нравом Фёдора Шаляпина, никогда не смевшего спорить, по свидетельствам очевидцев, с Артуро Тосканинни. Ваше утверждение, что не слишком разумный дирижёр может испортить спектакль, абсолютно укладывается в подобное разъяснение, ибо конфликт с солистом чреват провалом спектакля.

Печальный пример нечто подобного — давний спор между любимым миллионами зрителей тенором Марио Ланца и одним из режиссёров фильма, в котором Марио тогда снимался. Конфликт на площадке привёл к ужасным последствиям для певца, отлучённого решением дирекции киностудии на много лет от киносъёмок. Проиграл выдающийся тенор, потерявший возможности творчества, проиграла публика, лишившаяся громадного удовольствия, и мировая культура, частью которой был, несомненно, Ланца. Сомнительная победа скромного режиссёра, имени которого теперь никто не вспомнит, и руководителей киностудии, принявших столь жестокое и неразумное решение, осталась в истории, мне кажется,  примером неумения отдать должное гению блестящего певца.

Поэтому мне ближе “дилетантское заблуждение” Искусствоведа в штатском, предпочитающего ценить бОльшую свободу вокалиста. Трудно сказать,  почему в Вашем примере Паваротти не настоял на своём и этим позволил Мути испортить художественное впечатление, но роль классного певца для публики, я думаю, значит ничуть не ниже роли дирижёра оперного спектакля. Ваше утверждение поддерживаю, особенно «гипноз» и «в целом», даже и на своём скромном опыте.

8. ЯР — “…миланской…мафией …скорешился Мути и … обирали и обманывали толстосумов ни хрена не смысливших ни в операх, ни в музыке”.

Относительно миланской мафии, могу лишь высказать своё мнение: более вежливо называю избранным кругом или обоймой, группу дирижёров, музыкантов, певцов высокого международного уровня, постоянно имеющих контракты с ведущими оперными сценами мира. Но ведь Вы и сами понимаете, что именно такая организационная схема – все друг друга знают, или имеют рекомендации от тех, кто знает — наиболее приемлема и успешна. То же и в балетном искусстве, и в симфоническом, и в профессиональном спорте, да и в любом бизнесе, пожалуй.

Главное, что они не препятствуют появлению новых талантов, но, напротив, система их ищет, ибо они ей выгодны, они делают сборы. Другое дело, если Вы имеете сведения, что эти люди обманывали публику Милана, продавая оперные спектакли низкого качества, или ещё что-нибудь такого рода.  Но даже если Вы и правы, успех Ла Скала в течение десятилетий это не подтверждает.

Совсем не согласен с Вашим суждением о толстосумах. Пусть они мало понимают, но благодаря тому, что они (пусть моды ради) филантропствуют, спонсируют театры и покупают билеты, имеется единственная возможность существованию оперного искусства как такового. Честь им и хвала за это. День, когда эти богатые любители перестанут покупать билеты и в зале останемся мы с Вами, станет последним днём оперного искусства. Так что, пожалуйста, не рубите сук на котором сидим и мы!

9. Бориса Гефта слушал невнимательно, уж слишком плохое качество записи его “Гаванской песни”, а других записей не нашёл.
10. ЯР — «… Зиновия Бабия слушал дважды, в концерте и в «Риголето». После спектакля пожалел, что пошел…»

Этот певец имел очень трудную судьбу, мне кажется, но природные его возможности были совершенно выдающиеся. Я помню время его появления на телевидении, что означало всесоюзное признание. Пел на очень высоком для дебютанта уровне три арии из Верди. Затем последовало долгое его молчание, затем начались неудачи, причины не знаю. Для меня его пение — очень хорошее воспоминание, но Вашему мнению очень доверяю. Я очень жалею, что такой талант не вырос в вокалиста мирового уровня. Некоторые его ноты просто карузовскими мне казались, Вы уж простите.

1. ЯР — «…Мне странно, что Вы в числе великих певцов ХХ века не упомянули Дмитрия Тархова. Если Вас не затруднит, прочтите в Лебеде мою статью номер 676. Для меня этот певец-тенор в записях представляет, как и Иван Козловский, самый большой интерес. Многие его записи считаю гениальными и слушаю очень часто…»

Тархова слушаю с удивлением и удовольствием после Вашей статьи, опубликованной в Альманахе пару лет назад. Перечитал её вновь теперь. Честь Вам и хвала за умение найти и почтить гениев прошлой России, рассеяных разрухой начала прошлого века.

Ваша статья о его творчестве, о неизвестных оперных записях, об оперном творчестве Вебера, явилась для меня настоящим подарком, как и для всех, любящих вокальное искусство. Вы правы, к несчастью, записи Дмитрия Тархова «разбросаны», не всегда доступны, но пение его, которое мне удалось слышать (опера Верстовского, романсы, сцены из «Манон») великолепно, звук его очень яркий, техника совершенна, а верхний регистр очень красивый, богат оттенками, что такое редкое достоинство, и очень выразителен. Даже затруднительно его квалифицировать как певца какой-либо школы. Феномен тарховской школы, вот он был кто, на мой непросвещённый взгляд. Поклон Вам за память о нём.

2. ЯР — « Совершенно не согласен с Вашей оценкой записей Александра Пирогова. Нечистое интонирование в «Фаусте»? Ни я, ни покойный Яков Иванович, который пел баритоном, был руководителем хора, предпочитал Пирогова Шаляпину, никогда такого не замечали. Запись оперы «Фауст» с Пироговым и Козловским считаю ИДЕАЛЬНОЙ во всех отношениях, и запись партии Мефистофеля с Пироговым превосходная. Певческая манера Пирогова может кому-то не нравиться. Так это то же самое, когда сам голос кому-то нравится, а кому-то не нравится. Но по красоте голоса и выразительности исполнения он превосходит многих. Видел и слушал Пирогова дважды в «Русалке», в роли Бориса Годунова в Большом с Козловским и с русскими песнями в Ленфилармонии».

Нет, не ошибался я, уважаемый ЯР, слушаю его ещё и ещё, и при Вас, вот сейчас. Пирогов поёт с натугой, с выкриками, кажется, из-за технической его невозможности петь слитно и ровнее. Сейчас слушаю его Мефистофеля в записи 1947 года с Небольсиным в Большом: много слов не выпевает, столько раз спел в знаменитой серенаде, но так и не выговорил букву «в» ни разу — вместо «правит» поёт каждый раз «праит». Проблемы с подвижностью голоса – факт, с трудом выпевает, например, фразу «Сатана там….» в повторе её. А вот, пожалуйста, низит первую ноту «…в умилении сердечном…», ну, послушайте сами, я же слышу ясно. Вместо «пьедестал» чётко выпевает «пьедЭстал», как дореволюционный бухгалтер. Да, пение выразительно, средний регистр неплохой, речитатив чёткий и ровный. Но для певца такого уровня недостатков слишком много, мне кажется. Каким образом это показалось Вам идеальным и представить себе не могу, ведь все перечисленные огрехи слышны ясно. Или Вы слышали другую запись?

И всё это на фоне совершенного почти пения Павла Герасимовича Лисициана в той же записи. Вот Вам первое сравнение: значит не дефекты записи у Пирогова. Боже, пишу критику свою, а музыка вокруг меня, просто дыхание прерывается, оркестр записан очень хорошо. Кто сопрано, не знаю, но кажется, ничего, как говаривал Ваш друг. Хор хорошо записан, даром что больше полувека назад. А вальс такой лёгкий, прекрасный.

