!00 лет назад родился великий мыслитель Станислав Лем

12-09-2021
  • image001

    Памяти Станислава Лема

    Константин Крылов 

    27 марта 2006 года, в понедельник, днём, в евросоюзном тёплом Кракове, в кардиоцентре клиники «Коллегиум Медикум» Ягеллонского университета скончался Станислав Лем.

    Станислав Лем родился 12 сентября 1921 года во Львове. Точнее говоря, в Лемберге: именно так назывался этот город в составе Австро-Венгрии и довоенной Польши (с 1772 по 1918). Нынешняя главная опора «свидомого украинства» и злобной галицийской местечковости, Лемберг в те годы представлял собой типовое местечко «в его наивысшем развитии»: половину населения составляли поляки, треть — евреи, оставшиеся проценты — окатоличенные в униатство малороссы. «Украинским городом» Лемберг стал только после второй мировой, при обстоятельствах довольно-таки драматических.

    Но тогда до этого было ещё далеко. Послевоенный бург, отошедший к свежеобразованной Польше, торговал, богател и всячески обустраивался. Забегая вперёд, отметим: того обустройства хватило аж на последующие семьдесят лет.

    Лем появился на свет в преуспевающей еврейской семье Сабины Воллер и Самуила Лема. Впрочем, тут нужна оговорка: еврейство семьи было почти номинальным — по понятиям того времени, конечно. Оба родителя считали себя (и были) вполне ассимилированными, давным-давно приняли польское католичество, а отцово семейство даже щеголяло баронским титулом. Поэтому Станислав (демонстративно названный типично польским именем) воспитывался как добрый католик. Когда он стал сознательным атеистом, то остался католиком: веря в то, что Бога нет, он имел в виду прежде всего католического Deus’а.

    Станислав был жданным и желанным ребёнком. Мать в нём души не чаяла, а отец, Самуил Лем, врач-ларинголог, ветеран, хороший специалист и хороший человек, больше баловал ребёнка, чем специально «занимался развитием». Над ним хлопотали; в нём души не чаяли; к тому же мальчишка был обаятельным и умел вызывать умиление не только у родителей, но и у прочих взрослых.

    По идее, при таких-то отношениях с окружающим миром маленький Станислав должен был ощущать себя центром Вселенной. Тем удивительнее, что с самого раннего детства Лем чувствовал прямо противоположное. Он всегда знал каким-то нутряным чутьём, что его существование — незаслуженно выпавшая удача, которой вполне могло и не быть.

    Особенно это чувство усилилось после немецкой оккупации, но корни его — из детства, из семейной истории. Так, отец не раз рассказывал маленькому сыну, как во время первой мировой он попал в австро-венгерскую армию. По ходу Лема-старшего занесло на Украину, где его чуть было не расстреляли красные. Спас чекист, еврей, который вдруг узнал человека, когда-то давно лечившего его дядю-парикмахера. В качестве ответной любезности благодарный чекист оставил пану Самуилу жизнь. Наверное, благочестивый барон усматривал в таком повороте судьбы перст Божий — или уж, во всяком случае, нечто вроде космической справедливости: однажды сделанное добро вернулось с процентами. Станислава это раздражало ещё тогда: он никогда не верил в добро с процентами.

    Впоследствии в сборнике рецензий на несуществующие книги («Абсолютная пустота») он напишет нечто вроде пародии на свою семейную историю, где всласть поизмывается над самой идеей «невероятных совпадений». Но этого ему показалось мало, и в маленькой повести о профессоре Донде он снова обратился к тому же предмету, на сей раз подключив ещё и тему современной науки с её чудесами. В результате чего профессор сварнетики Донда «появился на свет благодаря серии ошибок: его отцом была метиска из индийского племени навахо, матерей же у него было две с дробью, а именно: белая русская, красная негритянка и, наконец, мисс Эйлин Сибэри, квакерша, которая и родила его после семи дней беременности в драматических обстоятельствах, то есть в тонущей подводной лодке». Дальше рассказывается жуткая история сплошных квипрокво, глупостей и ошибок, включая ошибку с определением отцовства: папой профессора оказалась лабораторная жаба мужеского пола.

