Мой Дзержинский

30-07-2021
  • dzerНадо бы о нём рассказать. Дзержинский, которого все знают — участник революции в России, любимец Ленина, руководивший конторой, превратившейся позже в КГБ и затем в ФСБ. Тот Дзержинский был кровавым человеком.Он давно умер, и ему понаставили тысячи памятников по всей стране. Один их этих памятников позже стал моим Дзержинским.

     

    Советский Союз развалился. По всей стране сносили памятники прежних вождей. Металл пускали на переплавку, гранит распиливали на строительные блоки и надгробья, но Дзержинскому повезло: его подарили недавно выпущенному на волю криминальному авторитету.

     

    Алладин

     

  • Когда Алладина Наманганского выпустили из тюрьмы, дружки подарили ему новенький Мерседес, который подогнали к выходу из тюрьмы на специальной платформе - только для того, чтобы на счётчике машины осталось ровно ноль километров. Вся криминальная шушера обсуждала эти ноль километров. Алладин ходил в любимцах у главных авторитетов, включая известного Гафурчика, занимался наркотиками, текущими с юга в Россию, а затем в Европу и, чтобы налаживать новые каналы сбыта, переселился поближе к Москве.

    Для перевозки его вещей арендовали целый поезд, в котором только картины и вазы занимали целый вагон, а были еще вагон с охраной, химическая лаборатория, стеллажи с выпивкой, вагон с лошадьми, аквариумы с крокодилами, ящики с оружием (в них был даже чемоданчик с портативным ядерным зарядом), походная баня, пять или шесть балерин, вагон для слуг, и ещё залежи всякого барахла. В самом конце поезда на открытой платформе лежал Дзержинский, по счастью, лицом вверх, так что он мог видеть столь любимое им небо.

    Совсем коротко о ядерном чемоданчике. Таких выпустили штуки четыре, но три из них, кажется, никогда не работали. Один пытались продать в Ирак, уж не знаю, смогли, или нет. Когда Советский Союз развалился, я сам видел объявления о продаже оружия: одного такого чемоданчика, килограмма урана, вертолётов, танков, подводной лодки и так далее. Большая часть этой техники не работала, но кое-что точно работало — один мой знакомый продал несколько вертолётов в Тюмень, и уже оттуда их переслали в Афганистан, причём один вертолёт в Афганистане сбили и вычислили его происхождение по номерам, после чего у этого моего знакомого были неприятности.     

    Поезд полз по казахстанским степям, через Поволжье и среднюю полосу России. Охрана постреливала от скуки — в птиц или прогоняя попрошаек, в предпоследнем вагоне ржали лошади, кто-то орал, смеялся, ругался, а над всем этим царило спокойное, высокое небо.

    Дзержинский сказал мне, что именно небо сделало его философом.

    — Когда в твои глаза заглядывают звёзды, понимаешь, что возможность их осознавать доказывает то, что в тебе существует некое способное их вместить пространство, а также внутренняя красота, откликающаяся на красоту внешнюю. В этом поезде, между землёй и небом, я осознал собственную материальность как работу по её изживанию. Я решил, что буду трудиться, так сказать, по капле выдавливать из себя медь и гранит.

    — Как ты считаешь, — спросил я его, — почему люди о подобных вещах не думают?

    — Кое-кто думает. – ответил он. – Но вы и без того слишком лёгкие. Даже Алладин по сравнению со мной совершенно воздушное существо. Люди не ощущают контраст с небом так остро, как ощущаю его я.

    В воздухе пахло половодьем. Мимо тянулись бесконечные луга и берёзовые леса. Пролетел журавлиный клин. До Москвы оставался день пути. На платформу выполз опухший от пьянки Алладин с охранниками, тащившими ящики с пивом и пулемёт.

    Алладин наклонился к лицу Дзержинского, отчего его физиономия налилась кровью.

    — Лежишь, мусорок? — ухмыльнулся он. — Скоро ты будешь охранять мой дом.

    За Алладином, словно крылья, простиралось бесконечное небо. Он был невероятно сложно устроен. Дзержинский тогда впервые заскучал по мне - потому, что увидел, в Алладине моего собрата.

    — Где ты? — мысленно закричал мне Дзержинский. — Стал ли ты учёным, путешественником, писателем, как ты мечтал?

    До сих пор не знаю, почувствовал ли я его призыв. Легче всего было бы сказать, что нет, но ведь я и в самом деле никогда не забывал о Дзержинском все эти годы и когда увидел его выходящего из океана на бруклинский пляж, сразу же его узнал.

    — Молчишь, гнида? — спросил Алладин и сплюнул Дзержинскому на лоб.

