Красные символы

25-07-2018

zhelenin

  •                                          Александр Желенин, журналист, колумнист Росбалта
  • Владимир Путин, едва придя к власти в 2000 году, практически сразу же пристегнул к своему идейному багажу не только экономический либерализм и взгляды крайне правых консерваторов, вроде Ивана Ильина, которого российский лидер не раз называл своим любимым философом, но и советское прошлое. Естественно, не целиком. В первую очередь, на уровне символики.Если вспомним, именно Путин настоял на возвращении мелодии советского гимна, чем поначалу поверг в мистический ужас либеральную общественность, которая простодушно полагала, что вслед за этим неизбежно «вернется Советский Союз». Однако возвращения СССР (сущностного, на уровне, скажем, экономической и социальной системы, а не на уровне отдельных государственных символов) после этого почему-то не произошло. Не случилось этого и тогда, когда к мелодии советского гимна добавилось восстановленное в своих правах красное знамя, правда, исключительно как символ армии, а не страны.

    В то же время подобными, как было сказано, сугубо символическими жестами, общими рассуждениями в духе, «не все в Советском Союзе было плохо», Владимир Путин «купил» лояльность десятков миллионов экс-советских граждан современной России, ностальгировавших по относительному советскому благополучию и стабильности 60-80 годов XX века.

    Строго говоря, с его стороны это был гениальный пиар-ход. Уже почти двадцать лет экономика страны остается либеральной, что подтверждается не общими рассуждениями, а например, такими базовыми вещами, как плоская 13% шкала подоходного налога, одинакового и для нынешних российских работающих бедных, зарабатывающих 12-15 тысяч рублей в месяц, и для долларовых миллиардеров. Из этого же ряда и проекты российского варианта оффшорных зон, которые, как планируется, должны заработать уже в этом году.

    В эпоху высоких нефтяных цен Путин, правда, привнес в Россию некоторые элементы «социального государства», что также было расценено многими как «возвращение СССР». Однако сейчас мы видим, что эти элементы постепенно размываются ростом цен и сокращением доходов граждан.

    Законопроект об увеличении пенсионного возраста стал ярким (и далеко не единственным) примером курса на затягивание поясов большинством населения страны. Несложно спрогнозировать, что с продолжением экономического кризиса и стагнации, конца и края которым пока не видно, тенденция на постепенный отказ от этого подобия социального государства продолжится.

    Между тем, ностальгия по всему «советскому», несмотря на титанические пропагандистские усилия по дискредитации «красного проекта», в российском народе остается, что подтверждается и социологическими опросами. Так, по данным всероссийского опроса «Левада-центра», проведенного 24 — 28 ноября 2017 года, 58% россиян до сих пор сожалеют о распаде СССР. Не жалеют об этом лишь 26%. Однако характерно, что из тех, кто сожалеют, что Советский Союз распался, лишь меньшинство (36%) причинами этого называют потерю чувства «принадлежности к великой державе». У большинства же (54%) тоску по СССР вызывает «разрушение единой экономической системы».

    Этот же самый опрос демонстрирует, что большинству россиян, в общем, наплевать на то, что регулярно подсовывает ему в качестве ценностных ориентиров власть. Их, по большому счету, мало волнует и участь «царских страстотерпцев» (если только социологи не начинают опрашивать их непосредственно об этой давней истории, как это сделал на днях ВЦИОМ), их также не очень интересует давно волнующий патриотическую общественность вопрос: были ли большевики агентами Германии или нет.

    Зато большинство россиян помнят 20-30 лет относительного советского благополучия в 60-80 годы, когда в продуктовых магазинах хоть и было шаром покати, но голода тоже не ощущалось, потому что продовольствием население снабжалось и через предприятия, через систему еженедельных «заказов», по которым можно было получить «дефицит» в виде курицы, гречки, банки вожделенной сгущенки и даже пары палок копченной колбасы, которую в советских магазинах в то время можно было найти только по большому блату.