Но бдительность не теряю всё-таки: похоже, наш друг Пирогов шепелявит слегка букву «Ш», пробуем ещё раз «потерпите еШЩё», нечётко у него это совсем, а ведь хорошая дикция и четкая артикуляция – святая обязанность вокалиста, не так ли, уважаемый ЯР? Нет, я Вам не соврал.

Но вот запись Пирогова в «Иоланте» очень хороша, голос ровный, летящий и красивый. Ещё лучше записи романсов, слушаю сейчас неплохо записанный Пироговым «Я пережил свои желанья», и то правда, хорошо спел. Лишний раз это говорит – запись дело серёзное. Классный звукорежиссер может так искусно смикшировать звучание голоса, что не узнать исполнителя. Соответствено, плохое качество записи способно убить любое исполнение.

Есть кинозаписи Александра Пирогова, где он поёт Гремина, Алеко, Кончака и русские романсы и песни. Всё гладко, чисто, но голос звучит так, что слышен возраст певца. Ну, конечно, все персонажи не мальчики, а всё что-то не нравится, академичен и одинаков. Сразу слышишь, что поёт царь Борис, словом, Вы меня простите, но Шаляпин для меня поёт каждый раз, когда я его слушаю, а Пирогов … нет. Наверное, моя вина, не слышу его.

3. И ещё пара слов о Мефистофеле Гуно. Неплохую видеозапись оставил Евгений Нестеренко, я его очень помню совсем юношей, студентом ленинградской консерватории, на первых его концертах в зале Ленинградской филармонии. Он пел ещё баритоном, особенно много русских романсов. До этого учился в трёх кварталах от вуза, который окончил я сам. А он стал вначале строителем, но на стройку разумно не пошёл, а отправился на Театральную Площадь, где и закончил консерваторский курс. Трудился много и честно, так что свою гертруду, мне кажется, заслужил. Уже потом в Большом, неплохим верхним басом хорошо пел Годунова, ещё лучше представлял, актёр был очень выразительный. А посмотрел сейчас в сети – почти все песни советских композиторов назаписал Лауреат Ленинской премии и Народный депутат, после чего и уехал жить в Европу. Каждому своё, тем более хорошим басам. Простите, вспомнил земляка и навеяло.
4. ЯР — «Максима Михайлова я также очень жалую, несмотря на многие недостатки. Мне нравится больше его исполнение Сусанина, чем исполнение Христова в «Жизни за царя»с корявым текстом барона Розена. Марка Рейзена весьма почитаю, видел и слушал в ленинградской филармонии один раз в каком-то сборном концерте».

Записей Христова очень много в сети,  много церковного пения на отличном русском, очень красивого. Вяряга поёт неплохо, но Сусанина я не отыскал.

Марк Рейзен поёт в кинозаписи серенаду  Мефистофиля очень хорошо, «Пророка» ещё лучше, а Сусанин его не уступает, а и превосходит Максима Дормидонтовича.

Но зачастую, исключительная драматургическая выразительность настолько помогает  вокалу и так выручает Михайлова, что сам удивляюсь шедевру созданного им музыкального образа. Конечно, в первую очередь, это его Кончак, но и не только.

Выучкой, техническим мастерством вокала, в первую очередь, на мой взгляд, записи Рейзена среди лучших. Стоя неподвижно и строго у рояля, он лишь движением голоса своего умел играть все самые тонкие чувства, положенные автором на белый нотный лист. Его «экономная», если возможно так сказать о камерном выступлении Рейзена, манера полного сосредоточения на звуке своего голоса, так же привлекает меня, как и эмоциональное драматургическое движение лица, рук, всей фигуры, жившее одновременно с вокалом, усиливавшая впечатление от него, таких гигантов как Шаляпин, Гобби, Нестеренко, Гяуров, Магомаев.  Всегда замечал, что Михайлов и Нестеренко умело играли глазами, приглядитесь как-нибудь, убедитесь сами, мастера, что тут сказать. Похоже, Рейзен пел чуть не до 100-летнего возраста, большой был человек, конечно, как и компания тогда была большая в том Большом: Михайлов, Пирогов, Рейзен, Петров Иван Иванович, который Краузе, ещё их заставший.

Позвольте мне упомянуть и ещё одного замечательного баса, Вы его, наверняка, знаете, и не вспомнить которого в этой компании никак нельзя. Это петербуржец Владимир Касторский, певший и в царской Мариинке, и в Большом, и у Дягилева в Париже, этот долгожитель оперной сцены, кажется, с ещё с большим стажем, чем у Рейзена. Когда я узнал его биографию, просто не поверил.

Владимир Иванович первым в Мариинском театре спел партию моцартовского графа Альмавивы, а также и вагнеровские партии в «Гибели богов». Вот сейчас слышу его исполнение Вотана, поёт по-русски, текст очень искусный, на музыку ложится,  поётся легко, а пение очень чистое, даже сквозь шумы звукозаписи. В его исполнении выпевается каждая нота и слово, недаром этот тринадцатый сын крестьянской семьи был еще и филолог по образованию. Рассказал  о нём сорок пять лет назад русский коллекционер и любитель вокального искусства Максим Мальков, честь ему, слава, наша благодарность и долгая память. Рассказ его можно найти в сети на сайте, кажется, «Отечественные певцы», послушайте, не пожалеете.

Он оставил и аудиозаписи Касторского, среди них даргомыжского Мельника — чудеса, да и только. Я подумал, поёт как сегодня, и лишь через секунду сообразил, что нет, это сегодняшние стараются петь так, как пели сто лет назад эти гиганты Касторский, Шаляпин, Рейзен, Пирогов и другие. Хотелось бы добавить – певцы русской школы, но в угоду истине, все они ученики иных учителей. Касторский, например, учился сам у А. Мазини, М. Батистини, А. Котоньи и других.

5. ЯР — «Послушал я по семь номеров Пирогова и Штоколова. Среди них ‘Благословляю вас, леса’, ‘Перед воеводой’, ‘Всё отнял у меня’ они спели оба». » «…У Пирогова всё интереснее и ярче. Его голос всегда яркий бас, а у Штоколова часто звучит как баритон. У Пирогова репертуар интереснее. Много Чайковского, Рахманинова, Гречанинова. У Штоколова репертуар пестрый. В 1946 в «Русалке» Пирогов поразил меня голосом, который показался мне громовым».

“Благославляю вас, леса” лучше всех для меня поёт все же Шаляпин, вновь в душу ложится, в отличие от лишь немного более строгого и сухого исполнения М. Рейзена. Признаюсь и в том, что восхищаюсь исполнением романса Дмитрием Хворостовским, красиво, тонко, с размышлением. А Пирогова не нашёл. Шаляпинское же исполнение «Элегии» Массне, выдаваемой в русском You Tube почему-то за старинный русский романс, очень трогает, конечно, и вновь лучшее для меня среди множества вокалистов.

Не могу услышать в пении Штоколова баритональность, уж простите, глубокий бас и только, но кто поручится за качество записи? И потом неполетность баса Штоколова, штука коварная, иной раз и не особенно слышно в дальних рядах было. Это теперь в театрах слышен каждый шорох на сцене в последнем ряду и на галёрке благодаря хитроумному техническому звукорежиссированию, в каждом зале своему.

