Насилие инфернального Дау

10-02-2019
  • Я нашел и сделал подборку любопытных записок некоторых участников проекта "ДАУ" (не все подписываются своими именами).  Ценность их в том, что они писались и публиковались в начале производства проекта, в 2009-2010 гг. То есть тогда,  когда окончательный результат был неизвестен. Вторая особенность записок: низовые участники видят черную изнанку процесса: неразбериху, хаос,  крики и ор, унижения, грубость, задержку выплат, текучку кадров, в общем - неприглядные стороны кинопроцесса . Но даже среди них есть догадка: а не является  ли эта атмосфера унижения участников частью воссоздания условий того времени репрессий,  ежеминутной неуверенности в своей судьбе, страха и ощущения "последнего дня Помпеи"? Чтобы исполнители прониклись духом сталинской эпохи.

     Участники рангом повыше,  те, кто работали на съемках дольше,  видят в проекте контуры чего-то небывалого и относятся к режиссеру Илье Хржановскому с большим понимаем, дают ему высокую оценку.

    Итак, слово участникам.

    В. Лебедев

     А., переводчик

    Лето 2008 года, гуляю я по городу Киеву — начинающий переводчик. Звонят мне с украинского номера люди, с которыми я работала до этого на летнем кинофестивале в Москве, и говорят: «Срочно поработайте, пожалуйста, на нас — переводчиком». Я говорю: «Да, прекрасно. А как?» — «Знаете, вот Хржановский снимает фильм...»

    Я смотрела «4» и вообще его очень уважаю. Кино люблю и съемочный процесс. Говорю: «Да, где, как, когда?» — «Ну, в общем, это будет происходить в Харькове. Все оплачено. Тебя поселят в центре города. Прекрасная квартира. Нужно будет работать на съемочной площадке, участвовать в очень важном событии (это повторяется много раз) — быть связующим звеном между оператором и режиссером. Потому что там приглашенные иностранные два оператора».
    Нужно участвовать и болеть этим, и вообще. Я говорю: «Да, пожалуй. Мне надо подумать». Подумала денек. А они все время названивают. Меня несколько насторожила такая истеричность. Я говорю: «А на какой срок?» — «Ну, изначально — на месяц». — «Хорошо», — говорю.

    График у меня гибкий, я фрилансер. Говорю: «А какая зарплата?» — «$1000 в месяц». Ну, я так подумала, нормально для 2008 года, для моего тогдашнего положения.

    ****************

    Я была привязана к оператору. Илья Андреевич говорит по-английски, но плохо. А все остальные не говорят. И на самом деле я должна переводить этого оператора для всех. Для всех! Еще там была помощница режиссера, такая девушка Галина, вот она меня больше всех пугала.

    Художницу я понимаю озверевшую — она работает. А девушка Галина заведует административной частью. И ее должность заключается в том, чтобы кричать погромче. Ну, есть такая должность, я понимаю. А мне это просто очень тяжело. В первый день я почувствовала, что я вот вся такая, такая вся утонченная, непредсказуемая, не знала, что мне делать, — я в рюшах.

    Dau47

                                                   Рабочий момент съемок Дау

    Илье Андреевичу было главным, чтобы я переводила в воздух. А у меня уже было неприязненное отношение к людям, потому что увольняли в день по пять человек. На моих глазах прямо. Какой-нибудь чернорабочий, который доски сколачивает: «Меня не устраивает, как он сколачивает доски! Надо его срочно уволить. Чтобы он никогда не появлялся на площадке! Почему он опять появился на площадке, я его вчера еще уволил?!» И дикий скандал все время.

    Эти скандалы я совершенно не собиралась переводить. Так он ко мне еще подходил и возмущался: «Вы должны переводить, это очень важно для съемочного процесса!»

    Потом, когда я рассказывала это своему другу год спустя, он сказал, что, может быть, режиссер пытался воссоздать атмосферу 30-х годов и репрессий прямо на площадке? Я подумала, что это гениальная идея. Каждый талантлив по-своему. Вот, может быть, он именно этой атмосферой талантлив?

    По поводу воссоздания атмосферы — в административном отсеке у каждого в кабинете висели портреты — Сталина. И общались они исключительно такими плакатными лозунгами, как в 30-х годах: «Все на борьбу с вредителями!» или «Все на борьбу с врагом!».

