Наш любимец Уиллис Коновер (1920-1996)

23-06-2021

conover willis2

 

  • Клифф Гроус (Cliff Groce) ВОПРОС: Как появилась Music USA? 
  • КОНОВЕР: В 1954 году, когда я работал на радиостанции в Вашингтоне, округ Колумбия, я совершенно случайно услышал, как один диктор сказал другому: «Я слышал, что Голос Америки ищет кого-нибудь, чтобы вести джазовую программу».ВОПРОС: А Вы вели джазовую программу.КОНОВЕР: На коммерческом радио я делал все то, что нужно было делать — вел выпуски новостей, рекламы и коммерческой музыки, плюс — против воли отдела продаж и руководства — еще и джазовую программу. Я думал, что имелось в виду то, что они искали кого-то, кто будет заниматься тем, чем я хотел заниматься, и не потому, что это был джаз, а потому что в этой области можно найти более интересную музыку, чем во многих других, во всяком случае, более интересную, чем в любой так называемой группе Top 40 (сорок лучших) в популярной музыке.

    Поэтому я связался с заместителем руководителя программы Голоса Америки, т.е. я позвонил в Голос Америки, а он был тем, кто ответил на звонок. Его звали Джон Уиггин. Он сказал: «Пожалуйста, придите к нам». Так вот, за первые тридцать секунд разговора в его офисе, каждый из нас понял, что его собеседник кое-что знает о джазе. По сути дела, Джон Уиггин был чуть ли не единственным человеком в Голосе Америки, который на самом деле разбирался в джазовой области — старой, новой и тем, что между ними. Он, например, создал сетевую программу Вуди Германа и его оркестра, спонсируемую фирмой Wild Root (Уайлд Рут). Мне приходилось слушать эту программу, когда я был в армии во время Второй мировой войны. Он нанял неизвестных студийных музыкантов, которых звали Бенни Гудман и Бикс Байдербек. И он порекомендовал радиостанции, где он работал несколько лет назад, нанять певца с большими ушами и хорошим голосом, пение которого он слышал, а когда они отказались, он ушел с этой радиостанции и перешел на другую, где заставил их нанять Бинга Кросби.

    Он сказал мне: «Жаль, что Вы не позвонили мне неделю назад, потому что мы уже подписали контракт с другим человеком на девяносто программ Music USA, которая будет состоять из часа популярной музыки в день, предшествующей часу джаза, семь дней в неделю». Он добавил, что этот другой человек был нанят, по той причине, что его голос был в диапазоне, в котором, по словам директора VOA, можно будет, скорее всего, прорваться через капризы передачи и приема на коротких волнах, и при этом не обратили внимания на то, что он не очень любит джаз.

    ВОПРОС: Это был Джек Поппеле.

    КОНОВЕР: Да, тогда директором был Джек Поппеле.

    Затем Джон добавил: «С другой стороны, эти девяносто программ не обязательно должны идти одна за другой. Мы могли бы поставить его с понедельника до пятницы. Не хотели бы Вы начать работу по субботам и воскресеньям? Он может провести свои девяносто программ таким образом». Я сказал: «Отлично». Так что у меня был контракт на две программы в неделю. Очень скоро моя зарплата значительно упала. Чтобы начать выполнять контрактную работу в VOA мне пришлось довольно сильно сократить свой доход, но это была та работа, которой я хотел заниматься, и это стоило потери дохода.

    Тем временем, Дэн Морли, который был тогда главой всемирной программы английского языка, спросил меня: «Вы когда-нибудь слышали, как [другой телеведущий Music USA] ведет свою программу? Мне хотелось бы знать, что Вы об этом думаете». Ну, я слышал, как этот диктор ведет программу, и я был не слишком высокого мнения о том, что он делал, просто потому, что он не любил джаз. Он говорил, что ему нравится Луи Армстронг, и все. Конечно, и мне нравился Луи Армстронг, но это было не все. Этот человек был специалистом по спорту. Мне казалось, что, поскольку я не специалист по спорту, я бы делал спортивную программу примерно на том же уровне, как он делал джазовые программы, поскольку я не интересовался спортом, а он джазом. Я не чувствовал себя вправе критиковать его работу, поэтому одна из немногих неправд, которые я высказал, было то, что я ответил на этот вопрос: «Нет, я не слышал».