А репертуар Бориса Тимофеевича я бы пестрым не назвал, он певец русского репертуара, что я уже писал Вам доказательно, но с уклоном в романсовую попсу, вроде «Гори, гори, моя звезда» или «Белой акации…», или «Ямщик, не гони …». По сравнению с ним репертуар Пирогова просто классика. Но выхода у Бориса Тимофеевича не было, потому что публика «звезду с акацией и ямщиком» требовала, и всё тут, чему я свидетелем был не раз, и она была права, на таком уровне пел их глубочайший бас Штоколова с его тончайшими выразительными нюансами.

Уникальный был певец, я думаю, этот жуковский любимец. Очень люблю его пение. Вот, правда, Кончак его, им не понятый, по-моему, и не удался совершенно, он и записался как-то высоковато, не получился совсем, не его партия, конечно, как и Мельник его из анекдота, который Вы рссказали. Таким невероятным машинам как басам, уверен, можно простить многое. В сегодняшнем Большом, увы, и нет их, настоящих, нет Большой компании, о которой мы с Вами вспоминали. Те, кто и был, разъехались, к сожалению.

6. С Вашего позволения, я выскажу своё мнение о волнующем и Вас отношении к Дмитрию Шостаковичу, тема так горячо обсуждавшаяся в ГБ. Разделить Ваши негодующие эмоции, вызываемые музыкой композитора, я не могу, не являясь истинным знатоком и ценителем музыки симфонической. Могу лишь высказать доступное дилетанту, как сказал по аналогичному случаю И. Шафаревич, суждение: большинство его сочинений, включая вокальные произведения, я не понимаю, и в прослушивании они мне не интересны. В таких случаях, лучше всего обратиться к авторитетам.

В своей критике музыки Шостаковича Вы совсем не одиноки.

= Известный композитор и ученица Шостаковича Галина Уствольская настолько безжалостна с творчеством наставника, что диву даешься, тем более, когда читаешь признание самого Шостаковича высокой оценки её музыки, выраженные очень искренно, мне показалось. Д. Шостакович к своему другу Б. Гликману: “ Я с большой радостью читал Ваши восхищения Трио Г. Уствольской и восхищение ее произведениями. Я знаю и очень люблю ее Трио, Скрипичную сонату, Двенадцать прелюдий и многие другие ее произведения. … Я верю в то, что творчество Г. И. Уствольской обретёт всемирное признание всех, кому дорого настоящее музыкальное творчество”.

Как это высказывание можно соединить с ответным мнением Уствольской: “ Со своей стороны я бы хотела сказать: никогда, ни в какие времена, даже в учебные годы в Консерватории, которые я проводила в классе Дмитрия Дмитриевича, его музыка мне не была близка…”,

“…Я бы жёстче сказала: резко не принимала его музыку, как и в последующие годы…”,

«…Музыка Шостаковича всегда оставляла меня угнетенной…”,

“Как такую музыку называли и, кажется, называют гениальной? Со временем она тускнеет…”, нам ответить невероятно трудно.

= Врезалась в память не менее безжалостная категоричность Александра Глазунова по поводу творчества пятнадцатилетнего кoмпозитора Мити Шостаковича: “Отвратительно”, но на вопрос Луначарского: “Почему же слушаете?”, ответ был, мне кажется, совсем непрост: “Мне не нравится, но дело не в этом. Время принадлежит этому мальчику”. Заметим: не “будущее”, но “время”. Диалог состоялся в самом начале двадцатых годов, в период голода и разрухи.

= Достаточно известно также досадливое высказывание Артуро Тосканини по поводу исполненной и записанной им “Седьмой симфонии” Шостаковича: «I asked myself, did I conduct that? Did I spend two weeks memorazing that symphony? Impossible. I was stupid! Did I really learn and conduct such junk?», так велико было разочарование Тосканини.

= Композитор Виктор Суслин писал: “Так вот, Д.Д., как мне кажется, нашел некий философский камень, позволяющий ему сочинять в огромном количестве очень посредственную музыку и казаться при этом гением не только другим, но и самому себе.”

«…Д.Д. создал обширный репертуар, являющийся настоящим бальзамом на душу дирижеров и оркестрантов, не имеющих ни времени, ни желания репетировать. Судите сами: ритмические трудности равны почти нулю, интонационные проблемы более, чем скромные, ансамбль несложный (двухголосие — тутти), да и психологически с этой музыкой нет никаких больших проблем: она состоит из хорошо знакомых компонентов, за немногими исключениями. И состав оркестра традиционный донельзя. И музыка занимательная да темпераментная: можно эффектно показать себя, не очень при этом надрываясь. Сделана она хорошо, но вопрос в том: что она такое?»

= Композитор Э. Денисов в записных книжках оставил:  «Вчера послушал по телевизору 7-ю симф. Д.Д. Поразительно плохая музыка. Почти без просветов. Вот пример композитора, который уже при жизни устарел»,

«Слушал сонеты Микельанджело с музыкой Д.Д. Как это плохо, пусто и бессмысленно…»,

«… Шостаковича полностью исчезла пластика и естественная красота форм. Она заменялась механистическим «выдалбливанием» и огромным вторжением в музыку антидуховных механистических тенденций, вызванных к жизни потерей веры и обожествлением материальных ценностей»,

«Эта бесконечная одноголосная музыка Шостаковича была для него тоже лишь приемом скорописи»,

«В музыке Шостаковича слишком много мусора.»

= Alex Ross в своей книге «The Godfather: Pierre Boulez” приводит отзыв знаменитого французского музыканта о музыке Шостаковича как о «второй или даже третьей выжимке из Малера».

= Известна и резкая оценка бескомпромиссного Георгия Свиридова творчества своего наставника: “… в Шостаковиче было и так и осталось до конца что-то «интонационно-мертвое…».

=Сам Дмитрий Шостакович так же оставил немало свидетельств собственных творческих неудач и разочарований:

“Я аккуратно посещаю репетиции моей оперетты…. Горю со стыда. Если ты думаешь приехать на премьеру, то советую тебе раздумать. Не стоит терять время для того, чтобы полюбоваться на мой позор. Скучно, бездарно, глупо. Вот всё, что я могу тебе сказать по секрету”.

“Как я ни пытался выполнить вчерне задания по кинофильму, пока не смог. А вместо этого написал никому не нужный и идейно порочный квартет (No 8). Я размышлял о том, что если я когда-нибудь помру, то вряд ли кто напишет произведение, посвященное моей памяти. Поэтому я сам решил написать таковое. Можно было бы на обложке так и написать: «Посвящается памяти автора этого квартета».

“Разочаровался я в самом себе. Вернее, (убедился) в том, что я являюсь очень серым и посредственным композитором. Оглядываясь с высоты своего 60-летия на «пройденный путь», скажу, что дважды мне делалась реклама («Леди Макбет Мценского уезда» и 13-я симфония). Реклама очень сильно действующая. Однако же, когда всё успокаивается и становится на свое место, получается, что и «Леди Макбет», и 13-я симфония фук, как говорится в «Носе»”.

“… Однако мысль, которую я сейчас изложил, ужасная мысль. Т.к. мне осталось жить еще 10 лет, то тянуть эту ужасную мысль в течение этих лет… Нет! Не хотелось мне быть на моем месте…”

Если суммировать вышеприведенное то, с одной стороны, игнорировать отрицательную оценку известных музыкальных авторитетов невозможно, как это вполне допустимо в случае с неизбежными, пожалуй, сомнениями и муками творчества самого композитора. Но с другой стороны, всемирный успех Дмитрия Шостаковича, любовь и уважение к его творчеству таких гигантов, как М. Растропович, Р. Щедрин, В. Мейерхольд, Г. Нейгауз, говорит сам за себя.

