Понедельник и лейтенант Шмидт

09-01-2019
  • Shmidt -PetrВ августе 1905 года Петр Шмидт (за полгода до расстрела) в вагонном купе познакомился с Зинаидой Ризберг и засыпал ее нежными, нервными письмами.

     

    Пятьдесят лет тому назад на экраны нашей бывшей Родины вышел фильм «Доживём до понедельника», ставший с тех пор культовым, разошедшийся, как говорится, на цитаты, открывший дорогу в кино будущим звёздам – и до сих пор не стареющий.

    Чуткий к слову Дмитрий Львович Быков оценивает этот фильм (а прежде всего – его сценарий, написанный Георгием Исидоровичем Полонским), как «лучшую школьную повесть, лучший школьный сценарий в русской литературе». И вместе с тем отказывается, собственно, это делать, то есть – давать оценку:

    «… я не могу объяснить, каким образом этот сценарий был поставлен, потому что «Доживем до понедельника» ― это настолько неправильная во всех отношениях вещь, настолько странное произведение, что сейчас, уже пятьдесят лет спустя, ― страшно сказать, пятьдесят лет спустя! ― вспоминая эту картину, я совершенно не могу понять, про что она. И думаю, что не было это понятно и в 1968 году»[1].

    Начнём с того, что отношение к понедельнику как социальному феномену в это время разделилось на две части. Ни один другой день недели не удостаивался такого внимания со стороны искусства. В том же 1968 году, например, метеором по экранам страны прошла картина Леонида Иовича Гайдая «Бриллиантовая рука», где Геша Козодоев в исполнении Андрея Александровича Миронова бодро распевал песенку о проклятом острове, жители которого страдают от того, что родились в понедельник, подтверждая как бы поговорку, что понедельник – день тяжёлый.

    Но примерно в то же время в среде продвинутых читателей набирала вес, входя в ежедневное общение в качестве неисчерпаемого источника цитат, повесть братьев Аркадия Натановича и Бориса Натановича Стругацких «Понедельник начинается в субботу». Тут как раз всё наоборот: понедельник – это начало начал, что-то новое, радостное, с чего можно вести отсчёт возрождения.

    А польская подруга Булата Шалвовича Окуджавы поэтесса Агнешка Осецкая в одной из своих песен этого времени вообще взяла и выбросила понедельники из перечня дней недели:

    Deszczowe wtorki, które przyjdą po niedzielach,

    Kropelka żalu, której winien jesteś ty,

    Nieprawda, że tak miało być,

    Że warto w byle pustkę iść,

    To wciąż za mało, moje serce, żeby żyć[2].

    Для придания вящей научности попытаемся провести процедуру номинации данного явления. Поскольку «понедельник» по-английски – «Monday», назовём любителей этого дня «мандофилами», а противников – «мандофобами», естественно.

    Вот и господина Быкова мучает эта дилемма: понедельник – хорошо или это плохо? Доживём-то доживём, а что там – в понедельнике?

    Я еще учился в то время, когда между концом и началом недели расстояние было на один день короче, чем теперь, то есть суббота была рабочей. Многие уже и не помнят, что накануне Женского дня в 1967 году товарищи Брежнев Л.И., Косыгин А.Н. и Гришин В.В. осчастливили весь советский народ, приняв Постановление ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Всесоюзный Центральный Совет профессиональных союзов «О переводе рабочих и служащих предприятий, учреждений и организаций на пятидневную рабочую неделю с двумя выходными днями». То есть, и радость ожидания (мандофилия), и скорбь предчувствия (мандофобия) понедельника стали с этого момента ощутимее.

    Что же касается недоумения Дмитрия Львовича, то осмелюсь высказать предположение, что ответ-то как раз лежит на поверхности. Просто Быкова, разносторонне одарённого литератора, иногда подводит, во-первых, профессиональное заболевание гуманитариев – неточность, а во-вторых – стремление обязательно заинтриговать своих читателей-слушателей и создать загадку там, где её отродясь не бывало.