    Ну и, несколько месяцев спустя Дэн Морли подошел ко мне и сказал: «Другой диктор говорит он не может работать полный рабочий день на сетевой станции, а также вести столько программ в неделю, и он предлагает, чтобы Вы вели программу с понедельника по пятницу и оставили ему субботу и воскресенье». Объяснение было таким или он сказал, что «Тот собирается уволиться и поэтому мы хотим, чтобы Вы вели программу с понедельника по пятницу, и мы пригласим еще одного диктора для работы по субботам и воскресеньям». Сейчас, спустя тридцать пять лет, как я начал заниматься этим делом, я не очень помню тогдашние подробности. А тогда я сказал: «Ну, а теперь я могу вам признаться, что когда Вы спросили мое мнение о его работе, я не был готов ее критиковать. Дело в том, что он не любит джаз. Он специалист по спорту и ведет джазовую программу так, как я бы вел спортивную программу, т.е. не очень хорошо».

    Вот так и началась эта программа. Первоначально она была нацелена на Советский Союз, потому что американский посол в Советском Союзе заявил, что в Советском Союзе будет значительная джазовая аудитория. Но VOA хотел, чтобы этому часу джаза в день предшествовало нечто вроде переходного часа популярной музыки, готовящего к джазу. Тогда было объявлено, что программа нацелена на Скандинавию, которая была на пути радиоволн из Штатов к Советскому Союзу. А потом мы начали получать письма от слушателей, которые находились еще дальше, в которых говорилось: «Я нахожусь на нефтяном танкере в Персидском заливе, и почему мне нужно ждать до двух часов ночи, чтобы послушать эту джазовую программу?». В такое время программа попадала в то место. И тогда было решено сделать программу всемирной.

    Если вы зададите простой вопрос, вроде: «Как появилась Music USA?», то вы получите простой ответ, такой как этот.

    ВОПРОС: Оставалась ли программа часом поп-музыки и часом джаза следующие несколько лет? Мне вспоминается то время, когда мы поместили передачу Panorama USA (Панорама США) непосредственно перед Music USA, так что у нас был трехчасовой блок для Советского Союза, с новостным и развлекательным шоу, а затем двумя музыкальными шоу.

    КОНОВЕР: Через некоторое время руководство решило, что с началом каждого часа должны быть новости, а также новости с комментариями плюс сенсационный материал и т. д., и моя программа, вместо двух часов подряд, будет разбита на две части по сорок пять минут предваряемые выпусками новостей. Я полностью согласился с этим.

    ВОПРОС: До этого прошли годы, не так ли?

    КОНОВЕР: Прошло не так-то много лет. Я забыл сколько, если честно.

    ВОПРОС: Панорама началась в ноябре 1955 года.

    КОНОВЕР: Так или иначе, мои первые программы вышли в эфир в январе 1955 года, а позже первая часть Music USA — не джазовая — была сокращена до трех программ в неделю. по полчаса каждая, а затем только до двух программ в неделю по воскресеньям и понедельникам, Music USA (Стандарты), по полчаса каждая, а затем Music USA (Джаз), который я всегда объявлял как Voice of America Jazz Hour (Час джаза Голоса Америки) — сорок пять минут с понедельника по субботу.

    ВОПРОС: Это был конец шестидесятых годов, не так ли?

    КОНОВЕР: Я не совсем уверен, когда это произошло. Я должен добавить, что в настоящее время, помимо этого, я раз в неделю провожу программу для Польши и семь программ в неделю на VOA Europe (Голос Америки, Европа) на всю Западную Европу — по сорок пять минут каждый вечер. Они идут под названием Willis Conover’s House of Sounds (Дом звуков Уиллиса Коновера), почерпнутым из рассказа М. П. Шил.

    ВОПРОС: Вы когда-то делали программу для Советского Союза (для Русской службы).

    КОНОВЕР: Да, я долгое время вел программу, ориентированную на Советский Союз с Мери (Марией) Силиберти.

    ВОПРОС: В какие годы Вы этим занимались?

    КОНОВЕР: Я думаю, Мери могла бы точно сказать вам, сколько лет. Она работала на выставке USIA в Советском Союзе: стояла у экспоната и рассказывала о нем посетителям. Мери написала оттуда письмо, в котором говорилось: «Люди не перестают подходить ко мне с вопросом об Уиллисе Коновере, а я ничего не знаю о нем. Кто он такой?». Я видел это письмо. Когда она вернулась, она пришла познакомиться со мной со словами: «Я слышал о Вас от такого количества людей, что мне уже страшно сказать Вам здравствуйте». Что ж, мы стали хорошими друзьями, мы и сейчас хорошие друзья. И некоторое время, добрую часть десятилетия насколько я помню, она и я вели часовую программу на Советский Союз. У нее был человек, который переводил мою часть и читал ее по-русски, а она добавляла свою часть на русском языке в студии.

    ВОПРОС: Таким ли образом сейчас готовится польская программа?