————————————------------------------------------------------------------------------------------------------------

Быть может, неодназначность этих оценок станет чуть яснее, если посмотреть на Шостаковича-человека и общественно-политического деятеля очень высокого ранга, каковым он являлся почти всю свою жизнь. Дмитрий Дмитриевич, живя, как мне кажется, жизнью двойной — в своем творчестве и в ежедневном отвратительном компромиссе с неправедной властью — отчетливо это осознавал и ощущал, быть может,  постоянную мучительную внутреннюю боль, точившую его изнутри.

Наиболее примиряющее объяснение ужасному компромиссу Шостаковичa с властью дает Э. Денисов: «…одной из причин малодушия Дмитрия Шостаковича была его глубокая, навязчивая любовь к своим детям. Многое из того плохого, что сделал он в своей жизни, было сделано ради детей. Его положение в обществе и его авторитет, почести и ордена — все это позволяло ему обеспечивать детям очень комфортное существование. Он много сил положил, помогая сыну Максиму».

Наиболее сочувственное, оправдывающее почти, объяснение высказала Софья Губайдулина по поводу решения композитора о вступлении в партию: “Когда мы узнали об этом, нашему разочарованию не было предела. Мы не могли понять, почему в то время, когда политическая ситуация стала менее скованной, когда, казалось, человеку стало возможно сохранить свою честность, целостность, Шостакович пал жертвой официальной лести. Что побудило его к этому? Я поняла потом, что человек может снести и голод, и политические гонения, но он не способен устоять перед искушениями пряником… он позволил себе расслабиться, он поддался слабости.”

Наиболее сурово суждение В. Cуслина и Г. Уствольской: “Носимая Шостаковичем маска распятого страдальца нисколько не помешала ему делать блестящий бизнес по всем правилам советского общества. Он был несомненно козырной картой партийной идеологии. Циничные и «всё понимающие» московские и ленинградские интеллигенты охотно прощали ему подписи под идеологически-директивными статьями («это не он писал, только подписывал», «его заставили» и т.д.). Но у медали есть и другая сторона: что должны были думать молодые люди в Кемерово, Семипалатинске, Челябинске, читая эту дрянь? Она ведь подписана не каким-то неизвестным партийным барбосом, а общепризнанным гением, да еще и «музыкальной совестью» в придачу. Значит, это всё — истина. Горе тому, кто соблазнит хотя бы одного из «малых сих»!

Наиболее же страшно описана причина позорного компромисса композитора с властью Эрнстом Неизвестным в интервью корреспонденту лебедевского журнала:

«…Меня же происшедшее резануло чудовищно. Хрущев закричал:
Эй, Вы там, в очках, встаньте! — и вдруг поднялся Шостакович.

Ильичев наклоняется к Хрущеву и шепчет ему на ухо, поднялся не тот. (Кого Хрущев хотел поднять, я не знаю до сих пор).

Хрущев кричит Шостаковичу:
Да не Вы! А вот Вы! — и указывает на кого-то другого. Шостаковичу:  А Вы садитесь!

Дмитрий Дмитриевич же словно не слышит. Он стоит. Ему со всех сторон говорят:
Садитесь! Он стоит. Но не просто стоит, он – простите меня! – стоит на полусогнутых ногах и… дрожит! У него уже трясутся руки.

Хрущев выходит из себя:  Не Вы, а Вы!!!

Шостаковича тянут вниз друзья или просто рядом сидящие, а он не садится! Я не хочу называть фамилии – со мной рядом сидел один очень видный человек. Я спрашиваю его: – Что же происходит? Почему Шостакович стоит!!??

И он с такой презрительной, холодной улыбочкой отвечает: Он привык стоять.

В конце концов Дмитрия Дмитриевича просто силой усадили в кресло.

Для меня то был огромной силы трагический эпизод”.

И Шостакович ежедневно и неустанно выполнял свой долг перед властью, которую, быть может, и ненавидел, но еще больше боялся. Боялся власти,  которая так его вознесла и использовала за это. По словам В. Суслина, он “имел блестящую возможность подписывать десятки партийно-директивных статей в центральной прессе, подписывать политические доносы (Сахаров в 1973 г.), сидеть в президиумах рядом с бандитами и голосовать за любое бандитское предложение с проворством щедринского болванчика, и в то же время слыть символом внутреннего сопротивления режиму не только в советско-либеральных кругах, но и в собственной душе. О загранице я уже и не говорю, она мало что понимает в наших российско-советских делах”.

Его кандидатура выдвигалась, проверялась и утверждалась на самом высоком уровне власти, которая в таком деле никогда не ошибалась, ей нужны были только искренно лояльные,  в её рядах не было места даже сомневающимся.

К словам Тихона Хренникова, 34 года бывшего Генеральным Секретарем СК, мне кажется, тоже стоит прислушаться: «Я уверен, что Дмитрий Дмитриевич был человеком, который ничего не делал с фальшью… Шостакович всегда был выездным … делать из него мученика, который только и думал, как бы в симфонии или квартете «разоблачить советскую власть», просто смешно. И неприлично”.

Одиннадцать лет в руководстве Союзом Композиторов СССР являются лучшим свидетельством того, что Дмитрий Шостакович требованиям удовлетворял, его общественная деятельность, публичные выступления и международные поездки еще более укрепляли и легитимизировали преступный советский режим во всем мире.

Я твердо верю в то, что творчество и человеческий облик творца, суть вещи разные: иными словами, гений и злодейство совместимы. А значит, жизнь Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, лауреата и орденоносца, является, на мой взгляд, жизнью человека cлабого и аморального.

6. Позвольте теперь перейти к следующей теме нашей переписки, посвященной вещам гораздо более приземлённым, но в конечном счёте, не менее важным. В начале позволю себе остановиться на своей скромной персоне, которую Вы неоднократно обвиняете во многих грехах, как-то:

Я натравил на Вас нелегалов-анонимов, а сам обрушился на Вас с претензиями

Я сам являюсь полуанонимом, любящим петь баритоном

Я имею двух сообщников: ВД — поучающий, и протеже — управляющий (крысами)

Вот мои ответы, краткие, но искренние:

- Я не только не натравливаю или обрушиваюсь, но напротив, испытываю уважение к Вашей музыкальной эрудиции, вашему возрасту и творчеству на темы, связанные с музыкой и вокалом, мною любимыми. Я старательно доказываю это в каждом своем комменте на заданную тему. Надеюсь, что Вы заметили это сами, как человек наблюдательный и честный.

- Если Вы имеете ввиду мой ник, то он совершенно похож на Ваш по структуре, в чём я не вижу ничего страшного или особенного. Конечно, было бы нам неплохо обзавестись чем-либо более шикарным, как, например, Тихий Безобидный Сумашедший, или совсем уж изысканным — Ветеран Броуновского Движения (каково!), но мне ближе Ваша скромность, и я решился на две буквы.

Та же природная скромность останавливает мою претензию стать широко известным в узких кругах посетителей ГБ. К тому же знать, что я люблю петь баритоном, чего я, щадя близких, не делаю последние лет тридцать пять, вполне достаточно, мне показалось, чтобы слыть человеком приличным и из хорошей семьи.