    Навскидку несколько мест из его лекции о фильме (сценарии). Вот, например, он цитирует главного героя, учителя истории Мельникова:

    «Знаменитая фраза Мельникова „Толстой ошибался“, „Шмидт блуждал в потемках“… Можно подумать, что в истории орудовала компания троечников!“, великолепные слова, которые после этой картины стали повторяться на все лады»

    Совершенно верно, повторяли. И именно – на все лады. Но Быков-то приводит как бы первоисточник, а не свою версию фразы Ильи Семёновича, применительно к каким-то иным обстоятельствам. А в оригинале (господа, я сверял и с текстом сценария, и с видеозаписью фильма, за слова отвечаю) звучит несколько иной текст:

    «То и дело слышу: "Жорес не учел...", "Герцен не сумел...", "Толстой недопонял..." Словно в истории орудовала компания двоечников...»[3]

    Существенна здесь не собственно вполне простительная неточность в перечне имён, потому что Быков в лекции (не в статье) цитирует по памяти, а то, что меняет Дмитрий Львович категорию «виновников» ошибок исторического процесса. Были – «двоечники», стали – «троечники». Всего лишь одна ступенька в пятибалльной шкале. Но это ступенька решающая, поскольку «три балла» - это ещё «удовлетворительно», а «два балла» - уже «неудовлетворительно». Это что же, Быкову жалко стало исторических личностей? Политкорректность типа проявил? Думаю, просто халатность типичного гуманитария.

    Еще одно ни к чему не обязывающее утверждение непонятного происхождения:

    «Можно сказать, что Мельников переживает кризис среднего возраста, по картине ему 42 года»

    Откуда эта роковая цифра? Неужто заигрался Борис Львович в литературную нумерологию, всякие там роковые даты: 27 лет, 33 года, 37 лет, 42 года…?

    Вот же, написано в сценарии русским по белому: «Худощавый лобастый человек. 45 ему? 48? Серебряный чубчик». И это не реплика персонажа, а всего лишь авторская ремарка в тексте киноповести. А в фильме вообще никто не упоминает его возраста, не мужчинский это вопрос – возраст.

    Или вот такая ну явная неточность:

    «Картина получилась очень грустной, и не зря лейтмотивом ее стала замечательная песенка Кирилла Молчанова, стихи для которой написал сам Георгий Исидорович:

    Но недаром птица в небе крепла ―

    Дураки остались в дураках.

    Сломанная клетка, кучка пепла,

    А журавлик снова в облаках»

    Дело в том, что в фильме этой песни НЕ БЫЛО, была только мелодия, слова написал Полонский позже, ее потом систематически транслировали по телевизору в сопровождении кадров из фильма. Да и цитирует Быков даже не слова из этой песни, а вообще фрагмент стихотворения персонажа фильма – Генки Шестопала, оставленное над могилой уничтоженных им сочинений о счастье…

    Дмитрий Львович не случайно в начале лекции упоминает, что он практически ровесник фильма, то есть, смотрел он его не в момент выхода на экран, а гораздо позже, как фрагмент истории, вполне отстранённо, не принимая близко к сердцу. Отсюда и эти ляпы, для него – не существенные, вероятно, однако роковым образом множащие и без того присущую любому гуманитарному высказыванию дефектность.

    Для меня лично, увидевшего этот фильм именно тогда, когда мне самому было столько же, сколько школьникам – героям фильма, это было не просто очередным походом в кино, это было, выражаясь высоким штилем, потрясением, откровением, отверзающим врата и искусства и взрослой жизни. Поэтому я по этому поводу дерзну процитировать ещё один фильм с Вячеславом Тихоновым в главной роли, вышедшим пять лет спустя – «Семнадцать мгновений весны»: «Маленькая ложь рождает большое недоверие».

    Это было – о гуманитарных неточностях, профанирующих сколь угодно правильную идею.

    А далее начну с опровержения предыдущего высказывания. О главной роли. Все помнят того, кто играл Илью Мельникова, актёра, который до этого был князем Болконским, а после этого – Штирлицем, Вячеслава Васильевича Тихонова.

    Но мало кто помнит исполнителя роли виновника главного конфликта в фильме – ученика 9 класса Генки Шестопала. А ведь Валерий Александрович Зубарев до этого фильма снялся в шести картинах, а после «Понедельника…» – еще в девяти. Фильмография из шестнадцати лент – весьма серьёзный показатель даже для многих звёзд советского экрана. К примеру, прима-стар мирового кинематографа Татьяна Евгеньевна Самойлова снялась всего лишь в двадцати фильмах.

