Плевки против ветра истории: Николай II и Путин

Как мы знаем, в Царское Село в конечном счете Николай II доберется, но уже не императором, а полковником Николаем Романовым и арестантом, в каковом качестве со своей семьей и будет находиться в Александровском дворце.

«2 марта. Четверг. Утром пришел Рузский, — мы помним, что генерал Рузский – это командующий Северным фронтом, один из активных энтузиастов, не главным, потому что энтузиастами отречения Николая II были почти все представители российской правящей элиты, но весьма один из самых активных энтузиастов,— и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. – Михаил Родзянко, напомню, председатель Государственной думы. — По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, т. к. с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета».

Все это сообщается Николаем Александровичем так, будто он слышит об этом в первый раз, кстати, не исключено, что так оно и есть, или даже, может быть, он об этом слышал, но у него в одно ухо влетело, из другого вылетело, поскольку он не придавал значения таким мелочам. Мы же помним, как он сообщал начальнику своей ставки генералу Михаилу Алексееву про алармистские депеши Михаила Родзянко из Петрограда: «Опять этот толстяк Родзянко загружает меня всякой ерундой». Этой ерундой были, собственно, известия о революции, которая обернется отречением императора через 10 дней после «ерунды толстяка» и гибелью его и его семьи менее чем через полтора года.

«Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев всем главнокомандующим».

Дальше я не буду повторяться. Мы знаем, что все командующие поддержали отречение императора.

«3 марта. Пятница. Спал долго и крепко».

Надо сказать, что если внимательно читать дневники Николая Александровича Романова, то можно обратить внимание, насколько важен его сон. Вообще, в порядке лирического отступления могу сказать, что для получения максимума конфиденциальной информации о человеке вовсе необязательно прослушивать его телефон, вести за ним наружное наблюдение и так далее, то есть не обязательно быть спецслужбой, обильно финансируемой из бюджета или из внебюджетных источников. Достаточно просто внимательно слушать, что человек говорит. И, как правило, человек в открытой, нецензурируемой речи рассказывает всё – всё, что вы хотели о нем знать и даже то, что боялись спросить. Просто, к сожалению, многие из нас не слушают собеседника. Многие работают в полупроводниковом режиме: слушают только себя и свой собственный текст, а когда начинает говорить собеседник, как-то перестают понимать происходящее и не обращают внимания на поток звуков, который вливается в наружный отдел нашего слухового анализатора.

Из-за этого поэтому многие важные факты, которые сообщаются не только лидерам стран, но и простым обывателям типа меня, остаются без внимания. А потом, когда обращают внимание то ли лидера страны, то просто обывателя, что о какой-нибудь угрозе его давно предупреждали и неоднократно, он смотрит на тебя, как баран на новые ворота. Ведь он не слушал, что ты ему говоришь, априори подразумевая полную незначимость говоримого.

Поэтому если анализировать текст Николая, можно вычленить его приоритеты. Один из приоритетов, как я уже сказал, это сон. Очень многие записи в дневнике начинаются с того, как он спал, сколько, как заснул, во сколько проснулся. Уже одно это говорит о том, что Николай Александрович был мучим страхом перед бессонницей. И это было очень важным фактором его жизни. И когда он выспался, он счастлив, независимо от того, что происходит вокруг: он все еще император или уже свергнут, в стране война или революция, экономический подъем или крах, он жив или уже расстрелян. Если он выспался, с ним всё хорошо. Это важнейшая доминанта творчества и с самоосмысления Николая Александровича Романова.

«Проснулся далеко за Двинском. День стоял солнечный и морозный. Говорил со своими, — то есть с семьей, поскольку все остальные покинули императора,— о вчерашнем дне. Читал много о Юлии Цезаре. В 8:20 прибыл в Могилёв. Все чины штаба были на платформе. Принял Алексеева, — начальника ставки — в вагоне. В 9 ¹⁄₂ перебрался в дом. Алексеев пришёл с последними известиями от Родзянко. Оказывается, Миша отрёкся, — Миша – это Михаил Александрович, великий князь, младший брат императора, в пользу которого Николай Александрович отрекся от престола, а Михаил Александрович, соответственно, передал решение вопроса об устройстве власти в России и своей собственной судьбы как возможного правителя России Учредительному собранию, — Его манифест кончается четырёхвосткой для выборов через 6 месяцев Учредительного собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость! — Но представить, что Михаил Александрович сам мог принять решение написать такую гадость, Николай Александрович не допускает. — В Петрограде беспорядки прекратились — лишь бы так продолжалось дальше».