    Однако, во всякой шутке есть доля шутки, и здесь эта доля не слишком велика. Внимательно читая эти любовно выписываемые нагромождения ошибок и глупостей, постепенно начинает казаться, что автору хотелось бы появиться на свет именно так — то есть в результате череды случайностей, и чем больше их было бы, тем лучше. Похоже, ему нравилась та мысль, что его настоящим отцом был не добрейший барон-отоларинголог, а сам Господин Случай, «старейший аристократ мира», как называл его Ницше. Случай — или Хаос . Наверное, если бы ему дали выбирать, каким способом появиться на свет, Лем, немного подумав, сказал бы, что хочет самозародиться, — как первичной жизни в архейском протоокеане или как «микрокосмос» в том же рассказе про Донду. Жаль, что ни один журналист за все эти годы не задал ему этого вопроса.

    Но это одна сторона дела. Лем отвергал наличие причины своего появления на свет, но при этом был уверен, что у его жизни есть цель. Он с раннего детства чувствовал себя избранным и призванным к чему-то не вполне понятному, но весьма неординарному. В «Моей жизни» он проговаривается: «…Чем было все то, в результате чего я появился на свет и, хотя смерть угрожала мне множество раз, выжил и стал писателем, и к тому же писателем, который пытается сочетать огонь и воду, фантастику и реализм? Неужели всего лишь равнодействующей длинного ряда случайностей? Или же тут было некое предопределение?»

    Да, Лем истово верил в Случайность как движущую силу Вселенной. Но в глубине души был не против, чтобы в его персональном случае всё-таки поработало именно предопределение (2).

    Мальчик рос типичным вундеркиндом — по легенде, он начал читать чуть ли ни с трёх лет, писать с четырёх, всё остальное он освоил примерно с той же лёгкостью. Освоил сам, всё тем же «самозарождением»: его никто ни к чему не принуждал. Он хулиганил, ломал игрушки, спал сколько хотел и ел когда вздумается. И, разумеется, никакими средствами невозможно было отучить ребёнка лопать сласти килограммами. Впоследствии уже старенький пан Станислав не без удовольствия вспоминал о том, как он изводил бедного папу: например, чтобы уговорить себя поесть, он заставлял отца влезать на стол и открывать и закрывать зонтик.

    Попросту говоря, маленький толстый очкарик тиранил родителей и делал что хотел. В чём, возможно, и состоит наилучшее воспитание для гения лемовского типа.

    Единственное, чего ему не разрешали — это таскать книжки из отцовского шкафа с медицинской и научной литературой. Разумеется, он всё равно это делал, только тайком. И, конечно, после астрономических и палеонтологических атласов он добрался и до анатомических — из которых и почерпнул первые познания в области устройства человеческого тела. Оно мальчика напугало. Особенно мочеполовая система: женские гениталии на рисунке показались ему «похожими на паука». Вписав в мемуары это признание, Лем специально оговаривается — дабы читатель не подумал бы чего гадкого, фрейдистского, — что всю жизнь был «нормальным в этом плане человеком».

    Вне всяких сомнений, так оно и есть: отвращение к плоти, к «телесному низу», впервые проявившееся в этом эпизоде, в случае Лема имело не психотическое, а метафизическое основание. Мы ещё вернёмся к этому; покамест отметим для себя, что тема убожества и мерзости человеческого тела сыграет в творчестве Лема ту же роль, что и у его великого предшественника Свифта: негромкая, но ясно различимая сквозная нота, пронизывающая всё творчество.

    Но в ту золотую пору атлас можно было благополучно отложить в сторону и заняться более важными вещами — тем более, что подошла пора садиться за учебники. В тридцать втором году мальчик поступил на учебу в престижную Вторую мужскую гимназию (3), которую блестяще закончил в тридцать девятом. Кстати, в гимназии он был протестирован по новой для того времени методике определения коэффициента умственного развития. Выяснилось, что его IQ равнялся почти ста восьмидесяти — то есть он был одним из самых умных польских детей того поколения. Результаты тестирования ему не сообщили, узнал он об этом факте после войны, случайно. Особого интереса это у него тогда не вызвало: молодой Лем и без того считал себя самым умным. Зато в старости, в одном из последних интервью он ехидно заметил, что IQ Буша «ниже среднего».

    В 1939 году город стал советским. Жители пограничья обычно относятся к вопросам подданства философски, лишь бы им не мешали жить по-старому. Но соввласть именно этого маленького условия соблюдать как раз и не собиралась.

