Сделайте меня европейцем, государь

31-03-2018

belkovsky

  • Народная жизнь, — сказал Павел Иванович Новгородцев (кадет, правовед  и философ права, умер в 1924 г. , Прага), — то есть масса, толпа, всегда течет по инерции. Нужны двигатели, встряхивающие по временам толпу, мешающие ей застыть и направляющие ее в иную, лучшую сторону». Это очень важный вопрос в контексте осмысления и обсуждения российской современности, потому что мы постоянно слышим, как из околокремлевских, так и из номинально антикремлевских, либеральных кругов прогрессивной общественности, что нынешняя российская власть популярна потому, что она заведомо идет на поводу у народных настроений. Вот сначала она узнает, чего бы народу хотелось, а потом она так и делает. Поэтому победить эту власть никаким образом невозможно. А любой демократический механизм в нашей стране приведет к рулю нашей страны только еще более радикальные и местами радикальные элементы типа  главного технолога войны на юго-востоке Украины, покорителя Славинска, полковника ФСБ Игоря Ивановича Гиркина-Стрелкова.В то время, как, на мой взгляд, никакая демократизация России, никакая ее реальная либерализация невозможны без понимания, что именно элиты предлагают народу стандарты и образцы. Те ценностные приоритеты, те идеологические установки, то видение будущего, которое будет сформулировано элитами, оно и станет народным достоянием. Тот же Арнольд Тойнби говорил о том, что большинство усваивает образцы активного творческого меньшинства посредством подражания, так называемого мимезиса. И любая цивилизация входит в период надлома, упадка, разложения, а затем, возможно, и гибели тогда, когда механизм мимезиса прекращается.

    Мы можем говорить о кризисе, надломе и даже упадке современной российской цивилизации именно потому, что в России нет механизма мимезиса. Сегодняшний режим – это режим, отражающий самые низменные, черные инстинкты большинства, энергию ресентимента, энергию мести. Для десятков миллионов людей этот ресентимент – месть за унижение 1990— годов, унижений не только экономических.  Тогда выяснилось, что люди весьма статусные в Советском Союзе, — но правда, весьма статусные по советским меркам, когда мы не знали вообще, как живет мир, и выяснилось, что любой британский инженер значительно состоятельнее первого секретаря какого-нибудь советского обкома, несмотря на то, что реальная власть находится в руках последнего, а не британского инженера. Выяснилось, что все прочие "не секретари" оказались за чертой бедности  в состоянии крайнего унижения.

    Но еще одним, главным унижением был распад империи, которая вошла в костный мозг нашего народа. И многие поэтому считают себя детьми, братьями, сестрами и племянниками исторического поражения, что, на мой взгляд, не совсем так, но это так с точки зрения субъективного восприятия. И вот этот концентрированный ресентимент является практически живой водой и бертолетовой солью нынешней российской власти.

    Еще приведу пару цитат из трудов Павла Ивановича Новгородцева разных лет.

    Когда планировался арест Павла Николаевича Новгородцева в 1918 году, которого он избежал, поскольку не остался ночевать дома, но долгие годы вынужден был вести себя очень осторожно, поскольку в России оставалась его семья. Один из коллег сказал ему: «Поберегите себя, Павел Иванович, они будут искать вас». «Помните ли вы, — ответил Новгородцев, — слова Сократа, что с человеком, исполняющим свой долг, не может случиться зла ни в жизни, ни в смерти?»

    Одно из важнейших утверждений Новгородцева сводилось к тому, что утопий в жизни истории человечества, любой страны, любой цивилизации может существовать много, но ни одна из этих утопий не является в целом реализуемой. С одной стороны, правильным человеком является человек идеалов, грубо говоря, внутренний авантюрист — этого термина, естественно, Павел Иванович Новгородцев не употреблял, его употребляю только я, — потому что если не стремиться к высшим идеалам, но невозможно никогда найти и промежуточного решения, ибо если ты ищешь решение промежуточное заведомо, ты оказываешься, так или иначе, пред лицом решения низкого, излишне прагматического, чтобы как-то менять окружающий тебя мир. А вот когда ты ставишь планку максимально высоко, например, на 10 метров, а прыгаешь только на 8, все равно ты, не сбив планку достигаешь исторических результатов, кардинально меняющих среду твоего обитания.