Как продолжалось дальше, мы теперь знаем.

Снова 4 марта, Суббота какая первая фраза? «Спал хорошо». То есть ясно, что ничего более важного, чем сон нет. В 10 часов пришел добрый Алек – это один из Романовых. Затем пошел к докладу…». Пятое-двадцатое… всякая ерунда: «Ночью сильно дуло, день бы ясный и морозный. Приехала мама,( то есть вдовствующая императрица Мария Федоровна). Поехал на Оршу и Витебск. Погода морозная и ветреная. Тяжело, больно и тоскливо».

«9 марта. Четверг. Скоро и благополучно прибыл в Царское Село — в 11 ч. Но, Боже, какая разница, на улице и кругом дворца, внутри парка часовые, а внутри подъезда какие-то прапорщики! – (Не какие-то, а, собственно, ваши прапорщики, Ваше величество.)— Пошел наверх и там увидел душку Аликс и дорогих детей. Она выглядела бодрой и здоровой, а они все лежали в темной комнате по случаю кори».

10 марта. Пятница. О чем идет сначала речь? «Спали хорошо». Дальше: «Несмотря на условия, в которых мы теперь находимся, мысль, что мы все вместе, радует и утешает». Опять же ценности семейные для императора значительно важнее государственных. Его сложно осуждать как физическое лицо, разумеется. И очень часто так бывает, что для человека семейные ценности важнее его общественной активности, его профессиональной деятельности. Но для императоров в условиях чрезвычайно ситуации – войны и революции одновременно – всё же это выглядит несколько гипертрофированно.

Да, Николай человек был, конечно, человеком, совершенно непригодным к государственному управлению и не проявлявший интереса к системному образованию, в том числе. Известно, что его обучали 13 лет различным дисциплинам и наукам — его любящий отец Александр III, с ним занимались лучшие педагоги, включая, например, химика Бекетова или специалиста по фортификационным сооружениям, более известного как композитора Цезаря Кюи. Конечно, с ним занимался Константин Петрович Победоносцев, один из его основных идеологов, который привил Николаю II, закрепил в нем представление о сакральности монаршей власти и невозможности делить ни с кем полномочия.

Но при этом Александр III запретил педагогам экзаменовать своего сына. Они должны были только излагать предмет, но не имели права тестировать ученика на овладение предметом. Александр III боялся позора. Он достаточно трезво оценивал собственного сына.

Совсем незадолго до собственной смерти и восшествия на престол Николая Александрович Александр Александрович, его отец говорил, что «в общем, мой сын совершеннейший ребенок, — я сейчас не дословно цитирую, излагаю по смыслу, — он рассуждает совершенно инфантильно и непонятно, как же он возьмет на себя ответственность за империю». А то, что Александр III скоро умрет, было тогда уже очевидно.

Как мы с вами говорили, государственные дела весьма утомляли Николая Александровича, и он пытался уклониться от их изучения, исследования и принятия решения самыми разными способами. В мотивации тех или иных государственных решений Николая Романова преобладали личные факторы, как правило, даже те, которые можно было называть мелкими. Хотя в истории, тем более, в истории, тем более, в истории со столь драматическими последствиями не бывает ничего мелкого.

Как известно, русско-японская война, во многом породившая первую русскую революцию стояла на двух китах: инциденте в Оцу в 1891 году, когда состоялось покушение на тогда еще наследника цесаревича Николая Александровича, когда на него напал с саблей японский полицейский, после чего японские элиты, включая императора Мэйдзи, первого японского императора, взошедшего на корабль другой страны, в данном случае российский, — их извинения были настолько изобильны, настолько сладкоречивы, что Николай II заподозрил японцев в неискренности и в том, что они перед ним пресмыкаются. Поэтому, с одной стороны, как говорил Сергей Юльевич Витте, он называл их макаками, крайне недооценивая интеллектуальный и энергетический потенциал японской нации, с другой стороны, считал, что японцы никогда не осмелятся напасть на русских, и тем более одержать над ними победу.