    КОНОВЕР: На самом деле, программа, которую я веду для Польши сейчас, готовится в некотором роде по-другому. Я записываю программу на магнитофонную ленту в студии на английском языке вместе с музыкой. Кассета отдается Ренате Липинской — таков ее радио-псевдоним. Она редактирует кассету и составляет сценарий, в котором на бумагу перенесено с магнитофонной ленты то, то что я наговорил, а также то, что она собирается сказать на польском языке, а на следующий день мы взаимодействуем по этому сценарию. Я нахожусь в аппаратной со звукорежиссером, она здесь, в студии, у меня и у нее есть по копии сценария, и мы переводим на финальную магнитофонную ленту мою ранее записанную часть с музыкой, а также ее часть, которую она наговаривает в микрофон. Это просто немного другой способ подготовки радиопередачи.

    ВОПРОС: Вернемся в пятидесятые годы. Каковы были первые признаки успеха программы, помимо того, что Мери, находясь у экспоната на выставке, общалась с людьми, которые спрашивали о Вас?

    КОНОВЕР: Ну, ранними признаками успеха были письма из разных частей мира, включая Советский Союз — не столь многих по отношению к количеству слушателей там, потому что людям было непросто написать кому-нибудь в Голос Америки в Вашингтон из любой точки Советского Союза. Потом были газетные статьи о программе в других стран.

    Я должен сказать, что когда было решено, что мне предстоит встретиться со своими слушателями в ряде стран, и у меня был утвержденный маршрут, я включил в программы, которые должны были транслироваться во время моего путешествия, объявления, где я буду в тот или иной день, где я буду на следующий день, и куда я поеду после этого и так далее. Самые незабываемые впечатления от той первой поездки в 1959 году был мой прилет в аэропорт Варшавы, Польша. Глядя из иллюминатора самолета, когда мы приземлились, я увидел у подножия трапа каких-то людей с фотоаппаратами, людей с магнитофонами, маленьких девочек с цветами и большую толпу за забором аэропорта. Я подумал: ну, я лучше подожду, пока кто-то, для кого это предназначается не выйдет, и я был последним, кто вышел из самолета. И тут раздались приветствия из-за забора. Они предназначались мне. Эти люди слышали, когда я собирался прибыть, как я объявил в своей программе.

    Меня встретили у трапа и вручили цветы — официальные польские букеты, фотографировали, записывали на магнитофон, при этом звучали слова: «Радио Варшава приветствует вас в Польше» и т. д., а представитель USIA, которое находилось в американском посольстве, также встретил меня. Мы вышли из терминала, все эти люди окружили меня, и заиграл оркестр из двадцати или тридцати музыкантов. Мы сели в машину посольства, поехали в город, а люди на велосипедах и мотоциклах сопровождали нашу машину и приветственно махали руками мне, сидящему внутри, и я спросил представителя USIA: «Что здесь происходит?». Он ответил: «Сегодня вечером и завтра вечером соберутся музыканты со всей Польши приехавшие за свой счет, чтобы выступить для вас в зале Национальной филармонии, чтобы показать Вам, чему они научились в Ваших передачах».

    Это было нечто невероятное. Зал был абсолютно забит, я сидел на сцене в первом ряду с группой людей. Меня представили со сцены, зазвучали аплодисменты, которые продолжались так долго, что я поднялся, чтобы поблагодарить за них, но люди продолжали рукоплескать даже после того, как я сел. Это длилось настолько долго, что мне наконец пришлось встать и что-то сказать самому. И я выступил, закончив тем, что я запомнил по-польски, поскольку я всегда стараюсь запомнить несколько базовых [выражений на языке той страны, где я нахожусь] …

    Майлз Дэвис был исключительно популярен. Майлз Дэвис участвовал в движении бопа. Он осознавал, что ему будет трудно конкурировать с Диззи Гиллеспи, Чарли Паркером и другими музыкантами такого уровня или добиться уровня их виртуозности. Несмотря на это, я привез Майлза Дэвиса в Вашингтон, округ Колумбия — я думаю, это был первый раз, когда он играл здесь, когда я давал субботние полуночные концерты на сцене театра Ховарда в Вашингтоне, называемым «черным театром» в Вашингтоне — не единственным, но главным, в тяжелые времена сегрегации. Я давал там свои концерты, чтобы люди не подвергались сегрегации, так что могли прийти [любые] зрители, не говоря уже об исполнителях.

    Мне вспоминается, только как пример — потом я вернусь к Майлзу Дэвису и Вашему вопросу — однажды, когда я несколько лет работал на местной радиостанции WWDC в Вашингтоне, я передавал мою утреннюю программу у театра Капитолий на северо-западной улице F, в котором шли фильмы и водевили. Я беседовал с должностным лицом театра по имени Картер Бэррон. Я спросил его: «Знаете ли, Вы ставите здесь водевили. Почему у вас не выступают такие люди, как трио Кинга Коула и Перл Бейли? Он ответил: «Потому что тогда все ниггеры захотят попасть к нам». Я подумал: боже мой! Вот были бы чудеса, если это заведение назвали бы амфитеатром Картера Бэррона в его честь, и именно здесь в Вашингтоне появилось бы больше чернокожих исполнителей, чем где бы то ни было еще.