- По поводу сообщников в лице ВД и руководителя группы из десяти мерзких крыс: вот здесь каюсь — грешен и подписываюсь почти под каждым словом этих прекрасных авторов ГВ, украшающих её страницы каждый по-разному, но регулярно, с большим достоинством, разумом, юмором и тактом. Тут кладу голову на плаху, но убедительно прошу Вас не наступать на горло рвущейся песне, ведь Вы и сами некогда пели и, значит, понимаете меня как никто.

7. ЯР – «… Начну со Сталина. Полистайте книгу Вадима Кожинова «Правда сталинских репрессий» … была коммунистически-чекистская система … репрессивный аппарат… Кем же был Сталин … волкодавом и был вынужден восстанавливать страну … К приписываемым … репрессиям он имел косвенное отношение … раздуванием их … лжецы, клеветники, подлецы, негодяи и спекулянты.»

Я не стану останавливаться на Вашей предыдущей попытке удовлетворить моё любопытство о причинах Вашего фанатического преклонения и безмерного уважения к Сталину. Попытка была неудачной, так как из Ваших повторяемых здравиц в честь Вождя реального объяснения мне почерпнуть не удаётся.

Ваше последнее по времени сообщение в ГБ было более содержательным, его я и привёл выше в сокращённом виде. Оно вызывает естественный вопрос: как это Сталину удавалось иметь лишь косвенное отношение к тому, что он справедливо считал главным в любом деле, ведь «кадры решают всё». А он, человек, создавший своими руками всю правящую элиту партии и правительства, занимая с самого начала незаметный, ставший важнейшим, пост генсека партии, этот человек, по-Вашему, был в стороне от кадровой страшноватой перестановки: в Сибирь, в тюрьму или на тот свет тысяч и тысяч своих лучших рабочих, колхозников, инженеров, врачей, деятелей науки и культуры, высших руководителей партии, армии и страны? Он доверил это важнейшее для любой власти дело кому-то другому? Вы в это действительно можете поверить сами?

К тому же, слишком много свидетелей, их книг, интервью, воспоминаний, выступлений, говорящих о личной вине именно Сталина в репрессиях против своего народа. Слишком они искренние, слишком разным и стоящим всеобщего доверия людям они принадлежат.

Ещё более удивило меня, что столь же мало доказательств непричастности Сталина к репрессиям привёл в своей книге протежируемый Вами Вадим Кожинов. Я честно убил часа три, читая по Вашему совету его занимательную книгу, но и там не нашёл того, что Вы мне обещали: раскрыть тайну совершенного неучастия кормчего в репрессиях против своего народа, почему-то названных всё-таки его именем самим же Кожиновым.

Чем занимался вождь всё время своего абсолютного диктата в стране своего управления, автор сообщить так и не пожелал, приведя взамен тысячи интересных, но ужасных фактов, имен, дат и цифр, показывавших, как буквально всё население страны по собственному почину и с огромным энтузиазмом истребляло друг друга в течение тридцати сталинских лет, не особенно даже и осведомляя Вождя о своих противоправных действиях.

Лишь пригвоздив половиною книги своей к позорному столбу советской истории особо негативную роль еврейской части правящей партии, проявивших неистовое рвение в уничтожении своих соратников, только после этого автор пишет свои две странички, посвящённые титульному герою.

Признав ответственность вождя за народную трагедию коллективизации, автор ссылается на личное решение вождя. Но затем немедленно разъясняет читателю, что каждое такое решение Сталина никогда не готовилось заранее, никогда им не планировалось, мудрый вождь, оказывается, всё решал по ходу совершавшихся вне всякого его волеизъявления событий, и действовал всегда по обстановке. Это и есть самый важный вывод Кожинова из рассказанной им краткой истории сталинской державы. По этой  причине автор считает генсека лишь косвенно причастным к репрессиям.

Находчивость автора напоминает известный адвокатский ход, позволяющий сильно смягчить наказание за убийство непредумышленное. В случае с самым эффективным менеджером всех советских времён, я уверен, что суд истории не примет во внимание бездоказательный посыл новоявленного адвоката.

А он продолжает с детской наивностью: «… сталинское решение о немедленной коллективизации было вызвано вдруг выявившейся в 1928 году роковой нехваткой «товарного» хлеба, а заключение в 1939 году «пакта» с Гитлером — предшествующим «разделом» западной части Европы …».

Я очень надеюсь, что Вы, уважаемый ЯР, не потребуете моих объяснений многих подобных проблем, не раз стоявших перед другими руководителями других стран Европы и Америки. Но лишь «мудрому Сталину» для их разрешения требовался все тридцать лет его правления лишь один испытанный метод — миллионы человеческих жертв собственного народа без счёта и сожаления, до войны, во время войны и после неё. И это и есть то, о чём мы с Вами говорим сейчас.

Кожинов и Вы пытаетесь прикрыть Сталина-волкодава. Но неужели Вы сами не видите, что Сталин и его чудовищные деяния великоваты для Вашего укрытия, они торчат из-за него со всех сторон, и им нет оправданий. Абсолютному властителю, каковым был Сталин, невозможно и подумать каким-либо образом быть в стороне от ответственности за тридцатилетнее преступное человеческое жертвоприношение.

Если Вы сами когда-нибудь руководили даже небольшим коллективом, то Вы должны представлять свою меру ответственности за всё, что делает во время работы каждый Ваш подчиненный, или не делает вовсе. И эта Ваша ответственность нормальна и законна. Почему Вы не судите самого эффективного менеджера Сталина по этому принципу, понять невозможно. В опусе В. Кожинова доказательства также отсутствуют напрочь, и кроме признания вины диктатора за жертвы коллективизации, есть лишь мнение автора и его обращение к читателим не верить в личную вину диктатора. Неужто Вам, ЯР, этого детского лепета хватило?

Но главное, нет и не может быть целей, во имя которых бывший семинарист угробил миллионы своих сограждан, никакое строительство коммунистического царства или укрепления страны, что ещё хуже, того не стоит. Потому Вы их не нашли, эти цели, до сих пор и не найдёте ни с каким Кожиновым. Позиция городского сумашедшего, иной раз проглядывающая в яростных здравицах в честь кровавого диктатора, Вам не к лицу, не соответствует человеку здравомыслящему, каковым я Вас хотел бы считать.

Причины того, что Ваша память стёрла чёрные страницы сталинского правления несчастной страной, а разум не позволил Вам сделать верный анализ того, что происходило на Ваших глазах, мне неведомы. Многочисленные мои старшие друзья и товарищи, пережившие те же годы, что прожили и Вы, мои родители и члены семьи, книги и документы, а не неудавшийся пустой наёмный болтун Кожинов, вот доказательные мои свидетели того, за что Сталина обвиняет ход истории.

Нынешняя российская молодежь, отдавшая тирану место национального лидера всех времён, воспитана в полном незнании правды этой части истории, которую недаром переписывают многократно за последние два десятка лет, в чём участвуюте Кожинов и Вы, ему доверяя. И это не делает Вам чести.

8. Ввиду особой важности этой части нашей дискуссии, мне пришлось дать ей название:

Четыре довода ЯР и пять российских бед.