    Вот об этом, собственно, Павел Николаевич Новгородцев говорил неоднократно. С одной стороны, надо ставить максимально высокие цели и тяготеющие к утопии идеалы и ориентированные на утопию идеалы, а, с другой стороны, надо понимать, что идеальная утопия в посюстороннем мире недостижима, и поэтому любые достижения – политические, социальные, интеллектуальные, демократические возможны только в режиме компромисса. Компромисс – это основа основ любой демократической политики.

    Я хотел бы еще сказать несколько слов о Борисе Савинкове. Савинков – это очень известный революционер-террорист, который в 1903 году примкнул к партии эсеров. Был сначала заместителем главы ее боевой организации Евно Азефа. Потом, после разоблачения Евно Азефа как провокатора, в 1908 году возглавил боевую организацию. И был Борис Савинков непосредственно причастен к покушениям на министра внутренних дел Плеве и Великого князя Сергея Александровича.

    После поражения первой русской революции Савинков эмигрировал, долгое время жил в Париже. Там стал литератором во многом под влиянием своих друзей Зинаиды Гиппиус и Дмитрия Мережковского. Именно от Зинаиды Гиппиус он получил свой фирменный литературный псевдоним Владимир Ропшин. Это псевдоним, который раньше принадлежал самой Гиппиус в тех случаях, когда она писала мужские, а не женские тексты.

    Савинков (Ропшин) написал, в частности, роман «Конь бледный», сюжет которого во много построен на убийстве Великого князя Сергея Александровича, генерал-губернатора города Москвы, культовой фигуры гей-сообщества, убийстве, которое не имело никакого политического значения, кроме одного: становление самой философии, психологии радикального сопротивления и терроризма в нашей стране. И в этом смысле Борис Савинков идеальный террорист.

    Впоследствии, в 1917 году он пытался перестать быть маргинальной фигурой. В апреле 17-го года XX века, как и Владимир Ленин, Савинков вернулся в Россию, но, в отличие от Ленина, сразу вошел во власть, стал интегральной частью Временного правительства, поддержал министра-председателя Александра Федоровича Керенского и сделался вскоре товарищем, то есть заместителем министра обороны и фактически начальником Генерального штаба Министерства обороны, хотя Ставка командования тогда была отделена, то есть структура управления войсками была не такая, как сегодня.

    И в те месяцы Борис Савинков рассматривался как потенциальный военный диктатор России, поскольку его личностные преимущества перед очень красноречивым и нарцистичным, но слабым и безвольным Александром Керенским были слишком очевидны. Именно Борису Савинкову были поручены переговоры с генералом Лавром Корниловым, который должен был войти в Петроград в конце августа - начале сентября 1917 года. Эти переговоры провалились, поскольку генерал Корнилов не собирался признавать ни Бориса Савинкова равным себе переговорщиком, ни Александра Керенского полноценным, полноправным правителем революционной России. В результате Борис Савинков отстранился от этих переговоров.

    Затем в октябре 1917 года был исключен из партии эсеров, поскольку эсеры не одобряли его публичной активности и литературной активности, в том числе.

    После революции вновь был в эмиграции. Очень остро ощущал свое поражение перед лицом советской власти, очень завидовал Ленину и Троцкому  (это видно по всем его писаниям), потому что Ленин и Троцкий реализовали тот самый сценарий идеальной жестокости, к которому органически террорист Савинков всегда стремился, но не достиг его. Так же часто бывает, что бодливой корове бог рог не дает. Одно дело – убить Великого князя Сергея Александровича и министра внутренних дел Плеве, а другое дело – захватить власть в стране. Первое – это акты единичные. Второе – это акты вполне системные.

    Савинков писал стихи. Еще написал роман «Конь вороной», подводящий черту под Гражданской войной в России. В 1924 году вернулся в тогда уже Советский Союз. Но он не знал, что он является тогда лишь пешкой и марионеткой в руках советских спецслужб в рамках так называемой операции «Синдикат-2», воспетой во многих литературных произведениях и в фильме «Синдикат 2», где Савинкова играл великий русский актер, народный артист СССР Евгений Лебедев.