    Именно в этот момент молодой Станислав собирается сделать главный, как тогда казалось, выбор своей жизни — получить высшее образование. Он категорически не хочет идти по стопам родителей: заниматься медициной — значит иметь дело с «пауком», со всей этой слизью и грязью внутри человеческой тушки. Он хочет стать инженером и работать с техникой. Станислав успешно сдаёт экзамен в политехнический, но в последний момент выясняется, что у пана Самуила обнаруживается ошибочное социальное происхождение, а советские власти как раз приступили к своему любимому занятию — наводить социальную справедливость.

    Но слово уважаемого человека всё ещё кое-чего стоит. Отец напрягает старые связи и через знакомого профессора-биохимика устраивает сына в львовский мед. Сын тяжело вздыхает — и добросовестно, хотя и не без отвращения, идёт учиться на врача.

    О студенческих годах Лем вспоминал мало и неохотно. Он получает хорошие отметки и пописывает плохие стишки.

    Потом пришли немцы.

     

    Оккупация принесла полякам больше проблем, чем, скажем, французам, — но это были именно что проблемы, а не национальная катастрофа, как в России. К русским немцы относились хуже, чем к животным, к полякам — хуже, чем к бельгийцам. Но и только: пока поляки вели себя смирно, их не трогали. Если, конечно, речь не шла о польских евреях — в этом вопросе немцы не отличались терпимостью.

    Как мы уже говорили, еврейство лемовской семьи было весьма относительным. Разумеется, они не скрывали своего происхождения — в тогдашнем Лемберге это было бы просто глупо. Однако местечковый быт, культура и уж тем более иудаизм были оставлены за бортом семейной истории. По собственным словам Лема, «о моём еврействе меня просветило нацистское законодательство».

    Понятно, что семья Лемов всеми силами пыталась избежать отправки в гетто. Для этого респектабельному и законопослушному семейству пришлось пуститься во все тяжкие — что, собственно, их и спасло, в отличие от менее динамичных собратьев по несчастью. Они жили по поддельным документам (связи пана Самуила оказались кстати и здесь), отчаянно боясь любого доноса — а ведь семья была известной, донести мог любой. В том же режиме существовали их еврейские родственники и знакомые. Это был постоянный, изматывающий страх: пронесёт — не пронесёт. Понятное дело, молодому Станиславу пришлось уйти из института: там его знали. По фальшивому паспорту он пристроился на работу сварщиком и помощником автомеханика на складах немецкой фирмы «Rohstofferfassung». Тогда же он связался с польским Сопротивлением: у него была возможность доставать у немцев взрывчатку и боеприпасы. Впрочем, «героем польского Сопротивления» он себя не считал и спекулировать на этой теме (как это делали многие в послевоенное время) полагал ниже своего достоинства. Но вот страх запомнился ему навсегда.

    Ему везло: его не схватили, его фальшивые документы выдержали все проверки, его отец и мать тоже остались живы. Зато погибли все родственники семьи.

    Лем не видел в этом ничьей воли, кроме всё той же воли Случая. Впоследствии он писал: «Практика показала, что жизнь и смерть зависят от мельчайших, пустячных обстоятельств: по этой или той улице ты пошел, явился ли к своему знакомому на час или на двадцать минут позже, закрыто или открыто парадное во время облавы».

    Тут вступает национальная тема. У Лема были все основания «осознать себя евреем» — если уж не в открытую (в послевоенную эпоху в Польше с этим были большие проблемы), то хотя бы запазушно, чтобы впоследствии вытащить и предъявить. Этого он не сделал — и не только из самоуважения, но и по более глубоким причинам. Судя по тем немногим словам и обмолвкам, которые Лем делал на эту тему, он относился к своему происхождению примерно как к аллергической астме — то есть как к неизлечимому, но не смертельному заболеванию, с которым нужно как-то жить, соблюдая осторожность в определённых обстоятельствах. Сам себя он именовал «евреем по Нюренбергским законам» и сравнивал своё отношение к предмету с пастернаковским. В частности, он очень не любил, когда его имя пытались включить в какие-нибудь «списки великих евреев» и т.п. К антисемитизму он, разумеется, терпим не был ни в какой мере, но относился к нему не со злобой, а с презрением. Уже в позднюю пору, в постсоциалистической Польше, Лем написал заметочку об антисемитской брошюре, встреченной в краковском киоске. Вместо того, чтобы негодовать по поводу её содержания, писатель только отметил, что, похоже, брошюру «не покупали годами».