Второй кит, на котором стояла русско-японская война, были лесозаготовочные концессии в Корее на реке Ялу, которыми заведовал очень важный человек Александр Михайлович Безобразов, сын санкт-петербургского предводителя дворянства Михаила Безобразова. Важным человеком он был потому, что в администрации, как сейчас бы сказали, императора Николая II занимал поистине ключевую должность, сравнимую по влиянию, например, с министром финансов или председателем Комитета министров Сергеем Витте. Он был начальником хозяйства, говоря в нынешних терминах, императорской охоты. Сами понимаете, с учетом той роли, которую охота играла в жизни Николая II, господин Безобразов был поистине влиятельным человеком – чем-то вроде Александра Васильевича Коржакова при раннем Борисе Николаевиче Ельцине или некоторых аналогичных фигурах при действующем президенте России Владимире Владимировиче Путине.

Скажем, не случайно же охранники Владимира Владимировича Путина становятся губернаторами, министрами. Вот Алексей Дюмин, один из его адъютантов, который, как известно, спас Владимира Владимировича Путина от медведя,  стал сначала заместителем министра обороны и командующим Силами специальных операций, а потом губернатором Тульской области. А другой адъютант, сотрудник охраны, Евгений Зиничев сначала губернатором Калининградской области, затем заместителем директора ФСБ, сейчас, наконец, министром по чрезвычайным ситуациям. И даже соображения вполне внятные, которые высказывали многие кремлевские, собственно, официозные представители, что назначение остро не публичного Евгения Зиничева, человека, крайне боящегося публичности, непригодного к ней, на должность главы МЧС, которая требует предельной публичности в чрезвычайных ситуациях, есть острое противоречие, в общем, не возымело никакого влияния на президента Владимира Владимировича Путина — он назначил во главе МСЧ того человека, которого хотел, невзирая на общественное мнение и представления даже близкого окружения о том, что такое хорошо и что такое плохо. Какой никакой, но все-таки публичный и номинально демократический политик.

Вот Александр Михайлович Безобразов создал большую бизнес-империю, в которую было вложено 2 миллиона рублей личных императорских средств. Причем против этого возражал не только министр финансов Витте, что очевидно, но даже такие абсолютно лояльные императору и аполитичные люди, как министр двора борон Фредерикс, который даже грозил своей отставкой, если не прекратится прямое общение императора с господином Безобразовым и прямая передача ему средств помимо каких бы то ни было формальных процедур. Фередерикс не ушел в отставку, но не прекратилось прямое общение императора с Безобразовым.

И в ситуации, когда большая часть окружения Николая II настаивала на крайней неразумности и высоких рисков войны с Японией, концессии на реке Ялу сделали свое дело. Безобразов настоял на том, что Россия любыми средствами должна защитить свои интересы в Корее. Естественно, это мотивировалось вящими интересами государства. Ну, а как же? Собственно, эти концессии в Корее преподносились как инструмент установление контроля России над определенными территориями на Дальнем Востоке и расширения сферы ее геополитического влияния в том регионе.

Так происходило во многом и дальше. И известно, что Николай Александрович Романов в октябре 1905 года скорее чем подписывать Манифест о гражданских правах и свободах, который, как мы знаем конституцией не был и в любой момент его меры и положения могли быть дезавуированы императором, а Государственная дума распущена в любую секунду, что неоднократно происходило, — что Николай II в то время скорее собирался вводить военную диктатуру. И основной аргумент против военной диктатуры, причина, по которой он все же решился подписать Манифест 17 октября, была угроза великого князя Николая Николаевича, его дяди застрелиться, если манифест не будет подписан.