    Плевок напомнил Дзержинскому о голубях, и он впервые в жизни улыбнулся.

    Алладин, как ни был он пьян, заорал бы от неожиданности и перепуга, но в этот момент его охранники закричали:

    — Коровы, шеф!  — и он, забыв обо всём, бросился к пулемёту.

    — Попались! — процедил он, прицеливаясь.

    «Этот человек очень несчастлив» — решил Дзержинский.

    Но Алладин так не думал. Он стрелял по коровам, рычал, хохотал и старался получать за свои бабки максимум удовольствия. Поезд вез его самого, его охрану, его балерин, лошадей, деньги, которых у него скоро будет как грязи, а теперь из своего пулемёта он расстреливал перепуганных коров, и никто во всей России не мог ничего с этим поделать.

    В московском имении Алладина были: господский дом, дом для охраны, вертолётная площадка, конюшня, зоопарк, утеплённый бассейн с крокодилами, теннисный корт, футбольное поле, тир. Всё это было огорожено шестиметровым забором с колючей проволокой. Вокруг был чудесный, сказочно-красивый сосновый лес.

    Внутрь территории вели ворота с ажурной надписью: «Частное Охранное Предприятие Гераклит» — очевидно, кто-то перепутал Гераклита с Гераклом. Перед воротами стояла будка с охранниками. Охранники зверски скучали и хотели кого-нибудь пристрелить.

    В шикарном хозяйском доме были колонны, ковры, картины с обнажёнными женщинами, золотые телефонные аппараты, мебель из красного дерева и выложенные малахитом полы. Алладин полагал, что чем дороже — тем красивее. Он бы обклеил своё логово стодолларовыми бумажками, только не догадался.

    Радом с бассейном для крокодилов стояли две статуи. Гордостью коллекции был, конечно, сам Дзержинский — высокий ментяра, как бы побеждённый криминальным гением Алладина, и принужденный стоять у него во дворе и не рыпаться.

    Вторым экспонатом был бронзовый Сталин, размером чуть меньше человеческого. Сталин сидел на бронзовой скамеечке. Рука его была приподнята, как будто он собирался кого-то погладить. Под его ладонью прежде стояла улыбающаяся девочка, но по приказу Алладина девочку отпилили от Сталина и перенесли в баню.

    Во дворе стояли мангалы и длиннейший стол. Гости и охрана пожирали огромное количество мяса, остатки которого бросали крокодилам.

    — То-то! — говорил пьяненький Алладин Сталину, подсев к нему на скамеечку. — Учись, как надо жить.

    Многие в стране тогда голодали, от чего заваленный едой стол казался ещё роскошней.

    Алладин поднял наполненный водкой стакан. Охрана перестала чавкать.

    — Кем я был и кем стал, пацаны, — начал Алладин.

    — Ты круто поднялся, да! — согласились сидящие за столом.

    — Со Сталиным пью, — хрюкнул Алладин, чокнувшись о низкий, как у волка, сталинский лоб.

    Гости посмеялись.

    В этот момент послышалось тарахтение мотора, и, с грохотом обрушив бетонный забор, во двор въехал новейший по тем временам танк Т-80. Сквозь пролом в заборе был виден лес с розовыми стволами сосен. Танк выключил мотор, и перетрусившие собравшиеся явственно расслышали пение птиц.

    Люк открылся, и из него вылез нестарый ещё человек с седыми височками.

    — Как дела, дорогой? — спросил он.

    — Гафурчик к нам приехал, — пролепетал Алладин.

    Гафурчик подошёл Алладину и с ним обнялся.

    — Как дела, говорю, — повторил он.

    — Хорошо, Гафур-ака, да, — ответил Алладин.

    — Как семья, как дети, хорошо?

    — Очень хорошо, да.

    — Когда деньги отдашь? — поинтересовался Гафурчик.

    — Скоро отдам, клянусь, — сказал Алладин.

    — Правила знаешь? — спросил Гафурчик.

    — Знаю, — сказал Алладин.

    — Пей, — приказал Гафурчик.

    Алладин шмыгнул, крякнул, выпил водку и бросил пустой стакан в траву.

    — Давай, — скомандовал Гафурчик.

    Алладин протянул левую руку. Гафурчик вытащил складной нож, и начал отрезать Алладину фалангу мизинца. Алладин ему помогал, придерживая мизинец другой рукой. Он кряхтел, но не стонал и не плакал.

    — Немножко маленький пальчик тебе укоротил, — сказал Гафурчик, и вытер нож о рукав рубашки охранника Алладина. — Мог бы больше отрезать, чтобы ты долги не забывал. Спасибо скажи.