    Что касается самосознания, то ему хватало польского. Во всяком случае, все польские комплексы (начиная от «гонора» и кончая специфически польской русофобией) у него были в наличии. В каком-то смысле из него получился «добрый поляк», — если, конечно, сделать поправку на нехарактерный IQ. Впрочем, приходится признать: когда дело касалось специальных польских комплексов, даже лемовский IQ стремительно съёживался до среднестатистического.

    Освобождение Львова советскими войсками обернулось для семейства Лемов изгнанием.

    После перекройки карты Польши в 1946-м — перекройки, надо сказать, обернувшейся для этой малосимпатичной страны немалыми территориальными приобретениями, в том числе выходом к морю и много чем ещё — Львов отошёл к Советской Украине. Польская власть (пусть и просоветская) не хотела, однако, терять своё законное население, да и Сталин был совсем не в восторге от того, что «многонациональный СССР» пополнят собой ещё и поляки, к тому же помнящие жирные довоенные времена: в них он прозорливо провидел источник будущих неприятностей. В результате была запущена программа по «репатриации» львовского населения в Польшу. Если называть вещи своими именами, то речь шла о депортации. Но выбора не было. Семья переехала в Краков, потеряв всё имущество, движимое и уж тем более недвижимое.

    Этого Лем, понятное дело, не забыл и не простил. В одном из поздних интервью он говорил: «Я был выброшен, иначе нельзя сказать, из Львова, это теперь Украина. В чувственном отношении я думаю, что Украина украла один из наших прекрасных городов. Ну что поделаешь, не могу же я внезапно отменить то, что я там родился и прожил 25 лет. Но я также понимаю, что того Львова, в котором я жил, уже не существует и что это теперь действительно украинский город. Мне русские в Москве несколько раз предлагали: «Может, вы хотите поехать во Львов? Пожалуйста». Я всегда отказывался, это как бы если я любил какую-то женщину, а она ушла с кем-то, мне неизвестным. Зачем я буду выяснять, что с ней теперь? Не хочу знать, и всё». Но закончил он эту тираду сакраментальным лемовским — «Но конечно, надо приспособляться».

    Он и приспособлялся — делать-то было нечего.

    В Кракове пришлось начинать жизнь с нуля. У Лема снова есть выбор: куда пойти учиться дальше. Но пан Самуил Лем очень огорчился бы, если бы сын бросил медицину. Сын, поколебавшись, сдаёт документы в Ягеллонский университет на медицинскую кафедру, но учиться ему отчаянно не хочется. С куда большим удовольствием он пишет (и публикует) рассказы и стихи — везде, где их брали. Завязал он контакты и с научными издательствами — в частности, с журналом «Жизнь науки», где его тоже немножко печатали. Впоследствии он будет читать научные журналы примерно так же, как в детстве ел сладости — килограммами.

    Как утверждал впоследствии сам Лем, первую свою фантастическую вещь — длинную новеллу «Человек с Марса» — он написал ради денег: семья, лишившаяся в результате депортации всего, сильно нуждалась. Конечно, это было отчасти кокетство: если б дело было только в деньгах, приобретённой им рабочей квалификации хватило бы на то, чтобы жить безбедно: сварщики и автомеханики в разрушенной стране были очень и очень востребованы. Занятия же литературой в социалистической стране с довольно жёстким режимом были не только малоприбыльны, но и небезопасны.

    Впоследствии, когда ему было уже можно (но и поздно) говорить о своём творчестве всё что угодно, Лем всеми руками и ногами отпихивался от звания «писателя-фантаста», предпочитая называть себя любым другим словом, только бы не этим. Но тогда ему было всё равно: хотелось писать, неважно что.

