Накануне

04-08-2020

Furgal

  • Хабаровск. Я вижу боль, я вижу раздражение. Для меня протест – это все-таки движение с вектором, то есть движение в каком-то направлении. Вот я сейчас вижу взрыв, но это ненаправленный взрыв. Другой вопрос, что все, кто его интерпретируют, пытаются придать этому взрыву тот вектор, который бы им хотелось видеть. Кто-то видит в этом взрыве вектор либерально-демократический, кто-то видит вектор антиколониальный, кто-то видит социально-экономический. А у меня такое ощущение, что это пока такая, накопленная эмоция. Вот племя, русское племя, его энергия была на протяжении как минимум последних 5–7 лет была скована этой идеей возрождения империи. И Крым создал иллюзию, что всё возможно.

Здесь нет никакого противоречия, понимаете? Та его часть, которую кто-то презрительно называет 86 процентами, она, собственно, и есть русский народ, я не говорю, что 14% – это не русский народ; это как сказал известный режиссер в известном фильме: «Это хуже народа, это лучшая его часть». «Лучшие люди города».

  • Но, тем не менее, 86% – это и есть народ, глубинный, поверхностный, я не знаю, но это есть народ.В Хабаровске в отличие от… давайте сравним Хабаровск с Москвой прошлого лета. Вот у нас два лета, две отсечки. С моей точки зрения, прошлым летом в России началась ползучая революция, которая рано или поздно – год, два, три, бог знает сколько… На рубеже XIX, XX века, если верить Пайпсу – а я ему склонен верить – потребовалось 18 лет, чтобы от студенческих волнений в Петербурге 1898 года прийти к Февральской революции 1918-го. Сколько здесь пройдет, я не пророк, не загадываю, но понятно, что процесс пошел.
  • Это Москва. И это было движение 14 процентов, очевидно. Вот сегодня мы увидели, как выглядит движение 86. В чем разница между 14% и 86%? У 14% были довольно осознанные, по крайней мере, как они считали, требования и четкий вектор, но при этом не было мощи и масштаба. Ну, потому что для Москвы – многие говорят, что она 12 миллионов, 15 миллионов вместе с пригородами, я запутался в цифре – то есть то количество, которое там вышло, это очень незначимая часть. А для Хабаровска с его населением 600 тысяч, кажется, там вышла значимая выборка населения.То есть это мощное движение, это движение, которое объединено тем, что Толстой называл дифференциалом истории, то есть простейшими какими-то желаниями, инстинктами. Это движение корней травы. У него нет вектора. Это движение основано на эмоциональном состоянии. И вот эмоциональное состояние этих 86% до Хабаровска, оно в значительной степени в значительной степени определялось поддержкой имперского курса в разных его ипостасях, в том числе, и в крымской его ипостаси.

    Вот для меня сейчас и племя ревело, давило, и оно заглушало голос разума, оно заглушало все эти крики о свободе, оно неслось по этой евразийской степи. И вдруг оно споткнулось. Почему споткнулось, непонятно.

    Хороший Фургал, плохой Фургал. Дело вовсе не в Фургале. То есть всё, уже не имеет значение на самом деле, хорошо он или плох. Оно споткнулось о Фургала, и вдруг оно поняло, что ему нужен новый царь, новый вождь. При этом, с моей точки зрения, племя ревет, потому что оно инстинктивно рожает из себя нового вождя.

    Андрей Пионтковский  сказал, что  сейчас Фургал – это новый Ельцин, вот он новый царь. Очень интересная мысль. И она, с одной стороны, иллюстрирует, с одной стороны, то, что я сказал, что мы все время хотим пришпорить эту лошадь истории, то есть ей в бока уже вдавить этими шпорами так, чтобы она помчалась галопом.

    Конечно, Фургал – это не новый Ельцин, потому что история если и повторяется дважды, то, как известно, второй раз как фарс, то есть в таком случае Фургал – это фарсовый Ельцин. Но что в этой мысли есть рациональное, об этом я тоже думал – что инстинктивно и подсознательно, когда Кремль убирал Фургала, какая у него была мотивация? Одна мотивация нам всем понятна: это дележ «Амурстали». И тут понятно, что люди не поделили и всё по-русски, по понятиям сделали.

    Но дело в том, что в России много чего не поделили и много кого хотели бы по понятиям убрать, но до поры до времени, тем не менее, руки связаны. То есть должен был быть какой-то, как говорят в армии, бустер, какой-то процесс, который придал ускорение. Вот должно было лечь это желание одной финансовой группы разобраться с другой финансовой группой на какую-то политическую составляющую.

    Мы вот сейчас уже дело ЮКОСа по прошествии многих лет, мы же его изучили под лупой. Понятно, что со многими был у Михаила Борисовича конфликт, и многие хотели его съесть и многие же, как мы теперь знаем, подсуетились. Но ничего бы у них не вышло, если бы в тот момент это не совпало с политическим вектором, когда он реального кого-то напугал, и нужно было какой-то сигнал обществу подать.