    Dau42

      Строительство института физики в Харькове для проекта Дау

    Хржановский  старается меньше орать, бережет внутренние ресурсы. А орет в основном на всех Галя. И все люди срываются и в какой-то момент начинают друг на друга орать.

    Как человек он интересен. В нем чувствуется что-то патологичное, даже при первой встрече: вот эти толстые стеклышки очков. Кажется, что это персонаж из «Города грехов», который ест женщин в подземелье, такой чистенький мальчик в очочках. Вот он такой. Я бы не удивилась, если он режет женщин в ванной и ест. И я думала, что он как бы оприходовал абсолютно всю команду, поэтому постоянно нужна новая кровь. И действительно, текучка кадров поразительная, а переводчицы меняются с такой скоростью, что...

    Может, что-то и есть в идее о воссоздании советской власти. Если думать в этом ключе, то его можно даже уважать.

    Многие рабочие вообще жили в бараках. Может быть, это было тоже отчасти воссоздание атмосферы, погружение в то, что все должно быть ужасно. Их было очень жалко, их всех увольняли, а им некуда было деваться, потому что они уволились откуда-то дома и пришли работать на этот проект. Украинцы в основном из каких-нибудь малых городов. Я думаю, что уже весь город Харьков переучаствовал в съемках. И не только Харьков, но и Минск, Ивано-Франковск.

    Dau43

                                             Строительство шло под надзором "чекистов"

    И вот я заметила, что ключевыми моментами во всех комментариях Хржановского было, чтобы было побольше дерьма, побольше дерьма! «Вот здесь вот будет свинарник, туда мы накидаем побольше дерьма, и там будут свиньи, они там будут лежать и хрюкать, а вокруг будут дети, они будут кричать “Ля-ля-ля!”. А здесь будет бегемотник, и тоже будет дерьмо-дерьмо. А здесь еще рядом с синагогой такой вот узкий переулочек, и во дворах какая-то уборная, где Ландау избивают». Ну, то есть общественная уборная, тоже много-много дерьма, качающаяся лампочка... такой вот фильм про Ландау.

    Мне кажется, очень распущенные люди там в основном. Там все похоже на такое вот рабство: к примеру, девочки, которые работали за $50 из какого-нибудь Ивано-Франковска. И такие хорошие были. Чем проще род занятий, тем лучше человек. Когда меня уволили, я сказала: «Отдайте мне деньги за эти три дня работы». Мне их дали, со скандалом, но дали.

     В., координатор

    Я проработала там меньше полутора месяцев. Мне кажется, образовались какие-то совершенно романтические представления об этих съемках. Мне этот проект представляется игрой одного человека — Ильи.

    Это проект, на котором не спишь, не ешь, не получаешь денег. Только человек, который чувствует себя очень сильно виноватым, может это вынести какое-то длительное время.

    Координатор — часть администрации, человек, который вызывает транспорт, снимает квартиры для группы, занимается какими-то техническими вещами. Это все время там было очень запущенно. Часто меняются административные группы, поэтому невозможно ничего наладить. И совсем простые вещи превращаются в какой-то ад совершеннейший. Когда, например, у тебя прилетает съемочная группа, бешеное количество человек — двадцать осветителей, операторская группа из Германии — и ты сидишь в ужасе, понимая, что у тебя нет квартир, чтобы их поселить. При этом квартиры очень тяжело снимать, потому что обычно руководство хочет их задешево — или бесплатно желательно. В результате получается, что совершенно простые технические вещи становятся бессонными ночами. На других проектах это довольно просто все, обычно всех селят просто в гостиницы, снимают квартиры по рыночным ценам... Это не становится сверхзадачей. Это вообще в принципе обычная такая техническая, второстепенная вещь, которая превращалась на этих съемках в страшный геморрой.

    После этого еще ходили рабочие со стройки, которые митинговали... Ну, короче, ужас!

    Там же декорация, над которой работало какое-то адское количество рабочих — пятьдесят человек или около того, им задерживали зарплату, потому что это были такие съемки, на которых желательно, чтобы всё было бесплатно.