    Трудно сказать, собирался ли молодой Лем всерьёз «делать карьеру литератора». Повторимся: послевоенная Польша к этому не очень-то располагала. Существовавший там режим если и отличался от советского, то в худшую сторону — не в смысле какой-то особенной жестокости, а, скорее, в плане вторичности и происходящей от того бездарности. Советский сталинизм, при всех его малоприятных свойствах, был самобытным и величественным явлением — и в этом качестве способным вызвать хоть какой-то энтузиазм. Польская народная демократия была явлением несамобытным и уж тем более не величественным. Это потом, в шестидесятые и после, Польша завоевала (впрочем, скорее выцыганила) себе статус «самого весёлого барака в соцлагере», а тогда всё было довольно брутально.

    В 1949 году всех, кто заканчивал вуз с дипломом медика, в приказном порядке отправляли на бессрочную военную службу. Лем, прознав о такой перспективе, диплом решил не получать. На сей раз даже отец не возражал: он слишком хорошо помнил свои армейские похождения. Станислав вздыхает с облегчением и забрасывает постылые учебники подальше. В дальнейший путь он возьмёт с собой лишь немного медицинской латыни — она кое-где попадается на страницах его сочинений.

    С этого момента Станислав Лем занимается только литературой

    Лем, даже после удачного дебюта с «Человеком с Марса», не хотел жёстко связывать себя с фантастикой как жанром. В столе у него лежала готовая трилогия «Непотерянное время» — вполне себе реалистическое повествование о жизни молодого врача в годы оккупации и после освобождения. Первая часть трилогии — «Госпиталь Преображения» — была начата ещё в 1948-м, последняя — «Возвращение» — в пятидесятом. Трилогию не пропустила польская цензура — предварительно помурыжив Лемма на предмет переделок и доводок текста (1). Тогда же было написано с десяток рассказов, более или менее посвящённых военной теме, иногда с фантастячинкой. Рассказы, честно говоря, были слабые, но их публиковали.

    Сам факт обращения к фантастике Лем впоследствии объяснял — внимательный читатель, наверное, уже догадался? — да-да, правильно: случайностью. В пятидесятом году в доме Писательского Содружества Закопане — Лем тогда старательно общался с литературной средой, искал знакомств — он познакомился с жизнерадостным толстяком, любителем поговорить про книжки. Во время прогулки разговор зашёл о полном отсутствии польской научной фантастики. Лем признался, что в молодости зачитывался Уэллсом и польскими авторами. Толстяк спросил Лема, может ли тот написать фантастический роман. Молодой головастый пан Станислав, не раздумывая, ответил «да». Толстяк, которого звали Ежи Пански, оказался председателем издательского кооператива «Czytelnik», и через некоторое время Лему пришло официальное авторское предложение. Лем сел за стол и быстро, буквально за несколько месяцев, написал «Астронавтов», а позднее — «Магелланово облако».

    Об «Астронавтах» и «Магеллановом облаке» сам Лем предпочитал отзываться пренебрежительно: «В молодости я написал пару наивных «научно-фантастических» сочинений, и, к сожалению, этот ярлык стали приклеивать ко мне постоянно». «Облако» он характеризовал так: «это исключительно слабая книга: слащавая по содержанию и слишком высокопарная в стилистическом отношении. Конечно, она в значительной степени реализует постулаты соцреализма (надо все-таки помнить, что она появилась в самый разгар сталинской эпохи). Но критики-коммунисты были от этой книги далеко не в восторге, у нее были серьезные проблемы с цензурой, и ее появление на свет было задержано на полтора года». Последнее выглядит как неуклюжее оправдание: дескать, был грешен, хотелось издаваться, вот и писал подобное — но, видите, коммунистические цензоры давили.

    На самом деле стыдиться пану Станиславу нечего. Напротив, у него есть все основания считать себя одним из родоначальников особого литературного направления, который я бы назвал «третьей волной соцфантастики».

     

    Встреча с Лемом

    Валерий Лебедев

     