    Так вот, для меня главный герой фильма – именно Шестопал. Вокруг него вращается вселенная этого произведения. С Мельниковым как раз всё ясно, в его судьбе уже ничего не произойдёт, он так и останется учителем, потому что ни наукой, ни управлением он заниматься принципиально не хочет. Наукой – потому что, по его мнению, историю как науку в этом обществе осозна--нно профанируют, и потому на одном гектаре с такими историками как его директор школы он обретаться не намерен. Менеджментом – по той же причине. Таким образом, из всех возможных перспектив изменений в будущем ему остается только то, что предрекает злополучная русистка Светлана Михайловна, ревниво и насквозь видящая назревающий роман с «англичанкой» Наташей: «Только с ребеночком не затягивай, у учителей это всегда проблема».

    А вот с Генкой – всё впереди. И не только тот самый понедельник, на котором должна решиться его сиюминутная судьба. Он ведь поэт. И к тому же он, как утверждают его одноклассники, – честный человек. А это в любую эпоху – взрывоопасная смесь.

    И всё же, главное в картине не то, что сказал или даже написал Генка Шестопал (а написал он два ключевых текста: сочинение в одну фразу «Счастье – это когда тебя понимают» – и поминальное стихотворение о журавле, синице и дураках), а то, что он … МОГ БЫ сказать.

    И вот тут лежит ответ на вопрос, на который Дмитрий Быков не знает ответа: «каким образом этот сценарий был поставлен». Ну, «я так думаю», что лежит.

    Ключевой эпизод фильма – урок истории и дискуссия на нём о лейтенанте Шмидте. Я настаиваю, что именно этот момент определяет философию произведения. Создаёт идеологию фильма. Его эстетику и этику. Все остальные линии картины – вполне себе проходные и неоднократно бывавшие в других фильмах и повестях.

    Молодая учительница еще со школьной парты влюблена в колоритного амбициозного учителя: сто тысяч сюжетов. В это же время практически ровесница этого учителя всё еще не теряет на него надежды и продолжает строить ему глазки, наталкиваясь на демонстративную холодность: даже не смешно ни разу. Неформальный лидер класса Костя Батищев, несмотря на всю свою харизму, теряет авторитет из-за чрезмерной самоуверенности: да практически везде. И даже не вполне себе типичная история влюблённости Генки Шестопала в первую красавицу класса, которая завершается тем, что сам Генка осознаёт, что «в её очах – любви начало, в её устах – любви конец».

    То есть, все эти истории уже были или могли быть. Они легко заменяемы другими подобными историями. И даже история с сожжением сочинений нужна всего лишь для эффектного признания Генки в совершённом преступлении, для повышения его статуса честного и бесстрашного.

    А я напомню, что фильм снимался в 1967 году. В год 50-летия советской власти и …100-летия со дня рождения Петра Петровича Шмидта. Все завихрения, которые позволяет себе в фильме не очень идеологически выдержанный учитель истории Илья Семёнович Мельников, нужны для того, чтобы он на уроке истории спел возвышенную оду беспартийному большевику лейтенанту Шмидту:

    «Русский интеллигент. Умница. Артистическая натура – он и пел, и превосходно играл на виолончели, и рисовал... что не мешало ему быть храбрым офицером, профессиональным моряком. А какой оратор!.. Завораживали матросов его речи. Но главный его талант – это дар ощущать чужое страдание острее, чем собственное. Именно из такого теста делались праведники на Руси... И поэты. И бунтари»

    Ну вот Герой Советского Союза. И Социалистического труда – одновременно. И с дрожью в голосе. И с огнём в очах.

    Но Мельников ведь учитель, ему надо же как-то доказать эти концепты. Он ведь только что пенял Батищеву, что тот, мол, книжек не читает, поэтому так скупо и скептично рассказал о Шмидте.