    Dau44

    Чтобы в этом работать, нужно обладать определенной долей авантюризма и определенной долей наплевательства на других людей. Был человек, тоже из администрации, который уехал через две недели, после того как ему начали обрывать телефон те, кому должны деньги за реквизит. В принципе съемочная группа уничтожила весь реквизит. Это же все собиралось по коллекционерам — книги, вещи редкие. Снималась сцена, и все оставалось хрен знает где — на улице, под дождем. Реквизит поливали, жгли, а потом люди звонили и хотели свои книги обратно. При этом все было настоящим. Он искал все настоящее. Это было очень жестко, то есть Харьков отходил после него... как будто город после войны.

    Есть статьи в интернете про съемки в «Дау», и есть под ними комментарии, из которых понятно, что харьковские жители страшно злы. Это было каждый день. Приходили водители. Вот мне Света дает поручение: «Тебе нужно найти водителей, у нас будет съемка, и тебе нужно нанять в два раза больше машин, чем у нас сейчас есть, даже в четыре раза больше». И я звоню этим людям, а мне говорят: «Слушайте, если вы мне не заплатите за полгода моей работы…» А вообще, в принципе было такое использование того, что Харьков в нищете, там нет работы. Весь этот проект, он возможен, по-моему, только на территории бывшего Советского Союза, там, где люди были под совком, бесконечно чувствовали себя виноватыми. В таком состоянии они могут очень многое делать, а им за это можно не платить. Мол, мы посмотрим, заплатить вам за это или нет, как-то так.

    Оператор Юрген Юргес уволился вместе со своей группой. Они три года работали. У них были самые крутые условия. Мозг им не компостировали. Все с ними обращались отлично, уж с Юргеном тем более.

    Плюс все время приезжали какие-то люди. Из Парижа, из Берлина, откуда-то еще. Илья хотел еще интересных каких-нибудь людей, и им платили бешеные деньги. То есть операторская группа — пошла на хрен, а человеку из Берлина, который непонятно чем будет заниматься на съемках, оплачивается дорогущий билет, он приезжает.

    Вообще эти съемки — такая дикая нерациональность. Очень-очень странный мир, довольно негативный по моим ощущениям. Я не знаю, какие могут быть съемки, когда тебя все ненавидят; когда группа, которая с тобой работает, меняется приблизительно каждый месяц, два раза в месяц.

    Почему текучка? Потому что не секта же это, на самом деле. Люди, которые там работают, в это не верят. Они приезжают и уже через три дня отлично видят, что происходит. Вот, опять же, Алена Фогман, которую Илья пригнал из Сорбонны, чтобы она работала его личным помощником. Это просто смешно: «перестелите мне белье», «съездите с моей домработницей куда-то там». Это бред. Тебе не нужен человек из Сорбонны для того, чтобы заниматься твоими личными делами, типа «принеси мне шоколадку во столько-то». Естественно, она занималась не только этим — искала каких-то людей, что-то еще делала. Но мне кажется, что учиться в Сорбонне гораздо интереснее, чем работать в такой обстановке.

    Вот строилась декорация, мне рассказывали, приходит Илья и говорит: «Здесь нужен второй этаж». А этот второй этаж вообще не в смете. Там просто начинали отпускаться какие-то дополнительные деньги. Чуваки со стройки просто рыдали. Потому что они там что-то строили, и им не хватало материалов. Они просили еще, поскольку они отвечали за эту работу. А им не давали их. Или начинали их обвинять в том, что они все уворовали, — это все хрень, абсурд!

    Что меня поражает, это то, как все сильно уважают позицию Ильи. Эту позицию — всех используем и выжмем — в России страшно уважают. Когда вышла статья человека, который провел на площадке два или три дня и все описал, Зельвенский в своем блоге написал: удивительно, что еще нет кольев с головами статистов вокруг офиса, мол, Хржановскому — респект!

    У меня просто масса друзей, которые мечтают делать кино. Они так сильно загораются этой историей про Илью. Люди верят, что если так себя вести, то они будут гениями.

    В смысле образности и искусства исполнения это очень сильный режиссер. Оттого, что убедительно, эта вся чертовщина и работает!