    Так вот, с моей точки зрения, не в последнюю очередь Кремль начинает опасаться таких народных вождей, причем, которые не из среды этих 14% – с этими он знает, как бороться, уже спасибо Владиславу Суркову, технология так отработана, что до автоматизма всё доведено, – а вот этих вот вождей 86%, он опасается. И где-то подсознательно кому-то стало казаться, что вот эта связка «Фургал – массы», которая является некой пародией на связку «Путин – массы», она излишне.

    Это пародия, конечно, да. Это в некотором смысле пародия. Но вопрос в другом – что старые вожди, они на то и старые, чтобы уходить. А это пародия, потому что она провинциальна, потому что там другой масштаб, потому что она пародирует только ведь не того Путина, которого мы знаем сегодня. Знаете, легко сегодня говорить о том Путине в том виде, в котором он перед нами сейчас представлен.

    Помню замешательство очень многих в 2001 году, когда пришел молодой, энергичный Козак… А кто сейчас помнит административную реформу Козака, из которой и 5% не было реализовано? Какие же планы были, какие надежды, как это всё… То есть, понимаете, у нас же короткая память. Мы же того Путина практически забыли. А чем он отличается от подающего надежды Фургала? А кто знает, во что бы всё могло вылиться.

    Первое: никакого испуга у власти нет. Неприятно напрягло то, что где-то на периферии появился вождь местного масштаба и местного разлива, у которого есть такая мощная смычка с местными элитами и местным народом, за котором могут пойти. Это неудобный губернатор.

    Понимаете, удобный губернатор сегодня – это тот человек, который напоминает космонавта. Его вывели на какую-нибудь орбиту – пермскую, пензенскую, челябинскую – и он там как в безвоздушном пространстве, как в космосе. Связи с местными элитами у него никаких нету. Местный народ его не знает, он местного народа еще больше не знает. Семья у него в Москве, Питере. Интересы у него по всей стране. Сам он думает только о том, как пересидеть в этом месте и сделать федеральную карьеру следующим шагом. То есть, в принципе, это нормальный секретарь областного комитета партии по-нашему. Даже не первый, а второй.  Второй секретарь Хабаровского обкома партии – вот идеал современного губернатора.

    И вдруг там пошло что-то не так и вместо вот такого второго секретаря обкома в Хабаровске образовался потенциальный Назарбаев, понимаете, который абсолютно лоялен, абсолютно предан, вроде как бы ничего плохого нету. Но там нельзя дернуть за ниточку, чтобы при этом рот сразу открылся. То есть там надо каждый раз договариваться. А времена другие, сегодня уже никто ни с кем не договаривается. Сегодня нужно дернуть – и сразу рот открывается или рука подымается, и нога дергается.

    Поэтому он как бы выпадал, он картину портил. Это мотивация, а дальше уже – Ротенберги, «Амурсталь» и все остальное. Потому что дальше – это, как говорится, время пришло.

    Дальше у них сейчас состояние не испуга, а у них состояние этого кота из старого аркановского анекдота, когда арбатский кот ползет по трубе, он уже привык, всё знает, видит, он знает, что происходит в каждой квартире, он 20 лет живет в этом дворе. И вдруг труба начинает отходить от стены, он падает, он с хватился за нее и говорит: «Не понял!». Так вот у них реакция – не испуг. У них реакция – «не понял!» Пока. То есть они допустили довольно серьезную ошибку, которую они пока как ошибку не осознают.

    Такие вещи надо было пресекать немедленно. У них есть и местные ресурсы для этого и навыки есть. В общем, на самом деле если мне кто-то скажет, что нельзя было заткнуть этот протест в течение первых суток методом коврового бомбометания закрыть эту дыру, – ну, повозмущались бы - и всё. Они этого не сделали. Не сделали, потому что недооценили масштаб. И решили, что приблизительно полтора-два дня это продлиться, можно руки не пачкать – всё пойдет чистенько. А когда вовремя не сделали, дальше оно вышло из-под контроля и сейчас таким снежным комом нарастает. И дальше в этой ситуации каждую секунду приходится решать эту дилемму. То есть вот сейчас, в принципе, если в первый, второй, третий день ввели космонавтов в город и посадили человек 100–150 самых буйных, подержали, кого-то напугали и оно бы схлопнулось – а оно бы схлопнулось, – потому что дальше тут всё по Солженицыну. Потому что когда русские, то 86, это не 14%.

    Это путинский электорат, безусловно. Главное для путинского электората средство управления – это урядник. И со времен Солженицына здесь ничего не поменялось. Если бы эта масса вышла на улицу, увидела живого, здорового урядника в его нынешнем облачении, она бы дрогнула. Но дальше всё происходит по-солженицынски, то есть масса вышла на улицу – а урядника нету. Он так вежливо отошел к тротуару и сказал: «Ну ладно, идите».