    — Спасибо, Гафур-ака, — осипшим голосом сказал Алладин.

    Руку Алладину перевязали, и он еще выпил с Гафурчиком. Отрезанную фалангу пальца он положил на голову Сталину и по хитрому бронзовому лицу скатилось несколько капель крови.

    Когда Гафурчик уехал, Алладин произнёс речь о пацанской чести и швырнул частицу своей плоти крокодилам.

    — Ты зря это сделал, — сказал кто-то из братвы.

    — Почему? — спросил Алладин.

    — Я книжку читал, там крокодил сожрал ногу у одного пирата и потом всю жизнь его искал. Эти крокодилы теперь о тебе мечтать будут.  Сны о тебе видеть будут.

    — Книги врут, чо, — сказал Алладин.

     

    Ночью Дзержинский и самом деле услышал звуки, словно кто-то стонет от страсти, и подумал, что это томятся по Алладину отведавшие его крокодилы.

    Но затем он увидел, что у статуи Сталина раздвинулись губы и его неожиданно длинный язык тщательно вылизывает засохшую кровь.

    Закончив, Сталин строго посмотрел на Дзержинского.

    — Что вы на меня уставились, товарищ Дзержинский? Вам, я вижу, присуще мещанское любопытство? — спросил он.

    — Нет-нет, — смутился Дзержинский. — Здравствуйте.

    — Мы уже виделись, — холодно процедил Сталин.

    — А я не знал, что вы тоже… ожили. — сказал Дзержинский, стараясь развеять возникшее напряжение. — Меня оживил ребёнок, а вас?

    — Ребёнок? – возмутился Сталин. - Я вам кажусь недостаточно взрослым?

    — Нет, что вы, — поспешно ответил Дзержинский.

    «Характер у него трудноват», — подумал он.

    Сталин буркнул, что ему некогда разговаривать о пустяках и и надолго, на несколько дней, замолчал.

     

    После приезда Гафурчика люди чувствовали тревогу своего хозяина. Алладин старался, собирая долг. Какие-то мутные типы приходили к нему, или в его дом привозили людей, которых затем пытали.

    При свете дня Сталин и Дзержинский оставались неподвижными и только по ночам они разговаривали. Сталин, как оказалось, презирал Алладина.

    — Деклассированный элемент, примитивный уголовник. У Гафурчика хотя бы есть размах. Или у вас другое мнение?

    — Другого мнения у меня нет, — сказал Дзержинский.

    Сталин хмыкнул.

    — Впрочем, этот Алладин долго не проживёт.

    — Откуда вы знаете? — удивился Дзержинский.

    — Нам известно не только то, что уже было, но даже то, что ещё не произошло, — таинственно ответил Сталин.

    — Вы шутите? — неуверенно спросил Дзержинский.

    Сталин нахмурился.

    — У товарища Сталина недостаточно времени для того, чтобы шутить с товарищем Дзержинским.

    Дзержинский подумал, что Сталин опять замолчит, но Сталин сказал, неизвестно к кому обращаясь:

    — Проявитесь, товарищи будущники.

    Так Дзержинский впервые увидел будущников. Рядом со Сталиным материализовались две мерцающие фигуры. Они были небольшими и одетыми так, как могли бы быть одеты космонавты.

    —  Какой у нас будет прогноз по Алладину? – спросил Сталин.

    — Денег он не отдаст и скоро умрёт, — ответил первый будущник.

    — Будет сожран собственными крокодилами, — подхватил второй. — Орать будет!

    Он засмеялся.

    — А для вас, товарищ Сталин, уде подготовлено новое место…

    — Не будем обременять товарища Дзержинского ненужной ему информацией, — остановил его Сталин. — Возвращайтесь к работе.

    — Есть, товарищ Сталин! — ответили будущники и растворились, будто их и не было.

    Когда они исчезли, Сталин строго сказал Дзержинскому:

    — Многие коммунисты желали бы видеть то, что видели вы, товарищ Дзержинский. и не видели.

     

    Прошло недели две. Алладин отчаялся вернуть долг и, кажется, надеялся только на то, что успеет спиться до того, как к нему пришлют от Гафурчика. В редкий период его полутрезвости кто-то посоветовал ему обратиться к гадалке.

    Гадалка пообещала Алладину избавление от всех невзгод и уехала с гонораром. Но Алладин продолжал нервничать, звонил куда-то, орал и грозил оторвать всем конечности. Но все, однако, понимали, ему самому недолго осталось командовать. Охрана его слушалась только потому, что ещё не решила, что делать дальше.