    Зато каждый год можно было ездить отдыхать «на море» — хочешь Черное, хочешь Балтийское — по бесплатной или копеечной профсоюзной путевке. Россияне помнят о твердой уверенности, что ребенок поступит в институт или университет и будет не просто бесплатно там учиться, но и получать стипендию, если не станет откровенно лоботрясничать. После окончания вуза было гарантированно распределение на работу по специальности. Причем настолько гарантированно, что многих выпускников беспокоило не то, смогут ли они получить работу по специальности, а то, как бы «откосить» от обязательного «распределения» в какую-нибудь глушь с неизбежной «отработкой» (некий советский вариант государственной барщины) положенные 2-3 года на конкретном предприятии.

    В этой «обязаловке» ярко сказывался казарменный характер советской экономики, где каждому работнику, предписывалось быть винтиком огромного государственного механизма. Впрочем, надо отметить, что подобные обязательные «отработки» в позднем советском обществе при большом желании уже достаточно легко обходились. Например, у знакомого врача можно было достать «липовую» медицинскую справку о том, что ваше здоровье никуда не годится для работы на том предприятии, куда вас должны были «распределить». Или вполне легально уйти «по запросу» в то предприятие или учреждение, которое понравилось вам больше.

    Про земельные участки под дачи или квартиры, миллионами бесплатно распределявшиеся государством, предприятиями и учреждениями среди граждан, вообще молчим, поскольку тема почти запретная… Сегодня вам бесплатно могут предложить землю только на обезлюдевшем Дальнем Востоке. А бесплатную квартиру — только по программе «реновации» пятиэтажек. Но без улучшения ваших жилищных условий. То есть, взамен вашей однокомнатной квартиры получите другую однокомнатную квартиру, вне зависимости от того, сколько в вашей «однушке» реально живет народу.

    Я пишу это к тому, что ностальгия по советскому для большинства россиян связана именно с этими, прежде всего, социальными плюсами социалистической системы. Бывшие граждане СССР сравнивают их с той действительностью, в которой живут сегодня, и эта действительность во многом проигрывает их советским воспоминаниям.

    В этой ситуации, власть действует по принципу: «Если процесс остановить нельзя, его надо возглавить». Отсюда и ее разнообразные «красные проекты».

    Кстати, одним из таких проектов Кремля является фракция Коммунистической партии РФ в Госдуме. Уж сколько раз им предрекали поражение на парламентских выборах (что, в нынешней системе означает неизбежную маргинализацию), но этот воз из прошлого «и ныне там». И по-другому, скорее всего, не будет. Власти нужны свои «карманные коммунисты». Им даже позволено критиковать правительство по вопросам внутренней политики и экономики по той простой причине, что настоящее правительство, как мы знаем, сидит в Кремле, а не в московском «Белом доме».

    Однако по внешней и связанной с ней оборонной политике, у российских коммунистов, вне зависимости от того, как называется их партия и имеет ли она своих депутатов в Госдуме, никаких расхождений с действующей властью нет. Во внешней политике нынешние российские коммунисты душой и телом за родное капиталистическое государство и «государя». Пусть он по факту и представляет интересы крупного капитала.

    Между тем человек, чьим именем они по привычке продолжают клясться, за меньшие грехи называл своих коллег по социал-демократической партии «социал-шовинистами». Так, Ленин, например, называл немецкого социал-демократа Карла Каутского (между прочим, гораздо более революционного деятеля, чем нынешние немецкие социал-демократы) социал-шовинистом за поддержку военных займов германского правительства во время Первой мировой войны. Точно также он характеризовал и тех российских социал-демократов, которые считали, что для России та война была «оборонительной» и под этим соусом тоже поддерживали рост военных расходов царского правительства. «Социал-шовинисты — социалисты на словах, шовинисты на деле», — объяснял Ленин.

    Нынешние российские коммунисты и большинство других «левых» вполне подпадают под это определение. Не случайно «великодержавие» — один из главных столпов КПРФ. Напомню в этой связи, что термин «шовинизм» происходит от имени одного солдата наполеоновской армии — Шовена — сторонника французского «великодержавия».

    Так что названия «коммунистических» и большинства прочих нынешних «левых» партий никого не должны обманывать. Как говорил Энгельс, «партии развиваются — названия остаются». Важнее тут понять причины метаморфозы, приключившейся с левыми.

    Первая, лежащая на поверхности причина перерождения коммунистов — это, конечно, сталинский террор против «ленинской гвардии». Террор, уничтоживший 90% большевиков дооктябрьского призыва. После этого Сталин мог верстать на одной шестой суши тот социализм, который считал нужным, поскольку возражать ему уже было некому. Однако сам этот террор, как и тот факт, что во главе этой партии встал такой человек, как Сталин, были следствием более глубоких причин.