    Когда Вуди Герман и его оркестр выступали в театре Капитолий, у Германа был черный трубач Эрни Ройал, играющий соло октавой выше, и от него пришлось избавиться, т.к. они не могли с ним выступать в Капитолии в сороковые и пятидесятые годы. Поскольку у Дэйва Брубека и Джорджа Ширинга в группе были черные, и они не могли выступать в Капитолии, то им оставался театр Ховарда. Это может показаться странным, но чтобы никого не пропустить, я организовал большую часть своих концертов в субботу в полночь в театре Ховарда. Я представил Телониуса Монка и Чарли Паркера, Роя Элдриджа и Коулмена Хокинза, Бадди Рича и Стена Гетца и так далее. И Майлз Дэвис был среди тех исполнителей.

    Мне нравились его ранние квинтеты и секстеты, Билл Эванс за фортепиано и Кэннонбол Эддерли. Ранние группы Майлза Дэвиса, когда он начинал становиться популярным с Джоном Колтрейом и Кэннонболом Эддерли — это была хороший материал. И прекрасную музыку, которую он создавал с оркестрами, которые он организовал и которыми дирижировал с аранжировками Гила Эванса, не родственником Билла Эванса — Sketches of Spain, Porgy and Bess и другие. Но в последние годы Майлз заработал больше денег играя фьюжн, мне все равно, насколько он популярен, и я не возражаю против того, что кто-то играет то, что, по его мнению, он должен играть, несмотря на то, что Майлз вырос в довольно обеспеченной семье — его отец был дантистом. Насколько я понимаю, он создал ряд прекрасных вещей, но я не нахожу большой красоты в том, что он делает в настоящее время или с тех пор, как он назвал это Bitches’ Brew (Сучье варево).

    Была у меня однажды одна помощница в те времена — когда я держал штат из двоих или троих сотрудников для офисной работы — она, самая молодая сотрудница, спросила меня, почему я называю альбом Witches’ Brew (Ведьминое варево). Я ответил: «Предположим, что я проиграл пластинку или записал что-то под названием: “Let’s Do it in the Middle of the Road” (Давай сделаем это посреди дороги, т.е. не заботясь о качестве), как ты думаешь, стоит ли мне проигрывать такое с таким названием?» Она ответила: «Да». Я поинтересовался: «Даже если это будет стоить мне работы?». «Ой, ну, это другое». Я сказал: «Ну, вот и я говорю. Поэтому я не назвал это Bitches’ Brew».

    В любом случае он знает, что делает. Он хочет заработать больше денег. Он это делает. Но для меня интереснее другие музыканты.

    ВОПРОС: Значит, Вы меньше проигрываете Майлза Дэвиса?

    КОНОВЕР: Да. Я не проигрываю, что-то только потому что оно было создано определенным человеком.

    ВОПРОС: Я понимаю. Это из-за перехода на фьюжн.

    КОНОВЕР: Да. Потому что мне не нравятся результаты. Мне не нравится то, что я слышу. Была пара вещей у Дюка Эллингтон, которые мне не нравились, и я ему об этом сказал. Но он и я были друзьями, проблем не было. Мне не все нравилось, из того, что делал Луи Армстронг. В конце концов, не все, что делает любой исполнитель, идеально.

    ВОПРОС: Говоря о Дюке Эллингтоне, расскажите мне о некоторых особых шоу, в которых вы участвовали, например, в иллюстрированных интервью.

    КОНОВЕР: Я брал интервью у Дюка Эллингтона несколько раз. Человек по имени Джек Тауэрс — выдающийся звукорежиссер в Вашингтоне, которому часто дают мастер-записи пластинок с просьбой улучшить их, прежде чем они выйдут в грамзаписи — записал Дюка Эллингтона и его оркестр в Фарго, Северная Дакота, еще в 1940 году. Примерно в 1960 году он слушал мою программу в одном городке, он также знал, что я веду вещание оттуда, и он приехал с результатами — чем-то вроде транскрипции которую он наскреб из того материала —я ее переписал и сделал на ее основе программу. Эта запись была редкостью; то было первое выступление Рэя Нэнса с оркестром Эллингтона. Насколько я помню, в 1965 году ко мне пришел Дюк, я проиграл эту запись для него и записал его комментарии. Он не слышал этой записи двадцать пять лет, и поэтому его комментарии были интересными. Мы прослушивали их с ним время от времени. Спустя какое-то время я проиграл их ему, и мы включили их в запись перед музыкой, так что это звучало так, как будто он представлял концерт, но не тогда, а сейчас, как бы вспоминая о нем.