Вот такая база принятия важнейшего для судеб страны политического решения. Известно, что многие соратники, представители окружения Николая II стимулировали его представление о богоданности его власти. Собственно, все сомнения, что он ни с кем не собирается делиться властью и считает источником власти только трансцендентные силы Николай Александрович Романов пытался развить в своем первом публичном выступлении, которое состоялось 17 января 1895 года, очень вскоре после его фактического восшествия на престол, еще до коронации в Николаевском зале Зимнего дворца перед депутациями дворянства и земства городов, где новый император сказал: «Мне известно, что в последнее время слышались в земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления; пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный Родитель».

Это, безусловно, в некоторой степени было ремейком самодержавной декларации 25 апреля 1881 года, с которой выступил император Александр III, избравший курс на закручивание гаек и отказ от дальнейшей демократизации России после трагической гибели Александра II. Та декларация, кстати, получила называние «ананасной декларации», потому что там все обратили внимание, что в ключевой фразе был такой момент: «А на нас Господь…» — и там что-то возложил.

Но Николай II выступал в совершенно новой исторической обстановке, когда как раз от него ждали некого ветра надежд, неких ориентиров расширения полномочий земства и ограничения власти самодержца. Но этого не произошло. Тем самым первый гвоздь в политический гроб Александра Николаевича Романова был уже забит. Напомню, что всё это происходило 17 января.

Историк Ольденбург писал тогда о речи 17 января: «Русское образованное общество в своем большинстве приняло эту речь как вызов себе». Но Николай II не любил русское образованное общество. Оно было ему абсолютно чуждо. Он видел в нем совершенно лишний элемент в конструкции его самодержавной монархии. Он любил офицерские собрания. Все-таки он закончил свое обучение службой в Преображенском полку. Он обожал попойки с шампанским в офицерском кругу, где не обсуждались никакие жизненно важные, системообразующие вопросы, столь раздражавшие его.

Считается, что Великую русскую революцию 1917 года спровоцировала война. Но так часто бывает, что война предшествует революции. Это не исключительное обстоятельство, имевшее отношение лишь к России начала XX века. Война катализирует многие процессы, и всегда она происходит по одной и той же схеме. Сначала крайне патриотический подъем, а затем крайнее истощение и изнурение всех сил народа и разочарование в тех идеалах, ради которых затевалась война.

Если бы не было мировой войны, то все равно Романовская империя пришла бы к своему закату и пришла бы при этом императоре, поскольку она исчерпала свое жизненное задание. А главное условие продолжение жизни индивида, сообщества, корпорации, государства в любых ее формах и проявлениях – это наличие активного жизненного задания. Государство должно всегда, каждый день отвечать на вопрос, для чего оно существует. Как говорил известный мыслитель Хосе Ортега-и Гассет, любая нация или разлагается и исчезает или каждодневно, ежеминутно и ежечасно реализует общую программу будущего.

Советский Союз распался не из-за падения цен на нефть (да, конечно, экономические неурядицы играли в крахе СССР свою роль) и не из-за гонки вооружений и «звездных войн», высосанных из пальца великим голливудским актером Рональдом Рейганом, а потому что исчезла тема строительства коммунизма, исчезла эта цель. А Союз Советских Социалистических Республик и был создан для того, чтобы в некой части Земли, которая случайно по территории почти совпала с бывшей Российской империей, построить коммунизм. Не стало идеи коммунизма – не стало и Советского Союза.

Это же можно говорить и о Российской империи. Да, она успешно экономически развивалась. Там средний рост был 2,2% в год, а в пиковые годы 4,5%, но экономический рост, как и экономическое падение, еще не есть залог выживания государств, тем более крупных. И явление Николая II народу, собственно, и должно было означать, что фигура, направленная против истории, неспособная ответить на вызовы истории и даже осмыслить их, и есть тот самый  правитель, знаменующий конец этой эпохи и этой империи. Ведь Николай II каким-то мистическим образом все делал наоборот. Он всегда шел за событиями, а не упреждал их, и он всегда в критических партиях играл черными против себя, имея белые фигуры.