    Первоочередная причина лежала в той теоретической ошибке поздних Маркса с Энгельсом, а затем и Ленина, согласно которой общество, базой которого является крестьянская община (а именно таким обществом и была Россия вплоть до начала XX века), может «пропустить» капиталистический этап развития, сразу же перепрыгнув из полуфеодального состояния в коммунизм. Правда, все трое оговаривали, что это возможно лишь при поддержке более развитых стран, в которых к тому времени также произойдет социалистическая революция.

    Теперь после грандиозных российского и китайского экспериментов мы знаем, какой социализм можно построить на такой социально-экономической базе. Исключительно вульгарный и казарменный государственный социализм. Но тогда, сто с лишним лет назад, многим социалистам развивающихся стран эта идея казалась весьма заманчивой: взять власть, разумно распланировать экономику в интересах всех, а не только толстосумов, ликвидировать неграмотность, повысить общую культуру населения и на этой основе двигаться дальше.

    Однако практика — критерий истины, в этом мы убеждаемся вновь и вновь. Сегодня мы видим, что абсолютно все государства, участвовавшие в этих социальных экспериментах, возвращаются к капитализму. Нередко, как это происходит в Китае, на Кубе и других странах, это делается под руководством партий, по-прежнему называющих себя «коммунистическими».

    Вторая ошибка состояла в ленинской идее «слабого звена». Под таким слабым звеном он имел в виду Россию, которая тогда лишь вставала на капиталистический путь развития.

    Причем это сейчас, из нашего сегодняшнего дня эта ошибка тоже кажется очевидной. Сто лет назад у Ленина был целый ряд аргументов в поддержку этой идеи. Во-первых, в России того времени существовало действительно массовое революционное и общественное движение. Например, на демонстрацию против политики Временного правительства в июле 1917 года в Санкт-Петербурге вышло, по разным оценкам, от ста тысяч до полумиллиона человек. Учитывая, что тогда в столице проживало около двух миллионов человек, даже если судить по нижней планке, в демонстрации участвовало 5% жителей города.

    Для сравнения. В наши дни демонстрации оппозиции, даже в наиболее социально и политически активной Москве, не набирают больше ста тысяч человек (плюс-минус), что составляет менее одного процента от общего числа ее жителей. Иначе говоря, столетие назад политическая активность была в пять раз выше, чем сегодня.

    Во-вторых, теория «слабого звена» совершенно не исключала, а наоборот была продолжением устойчивого представления большинства социал-демократов того времени о том, что социальная революция будет революцией мировой или как минимум произойдет в ряде наиболее развитых и готовых для этого государств. И события 1918-19 годов в Европе — революция в Германии 1918 года, Баварская и Венгерская советские республики 1919 года — казалось, подтверждали правоту таких надежд.

    Однако поражение Красной армии в советско-польской войне 1920 года поставило на этих надеждах жирный крест. Большевики оказались один на один со своей страной с преимущественно аграрным патриархально настроенным населением.

    Но власть, тем более власть устойчивая, не может, в конце концов, не начать подлаживаться под ментальность своего населения. Если она этого не делает, она обречена. По этой причине коммунисты-интернационалисты в России были обречены на поражение. Сознание патриархального общинного крестьянина, каковым и был в массе своей российский крестьянин начала XX века, с одной стороны, является сознанием собственника. И в этом смысле идеи национализма и патриотизма ему ближе и понятней, чем идеи интернациональные, поскольку национализм это тоже часть чего-то своего собственного.

    Не думаю, что Сталин углублялся в подобные вещи. Он просто стремился укрепить единоличную власть, а для этого ему нужны были не слишком эрудированные, но лично преданные люди и идеи адаптированные к пониманию большинством населения. Первый шаг на этом пути он сделал еще до «Большого террора» конца 1930-х годов.

    Сразу же после смерти Ленина в 1924 году Сталин пафосно и совершенно лицемерно (что было в его духе) объявил так называемый «ленинский призыв» в партию, в ходе которого она численно сразу увеличилась на несколько сот тысяч человек.