    И в итоге в Минске он был арестован, приговорен к высшей мере наказания -расстрелу. Затем по просьбе Верховного суда Советского Союза Президиум ВЦИК заменил смертный приговор на 10 лет тюрьмы. Савинков находился в тюрьме ВЧК на Лубянке, на 5-м этаже. Это та самая известная внутренняя тюрьма ВЧК, которая долгое время называлась «подвалами Лубянки», пока не выяснилось в результате исторических штудий и раскопок, особенно второй половины XX века, то есть перестроечных времен, что она была вовсе не в подвале, а на 5-м этаже.

    И в мае 1925 года Борис Савинков покончил жизнь самоубийством, осознав исчерпание своего жизненного задания. Он выбросился из не закрытого решеткой окна собственной камеры. Собственно, на эту тему возникло много конспирологических теорий о том, что Савинкова убили, которые поддерживали многие великие исторические люди, такие как Александр Исаевич Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГе».

    Но мое изучение биографии Савинкова, его приоритетов говорит о том, что он вполне мог покончить собой, потому что, действительно, его блестящая карьера разрушителя России, которая так стремительно шла в начале века, сошла на нет. Он полностью проиграл свою партию большевистским вождям И будучи человеком умным, рефлексирующим, не только с эстетически заточенным, но и аналитическим умом, он понял, почему проиграл – потому что, на самом деле, революционер не должен быть романтиком – он должен быть прагматиком. А образ революционера-романтика, он, скорее, существует для эстрады, чем для реальной политической борьбы.

    Но, впрочем, образ Бориса Савинкова интересен нам не только различными аспектами его биографии, его блестящей трагической, варварской роли в истории русской революции, но и самой философией террориста, психологией террориста.

    И в этом смысле очень важен его роман «Конь бледный». Сам роман довольно слабый, на мой взгляд. Я, естественно, не берусь судить о великих писателях выдающихся прошлого, к которым Борис Савинков, так или иначе, относится, но в романе «Конь бледный», объясняется, почему это произведение так названо. Это  цитата из «Апокалипсиса» Иоанна Богослова, Откровений Иоанна Богослова, которая в точности звучит так: «И когда Он снял четвертую печать, — Он – это Господь Бог, — я услышал голос четвертого животного, говорящий «Иди и смотри»,  (помните, был такой фильм Элема Климова «Иди и смотри», культовый фильм перестроечных времен середины второй половины 80-х годов XX века). — Я взглянул. И вот конь бледный и на нем всадник, которому имя «смерть», и ад следовал за ним. И дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, и мором, и зверями земными».

    Вот та психология, о которой я хотел сказать. Террорист не борется за власть, именно поэтому Борис Савинков неизбежно проиграл, потому что нельзя овладеть никаким предметом, будь то женщина или монарший трон, если ты за него не борешься, а только имитируешь эту борьбу. Ленин и Троцкий боролись на самом деле, поэтому победили. Владимир Путин не боролся за власть, но боролся за то, чтобы власть отстоять - и отстоял. Его противники оппозиционеры не боролись за власть, они боролись за уютное,  плюшевое и бархатное место внутри властной системы, имитируя оппозиционность, поэтому они этих мест последовательно и неуклонно лишились, ибо зачем же отдавать места тем, кто их недостоин, хотя бы по силе эмоционального отношения к этим местам?

    Но идея террориста - это власть другого рода — власть над жизнью и смертью, умение показать, что ты можешь управлять процессами жизни и смерти так, как будто, ты всадник Апокалипсиса. И это Борису Савинкову долгое время удавалось. Но он не хотел государственной власти, поэтому у него не получилось.

    А теперь пришло время поговорить все-таки о проекции всех этих размышлений и выводов на сегодняшний день, на 2018 год. Возможна ли в России демократия? Да, возможна. Потому что в России всегда возможно невозможное.