Вот, например, Финляндия. Ведь Николай II и Петр Аркадьевич Столыпин ограничили автономию Финляндии. Зачем они это сделали в ситуации, когда, наоборот, нужно было расширять автономные полномочия того, что называлось тогда национальными окраинами? А просто потому, что им так хотелось. Он не сопоставляли свои действия с базовым трендом истории. В результате, кстати, Финляндия сыграла немалую роль в Октябрьской революции. Ведь именно в Финляндии в Гельсингфорсе большую часть времени скрывался Ленин непосредственно перед возвращением в Петроград.

Именно участие финского гарнизона и Балтийской эскадры сыграли значительную роль в том, что большевики победили. Формально ведь Финляндия подчинялась Временному правительству. Но де-факто нет, оно поддержало большевиков. И от этой поддержки с учетом географической близости Финляндии к Петрограду зависело в октябре 1917 года очень и очень много.

Даже сам факт возвращения Владимира Ильича Ленина в Петроград в известные дни октября 1917 года во многом происходил по давлением гостеприимных финских хозяев Владимира Ильича Ленина - народного полицмейстера товарища Ровио, шефа социал-демократической милиции города Гельсингфорса и даже непосредственно Николая Виссарионовича Некрасова, формально подчиненного Временному правительству генерал-губернатора Финляндии. Поэтому, собственно, в Финляндии Ленин как бы скрывался, но на самом деле не скрывался, поскольку финляндские власти были за него и за то, чтобы он прибыл в Петроград и перенял руководство революционным процессом. То есть он чувствовал себя на этой территории в такой же безопасности, как, скажем, как какой-нибудь подозреваемый в убийстве Бориса Ефимовича Немцова на территории сегодняшней Чечни.

И Николай II закономерно привел Российскую империю к финалу, который она вполне заслуживала, поскольку ее политические, общественные идеологические конструкции не отвечали совершенно эпохе, не отвечал тому историческому эону, в который входил мир. Россия могла стать парламентской демократией, тем самым избежать гибели и распада. Россия могла стать некой квазифедерацией, тем самым избежать гибели и распада. Но нет, она ничего этого не избежала из-за некомпетентности, упрямства Николая II, который никак не мог поставить под сомнение свою богоданную власть.

И, как правильно отмечал Сергей Юльевич Витте в своих мемуарах, как всякий трусливый человек, Николай Александрович всегда полагался на военную силу, то есть на физический ресурс, не свой собственный. Он считал, что его войска всегда защитят его в любой ситуации и не ожидал дожить до того дня, когда в войсках он стал самой непопулярной фигурой, непопулярней даже большевистских вождей. Не случайно потом 55% русского офицерства перешло в российскую РКК (Рабоче-крестьянскую Красную Армию) в виде качестве военных специалистов под руководством ненавистного им Льва Давыдовича Троцкого. Но Николаю Романову в начале 1917 года не хотел служить уже никто. И именно его верноподданные генералы принудили его к отречению, а не революция, как таковая, которая разразилась скорее после и в результате отречения, а не до него и как причина отречения.

Надо сказать, что Николай II настолько тяготился своей властью, с другой стороны, настолько пытался подчеркнуть сакральность своего личного статуса в обществе, что искал весьма экзотические способы для того, чтобы уйти с императорского поста. Существует апокриф, который, впрочем, подтвержден многими источниками, хотя официальная историография призывает ему не доверять, что в начале обсуждения вопрос о восстановлении патриаршества в России, — а этот вопрос начала обсуждаться при Николае II в 1905 году и так и не дообсуждался до 1917-го, а опять же если бы Николай II восстановил патриаршество, то тем самым он бы стал весьма популярной фигурой среди духовенства, что тоже продлило бы его императорские дни и его благополучие на российском престоле, — но он как всегда ничего не делал, тянул резину, боялся этого патриаршества, боялся конкуренции со стороны грядущего патриарха, боялся явления нового Никона и видел себя Алексеем Михайловичем.