    Гафурчик прислал вместо себя бывшего математика, мастера спорта по шахматам, директора банного комплекса «Светланка» и одновременно прокурора области.

    Это был кудрявый, розовощёкий красавец с томными оливковыми глазами. От него жизнерадостно пахло вином и шашлыками.

    — Достал деньги? — спросил он Алладина.

    — Нет, — скорбно вздыхая, отвечал Алладин.

    Прокурор пожал плечами.

    — Ты же понимаешь, — сказал он, словно извиняясь, — я бы тебя отпустил, лично я был бы очень рад, если бы ты выжил, но ведь люди должны знать, что произойдёт если не возвращать долги Гафурчику.

    — Ну, — сказал Алладин.

    — Сам знаешь, что людей нельзя распускать, — сказал прокурор.

    — Знаю, — согласился Алладин и добавил. — Детей не троньте.

    — Что мы, звери? — обиделся прокурор. — Не тронем. Скажем, что их папа — лётчик. Улетел на Северный полюс. К Деду Морозу!

    Он засмеялся было, но не желая казаться бестактным, тут же зажал рот рукой и состроил скорбную физиономию.

    — Всё-всё.

    — Спасибо, братан, — сказал ему Алладин.

    Прокурор похлопал его по плечу.

    — Привяжите его к Дзержинскому, — приказал он охране, — и отоприте крокодилов. Гафурчик сказал, что крокодилам угощение понравится. У Гафурчика, я должен заметить, своеобразное чувство юмора, — добавил он, невольно улыбнувшись.

    Алладина привязали к Дзержинскому, калитку в ограде вокруг бассейна отворили и пошли в дом пропивать Алладиново имущество.

    Алладин вздыхал, сплевывал по сторонам и елозил, стараясь почесать спину о складки каменной шинели Дзержинского.

    Наступала ночь. Дзержинский снова залюбовался небом. В ночной бесконечности, словно звуки настраиваемого клавесина, возникали звёзды.

    — Эй, Дзержинский! — позвали его звёзды. — Ау!

    Запели сверчки. Крокодилы ворочались в бассейне, всё ещё не понимая, какое им привалило счастье.

    — Твари, — пробормотал Алладин.

    — Вы любите смотреть на звёзды? — спросил его Дзержинский.

    — Кто тут? — испуганно спросил Алладин. — Ментяра?

    Дзержинскому стало неприятно оттого, что его называют его ментярой и он промолчал.

    Алладин захихикал.

    — Выходит у меня крыша поехала! — сказал он. — Не будет больно, значит.

    — Я люблю смотреть на небо, — сказал Дзержинский, — вспоминать свою жизнь, хоть она у меня короткая.

    — Ну, — неопределённо сказал Алладин.

    — Вам нравилась ваша жизнь?

    — Такие бабы у меня были, — с чувством сказал Алладин. — А тачки какие! На золоте ел… Денег было — как грязи. Ты, ментяра, и не видал никогда столько денег.

    —  Вы были счастливы?

    — Я из всех держал вот где, вот, — продолжал Алладин, попытавшись сжать кулак, но верёвка ему помешала. — Кроме Гафурчика…

    — И что? Были счастливы? — переспросил Дзержинский.

    — Что ты пристал? — рассердился Алладин. — Ты что, джин? Пришёл за моей душой? Подожди, — всполошился он. — Если ты джин, можешь превратиться в бабу?

    — Нет, — удивился Дзержинский. — А зачем?

    — Ну и вали тогда отсюда! —  заорал на него Алладин, позабыв, что это его привязали к Дзержинскому, а не наоборот.

    Со стороны бассейна донеслись всплески. Крокодилы что-то почуяли и искали выход. Металлический заборчик скрипел и гнулся.

    — Это за тобой, — злорадно сказал Алладину Сталин.

    — Ещё один! — изумился Алладин. — Всё-таки хорошо, что я перед смертью напился.

    — Помнишь, как ты приказал отпилить от меня девочку? — мстительно спросил Сталин. — А я, между прочим, собирался на ней жениться.

    Крокодилы воняли хлоркой и тиной. Алладин попытался приподняться на цыпочки.

    — Они начнут с твоих ног, — сказал Сталин. — Помнишь, как ты чокался о мой лоб? У крокодилов большие, жёлтые от грязи зубы. Этими зубами они отгрызут тебе ноги.

     

    Дзержинский, будучи натурой созерцательной, ни во что не прежде вмешивался — ему это просто не приходило в голову, но тут сострадание заставило его действовать. Он выставил вперёд колено, и Алладин, кряхтя и елозя верёвками, начал взбираться по нему наверх.

    Сталину это совершенно не понравилось.