    начале 80-х когда я работал над сериалом Jazz at the Smithsonian, Джек Тауэрс оказался за кулисами. Надо сказать, что за его запись Ellington at Fargo взялся, как я думаю, Reader’s Digest (Ридерз Дайджест — журнал «для всей семьи», также выпускает наборы грамзаписей), основательно ее вычистил и выпустил в виде набора из пяти или шести пластинок, который получил премию Грэмми как выдающийся джазовый альбом года. Я его поздравил, и сказал: «Джек, у меня нет всех концертов, а только те, которые ты мне дал, и, конечно, не все они обработаны». Он сказал: «Ну, я провел дальнейшие улучшения магнитофонных записей, которые сделал с этих дисков, в том числе дополнил их несколькими пьесами, которых не было в альбоме. Я принесу их тебе». И он принес. Это было замечательно, потому что первое, что я услышал, было что-то вроде половины исполнения, когда они поменяли микрофон и изменили состав музыкантов на первоначальной записи The Sidewalks of New York, которую, среди прочего, прокомментировал Дюк. Я заменил записи на исправленные, там, где уже были комментарии Эллингтона, так что получилось, что Эллингтон комментировал в 1965 году записи 1981 года своих выступлений в1940 году. Получилась довольно интересная программа. Я также провел ряд других интервью с Дюком.

    Больше всего я горжусь тем, что сделал ряд программ в Белом доме, начиная с администрации Линдона Б. Джонсона, включая некоторые программы с Эллингтоном. Мне удалось убедить Белый дом во время администрации Никсона, что Дюку Эллингтону, чье изображение было на марках трех разных стран, должна быть отдана честь его собственной страной. Было принято решение одобрить мое предложение, и мне было дано поручение собрать оркестр «всех звезд», отрепетировать программу и выступить в качестве ведущего в Белом доме на семидесятилетии Эллингтоне 29 апреля 1969 года. Я ясно дал понять, что Дюк очень чувствителен к своему возрасту, и что в названии этого мероприятия не должны упоминаться его годы. Иначе это бы помешало его приключениям с цыпочками, которые у него были в каждом городе. Дюк однажды сказал мне: «Люди спрашивают меня: “Ну, Дюк, когда ты собираешься уйти на покой?”, а я отвечаю: «Уйти? Уйти куда? Пока я пишу музыку и у меня есть оркестр, который играет их. Я путешествую и путешествую бесплатно. У меня в каждом городе есть цыпочки. Для чего мне покой?». Поэтому я сказал: «Не объявляйте его возраст».

    Леонард Гармент, профессиональный музыкант и юрист, который прошел юридический курс в учебном заведении и играл на саксофоне в оркестре Вуди Германа, а теперь работал в Белом доме при Никсоне, объяснил мне, что он должен одобрить кандидатуру каждого музыканта, которого я отберу на концерт. Это, кстати, было после того, как мне удалось убедить их, что мы не сможем ограничить эту программу тридцатью минутами; что она должна длиться не менее часа, что было одобрено. Итак, я позвонил Леонарду и сказал: «Лен, у меня на гитаре будет Джим Холл». Он сказал: «Тебе удалось заполучить Джима Холла? Я ответил «Да». Он сказал: «О, это замечательно!». Потом я позвонил и сказал: «Лен, я заполучил Джерри Маллигана на баритон-саксофоне». Он спросил: «Джерри Маллигана?». Я ответил: «Абсолютно». И добавил: «Послушай, Лен, ты знаешь, мне очень сложно звонить людям. и просить их, готовы ли они приехать сюда и выступить бесплатно, при условии, что ты одобришь их кандидатуру». Он сказал: «Ты прав. Забудь об этом. Собери оркестр на свое усмотрение».

    Итак — Джим Холл; Хэнк Джонс за фортепиано; Милт Хинтон на басе; Луи Беллсон за барабанами; Джерри Маллиган — баритон-саксофон; Пол Дезмонд — альт-саксофон; Джей Джей Джонсон и Эрби Грин — тромбоны; Кларк Терри и Билл Берри — трубы; Мэри Мэйо и Джо Уильямс — вокал и три приглашенных пианиста: Билли Тейлор, Дэйв Брубек и Эрл «Папа» Хайнс. Однажды, когда шла репетиция в Восточном зале Белого дома, а Дюк, к сожалению, продолжал перечислять тех, кого он хотел бы пригласить позвонила его сестра Рут и сообщила мне: «Есть еще десять человек». Это заставило меня поставить точку: «Смотрите, у нас в списке уже в шесть раз больше человек, чем может поместиться в зале. Пожалуйста, сообщите Рут, что не Эдвард устраивает этот вечер, а Президент, и, возможно, у Президента тоже есть люди, которых он хотел бы пригласить». Так что это была своего рода небольшая проблема.