    Настолько все до сих пор получалось, что  мысль не могла прийти, что после всего, того, что мы вам показывали по телевизору, что типа 10–20% населения города не испугается, и в какой-то удаленной провинции будет бурлить в течение месяца, выходить на улицу, – эта мысль никому в страшном сне не пришла. Решили, что это будет очень маленький выхлоп, что разумнее не создавать излишнего напряжения. Понимаете, мы ведь очень много говорим о сталинизме. И, с одной стороны, как бы, действительно, они строят систему очень похожую на него, но они хотят создать сталинизм не с массовым, а с точечным террором. А такого не бывает. То есть если вы хотите, чтобы это был, действительно, настоящий всеобщий страх, то давайте в этом же Хабаровском крае расконсервируйте – благо их никто не снес – те старые гулаговские лагеря и наполняйте их массами, своим же электоратом, между прочим.

    А если вы не готовы расконсервировать 500–600 лагерей и наполнить их своим собственным электоратом, тогда не рассчитывайте, что явления Киселева на центральном канале эта масса так уж сильно напугается. Это профессору ВШЭ есть, что терять в Москве и то, как показали события прошлого года, чего-то многие не напугались. А вот, в общем-то, у электората  Путина  кроме собственных цепей, как говорится, терять  нечего.

    Понятно, что в глубине души есть надежда, что в какой-то момент – люди же не могут быть в напряжении постоянно, – учебный год начнется, дети в школу пойдут, климат там изменится, то есть в какой-то момент хоть на чуть-чуть эта кривая хабаровской версии коронавируса – и в этот момент тогда они включат силовые ресурсы по полной программе и сделают то, чего не сделали с самого начала. Никаких других вариантов тут просто нет.

    Как  показал опыт, купить 14% легко. В 91-м, 93-м нас всех и купили по полной программе. Потому что если бы мы, интеллигенция, не повелись тогда на эпоху рынка великого и сохранили в большей степени ту часть своих идеалов, о которых много писали, пока этот рынок не настал, может быть, история этой страны пошла бы как-то иначе.

    В Хабаровске народ немного вне рынка. Мне кажется, что народ отчасти пошел на принцип. И, во-первых, таких денег, чтобы создать в Хабаровском крае филиал коммунизма, у России сейчас нет. Во-вторых, власть же, как с террористами: нельзя идти на уступку террористу, потому что если сейчас купить один, отдельно взятый Хабаровский край – ну, там рядом есть Еврейская автономная область, Камчатка. Другие тоже захотят. Поэтому, я думаю, с покупкой не получится. Получится только одно: уловить момент и придушить.

    Если отпустить Фургала, то это заронит некое сомнение в том, что эта система права. Потому что тогда много кого из нынешних и прошлых нужно отпускать или, по крайней мере, допустить возможность того, что система ошиблась.

    Здесь дело не в нем, а, в принципе. Абстрактно говоря, возможно всё. Но это значит, что надо признать, что такой масштабный арест, оплевывание на всю страну – я сейчас не имею в виду, виноват Фругал, не виноват Фургал; мы далеки от материалов дела, мы ничего не знаем, но у нас есть Уголовный кодекс и Конституция и до вынесения решения суда, он считается невиновным, поэтому я говорю о нем как о невиновном до вынесения решения суда. А учитывая, что правосудия в стране нету, то сомнения у меня будут и после решения суда.

    Я думаю, что вначале некоторая самоуверенность была. Недоработка отдела внутренней политики администрации была. Поддались лоббистскому давлению заинтересованных лиц, и оно вроде бы совпало с внутренними желаниями и с эмоциями, потому что кто-то не забыл обиды 18-го года, кто-то воспринял победу Фургала тогда как пощечину в центральном аппарате президента. Как известно опять-таки в анекдоте: осадочек остался. Именно поэтому сделали неправильный расчет.

    А дальше уже сейчас с большой долей вероятности, я думаю, что инцидент дожмут и замнут. То есть вариант, при котором новая русская революция начнется с Хабаровска, я все-таки рассматриваю как маловероятный. Хотя, конечно, если допускать одну за другой ошибки такого рода и дальше, то можно и в Хабаровске раздуть искру.

    По материалам Эхо Москвы подготовил В. Лебедев

Комментарии
  • Уфч - 05.08.2020 в 07:27:
    Всего комментариев: 1210
    Не могу сформулировать, но общее в текстах Быкова, Соловья, Белковского и этого Пастухова, прочих на лебеде, что это? Помимо общего редактора конечно. Язык вроде Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 10 Thumb down 2
    • Витя - 08.08.2020 в 09:40:
      Всего комментариев: 116
      Эх, Уфч! Русское старинное слово "ужо" означает - после, потом, а не "уже". У Пушкина есть в "Медном Всаднике": Вскипела кровь. Он мрачен стал Пред горделивым Показать продолжение
      Рейтинг комментария: Thumb up 0 Thumb down 1

Добавить изображение