    Для меня это мистика, страшная. Наверное, всегда находятся любители даже самого плохого к себе отношения, как в той истории про маньяка, который хотел кого-то убить и съесть. Он в итоге нашел по интернету того, кто хотел быть убитым и съеденным.

    В качестве опыта работы это, безусловно, плюс… Все равно что жаловаться на работу ментов — что гаишники козлы, ведут себя по-скотски, берут взятки. Это настолько норма… Эти съемки — норма нашей страны, туда люди приезжают и даже не удивляются.

    Они говорят, съемки закончатся в 2012 году. На самом деле никто не знает, когда это закончится.

    Оксана Вертинская, режиссер

    Меня позвали в апреле 2009-го. Мы с ними говорили-говорили, я объясняла, что я хочу делать, что я могу делать и что я не буду делать. Что мне интересен какой-то профессиональный опыт в кино. Это, конечно, проект века, и мне хотелось просто понаблюдать, что делает сам Хржановский, потому что только на площадке видно, что и как происходит. Что-то у нас не срослось тогда. Уже в июле мне звонит опять Наташа и говорит: «Срочно, прямо сегодня покупай билет в Харьков и приезжай». Я приехала.

    Звали меня туда непонятно кем. Я режиссер по образованию, у меня есть опыт работы в кино в качестве второго режиссера, ассистента по актерам. В Москве я могу найти гораздо более оплачиваемую работу, так что ради денег — нет смысла. Только ради опыта — опыт только в режиссерской группе мне интересен.
    Мы приходим на площадку, смотрим, что происходит, мне ведь любопытно, я везде лезу.

    Была репетиция сцены бала в ДК, где Ландау знакомится со своей будущей женой. Все очень интересно было придумано с художественной точки зрения, очень интересные маски они придумали. Сделали безумный кастинг: какие-то атипичные персонажи, люди с явными отклонениями психическими или физиологическими, то есть они все очень яркие, запоминающиеся, бросающиеся в глаза. Они людей искали по всему Харькову, по всей Украине.

    Их было человек двести, очень много. И каждому герою придумывались маска и костюм — например, чемодан старый на голове. Я не представляю, как это все в кино будет, но наблюдать за этим было очень увлекательно. Как режиссер, я не очень понимаю такой киноязык.

    Dau45

     

  •                                                                       Рабочий момент съемок
  • Это всё два дня репетировалось, мне просто хотелось посмотреть. Там был оператор-постановщик знаменитый, большая немецкая операторская группа, а все остальные вообще не имеют отношения к кино. Я так понимаю, это был принцип, потому что у людей, работающих в кино, есть профессиональные представления, клише. А здесь просто люди со всего мира, такие трип-пипл. У них есть какой-то культурный минимум, они способны освоить простые обязанности, но вообще не представляют, как снимается кино. Людям с кинообразованием там делать действительно нечего. Первое, что я спросила: где сценарий? На меня так посмотрели, дали мне альбом с фотографиями. «Это не сценарий», — говорю им. Дали мне что-то вроде подробного синопсиса, даже не поэпизодник, без разбивки на сцены, несколько страниц. Я поняла, что режиссерского сценария просто нет, в том виде, в каком он должен быть. Наверно, это его позиция, все остальные не в курсе, им просто говорят: «Сегодня снимаем это, завтра снимаем то-то, через месяц что-то еще». Я говорю: «Где точка съемки?» — «Зачем тебе?» — «Чтобы актеры на камеру не наступили, мне нужно знать, куда и откуда снимают». — «Ты же не оператор, зачем тебе знать?»

    Второй режиссер — Леша, из петербургского театра. Хороший театр, и Леша хороший режиссер. Но мы с ним друг друга не поняли. Сколько актеров, какая сцена... Даже язык, который в кино принят, они не знают: что такое «режиссерский сценарий», «локейшн»... Меня не понимали, и объяснить, что я имею в виду, было невозможно. Я успокоила себя: нужно воспринимать это как его искусство, его проект, он придумал такую форму. Как режиссер, я отношусь к этому с уважением, потому что понимаю, как иногда сложно добиться того, чего ты хочешь. Приходится придумывать систему, которая непонятна другим, но режиссер всегда понимает, что он делает. Он в принципе делает то, что хочет, так, как хочет, он нашел деньги — это достойно уважения. Потому что все сейчас горазды кричать, что им никто не дает снимать. Никто никогда не придет и не даст снимать, надо самим брать и делать.