    Она возможна еще и потому, что если будет собрана критическая масса элит, заинтересованных в демократии – то самое активное творческое меньшинство по Арнольду Тойнби, те самые 2%, — то всё может свершиться. И народ пойдет за активным творческим меньшинством нового формата, нового разлива точно так же, как он пошел за Михаилом Горбачевым в конце 80-х годов XX века, за Борисом Ельциным на рубеже 80-х и 90-х, за Владимиром Путиным в начале XXI века.

    Поэтому элиты не должны жаловаться на то, что народ их не понимает и не принимает предлагаемых ими ценностей. Элиты должны ответить самим себе на два вопроса. Первый вопрос: исповедуют ли они эти ценности на самом деле? Или эти ценности – только предлог для диалога с Кремлем о перераспределении неких околокремлевских ресурсов, начиная от должностей и заканчивая хлебными местами в различных корпорациях.

    Второе: готовы ли они объяснить народу эту систему ценностей? Пока ответа на эти вопросы нет и нет. Поэтому говорить о демократизации в этом формате не приходится. Но когда-то о ней придется заговорить. И вспомнить, что главным врагом демократии и либерализма в России остается вовсе не Владимир Путин, не его коррумпированное окружение, и не его стратегия гибридной войны, взятая на вооружение весной 2014 года, а наше всеобщее, тотальное сознание, при котором любой человек, который не твой единомышленник, сразу становится врагом. В то время, как основная идея демократии – тот самый компромисс, размышление о котором Павла Ивановича Новгородцева мы сегодня приводили.

    В европейской культуре компромисс – понятие очень позитивное, в русской культурно исторической традиции – негативное, скорее в этом есть что-то позорное. Потому что вся русская история бескомпромиссна. Она бескомпромиссна и в кардинальных переделах, и ломках, и в стихийном тяготении к свободе, и в рабстве. Мы помним известную книгу Сергея Донатовича Довлатова «Компромисс», где описана череда компромиссов де-факто позорящих главного героя. Я помню хорошую шутку известного художника Вагрича Бахчаняна, тоже нашего бывшего соотечественника, эмигрировавшего в Нью-Йорк, который в ответ на вопрос Сергея Довлатова, как бы назвать продолжение книги «Компромисс», ответил: «Компромиссис».

    И здесь мы выходим уже на некий метакомпромисс. Да, мы признаем, что русская история делала скачки только революционным путем и никогда – эволюционным. Успешными были Петр Первый, Владимир Ленин, Иосиф Сталин, но никогда – авторы и архитекторы умеренных, постепенных преобразований. Им всегда не хватало времени, чтобы сделать эти преобразования необратимыми и достаточно последовательными.

    Но метакомпромисс, о котором я говорю, предполагает уже компромисс между русским прошлым, радикальным как в свободе, так и в рабстве, как в преобразованиях, так и в их полном отсутствии и замораживании жидким азотом национальной почвы – и русским будущим, которое требует бескомпромиссного утверждения компромисса. Это выход на следующий уровень примирения национальных ценностей. Если мы становимся европейцами, а мы должны ими стать, то тогда наш удел – компромисс в политике, в общественной жизни, философии нашего восприятия. Но прийти к этому компромиссу мы можем только через систему бескомпромиссных решений.

    Много лет назад я работал системным программистом и изучил понятие компромисса памяти и времени. Тогда еще были электронно-вычислительные машины (сейчас уже и термина, по-моему, такого нет) с очень низким быстродействиям по нынешним временам, с небольшими объемами как оперативной, так и внешней памяти (это называлось оперативные и внешние запоминающие устройства. Сейчас, мне кажется, у современных компьютерных поколений эти термины должны вызывать если не гомерический, то снисходительный хохот). И компромисс между памятью и временем состоял в том, что чем больше ты задействуешь различных видов памяти, тем ниже быстродействия, тем меньше у тебя ресурс времени для твой программы и наоборот. И поэтому важнейшая задача программиста в те времена – это найти ту правильную точку равновесия между памятью и временем.