    Так или иначе, я помню, что в конце репетиции в тот день мне пришлось бежать домой, чтобы успеть надеть смокинг и вернуться к торжественному обеду. Список гостей на обеде был совершенно звездным и превзошел все, которые у них когда-либо были. После этого вечера мне это говорили снова и снова. Дворецкие всегда приветствовали меня: «Добрый вечер, мистер Коновер. Как приятно снова видеть Вас в Белом доме» и так далее. А потом: «Эй, Уиллис, чувак, это самая безумная вещь, которую я когда-либо видел, черт возьми!». (Смеется) Замечательно!

    Так или иначе, я созвал музыкантов и сказал: «Послушайте, я никого не объявляю сегодня вечером во время концерта. Я собираюсь поговорить о Дюке и его музыке. Ваши имена в программе Белого дома. Но в конце концерта, когда все закончится, подходите, постройтесь, и я объявлю всех по одному, по инструменту и по имени». А в начале концерта Президент Никсон встал и сказал: «Глядя на выдающуюся программу этого вечера, я заметил, что не хватает одного пункта. Итак, Дюка Эллингтона не коснулись годы», — он помнил, что я просил не упоминать о возрасте Дюка — «но сегодня у него день рождения» — и присутствующие начали смеяться — «так что вы все, пожалуйста, встаньте. а и спойте, Happy Birthday [to You] (С Днем Рождения [Вас] — традиционная приветственная песня) и, пожалуйста, в тональности соль». И Никсон подошел к фортепиано и сыграл Happy Birthday, и все спели. Затем он шагнул вперед и сказал: «А теперь шоу. Наш церемониймейстер — Уиллис Коновер». И тут я вышел вперед.

    Все это было записано. Я нанял профессионального звукорежиссера и сделал запись не только для VOA, но и для Белого дома. Запись также может быть выпущена звукозаписывающей компанией, с тем, чтобы доходы от продаж пошли на стипендию Эллингтона в Джульярдской [школе музыки] или на что-то в этом роде. А также поддержание системы звукоусиления в Восточном зале.

    Никсон вручил Дюку медаль свободы, высшую гражданскую награду, я же предварительно предупредил Дюка: «В случае если тебя попросят встать и поиграть, будь готов сыграть что-нибудь такое, что ты никогда раньше не играл, и дать этой пьесе название вроде «Пэт» в честь Пэтрисии Никсон». Он кое-что приготовил, и об этом было сообщено. Президент Никсон сказал: «Может быть, нам стоит попросить Дюка Эллингтона сыграть что-нибудь». Дюк ответил: «Я хотел бы сыграть нечто, что я никогда раньше не играл, и я дам этому нечто название в честь кого-то нежного и приятного, пусть это будет «Пэт». И он подошел фортепиано и сыграл. Потом музыканты выстроились, и я их всех объявил.

    Дюк сидел со своей сестрой Рут, а Президент Никсон сидел рядом с Пэтрисией Никсон в переднем ряду. Один из музыкантов произнес достаточно громко, чтобы они могли услышать: «Мы думали, что вы хотели бы сфотографироваться с нами». Никсон сказал: «О, да», и музыканты снова построились в три ряда, а я оказался в середине заднего ряда, а поскольку все было спланировано заранее, Никсон повернулся ко мне и спросил: «Что мы теперь будем делать?». Я сказал: «Что ж, мистер Президент, если вы попросите всех выйти в проход внутри северного портика, мы уберем все стулья и у нас будет джем-сешн. (Смеется) Он развернулся к музыкантам и сказал: «Еще не вечер. Мистер Коновер говорит, что если вы перейдете в следующую комнату, мы уберем эти стулья и у нас будет джем-сешн». Даааа!! Джем продолжался до примерно трех часов ночи без двадцати минут, он был просто потрясающим.

    Бенни Гудман был там; но у него не было с собой кларнета. Диззи был там, у него была своя труба, он принял участие. Леонард (Гармент) принял участие. И Вилли the Lion (Лев) Смит и куча других музыкантов. В любом случае, это было настоящее событие. Я посадил последнего музыканта — Пола Дезмонда — в лимузин Белого дома, чтобы его отвезли в его гостиничный номер. Луи Беллсон прилетел из побережья и привез свои барабаны. Он попросил меня арендовать для него набор настроенных гонгов для его аранжировки Каравана, на что я получил одобрение и заказал их. Это был действительно знаменательное событие. Как я уже сказал, список гостей был самым звездным — я даже не стану называть их. У меня с собой копия. Каждое второе имя —звезда первой величины.