    Понятно, зачем он зовет на площадку непрофессионалов — это позволяет просто отдавать команды. Идеально, если у режиссера есть группа единомышленников, которые его понимают по-человечески. Ты объясняешь художнику-постановщику, а он тебя понимает на уровне мировоззрения, на уровне каких-то общих волн. У Бергмана была такая группа. Если этого нет, тогда можно тупо отдавать приказы: вот эта стенка красная, вот эта — зеленая, маска вот такая. И тебе важно тогда, чтобы тебя не доставали вопросами: а почему, а вот объясни. Проще нанимать людей, которые тебе не задают вопросы.

    Что получится из этого фильма, не знаю, мне сложно судить, я не видела ни минуты отснятого материала. Не знаю, задумывался ли этот проект таким, но он идет четыре года, там побывало пол-Москвы, Харьков весь там проработал. С точки зрения социально-культурного явления — это очень интересно, потому что я не могу ни с чем это сравнить из истории кино.

    Денис Тропашко, художник

    Я занимался декорациями.
    Не сказал бы, что все, кто там работает, получают от этого удовольствие. Удовольствие — такое интересное слово... Более того, я не помню никого, кто получал бы удовольствие.

    Там работают некоторые люди только потому, что можно распилить деньги. Есть несколько человек, поближе к Хржановскому — они ловят рыбку в мутной воде. То, что этот фильм длится так долго, на мой взгляд, прямое следствие того, что на нем несколько человек цинично зарабатывают деньги какими-то совершенно нестандартными способами. Не так, как это обычно происходит. Всем понятно, что деньги делятся на всех почти картинах, но там у них своя тема, уникальная.

    Чтобы это все оправдывалось, создается имитация безумной бурной деятельности. И эта имитация в пламенных сердцах людей, желающих прикоснуться к вечному, прекрасному вызывает энтузиазм. Желание работать, отдавать себя, не получать ничего, чем цинично и пользуются. А может быть, и не цинично, а где-то даже наивно, потому что фильм так всех затянул и люди уже не помнят, где начало, а где конец, кто есть кто, что есть что. Я имею в виду всех, включая постановщиков, директоров картины, всех участников — от режиссера до продавщицы обедов на площадке. Все давно забыли, зачем это, какой день, час, год, просто что-то делают. Когда-то у каждого была сверхзадача, но все перепуталось совершенно, катится куда-то, и остановить невозможно.

    Там просто огромная неразбериха, которая сама собой управляет, огромное количество людей. Люди живут иллюзией вместо того, чтобы признаться себе, что ситуация вышла из-под контроля. Это требует ответственности, гораздо проще продолжать жить в этом ритме, искать виноватых, кого-то приглашать, кого-то увольнять...

    Лично я считаю, что это происходит потому, что на самом деле там занимаются другим каким-то делом, и кино — это просто повод потратить или заработать деньги, перевести их с одного счета на другой. Мне сложно сказать, почему так происходит, одним идиотизмом это сложно оправдать, там есть что-то большее. Но внутри создается ощущение всеобщей истерии, из нее никто не может выбраться. Как вирус, как болезнь, пустившая метастазы, которые все равно не дадут выздороветь. И прекратить уже невозможно. Эта болезнь не касается одного человека или десяти человек, она тотальна.

    Конечно, это интересная работа по причине большого количества интересных и талантливых людей. Это не может быть пустым предприятием, это что-то в себе несет. Заряд коллективный — сил, интеллекта — безусловно присутствует. Очень много талантливых людей, даже не десятки и не сотни, поучаствовали в этом фильме, причем с энтузиазмом. Парадокс.

    Мне кажется, сам Хржановский похож на Сталина в конце жизни, когда это был совершенно параноидальный человек. Сам фильм действует как радиация. Возможно, Хржановский изменился помимо своего желания — просто так долго в этой эпохе варился… Проект захватил его, произошли необратимые изменения.