    Именно этот компромисс между памятью и временем должен быть реализован в истории современной России — компромисс между историческим временем, которого осталось у нас очень мало, чтобы стать Европой, чтобы провести реально демократические преобразования; чтобы прийти в эпоху и пространство технологической революции - и исторической памятью, которая тянет нас назад – память об авторитарных, тоталитарных временах, об этой черной дыре российской несвободы и российского бесправия, которая не выпускает из себя даже свет – свет нашей души, извините за некоторую пошлость этой формулировки. И это задача следующих политических поколений. Все равно Владимир Путин когда-нибудь уйдет. Ничто не бывает вечным.

    Но если думать о том, что такого же типа политики (как Путин) могут поменять страну, то лучше и не приниматься за это дело. Тогда нужно признать, что наша цивилизация по Арнольду Тойнби уже прошла и стадию надлома, и стадию разрушения, и переходит в стадию гибели.

    И вот это стремление Владимира Путина оградиться от окружающего мира, создать искусственные проблемы и препятствия на пути развития России об этом косвенно, а значит, не менее прямо свидетельствуют. Ведь гибридная война, она придумана из головы. Она вышла как Афина из головы Зевса, из сознательного и бессознательного нынешнего российского лидера. При этом лидер даже не побоялся противопоставить себя своим собственным элитам в этой гибридной войне. Поскольку он понял, что компромисс с Западом более невозможен, ибо он приведет к тлетворной демократизации -рано или поздно и неизбежно, поэтому нужно было перевести Россию с его с точки зрения в режим тотальной войны, прежде всего, психологически, в ситуацию, где, как сказал русский поэт Всеволод Емелин, «всякий белобилетник требует непрерывной войны».

    Собственно, эта война – простите, что повторяюсь – она война психологическая скорее, чем реальная, но она происходит и в реальном измерении: она происходит в Крыму, она происходит на юго-востоке Украины, она выражается и отражается в хакерских атаках на выборах в США, в попытках государственного переворота в Черногории и покушении на сербского лидера Александра Вучича в 2016 году. Топливо в этой войне – это нервно-политический газ «Новичок», и ее недвусмысленный пример – судьба бывшего полковника ГРУ Сергея Скрипаля. Война идет. И не положив ей конец, нельзя прийти к самой идее демократизации. И нельзя перейти к идее демократизации без того самого спасительного метакомпромисса между необходимым России будущим и ее же прошлым.

    Это прошлое очень разное. Оно показало, в том числе, и гигантский творческий потенциал русского народа, его возможности и стремление раскрываться, в том числе, и в критических ситуациях навстречу собственному будущему. Но эта оценка прошлого требует и национального покаяния, подобного тому, которое прошла Германия, проигравшая две мировые войны и ставшая в результате после покаяния снова ведущей политической, экономической, социальной и культурной силой единой Европы.

    К этому мы и должны прийти. И мы должны избавиться от кавычек и при упоминании слова «демократия», признав, что демократия существует. Да, мы согласны со всеми утверждениями, в том числе, присущими отчасти и Павлу Ивановичу Новгородцеву, что дистиллированной демократии не бывает. Как говорил Уинстон Черчилль, лучший аргумент против демократии – это беседа со средним избирателем. Но в соответствии с теорией кривой нормального распределения все равно, как сказал тот же Уинстон Черчилль: демократия – ужасный способ правления, если только не считать всех остальных.

    И выбор у нас простой: прийти к демократии европейского образца и принять идею банальности добра, потому что банальность добра – это не маргинальное принесение себя в жертву обстоятельствам и вечной мерзлоте. Банальность добра – это тот самый ежедневный компромисс, на котором строится созидательное движение любого государства и общества вперед; или мы уйдет с исторической цены, благо точек потенциального взрыва на карте России весьма немало. И это не только трагический пожар в Кемерове, который открыл многим глаза. Это исламские регионы в самых разных частях нашего русского мира. Это, скажем, Калининградская область, многие жители которой уже мечтают о том, чтобы стать немцами. Помните, по известному принципу генерала Ермолова, сказавшего императору Александру I, чего бы он хотел больше всего: «Сделайте меня немцем, государь». Это и Дальний Восток, который чувствует себя оторванным от главного исторического тела России, и всё более страдает от повальной китаизации, от ситуации, когда уже через несколько лет численность этнических китайцев на этих землях будет превосходить численность этнических русских. Все эти проблемы существуют.