ЯР — «Теперь о Путине. Это выдающийся деятель и ИДЕАЛЬНЫЙ правитель для России, т.е. страны, в которой значительная часть населения ныне состоит из УГОЛОВНИКОВ … Вы требуете от Президента того, что в уголовной стране это ВТОРОСТЕПЕННОЕ и требующее огромных средств, которых в стране пока нет. Главное — это удержать страну от внутреннего развала, чего добивается пятая колонна, и защитить её от вражеского уничтожения более сильными и вечно враждебными западными странами. Ныне оказываемая помощь Сирии жизненно необходима Росии для защиты страны от постоянного проникновения на её азиатскую территорию мусульманских формирований, организуемых и финанасируемых вражескими странами».

Я опускаю Ваши многочисленные здравицы в ГБ в честь нынешнего Президента России, демонстрирующие Вашу веру в прекрасные качества человека, стоящего у власти последние два десятка лет. Единственный внятный ответ на мою просьбу подтвердить фактами великую пользу Владимира Путина, заключён в этом кратком комменте, приведённом выше, который содержит четыре Ваших довода в пользу Президента В. Путина. Постараюсь ответить на каждый кратко, но доказательно.

1. Криминализация страны. Владимир Путин уже двадцать лет является неограниченным властителем в России, что отрицать не может никто. Считать, что при его неограниченной власти, имеющей в своём распоряжении армию и громадный силовой механизм, с входящими в него войсками внутренних дел и министерства чрезвычайных ситуаций, полиции, прокуратуры, суда и так далее, за двадцать лет он был не в состоянии справиться с криминальными структурами и не предотвратить всякие попытки внутреннего развала, это будет наивно и невозможно. А если всё-таки считать, то стране срочно нужен другой Президент.
2. Две самые страшные угрозы. Несмотря на их наличие, нынешний Президент неоднократно вовлекается, и даже инициирует сам, губительные военные конфликты с соседними странами, отвлекая силы и средства, требуемые для решения главных проблем. При этом военные столкновения с соседними странами дорого обходятся международной репутации страны и ещё дороже её бюджету. Нет, стране определённо нужен другой Президент.
3. Защита страны есть первая задача армии и её Главнокомандующего, Президента, в чём Вы совершенно правы. Вы указываете первого наиболее опасного вечного противника — Западные страны. Сегодняшнее состояние бюджета и армии России вряд ли позволяют надеяться хотя бы на приблизительное равенство сил стран НАТО и России, более союзников не имеющих, что бы российские генералы ни говорили. Понимая это, Президент Ельцин дружил с Западом, а понимает ли это Президент Путин?

Да, понимает, ибо при его активном участии и управлении за двадцать прошедших лет миллиарды денежных средств страны и личные состояния её богатейших персон продолжали с размахом размещаться в финансовых институтах Соединенных Штатов и Европы. Потому что при его участии страны Запада бесперебойно снабжались важнейшими стратегическими ресурсами, которыми так богата Россия, в ответ получавшая доллары США, что являлось свидетельством настоящей дружбы Путина с Западом и его поддержкой Западной цивилизации. Плоды этой цивилизации исправно покупались Путиным, как это делается даже сегодня, в условиях санкций. Оплачиваются покупки полученными  у Запада же зелеными бумажками, именуемые долларами. Лучшего доказательства дружбы Путина с Западом и не придумаешь, не так ли?

На каком же основании Вы вправе говорить о страшной и вечной вражде Запада с Россией, если её Президент, Вами полностью поддерживаемый, два десятка лет действует совершенно наоборот. Признаете ли Вы эту свою огромную ошибку, или немедленно нужен другой Президент?

4. Второй наиболее опасный противник — мусульманские формирования, проникающие из Сирии. Вы считаете военное участие России в Сирийской гражданской войне правильным средством предотвращения мусульманских вылазок на территорию России, но это не соответствует действительности. И вот почему. В России до двадцати процентов её населения составляют мусульмане-шииты, между тем как Путин провозгласил главной задачей военного присутствия российских войск поддержку режима Президента Асада, главы крохотного суннитского меньшинства населения шиитской Сирии, что является его, Путина, грубейшей ошибкой. Похоже, Главнокомандующий врагов перепутал. И здесь необходимый вывод – стране нужен другой Президент!

И ещё более веским аргументом против военой инициативы Путина является то, что защищая свои азиатские границы от мусульман, Президент совсем не беспокоится о судьбе громадных восточных территорий России. Они уже давно заселены многочисленным китайским соседом, незаконно присвоившим миллионы квадратных километров де-факто и продолжающим мирную экспансию всё глубже. Президент страны, не сумевший организовать защиту её целостности и суверенитета, должен быть сменён – стране нужен другой президент немедленно!

Я надеюсь, что Вы и сами видите прямую ответственность Президента Путина, являющегося главной причиной сегодняшних пяти основных российских бед:

1. Беда в том, что для самого богатого государства в мире, занимающего сотые места по уровню жизни своего несчастного населения, это не просто смешно, это давно уже повод для возмущения
2. Беда в том, что Россия, в лице её Президента, делает нелепые попытки научить, как следует жить гораздо более успешным страны Запада, не имея ни малейшего положительного собственного опыта в собственной, всё более ослабевающей стране, лишившейся громадных денежных средств, уплывших в Западные финансовые институты с одобрения «идеального правителя»
3. Беда в том, что громадную и богатую страну мировое сообщество подвергает позорным наказаниям, вроде постановки в угол за отвратительное поведение в течении именно последних двадцати лет
4. Беда в том, что за эти годы «идеального правления» Россию покинули миллионы талантливых людей: учёных, деятелей культуры, инженеров и врачей, составлявших лучшее, что осталось после губительных внешних и внутренних войн и репрессий
5. Беда в том, что под руководством Президента ничего конкретного не сделано для того самого импортозамещения, который так часто звучал в его речах и директивах. В то время, когда западные технологии позволили США сравняться с Россией по добыче газа, одного из важнейших экспортных российских продуктов, страна так и продолжает «сидеть на газонефтяной игле», не умея освоить производство товаров и технологий, что позволило бы гораздо улучшить экономическое положение страны.

Быть может, это даже помогло бы и несбыточной мечте «выдающегося деятеля» — сделать российскую валюту альтернативой зелёному счастливцу. Но мечта эта остаётся такой же смешной, как и выпуск Ёмобиля, самого популярного в мире, или русского айфона, обещаного народу ещё через пару лет, или производство пассажирского самолёта, успешного конкурента «Боингу». Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно, говорят в России, продолжающей поддерживать своего 86%-го счастливца-Президента.

А разве Вы, уважаемый ЯР, не знаете об этом? Я бы понимал Ваше почитание нынешнего Президента, если бы Вы смогли привести хоть один веский довод, говорящий о положительной роли Владимира Путина в стремлении не допустить того, что произошло в стране за годы его руководства. Привести его собственные конкретные достижения, уменьшившие хоть нанемного беды российские, перечисленные выше. Вот тогда бесспорным было бы Ваше право славить Владимира Путина как выдающегося деятеля и идеального правителя. Но, к Вашему большому сожалению, именно его деяния и не дают никому подобной возможности.

9. В заключение, позвольте немного о Вас, уважаемый ЯР. Я не знаю, где Вы живёте, но, похоже, не в России. В этом случае Ваша политическая позиция, мне кажется не слишком приличной, ибо нас с Вами сюда никто не звал, наоборот, это мы напросились. Чувствуете разницу? Особенно же она неприлична, когда мы говорим ещё об одной её стороне, касающейся щекотливых вопросов Ваших национальных приоритетов, и остающейся для меня загадкой.