    И Мельников таки приводит аргументы. Целых два. Первый: история о нечаянной встрече в поезде и сотнях последовавших за ней писем любимой женщине. Кстати, эта история так понравилась зрителям, что двое из них, а именно, сценарист Даниил Яковлевич Храбровицкий и режиссёр Евгений Семенович Матвеев через год порадовали зрителей страны фильмом «Почтовый роман». Выполнили, так сказать, социальный заказ на произведение искусства. Родина сказала: Надо!...ну и так далее.

    И второй аргумент не менее сногсшибательный: как во время суда над Шмидтом конвоиры, поражённые речами подсудимого, отставили свои ружья и отказались его охранять. И замироточили.

    Вот тут хочу обратить внимание на эпизод без слов. Слова есть в сценарии. В фильме только жесты и взгляды:

    «Ну кто же все-таки добавит?

    Генка поднял было руку, но спохватился, взглянул на Риту и руку опустил: пожалуй, она истолкует это как соперничество...»

    Поднятая рука Генки, жёсткий взгляд Риты, опущенные глаза и опущенная рука Генки. Всё. Он промолчал.

    А ведь у него было что сказать. Что-то, чего не было в советском учебнике истории СССР. Точку зрения учебника класс уже услышал. Она не очень устроила Мельникова, он хотел поэмы о бесстрашном Данко, он хотел песен и плясок с воздеванием рук и закатыванием глаз. Ему нужно кроме того еще и распустить павлиний хвост перед сидящей на последней парте Наташей.

    Быков почувствовал неоднозначность этого эпизода. Но снял с себя ответственность, сослался на мнение исполнителя роли Батищева актера Игоря Старыгина:

    «Я тогда, улучив момент, брал у Старыгина интервью и спросил: «Игорь, скажите честно, про что, по-вашему, картина?». Он долго думал, потом сказал: «По-моему, она про то, что этому историку надоело преподавать эту историю». Боюсь, что, может быть, это так и есть».

    Полагаю, что именно тут кроется ответ на вопрос: «каким образом этот сценарий был поставлен». То есть, Дмитрия Львовича интересует сакральная тема взаимоотношений советской власти и вольного художника: куда смотрела советская цензура и почему она прощёлкала очевидную антисоветчину в лице бойца невидимого фронта, каковыми были ВСЕ учителя истории в советской школе. По большому счёту – учителя всех предметов, но с историками во главе.

    Вот как только мы решим, что имел в виду учитель Мельников и о чём промолчал ученик Шестопал, мы узнаем все буквы в этом слове.

    Напомню: я не знаю, что хотел сказать Генка, поднимая руку. Об этом автор скромно умалчивает. Но я знаю, какие книги читал этот самый автор, прежде чем взяться за написание сценария. И что в этих книгах написано.

    По поводу пылкой платонической любви к прекрасной незнакомке и романа в письмах можно было бы сделать вывод о восторженной юношеской душе молодого лейтенанта. Можно было бы…

    Если бы молодому лейтенанту на самом деле не было бы уже ни много ни мало, а целых 38 лет. И у него не было бы шестнадцатилетнего сына. И его бывшая жена не была бы профессиональной проституткой, которая развелась с ним из-за того, что муж уже взрослый юноша, а зарплата – по-прежнему лейтенантская. А лейтенантская потому, что он трижды уходил в отставку по причинам, о которых история стыдливо умалчивает, и трижды возвращался: а так ведь карьеры не сделаешь. Зато объект пылкой страсти, та самая роковая красавица, кстати – замужняя дама, уже при советской власти выбила себе как наследница пенсион за Петра Петровича и неплохо жила. Не подарив страдальцу ни одного поцелуя.

    А по поводу пламенных речей лейтенанта Шмидта можно было бы вспомнить опять же, что у него был сын. Да-да, сын лейтенанта Шмидта. Евгений Петрович. Так вот на него, самого близкого человека, странным образом вдохновенные речи почему-то никак не подействовали. Он вырос, получил образование, после революции 1917 года воевал в армии Врангеля – с ней и уехал за границу. В 1926 году издал мемуары об отце. Вполне нелицеприятные, кстати сказать.