    Владимир Путин пытается решать их двумя путями. Первый путь – игнорирование проблем, утверждение, что их не существует. Второе: замораживание ситуации — ужесточение режима, закручивание гаек — при которой все эти проблемы, с его точки зрения, не выйдут из-под контроля. Но вся эта система решений, так или иначе, временная. От этого закручивания гаек еще может пострадать огромное количество людей. Но даже все эти страдания никоим образом не обратят объективный ход истории. А обратить историю вспять, как говорил классик марксизма-ленинизма, не дано никому, даже великому нашему правителю Владимиру Владимировичу Путину, получившему почти 80% голосов на так называемых президентских выборах 2018 года.

    Примечание от Белковского:

    Оффтоп-2 в нашей программе: Судьба Сергея Пантелеевича Мавроди, основателя крупнейшей финансовой пирамиды постсоветской России «МММ». Известно, что он умер на прошлой неделе на автобусной остановке. У него не было даже личного автомобиля. Стремился ли Сергей Пантелеевич к деньгам, хотел ли он, действительно, заработать (украсть) гигантские деньги, чтобы обеспечить себе буржуазное существование до конца своих дней и, возможно, до конца дней своих потомков? Нет, конечно, нет. Именно поэтому он и умер в бедности. (Брат Вячеслав Мавроди отказался хоронить Сергея Мавроди в семейной могиле и не дал денег. Похоронен за счет бывших вкладчиков  МММ - ред.).

    Главной и единственной целью Сергея Пантелеевича Мавроди было – демонстративно унизить российский народ, показать, что масштабы манипуляции этим народом бесконечны, безграничны, что эту аферу можно продать русскому народу легко. Как говорил Сергей Пантелеевич в одном из интервью: «Гений – это только одна сторона моей личности». И когда он это доказал, он утратил интерес к предмету и сошел на нет.

    Вот то, что мы сегодня видим в российской власти, это та же система доказательств. Все говорят: «Почему Владимир Путин демонстративно не покаялся и не зарыдал перед народом в Кемерове?» А потому что он знает, что народ съест всё, что он сделает. Если бы Владимир Путин вышел к кемеровчанам и покрыл их матом, прошу прощения, ну, скажем так: использовал бы нецензурную брань в их адрес, — и это было бы съедено. И Владимир Путин привык к такой системе, к такому формату взаимодействия с верноподданным народом на протяжении 18 с лишним лет своего правления.

    Нет, конечно, в начале правления он так не думал. И он до сих пор боится выйти к народу в психологически некомфортной ситуации. Как в эпоху атомной подводной лодки «Курск», потерпевшей крушение в сентябре 2000 года, так и в нынешней историей с трагедией в торговом центре «Зимняя вишня». Но изменился сам подход.

    Все спрашивают: «Почему Владимир Путин не участвовал в дебатах на выборах президента никогда?» Не только потому, что он опять же не хотел оказаться в психологически некомфортной ситуации и отвечать на неудобные для него вопросы, но потому, что он стоит выше выборов, он в них не участвуют, потому и побеждает. Выборы существуют не для него, они существуют для всех остальных претендентов на высший государственный пост, которые борются не с Путиным, а только и исключительно между собой. А его власть сакральна и трансцендентна. Она обеспечена не тухлой и жухлой демократической процедурой, а, собственно, троном, который он и так занимает.

    Материал по "Эхо Москвы" подготовил и отредактировал Валерий Лебедев

Комментарии
  • beobachter - 31.03.2018 в 23:09:
    Всего комментариев: 58
    демократия в России возможна только после всеобщей люстрации с вынесенем уголовных приговоров. Но поскольку в этом случае пришдось бы посадить миллионы граждан, Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 4 Thumb down 2
  • VA - 02.10.2018 в 01:30:
    Всего комментариев: 34
    ага, из депутатов-тинейджеров
    Рейтинг комментария: Thumb up 0 Thumb down 0

Добавить изображение