Во-первых, у Вас на устах почти одновременно находятся два лозунга: «Слава великому Сталину!» и «Наконец, русский человек во главе русского государства!», прямо противоречащих одно другому, как бы Вы меня ни убеждали, что Иосиф Джугашвили был душой истинно русский человек.

Во-вторых, Ваша ненависть к тем, кого Вы называете «жидами», непонятна ещё более. Из этих восклицаний мне не удаётся выявить разницу между Вами, мною, евреями и жидами. Я получил совет прочесть Ваш давний опус в «Лебеде» на эту тему, но признаюсь честно, мне не хватает душевных сил решиться на подобную хирургию на самом себе, настолько мне не хочется, и даже невозможно, пережить ещё одно разочарование по отношению к Вам.

Евреи, как и русские, как и люди других народов, имеют в своих рядах гениев и злодеев, учёных и безграмотных, сообразительных и не очень, обрезанных и таки нет, словом, всё как у всех. Вам бы, именно Вам, не стоило вносить свою лепту в развитие так живо и часто трепещущего в Ваших устах ещё одного нового деления: евреев по национальному признаку. Евреи в этом не нуждаются, им хватает. Только ленивый царь, король, князь, герцог в ходе человеческой истории не предлагал своё мнение по этому поводу, но кончалось это безнадёжное дело всегда одним и тем же: у евреев отнимали все имущество и деньги и вышвыривали их из страны обитания без объяснения причин.

Не стоит забывать, что «Лебедь» издаётся в многонациональной стране, чутко реагирующей на наклоны по национальному признаку, которых и здесь хватает без нас с Вами. Цивилизованное терпение, толерантность и чувство юмора, вот истинное спасение в раскачиваемой национально-патриотическими волнами лодке, в которой, по словам поэта, даже крысу тошнит.

И ещё, пожалуйста, забросьте куда подальше этот дряхлый лозунг «Америка и Англия — самые злостные враги России». Я живу в этой самой Америке много лет и ничего подобного не слышал ни в магазинах, ни в ресторанах, ни в театрах, ни в музеях, ни на пляжах, ни на спортивных площадках, ни на многочисленных рабочих проектах, мною выполненных в семи штатах огромной страны. Нигде и никогда я не слышал ни от кого подобной ерунды. Люди заняты работой, нелегкой и, порой, созидательной, результаты которой я вижу вокруг ежедневно и, порой, восхищенно. Им просто некогда и незачем нести эту, по-Вашему, важнейшую миссию ненависти к России.

Вернувшись совсем недавно из Европы, где дней десять провёл именно в Англии, докладываю Вам честно: Россию не ненавидят, а даже и наоборот, сочувствуют людям России и готовы помогать по своей миссионерской привычке. Специально переспросил свою русскую жену, бывшую рядом со мною и в Европе, уж она не даст соврать. Нет, говорит, насчёт ненависти к России здесь негусто, можно сказать, что и совсем нет. Такая же обстановка была и в Германии, и в Швейцарии, и в Австрии, и в Люксембурге, и даже в самой Бельгии. То есть, прямо рядом со штаб-квартирой НАТО идём себе, по-русски говорим, а все вокруг дружелюбны и даже приветливы и тоже идут как ни в чём не бывало по своим делам.

Ну, правда, в Будапеште что-то такое чувствовалось, так сказать, тучи над городом встали, тут из песни слов не выкину. Вообще, чем дальше на Восток, тем больше этих самых туч. Похоже, что люди там что-то знают, о чём в Америке и Англии пока не догадываются. Создавалось впечатление: в Англии или у нас в США помнят лучше Эльбу и Лендлиз, а восточные что-то помнят другое. Так что не стоит Вам трясти стариной и дезориентировать доверчивую русскую публику, и так слабоватую в этом отношении, как мы с Вами сейчас видим.

1. Прошу Вас не обижаться на мои дружеские советы. Ваши знания и любовь к музыке очень нужны Альманаху и лично мне, Вашему, как мы с Вами договорились, старому приятелю, желающему Вам крепкого здоровья для успешного поиска истины, не заканчивающегося никогда.

P.S.

1. ЯР – «Вы не ответили относительно шаляпинского Приюта, линк которого я послал».

Спасибо большое за шаляпинский «Приют», который слушал впервые. С Вашего позволения докладываю своё впечатление:

=техническое мастерство: мне показалось, что ноты нижнего регистра в начале каждого куплета, «…бурный поТОК…», были спеты с большим напряжением и звучали неуверенно, он героически преодолевал ясно слышимые трудности. Переход от высоких нот второй части куплета к вновь низам начальных строк, так же давался Шаляпину нелегко. Вторая часть каждого куплета, и особенно с пронзительными высокими нотами, как и всегда у Фёдора Ивановича, звучала очень проникновенно, с большим чувством страдания и очень мелодически красиво, поэтому в целом впечатление сильное.

=Шаляпин, на мой взгляд, исполнял драматическое произведение большого накала, с горечью, надрывом и тоской, он пел как бурлак, тянувший свою тяжёлую посудину, с трудом великим, даже вскрикивая от напряжения порой, переступая по песчаному берегу реки.

—————————————————————————————————————————---------------------------------------------

=Сразу после Шаляпина слушал Дитриха Фишера-Дискау, пение которого я бы не стал оценивать с технической стороны более, чем одним словом – совершенство. Высочайшая вокальная техника позволяет ему преодолевать, что я говорю, он ничего не преодолевал, он просто пел очень красивую немецкую песню со множеством нюансов чувств и переживаний, пел при этом лирично, мечтательно, задумчиво, грустно и печально. Я недаром привожу много эпитетов к исполнению Фишера-Дискау, все они слышались в его пении этой романтической маленькой драмы Франца Шуберта.

=Знаете, уважаемый ЯР, я очень люблю песни этого немецкого гения Шуберта, так рано ушедшего, но так много успевшего сделать в музыке. Спасибо Вам большое за доставленную возможность говорить об этом. Очень вероятно и то, что наши мнения в оценке двух больших мастеров не совпадают, но ведь сумели они исполнить два разных произведения одного названия, и это даёт и нам право относиться к их творениям по-разному.

2. ЯР – «Три арии с Борисом Гефтом…. Хозе и Радамеса записи хорошие».

Спасибо за удовольствие его послушать. Все три арии очень неравноценны. Лучшая, почти безупречная, мне показалась ария Радамеса, конечно. Каварадосси – никуда, что на известном нам языке означает ничего. А его Хозе очень неровная запись, как я оцениваю эту арию, он поёт в начале по-деревенски, не собравшись, без выучки, некрасиво. Но стоило ему спеть высочайшую ноту восторга в «когда его я целовал», и он успокоился и пел хорошо и ровно, правда, прощать ему концовки слов «сомнен…я, прощен…я», спетых без мягких знаков, как на одесском привозе, нельзя, ведь он мог бы легко это исправить, да, никто не подсказал, не было школы. Зато очень привлекает его точный и активный вход-укол на любую высокую ноту: смело с открытым забралом, и всегда попадает и всегда очень красиво, это замечательное умение тенора, которого я услышал с Вашего подсказа, спасибо. Пока пишу это, Борис Гефт поёт вновь Хозе, нет, кроме безупречных нот под облака, есть те ошибки произношения и некая неряшливость, свидетельство недоработки с преподавателями. Он, наверное, южанин, судя по выговору, но верха чудесные.