    Так что Остап Бендер и его соратники по борьбе за дензнаки отчётливо рисковали, выдавая себя на самом-то деле за отставного белогвардейца. Их спасала только повальная безграмотность и не менее повальная страсть к секретности. Могу себе представить изумленную физиономию Евгения Петровича Шмидта-Очаковского, жившего тогда в Париже, когда в 1931 году в тамошнем журнале «Сатирикон» началась публикация романа «Золотой телёнок».

    Это то, что мог бы сказать в дополнение к услышанному Генка Шестопал. Мог бы. Но не сказал. По двум причинам. Первая: Рита уже обрела над ним власть – и она запретила. Вторая: автору НАДО было, чтобы прозвучала романтическая версия биографии лейтенанта Шмидта. Вот есть сухая, скучная, почти правдивая официальная рамка – и возвышенная легенда, которой ничто не мешает в сознании масс превратиться в истину.

    О создании «мемориального культа» П.П.Шмидта есть ёмкая исследовательская работа челябинских историков Евгения Владимировича Волкова и Игоря Вячеславовича Сибирякова, описывающая столетний процесс от апологетического очерка Александра Ивановича Куприна уже 1905 года до провокационно-разоблачительных текстов новейшего времени[4].

    Там были и пьесы, и поэмы, в том числе – авторства Бориса Леонидовича Пастернака, будущего нобелевского лауреата, и возложение венков и георгиевских крестов на могилу (одним из первых культ героя начал лепить мятежный адмирал Александр Васильевич Колчак, за компанию с премьером Временного правительства Александром Фёдоровичем Керенским).

    Уже в 1917-м накрутили немую, но весьма бойкую «фильму» о страстях по Шмидту. А легендарный Севастополь, где был перезахоронен «красный лейтенант», после революции окончательно стал центром поклонения Петру Петровичу.

    Популяризаторские книги для детей и взрослых (в том числе – авторства Константина Георгиевича Паустовского, писателя, так сказать, первого ряда), песни о Шмидте, живописная картина, наглядно демонстрирующая «Вооруженное восстание на крейсере «Очаков» 15 ноября 1905 г.»,

    музеи в городах Очакове (где судили Шмидта) и Бердянске (где его папа, контр-адмирал Петр Петрович Шмидт-старший трудился на посту градоначальника), росло количество воспоминаний о горячих денёчках боевого 1905-го года.

    Все ближе юбилейная дата. 1957-й год – Марк Борисович Чарный пишет историческую повесть с сокрушительно оригинальным названием «Лейтенант Шмидт».

    1967-й – пьеса Волфа Гитмановича Долгого с незатейливым в свою очередь названием «После казни прошу…(За други своя)».

    О Шмидте писали в бесконечной серии «Пламенные революционеры», книги «для старшего и среднего школьного возраста», вокруг героя то и дело возникают товарищ Ленин, товарищ Дзержинский и прочие ответственные товарищи. О существовании которых, впрочем, в 1905 году Пётр Петрович и не слыхивал.

    Наконец в 1968 году выходит крупномасштабная документальная лента «Лейтенант Шмидт: документы, письма, воспоминания» (режиссер и сценарист Л.М. Кристи, совместно с В.Г. Комиссаржевским). Остро не хватало большой эпической формы – и она возникла: в 1972 году создана опера под названием (вы не поверите!) «Лейтенант Шмидт» композитора Бориса Петровича Кравченко, либретто для которой написал (уж к этому-то времени) сам автор.

    После крушения советской власти акценты, разумеется, сместились. Прежде всего, странная неувязка с воинским званием. Последний выход Шмидта в отставку сопровождался присвоением ему очередного воинского звания капитана 2-го ранга. То есть – звания, равноценного армейскому подполковнику. (Везет России на отставных подполковников…). И на «Очакове» Шмидт был в кителе кавторанга. Но революция – дело молодых и азартных. Даже капитан возможен только как капитан корабля: «молодые капитаны поведут наш караван». Так что сорокалетний подполковник никак не вяжется с пламенем революции. И потому везде – лейтенант.