    Между тем сам Ленин еще в 1921 году высказывался категорически против приема в РКП (б) новых членов, поскольку опасался, что после победы в Гражданской войне «в правящую партию хлынут мерзавцы и карьеристы всех мастей». Именно это и произошло с «ленинским призывом»… Другое дело, что и запрет на прием в партию новых членов со временем, скорее всего, не спас бы ее от перерождения — «любая монополия ведет к застою и загниванию», как писал до революции тот же Ленин. Монополия на власть, в особенности…

    Так или иначе, но в СССР сложился национальный социализм, система которого, позже была растиражирована рядом других государств. В первую очередь, это Китай, а также Куба, страны Индокитая и Восточной Европы. Вне зависимости от теоретических первоисточников, эта система везде имела одни те же черты — единоличную власть национального лидера, однопартийность, полное подавление любой оппозиции и, в связи с этим, — полное отсутствие политических свобод, а также огосударствление экономики и, в значительной мере, общественной жизни.

    Эта система сосредотачивает в руках государства почти все национальное богатство и за счет этого позволяет ему решить ряд общенациональных задач: ликвидировать неграмотность, создать в короткие сроки мощную, хотя и слабо ориентированную на людей, промышленность, повысить культурный уровень народа. Однако она же создала и своего могильщика — новый средний класс, который все больше требовал реализации своих прав и свобод, как в политической, так и в экономической жизни, и в начале 1990-х годов совершил демократическую революцию в России…

    Однако вернемся к «красному проекту». Зачем и в каком виде он нужен нынешней российской власти — понятно. Ей нужна лишь его оболочка в виде красных знамен и пятиконечных звездочек, которые будут органично сочетаться с двуглавым орлом и имперскими флагами. Содержательная же часть этого «проекта», как он понимается российской властью — это сталинская имперскость, шовинизм и милитаризм, по большому счету не имеющие отношения к подлинному коммунизму и социализму. Во всяком случае, если подразумевать под этими понятиями то, что подразумевали под ними классики марксизма и анархизма — освобождение человека.

    Но чего же хотят сами нынешние российские «красные»? Чтобы понять это, для начала стоит ответить на вопрос, а красные ли они вообще? Для этого лучше посмотреть не на их слова, а на их дела.

    Итак. В парламенте наши «красные» голосуют за рост военных расходов «своего» империалистического государства, целиком и полностью поддерживая его внешнюю экспансию. Но, участвуя в рискованных внешних авантюрах своего правящего класса на Украине и Ближнем Востоке, активно поддерживая в его пропагандистских шовинистических кампаниях, они переключают внимание российских трудящихся от борьбы за их собственные классовые интересы, совершая, таким образом, предательство по отношению к ним.

    Идеи интернационализма — ключевые в социализме, поскольку без них он превращается в национал-социализм. Эти идеи также на деле попраны современными «красными». Некоторые из них с удовольствием рассказывали автору этих строк, что любят ходить на «русские марши». Члены московской организации КПРФ некоторое время назад проводили антимигрантские пикеты. Если учесть, что современный фашизм и расизм выражается в основном в антимигрантских лозунгах и кампаниях, то можно поздравить этих людей — они заняли здесь нишу крайне правых националистов.

    И последнее. Что, помимо поддержки внешних авантюр своего правительства, выражающего интересы российских олигархов, могут предложить трудящимся нынешние российские «красные»?

    Национализацию всего и вся? Уже было. К тому же даже среди коммунистов подобные идеи всерьез никто не предлагает. Частичную национализацию? Тоже было. Например, во Франции, когда там в правительстве были социалисты и коммунисты. Социализм после этого там не наступил. Национализацию недр? Так, гляньте ельцинскую конституцию, по которой мы все живем. По ней недра России и так уже принадлежат народу.

    Что еще? Да, собственно, ничего. Ничего такого, что отличало бы их от других «патриотических», националистических и провластных партий и движений.

    Вывод: чтобы «красным» вновь стать красными не на словах, а на деле, тем, кто использует в самоназвании слова «коммунистический», «социалистический» нужно полное переформатирование. Полный апгрейд! Иначе — меняйте название и не дурите людям головы.

     

Комментарии
  • Червона Калина - 27.07.2018 в 23:47:
    Всего комментариев: 269
    Зануда.
    Рейтинг комментария: Thumb up 0 Thumb down 2

Добавить изображение