    ВОПРОС: Вы устраивали эти мероприятия в Белом доме начиная со времен Администрации Линдона Джонсона.

    КОНОВЕР: Да. Однажды вечером мне позвонили. Я был в студии — здесь в моей прекрасной студии, когда появился кто-то из центральной аппаратной и сказал: «Уиллис, тебе звонят. из Белого дома». Я пошел туда, звонила Бесс Абелл, личный секретарь Леди Берд Джонсон, супруги LBJ (Эл Би Джей — инициалы Линдон Бейнс Джонсона). Она сказала: «Это Бесс Абелл, мистер Коновер. Барбара Боллинг говорит мне, что Вы подходящий человек, для того чтобы написать для Леди Берд Джонсон объявление программы концерта квартета Дэйва Брубека, который сегодня выступает для короля Иордании Хусейна». Она сказала: «Если можете, ограничьте его одной минутой». Я сказал: «Хорошо, дайте мне десять минут, чтобы его написать. Могу ли я Вам перезвонить?». Она ответила: «Да, вот мой номер». Итак, я вернулся к себе и спросил сам себя: «Что же такое может сказать леди Берд Джонсон о Квартете Дэйва Брубека, чтобы это хорошо звучало в Белом доме перед королем Иордании Хусейном?». Я поработал над объявлением и перезвонил ей, и она оценила мои усилия: «Чудесно! Это то, что нужно. Не хотите ли Вы сами приехать к нам?». Она объяснила: «Явитесь к десяти часам в дипломатическую приемную. Войдите через Юго-западные ворота. Конечно же, при черном галстуке».

    Концерт был запланирован после обеда, в Восточном зале, в десять часов. Я подумал, Господи, мой смокинг в чистке, а она закрыта. Я начал звонить в пункты проката торжественной одежды, не получая ответа, и, наконец, и наконец из одного мне ответили, но прибавили: «Мы сейчас закрываемся». Я взмолился: «Нет, не закрывайтесь. Меня пригласили в Белый дом, и мне нужен смокинг. Я буду у вас через несколько минут». Мне удалось поймать такси, добраться туда привести себя в соответствующий вид и приехать вовремя. Дэйв Брубек и Пол Дезмонд, Юджин Райт и Джо Морелло были в Голубой комнате, и мы пообщались, Дэйв сказал: «Вы, должно быть, бывали здесь много раз, Уиллис. Я сказал: «Нет, Дэйв, я здесь впервые».

    Я помню, как после этого Президент и миссис Джонсон поднялись наверх, и король Хусейн собирался подняться, чтобы присоединиться к ним для разговора. Я выпил немного шампанского. Когда я приехал туда, меня спросили: «Хотите шампанского?» Это было между обедом и концертом. Я ответил: «Да», а она сказала: «Я принесу его Вам в спальню». Я подумал, что это за прием такой? Но нет, я увидел — Синяя, Зеленая, Красная — она имела в виду Красную комнату, и туда она его и принесла. (Смеется)

    В общем, я выпил немного шампанского и немного расслабился, но больше, чем нужно. На таких приемах нельзя забывать о протоколе. Например, протокол гласит, что король не приглашает женщину на танец. Она должна пригласить. Я не забуду, как Дэйв Брубек просто взвыл от смеха рассказывая: «Джин Райт, наш басист, был представлен королю Хусейну, и он приветствовал короля словами: «Привет, Король!». Он думал, что король его имя». (Смеется) Король Хусейн проходил мимо меня, чтобы пройти наверх, и я решил сказать ему: «Ахлан ва сахлан», что по-арабски означает «Моя земля — твоя земля, Мой дом — твой дом». Он повернулся, посмотрел на меня и сказал: «Большое спасибо». (Смеется) Прежде чем поехать в какую-нибудь страну я всегда немного изучаю ее язык, во всяком случае, я держу наготове около четырех основных фраз и пытаюсь правильно их произносить. Например, «Привет», «Простите», «Спасибо» и «Где тут туалет» и «Я не понимаю; я говорю только по-английски» и «Можно мне, пожалуйста, пива», потому что не всюду можно пить воду. Этому желательно научиться.

    Я имел отношение к сорока разным мероприятиям в Белом доме при разных Администрациях — при LBJ, при Президенте Никсоне и при Президенте Джимми Картере — это было всегда интересно, но по-разному. Обычно я был вполне доволен результатами того, что меня просили сделать, или того, что я сделал. И, видимо, они тоже были довольны, потому что меня вновь и вновь приглашали на мероприятия.

    Я получил письмо от женщины, в котором говорилось: «Я находилась в Китайской народной республике, когда шла культурная революция, я слушала Вас каждый вечер и узнавала об Америке из ваших передач об Арти Шоу и Дюке Эллингтоне, а полиция была от меня на расстоянии всего в несколько подъездов, поэтому мне приходилось слушать очень тихо».