    Ну и неминуемо появился тот, кому «красный лейтенант» со школьной скамьи навяз в зубах и который мечтает о расплате. Уроженец города Севастополя Владимир Виленович Шигин, с молоком впитавший, как говорится, стал невероятно плодовитым писателем-маринистом (а кем же ещё?), и в таковом качестве убедительно опроверг, да что там – просто обрушил все существующие мифы и легенды о Шмидте в документальной повести 2001 года «Неизвестный лейтенант Шмидт»[5]. Позже автор еще пару раз потоптался по могиле героя революции: в книгах «Лжегерои русского флота» (2014) и «Этот странный лейтенант Шмидт» (2016). В том же ключе резвился и журналист Валерий Ярхо[6] Но это уже не попало в рамки исследования указанных авторов.

    Странным образом не упомянули они и наш фильм (снятый, кстати, Станиславом Иосифовичем Ростоцким, дважды номинантом Оскара, о котором не вспоминает и Дмитрий Быков), как, впрочем, и книгу Ильфа и Петрова «Золотой телёнок». Видимо, в категорию «мемориальный культ» они не вписывались. Скорее всего, да, не вписывались.

    Полонский очевидно принадлежал к поколению так называемых «шестидесятников», исторических оптимистов, откровенных «мандофилов», убеждённых в том, что

    Блажен, кто посетил сей мир

    В его минуты роковые!

    Его призвали всеблагие

    Как собеседника на пир

    (Фёдор Иванович Тютчев).

    Они пребывали в уверенности, что «есть у революции начало, нет у революции конца» (песня 1967 года Юрия Семёновича Каменецкого на музыку Вано Ильича Мурадели). И в этом бесконечном процессе задействованы как светлые ангелы революции, так и её темные демоны. Потому надо бороться с культом личности демонов и воспевать сияющий образ ангелов.

    Полонский не был борцом, он был из числа воспевателей. Поэтому мой любимый Генка Шестопал, поэт и боец, явно не пользуется симпатией у самого автора («Генка Шестопал, парень с темными недобродушными глазами, с драмой короткого роста»). В отличие от Мельникова, бросившего писать диссертацию, живущего со старенькой мамой и то и дело норовящего уйти в отпуск. Зато – вдохновенно вещающего о тех, кто принимает чужое страдание близко к сердцу.

    Вот поэтому «этот сценарий был поставлен». Это была идея времени: несмотря ни на что всё будет хорошо. Да, всё было плохо и неправильно, но люди-то были хорошие. И надо верить в то, чего заслуживают хорошие люди. В то, что с понедельника (с Нового года, с новой революции et cetera) наступит новая хорошая жизнь…

    … кстати 6 (19) марта 1906 года, день, когда был расстрелян Пётр Петрович Шмидт – увы, был понедельником…

    Сноски

    [1] Быков Д. Сто лекций с Дмитрием Быковым. Режим доступа: https://tvrain.ru/lite/teleshow/sto_lektsij_s_dmitriem_bykovym/dozhivem_do_ponedelnika-428988/

    [2] Сырые вторники на смену воскресеньям

    И вновь терзаться, ни за что себя корить

    Не обольщаться правотой

    Не соблазняться пустотой

    Не так уж много, мое сердце, чтобы жить

    Перевод Анатолия Нехая – Режим доступа: https://ru.calameo.com/read/0019817720a17c0c807f1

    [3] Полонский Г.И. Доживём до понедельника. Киноповесть о трёх днях в одной школе. – Режим доступа: http://www.ruthenia.ru/polonsky/text/prose/school/monday.html

    [4] Е.В. Волков, И.В. Сибиряков «Красный лейтенант»: историческая политика и мемориальный культ П.П. Шмидта (1905 – 2005 годы)//Новый исторический вестник. – 2017 - №4 (54). – С.92-110 Режим доступа: https://cyberleninka.ru/article/n/krasnyy-leytenant-istoricheskaya-politika-i-memorialnyy-kult-p-p-shmidta-1905-2005-gody

    [5] Шигин В. Неизвестный лейтенант Шмидт//"Наш современник". 2001. - №10. – Режим доступа: http://www.nash-sovremennik.ru/p.php?y=2001&n=10&id=4

    [6] Ярхо В. Лейтенант Шмидт и его дети// Совершенно секретно. – 2006.- №7(206). Режим доступа: https://www.sovsekretno.ru/articles/id/1593

Комментарии

Добавить изображение