    Мне показалось, на съемочной площадке никто не видел сценария. Возможно, его не дописали просто. Мне отказались дать сценарий, а когда я спросил об этом при режиссере, он попытался меня уволить. Как физического объекта, как продукта, законченного, напечатанного, его не существует ни для кого, включая помощников режиссера, вторых режиссеров. То есть он живет где-то в недрах сознания самого Хржановского.

    Сама декорация, которой я занимался, была в высоту метров шестнадцать и в длину метров сто. Гигантская вещь. Я видел декорацию «Волкодава» на «Мосфильме» — она кажется большой, если не видеть декораций «Дау». Еще там был самолет — в свое время самый большой самолет мира, не помню, как называется. От земли до крыла — около шести метров высоты, обычные маленькие самолеты могли просто у него под крылом проехать. Самолет этот был из фанеры, огромная железная конструкция, расшитая фанерой.

    Dau40

    Прилетал сам Хржановский на реактивных маленьких самолетиках и какие-то его спонсоры.

    Много интересного происходило — одних костюмов было сшито сколько! Много было людей, занимающихся околокультурными вещами. Они искали литературу, песни того времени. Малоприметные для обывателя, но важные для понимания эпохи предметы — например, какие брошки тогда носили.

    Мне заплатили деньги довольно неплохие — в принципе, достаточный повод, чтобы работать. У меня была личная причина уехать. На проекте меня ничего не разочаровало. Там, как и всегда в жизни, что-то устраивает, что-то нет. Это был вопрос времени — раньше или позже. Вообще же сумбур этого фильма касался меня мало. В какой-то момент накопилось, сложилась такая ситуация, когда я собрался и уехал, потому что там случилась какая-то истерическая накладка с декорацией самолета. Человек, который меня пригласил из Минска, не поделил какие-то большие деньги со съемочной группой, конкретно с Хржановским, из-за этого самолета. Кто-то должен был кому-то заплатить и не хотел этого делать — в общем, паршивые отношения, совсем не хотелось участвовать. Это было подходящее время, чтобы все прекратить и уехать.

     Настя Гуделова, режиссер

    Я работала там два года назад — какое-то время в Москве, потом мы поехали в Харьков в командировку. Был подготовительный период, мы отбирали натуру, готовили костюмы с художником.

    В Харьков нам присылали пачками диски, мы отсматривали их с Ильей. Он человек очень интересный в плане работы, трудоголик, спит мало. И что хорошо — он все делает очень подробно. К примеру, нужно было выбрать люк, на который наступают, ему прислали на выбор около ста пятидесяти люков, какие есть. Потом костюмы. В каждом городе — Москва, Питер, Харьков — у нас был свой художник.

    Dau46

    Илья считает, что школа портит: очень мало искренних людей. Поэтому он смотрел непрофессионалов. Даже массовку всю выбирал по лицам. Бесконечное количество народу мы посмотрели. Ему важно было не только подходящий костюм, грим, но и подходящее лицо того времени, потому что совершенно другое все было — другие глаза, черты. Важна каждая деталь.

    Илья подбирает себе в команду людей необычных, с кучей образований, интересных.

    Что касается самого Ильи, с одной стороны, он сложный человек, с другой — ужасно простой. Он сам по себе обаятельный. От него заряжаешься, хочется работать, не спать, что-то делать.

    У Ильи ты должен сам понять, проникнуться процессом. Никто тебе ничего не расскажет, не покажет. Если сам человек не смог понять — всё, ему человек не нравится.

    Я не жалею, что ушла. Я же развиваюсь, столько всего сделала после этого. Я жалела бы, если бы остановилась и завязла в чем-то. Для меня важно мое личное развитие, хотя это, может быть, и эгоистично. С Ильей я бы продолжала работать и сейчас, меня он полностью устраивает как режиссер. Если он мне предложит, я буду с ним еще работать с удовольствием.

    Материал должен был завершать рассказ исполнителя одной из ролей Михаила Фихтенгольца, который до сих пор регулярно ездит на съемки в Харьков. Однако по просьбе Ильи Хржановского комментарий был удален.

    Отбор и редактирование (сокращения и логика) - В. Лебедев

     Полностью: http://os.colta.ru/cinema/projects/70/details/16912/?print=yes

Комментарии

Добавить изображение