3. «Красную книгу российской эстрады» пользую сам иногда, но мои защитные программы ставят фильтры, которые не пропускают этот сайт на мой комп из-за риска инфекции.
4. «Предлагаю в дальнейшем не рассматривать (по обоюдному согласию) «достоинства» таких певцов, к примеру, как Норейка или Бабий, если предлагающий не приводит веских доводов для таких рассмотрений».

Уважаемый ЯР, такой договор принимается с благодарностью, Иметь свои резоны для выступлений, статей и вопросов, конечно, необходимо, Вы правы.

5. О роли дирижёранаписал в статье, сообщите Ваше удовлетворение, или неудовольствие, буду рад обоим.
6. Алексей Иванов и Андрей Иванов.

=Спасибо, вновь внимательно слушал Алексксея Иванова в «Риголето» в его лучшее время 40-года, слушал всё, что есть в записи и Шакловитый , и романсы.

После него смотрел только «Риголето» в исполнении Гобби, Руффо, Хворостовского и Фишера-Дискау. Поразительные для себя выводы сделал: лучший Риголето из них Тита Руффо, даже несмотря на дефекты записи, он эталон и совершенство во всех аспектах своего вокала.

За ним, в некотором отдалении, Гобби, чуть уступая в подвижности вокалу Руффо, в некоторых местах чувствую, что он поёт, не живёт. Природой он одарён настолько, что может себе позволить и это, и только он.

И неожиданно для меня, немецкое чудо-баритон практически не уступает обоим недостижимым, казалось бы, гигантам, а в мольбе его самые нежные ноты, потрясающее место, выше самого Гобби, такими интонациями он играет.

Хворостовский, очень любимый мною, местами очень форсировал звук, явно стараясь петь мощнее, почти покрикивал как-то, и этой тройке уступил. Ясно, что все они создали настоящие вокальные шедевры, слушать каждого из них, наслаждение, удивление и счастье. Жду с нетерпением Ваше мнение, конечно.

Алексей Иванов, конечно, выделялся из этого гениального ряда. Звучание его голоса было совершенно отличным от предыдущих записей, что ясно слышится. Мне кажется, что дело в методе, качестве, технике записи, которая на тот момент было различным в СССР и за границей, очевидно. Звучание многих (почти всех) записей, сделанных в то время в Советском Союзе, отличается открытым  звуком.

Голос Иванова раздаётся в открытом поле, не защищённый от ветров, дождей, громов и молний, в то время как записи других исполнителей звучат более мягко, как бы из под зонтика, какого-то защитного козырька. Любая малейшая неточность фразы, ноты, нюанса резко слышна на записи советских времён. Это даёт право говорить о высокой технике исполнения Алексея Иванова. Но звучание при этом теряет частично красоту, становится менее богатым, более открытым, резким, плоским, и не по вине исполнителя.

Таким образом, совершенно не уступая этим вершинам оперного искусства в мастерстве пения, в котором я искал, признаюсь честно, недостатки, но, отнюдь, не преуспел. Всё Иванов сделал классно, всё выпевал до нотки, чисто и ровно, чувства все были наружу, верха бесподобные, низы широкие и благородные, словом, не придерёшься. А проблема есть и ощутимая на слух весьма: поёт высокий баритон с великолепными верхами и крепким достаточно низом, но тембр голоса звучит окрашенный от природы беднее, чем более низкие и глубокие, объёмные голоса Гобби и Руффо. Но ещё раз, мастерство, техника вокала Алексея Иванова вызывают естественное уважение, конечно.

=Записи Андрея Иванова – удовольствие, выше того, что опишу Вам сейчас, будь то Алеко, романсы, уж не говорю о его князе Игоре: очень, очень красиво, богатейший звук во всех регистрах, и бархат, и мощь, и мысль и чувства, и масляный чуть-чуть, всё просто великолепно. Технически записано более совершенно, чем предыдущая запись Алексея Иванова, что сразу добавляет окраски воспоизводимому звуку.

И к Вам вопрос, если позволите: русский перевод резал мне ухо, как всегда, в арии из второго действия: « Куртизаны, исчадьЕ порока…». Почему в русском поют единственное число с Е на конце, если куртизынЫ? Не знаете ли Вы?

Как мне жаль, что эти два выдающихся баритона, прошли мимо моего внимания. Впрочем, в те четверть века, когда я мог бы оценить их вокальное мастерство, время было потрачено гораздо, гораздо менее продуктивно: я так же неистово строил коммунистическое производство, как мне сегодня жаль тех напрасных усилий. Небольшой остаток времени был так же подарен чтению, спорту и своим бесполезным попыткам воспроизводить сколько-нибудь приличные музыкальные звуки, что было совершенно по-русски, т е бессмысленно и беспощадно по отношению к самому себе.

7. Иван Жадан.По Вашему совету прослушал в сети более 35 песен, романсов и арий из опер этого не особенно известного певца. Я слышал о нём, но никогда его исполнение. Ленский, Дубровский, индийский гость, всё исполнено с большим чувством, очень чисто, легко и свободно, красивейшего тембра лирический тенор просто переливается и сверкает яркими светлыми красками, очень здорово, спасибо Вам.

Не скрою, по своей старой привычке к сравнению тут же послушал Ленского и певца за сценой из «Рафаэля» в исполнении Леонида Собинова, и опять не скрою, Собинов, тонкий мастер, был точнее в интонациях, мне кажется. Там, где чудно лился легкий голос Жадана, Собинов, как на конкурсе вокалистов, показательно исполнял ту же музыкальную фразу еще более красиво и выразительно. Вот же чудеса человеческого голоса, возможные только для тех, кого судьба отметила своей печатью!

Но вот запел Собинов-Надир, и впечатление испорчено: и запись плохая, и Собинов поёт уныло и маловыразительно, как мне кажется. Да, чудеса не происходят ежедневно, особенно в записи. Слушаем лемешевского Надира. Мне кажется, что Лемешев был настоящим мастером звукозаписи, всегда его пластинки и диски среди лучших. Вот и сейчас он поёт абсолютно безупречно, очень красиво, нежно и звучно одновременно, блестящее исполнение.

Закончил слушать Жадана песнями «Дивлюсь я на небо», и «Эх, ухнем!». Удивительная, не свойственная лирическому тенору, вторая песня просто в сердце поразила, благодаря искусству этого вокалиста. Он с такой отвагой, напором, так активно, яростно и даже весело её поёт, такая мощь его голоса слышна, что начинаешь сомневаться, неужели это поёт нежный лирический тенор. Ай, да, Иван Жадан, подаренный Вами, спасибо.

И ещё вопрос по поводу Павла Журавленко, о котором Вы упоминаете в предыдущем комменте. Я его знаю и помню, но вопрос в имени другого Журавленко, которого звали Владимир. Он пел в конце 50-х начале 60-х, кажется. Хороший баритон, но исчез куда-то через пару лет всего. В сети о нем лишь пара строк о его выступлениях в театре-студии при консерватории. Был ли он из той же семью Журавленко, или просто та же фамилия?

Спасибо заранее, если захотите поговорить, то мой телефон всегда для Вас 646-323-5046 (селл), буду рад общаться, а то наша переписка занимает слишком много места и внимания публики в ГБ, мне кажется.

Будте здоровы,

С уважением, Мaрк Певзнер

USA.