    Я в это время был болен, и мой офис ответил ей письмом, в котором говорилось об этом, а она послала мне открытку с пожеланием выздоровления. Обычно я не пытаюсь связаться с женщинами-поклонницами, пишущими мне письма, но в сложившихся обстоятельствах я подумал, что должен это сделать. Я сказал сотруднику: «Узнайте, как с ней связаться», — после чего позвонил ей. У нее не никакого акцента. Я спросил: «Хотите увидеть Голос Америки?» — «Да».  Мы договорились о встрече, и она пришла, и я показал его ей, и мы пошли выпить и перекусить, а потом продолжили наше знакомство и три года назад поженились. Эвелин — ее западное имя. Она мне очень понравилась в отличие от некоторых женщин, которых я знал. Моя программа привела меня и к этому.

Willis Conover with wife2

  • Так что это звездный час. У нее была степень магистра истории Восточной Азии. Она вернулась к ученью и получила вторую степень магистра журналистских расследований. В настоящее время она заканчивает летнюю стажировку в Gannett Corporation. Когда-нибудь она получит докторскую степень, сейчас ее работы очень востребованы. Она была ранее профессиональным писателем, публиковала рассказы на английском языке в ряде журналов и рисунки — портреты и т. д. тоже публиковала профессионально. Она говорит на пяти языках, и она очень, очень хороша собой.

    У нее также отличное чувство юмора. Она сказала: «Ты знаешь, какую песню поет китайский повар во время своей работы?» Я спросил: «Какую?» Она ответила: «Fry Me to the Moon (“Жарь меня до Луны”. Китайцы не различают звуки «л» и «р»). (Смеется) А еще у нее была старая шутка, которая мне очень понравилась. Она указала на мизинец левой руки и спросила: «Ты знаешь, почему японцы не могут пользоваться этим пальцем, — не этим пальцем, указывая на свой указательный палец, — а этим пальцем?» Я сказал: «Почему?», а она ответила: «Потому что это мой палец». (Смеется).

    Однажды я повел ее познакомиться с Диззи Гиллеспи в Blues Alley (Блюзовый переулок — джаз-клуб в Вашингтоне), и он подошел и сел с нами. Мне нужно было сходить в туалет, а когда я вернулся, он буквально ржал. Я спросил: «Что это было?». Он сказал: «Я спросил ее: «Как насчет того, чтобы завязать жаркую незаконную любовную связь?» Она просияла и спросила: «С кем?» (Смеется) Он сказал: «Это лучший ответ, который я когда-либо получил на этот вопрос! Я шутил, конечно». Чувство юмора. Интеллект. Порядочность.

     ВОПРОС: И любитель джаза.

    КОНОВЕР: Не только джаза. Она может насвистывать Баха, причем мелодично и в темпе. И не только Баха, но Шопена, Бетховена и так далее.

    ВОПРОС: Думаю, на этой ноте можно закончить.

    КОНОВЕР: Я думаю, что на данный момент этого достаточно.

    ВОПРОС: Спасибо, Уиллис.

    Интервьюировал: Клифф Гроус (Cliff Groce)

    Дата  интервью: 8 августа 1989 г.

    https://www.loc.gov/item/mfdipbib001532/

     

    Материал прислал Сабирджан Курмаев, наш старый автор и большой знаток джаза.

    Подготовил В. Лебедев

Комментарии
  • Greg Tsar - 23.06.2021 в 03:24:
    Всего комментариев: 49
    "Я шутил, конечно" - сказал он в шутку и начал насвистывать Шопена. Так и жарил до самой Луны. Подготовил вы знаете кто.
    Рейтинг комментария: Thumb up 0 Thumb down 1
    • redactor - 23.06.2021 в 04:46:
      Всего комментариев: 1753
      Наш старый друг Грег, я охотно поясню, в чем тут заключается шутка. Есть известный хит, песня Fly me to the moon, она особенно известна в исполнении Фрэнка Синатры (он как Показать продолжение
      Рейтинг комментария: Thumb up 3 Thumb down 1
  • ВС - 23.06.2021 в 05:28:
    Всего комментариев: 343
    Голос у него был почти как у Левитана. И вы будете смеяться - когда шёл "Час Джаза" даже "глушилки" не мешали слушать. Наверно Андропов любил джаз...
    Рейтинг комментария: Thumb up 2 Thumb down 4
    • Greg Tsar - 23.06.2021 в 16:29:
      Всего комментариев: 49
      Благодарю сердечно, дорогой дружище Валерий Петрович.
      Рейтинг комментария: Thumb up 1 Thumb down 1

Добавить изображение