Поэтому всё утонуло в бесконечных словопрениях, которые, собственно, разрешились только восстановлением патриаршества уже в 1917-18-м годах после успеха обоих этапов русской революции. И в 1905 году на встрече со священнослужителями Николай II на полном серьезе заявил, что мог бы стать патриархом сам и в этом случае уйти с императорского престола, оставить императорский престол своему сыну Алексею при регентстве великого князя Михаила Александровича, то есть в рамках той схемы, которая обсуждалась в первых числах марта 1917-го не выгорела, чем немало поразил, конечно, в самое сердце своих собеседников. Но, впрочем, и этот сценарий, который церковь могла бы при определенных условиях принять, не был реализован даже на один процент.

Теперь скажем два слова вообще о сакральности природы власти. Как известно, в послании к римлянам святого апостола Павла есть знаменитая фраза, обсуждающаяся тысячелетиями: «Нет власти, если не от Бога». Трактовок этой фразы великое множество, начиная от жесткой консервативной трактовки, согласно которой народ должен принимать любую власть, считая ее богоданной и заканчивая либеральной ревизионистской трактовкой, согласно которой народ должен принимать только ту власть, которая от Бога, а той, которая не от Бога, может не подчиняться.

Я бы сказал, что мы можем осуществить синтез всех этих трактовок в некую единую. То есть мы сейчас совершим небольшое богословское упражнение, да простят меня профессионалы в этой сфере. Всякая власть, действительно, в какой-то степени от Бога, даже самая демократическая. К примеру, власть абсолютного монарха современной России Владимира Владимировича Путина, который де-факто концентрирует в своих руках полномочия всех ветвей власти – исполнительной, законодательной и судебной, — и власть, как скажем, президента Францию Эманюэля Макрона, который о таких полномочиях мог бы только мечтать (собственно, он о них и не мечтает, поскольку воспитан в совершенно иной политической культуре, в которой о таком мечтать не принято, а если надо молиться, то не демократию, а не на царя), — они имеют в чем-то много общего, гораздо более общего, чем нам кажется. Потому что сама природа отношений власти и правителя – «правитель» в данном случае понятие широкое, не обязательно это одно физическое лицо, это может быть парламент или некая группа политиков, которая сейчас находится у власти, — она в любом случае имеет некую трансцендентную природу.

Легитимность власти трансцендентна. Мы не можем очень четко, опираясь на естественные науки или даже на естественные и социальные науки вместе взятые при всей условности понятия термина и понятий о социальных науках, объяснить, чем легитимный правитель отличается от нелегитимного. Сам факт, бумажка вот избрания правителя совершенно не подкрепляет его легитимности, равно как и династическое наследование. Если ты наследник своего отца, ты изначально наследуешь традиционную легитимность своего отца, но потом ты можешь эту легитимность в процессе утратить, как это произошло с Николаем II. И вот эта химия легитимности, в ней есть элемент божественности. Я бы так трактовал эту фразу из послания к римлянам святого апостола Павла.

У каждого правителя есть свой запас прочности, запас легитимности. Это таинственная система взаимоотношений между властью и народом, когда народ считает эту власть справедливо поставленной, независимо от политики этой власти. Как показывает история, легитимность власти исчерпывается тогда, когда власть начинает идти против истории, когда начинает реализовывать программу саморазрушения. Особенно это относится к правителям, которые изначально не хотели быть у власти, но оказались у нее и уже воленс-ноленс приняли логику богоданности власти. В этой точке, пожалуй, сходятся Николай II и действующий российский лидер Владимир Путин.

Да, конечно, они очень разные. Невозможно себе представить застегнутого на все пуговицы, скрытного и мнительного Владимира Владимировича пишущим дневники, особенно о том, как он плавал в бассейне и занимался в спортзале между решением важнейших мировых проблем, скажем, походом на Тбилиси или аннексией Крыма. Путин – человек достаточно твердый и последовательный в реализации своих решений и не колеблющийся, в отличие от Николая II, который очень часто менял свою точку зрения под влиянием последнего посетителя.