    — Что вы себе позволяете, товарищ Дзержинский? — закричал он. — Именем революции, уберите вашу поганую коленку.

    Дзержинский не спорил, понимая, что Сталин сильно раздосадован, но и не слушался.

    Вскоре ему удалось взять Алладина на руки, где тот, всё ещё опутанный верёвками, провёл довольно странную ночь.

    Крокодилы долго ползали у подножия Дзержинского. Они стонали и томно вздыхали, мечтая о человечине, а Алладин сквернословил и показывал им неприличные жесты, пока не уснул. Позже ночной холод заставил крокодилов вернуться в утеплённый бассейн.

    Сталин бросал на Дзержинского злые взгляды и молчал. Было похоже на то, что он опять объявил ему бойкот.

     

    Наутро из дому вышел обмотанный в простынку прокурор. Протерев глаза, он крякнул от прохладности воздуха, поиграл мышцами, поскрёб животик, и обалдел, увидав что Алладин дрыхнет в объятиях Дзержинского безмятежно, словно младенец в материнских объятиях. Спящего Алладина сфотографировали, позвонили Гафурчику, послали ему фотографию и объяснили ситуацию.

    Гафурчик был известным благотворителем, он давал деньги на мечети и церкви и относился с большим почтением ко всяческим чудесам. Он приказал Алладина больше не убивать, и даже простил ему долг. Чудесное спасение Алладина в некоторой степени приписали гадалке, отчего её авторитет сильно вырос, но прежде всего Дзержинскому, которого уголовники сочли чрезвычайно фартовым ментярой. У дружественных Гафурчику бандитов и милиционеров даже стало модным фотографироваться на фоне Дзержинского, но Гафурчик это вскоре пресёк.

    — Слава вскружила вам голову, — сказал Дзержинскому Сталин. — Но история вам не простит того, что вы в неё вмешались.

    Дзержинский не спорил, радуясь тому, что Сталин хоть что-то сказал. Терять единственного собеседника ему не хотелось. Так или иначе, спасение Алладина изменило судьбу их обоих — прокурор предложил перетащить их к себе в контору. Гафурчик не возражал, что ментяре место в казённом доме, а не рядом с честной братвой.

    — Ты не жалеешь о том, что спас Алладина? — спросил я Дзержинского. — Ведь он — убийца, он своими руками мучил людей. Может быть. после того, как ты его спас, он потом ещё кого-нибудь убил. Не лучше ли было оставить его на съедение крокодилам?

    — Я тоже об этом думал, — ответил Дзержинский, — Если бы я был его судьёй, я бы его осудил и даже приговорил к смерти. Но ведь я был единственным, кто мог ему помочь. Милосердие, как принцип, безусловно больше меня. Кто я такой, чтобы в нём отказывать?  Но, признаюсь, меня всё равно угнетает то, то я его спас.

    — Тебе было бы легче, если бы ты дал ему умереть?

    Дзержинский вздохнул.

    — Не думаю. Но ведь смысл нашей жизни не в том, чтобы избегать мучений, даже если это мучения совести.

    (глава из романа)

Комментарии
  • Greg Tsar - 30.07.2021 в 16:57:
    Всего комментариев: 49
    Бредятина какая-то. Но там еще есть, так что не спешите с выводами.
    Рейтинг комментария: Thumb up 3 Thumb down 5
  • someone - 30.07.2021 в 20:48:
    Всего комментариев: 606
    Grammar nazi is here. Во-первых, "Алладин". Из словаря: Аладдин — при написании имени на русском можно усомниться в том, с какой двойной буквой его писать: с двойным «д» и с Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 1 Thumb down 1
  • net - 31.07.2021 в 02:14:
    Всего комментариев: 470
    Klassno!!!!
    Рейтинг комментария: Thumb up 3 Thumb down 1
  • Уфч - 31.07.2021 в 08:16:
    Всего комментариев: 1210
    В воздухе повисло неловкое молчание. Чтобы разрядить обстановку хозяин громко взбзнул. "фУ..., Класс!" - гости задвигались. Неловкость разрешилась.
    Рейтинг комментария: Thumb up 2 Thumb down 1
  • ВС - 01.08.2021 в 04:27:
    Всего комментариев: 343
    Надо же! Это только глава из ро'мана... Представляю себе весь ро'ман!
    Рейтинг комментария: Thumb up 3 Thumb down 0
  • Морис Собакин - 10.08.2022 в 00:12:
    Всего комментариев: 570
    В конце романа автор приводит координаты места, где растет такая трава.
    Рейтинг комментария: Thumb up 0 Thumb down 0

Добавить изображение