Но Путин, как и Николай II никогда не хотел быть на престоле. Мы помним рассказы тех людей, которые выдвинули нынешнего президента во власть, о том, что он скорее хотел быть крупным государственным капиталистом типа руководителем «Газпрома», ну, которым он де-факто является наряду с президентством по принципу старого еврейского анекдота: «А по ночам бы я бы еще немножко шил». Именно поэтому, собственно, как бы неэффективен не был менеджмент «Газпрома», чья капитализация упала за 10 лет в 5 раз с 250 миллиардов до 50 миллиардов долларов, это руководство никуда не денется, поскольку оно не является самостоятельным игроком и не определяет политику «Газпрома», а это просто некий набор функционеров, выполняющих прямую роль фактического председателя правления Владимира Путина. И в этом смысле качества они его абсолютно устраивают. Если бы там оказались сильные, самостоятельные фигуры, да еще не дай бог какие-нибудь западные менеджеры, нанятые по конкурсу, то вся система абсолютно непрозрачного управления «Газпромом», которым занимается Владимир Путин, была бы разрушена, что российского лидера совершенно не устраивает.

Поэтому, с одной стороны, как и Николай II, Владимир Путин движим представлениями о богоданности и сверхданности своей власти. Он не уважает электоральные процедуры. Они для него лишь выдача необходимого для внешнего мира свидетельства о том, что он является легальным правителем России. Легитимность его определяется вовсе не этим, а тем, что он абсолютный монарх и соблюдает монархический ритуал в России. Но, с другой стороны, подобно Николаю II, который на всем протяжении своего правления совершал самые разрушительные ходы и ошибки. Владимир Путин не на всем протяжении своего правления их совершал, но с момента аннексии Крыма он активно движется в этом направлении, он движется в направлении избывания своей власти, лишившейся жизненного задания.

После Бориса Ельцина казалось, что жизненное задание России – это стать самой передовой страной постсоветского пространства и привести постсоветские страны, за исключением, конечно, стран Балтии, которые уже к тому одной ногой были в Евросоюзе и НАТО и там оказались формально в 2004 году, в общий европейский дом. Поскольку, действительно, по состоянию на 2000 год Россия была самой демократической, свободной, экономически устойчивой, быстрорастущей страной того, что называется СНГ. И еще некоторое время Россия оставалась экспортом позитивных образцов для своих соседей.

Однако с 2004 года с совершенно некорректного вмешательства путинской России в выборы на Украине, что во многом стимулировало и обусловило так называемую «оранжевую революцию» ноября-декабря 2004-го, Россия перестает быть экспортером позитивных образцов. Она экспортирует только образцы коррупции и поддерживает самые неэффективные и отсталые режимы, постепенно терпящие крах. Мы видим, что везде, скажем, на Украине, в Молдове, даже в непризнанных государствах очень часто проигрывали кандидаты, поддержанные Россией. Причем, что сами эти государства целиком от России зависимы. Возьмем хотя бы Абхазию и Приднестровье, где прокремлевские политики оказывались часто у разбитого корыта. Правда, приходившие к власти снова попадали в фатальную зависимость от Кремля, но это уже совсем другая история.

И сегодня Россия активно идет путем самоизоляции. Нет ничего более противоречащего и духу истории и места России в современной истории, чем самоизоляция. Потому что мы вошли в совершенно новую эпоху, в эру Водолея, которая началась в 2003 году, где, собственно, стираются границы, грани, различия, уменьшается роль, собственно, государств и вертикальных коммуникаций, распадаются традиционные иерархии. На смену им приходят горизонтальные коммуникации и сетевые сообщества. Всё, так или иначе, подвержено процессу глобализации. И стремиться к альфа-одиночеству, — как это называл в своей программной статье помощник Владимира Путина Владислав Сурков в журнале «Россия в глобальной политике» — это значит впрямую плевать против ветра истории.

Когда начинались санкции против России после аннексии Крыма весной 2014 года, Ангела Меркель, канцлер Федеративной республики Германия предупредила Кремль, что ущерб от них будет огромным. Тогда, как мы помним, в телефонном разговоре с Бараком Обамой, 44-м президентом США, она была вынуждена признать, что Путин находится уже вне реальности и эти аргументы не только его не убеждают, но вообще не привлекают никакого его концентрированного внимания.

Сегодня мы видим, что действительно ущерб от санкций огромен. Мы видим, что улита очень медленно едет, но когда-то  будет, что да, западные институты весьма инерционны, особенно когда в них нет согласия как в современных США, где вашингтонский истеблишмент достаточно активно противостоит избранному в 2016 году президенту Дональду Трампу и наоборот. Но логика санкций не меняется. Изначально они затевались для того, чтобы продемонстрировать российским элитам в самом широком смысле слова, в том числе, ближайшем окружению действующего российского монарха совершеннейшую неэффективность стратегии Владимира Путина как минимум во внешней международной политике. Эти стратегии во внешней международной политике явно коррелируют с его действиями во внутренней политике, где продолжается закручивание гаек и ограничения доступа к интернету, в том числе, через показательные процессы по поводу лайков или постов в социальных сетях, призванные просто заставить россиян, особенно молодых не пользоваться социальными сетями, что совершенно невозможно. Но поражение этой стратегии будет сопряжено с известными жертвами с разных сторон.

Мы видим, как падает российская национальная валюта на утечках, анонсах планов о том, что США могут ограничить доступ американского капитала к российским государственным облигациям, вообще существенно ограничить операции с российским госдолгом. Мы видим, как трепещет российский оборонный комплекс перед лицом угрозы запрета на поставки в Россию американской продукции двойного назначения. Потому что ведь это только какие-то рогозиноподобные люди могут рассказывать Владимиру Путину байки о полном импортозамещении и независимости российской оборонной промышленности от западной и США в особенности. Но специалисты знают, что это не так, и что современный российский ВПК «невыживабелен» без американских поставок.

Владимир Путин этому по-своему рад, ведь он доказал, что можно быть рабом на галерах, что можно жить в режиме перманентного аврала, проводить Сочинскую Олимпиаду, потом, действительно, успешный весьма чемпионат мира по футболу. Но боюсь, что для российской экономики, социальной сферы, устойчивости российского государственного механизма в целом все это выглядит гораздо менее оптимистично. Собственно, даже результаты недавних социологических опросов, показывающих, что россияне снова начинают любить Запад и хорошо относиться к США и Евросоюзу, о чем-то говорят. Они говорят о том, что пропагандистский запас прочности антизападной кампании если не исчерпан, то близок к исчерпанию.

Происходит то же, что и в начале века. Да, сначала огромный патриотический подъем на старте Первой мировой войны. затем разочарование, затем кризис доверия к государству, дезертирство и коллапс государственных структур. И всё это в условиях пребывания у власти правителя, который бессознательно, так же, как и Николай II в начале века, движим энергией саморазрушения, и точно так же, как и Николай II в начале века, верит в богоданность своей миссии. И поэтому не нуждается ни в политических институтах, ни даже в банальных советчиках, которые могли бы критически проанализировать происходящее и систему принимаемых им решений.

Поэтому, еще раз подчеркну, несмотря на всю большую разницу между Николаем II начала XX века и Владимиром Путиным начала XXI в самих исторических реалиях, процессах, которые вызрели в национальной толще России, тогда и сейчас очень много общего. И, действительно, мы не можем сказать, в чем историческое задание современной России. Официальный ответ Кремля прост: Историческое задание России в том, чтобы сохраняться в нынешнем виде, консервироваться, окукливаться. Но таким историческое задание не бывает. Еще раз  Ортега-и-Гассет: Нация распадется и умирает или реализует некую общую динамическую программу будущего.

Где она, эта программа будущего? Кто ее носители? И в какой мере Россия XXI века повторит судьбу России XX? Ответы на эти вопросы мы, может быть, скоро получим. Скоро не значит, завтра, но скоро по меркам эпох, сменяющих друг друга в мировой истории с той же неотвратимостью, с которой власти уступают место по мере прекращения сакрального контракта, в основе которого та самая легитимность, подкрепляющая представление о том, что любая сформированная власть все-таки от Бога, а когда она перестает быть от Бога, то лучше бы ей и не родиться на свет.

А главное в политике – вовремя уйти.