    • В 1970 году в Москву приехал знаменитый писатель и философ Станислав Лем. Приехал он по делу о фильме Тарковского «Солярис», который снимался по роману Лема. Станислава Лема попросили выступить в клубе Курчатовского института. Мне и моему другу Славе Степину (впоследствии академику) очень хотелось пообщаться с ним в частной обстановке. Но как подойти? Я поделился желанием с моим старшим другом Александром Аркадьевичем Галичем, он тут же: "Мы хорошо знакомы, я сейчас напишу ему записку".Смотрю: "Дорогой Станислав! Рекомендую тебе своих друзей - Валеру и Славу. Найди возможность с ними встретиться - не пожалеешь". После выступления мэтра философской фантастики подхожу к Лему, спрашиваю, не найдет ли он время для поездки к нам домой. Лем весьма удивлен: "Вы знаете, (он свободно говорил по-русски) совершенно нет времени, все расписано по минутам". Я молча протянул ему записку. Лем пробежал глазами, произнес: "Это другое дело. Я отменю на сегодня ряд встреч, приезжайте ко мне в гостиницу "Варшава" в семь. Сумеете?"
      Что за разговор! Ровно в 7 вечера стучусь в номер Лема. Первый вопрос, который я задал ему, когда мы шли к машине: "Пан Станислав, как к вам относится польское правительство?" Он засмеялся: "Примерно, как к редкому животному: с одной стороны хочется застрелить, но с другой - показать иностранцам. Пока второе несколько перевешивает". А потом мы просидели до двух ночи у нас дома(!). Это был такой праздник мысли, что мы часов не наблюдали.В основном разговор шел о проблеме существования других цивилизаций и о трудностях контакта между ними. Это как раз и было связано с тем, что Лем находился в конфликте с Тарковским по поводу его концепции Соляриса. Лем был, мягко говоря, сильно недоволен подходом Тарковского  и рассказывал, что собирался снять свое имя с титров. И только большим усилием воли и многим просьбам, в том числе и от министерства культуры, не сделал этого.
      Суть коллизии в том, что основной замысел “Соляриса” Лема - это неизбывная интенция на безграничность познания, что является доминантой западной цивилизации (а потом - и всего человечества). Эта базовая уверенность разрушается существованием вот этого самого мыслящего океана Соляриса. С ним не удается вступить в осмысленный для человека контакт, в диалог. Познать же мыслящее можно только в диалоге и никак иначе. В этом мысленном эксперименте у Лема получалось, что человечество постигла своего рода трагедия, так как есть не только непознанное, но, оказалось, есть принципиально непознаваемое. Философия романа Лема явно противостояла презумпции марксистко-ленинской  философии, имеющей как раз противоположный знак - есть вещи пока непознанные, но нет и быть не может непознаваемых.
      В западной цивилизации имеется такой же порыв, но там он не принимал форму репрессивной максимы, как в отделе ЦК по идеологии. Лем не знал тогда, в какой степени на Тарковского оказал воздействие агитпроп. Да это и не так важно, ибо Тарковский вообще ушел от этой дилеммы и главным в своем фильме сделал следующий руссоистский идеал: человек не должен уходить от природы, он обязан жить в гармонии с ней, в любви с близкими, с домашними животными и “вообще с ландшафтом”. А некоторые решили нарушить эту священную заповедь человеческого счастья, куда-то полетели, чего то там искали в космической дали. Ну и, натурально, - крах. Потом осознали. И потому главный герой Кельвин в конце фильма стоит в позе рембрандтовского блудного сына и просит прощения у Отца.
      Ну, а агитпроп пропустил эту тоже не совсем приятную для него философию потому, что уход от природы ассоциировался в фильме на фоне съемок отвратительного капиталистического молоха-мегаполиса с гнусным урбанизмом (съемки в автомобильных туннелях производились в Токио).Невозможность найти контакт с инопланетным разумом, в случае, если он будет принципиально иного, не антроповидного характера (или ушедшим на миллионы лет вперед в своем развитии) получил название   эффект Соляриса.

    Именно эта проблема принципиального непонимания  была поставлена Станиславом Лемом в его лучшем произведении «Солярис». Этот роман-прозрение настолько хорош и глубок, что сам Лем не до конца понимал его смысл (это слова Лема). В тот незабываемый вечер и ночь, что мы проговорили с Лемом у нас дома в Москве в 1970 году, он сказал по этому поводу так: как уравнения могут быть умнее своего создателя, так и художественное произведение может быть глубже своего автора.

    Я осмелился высказать мысль, которую извлек из «Соляриса», что познание реальности в виде чужого разума эквивалентно его пониманию. В точном соответствии с критерием «машины Тьюринга». Если некто на другом конце связи с вашей точки зрения разумно отвечает на поставленные вопросы, то есть, понимает вас, а вы, в свою очередь, понимаете его, то ваш собеседник разумен. Ответы вроде бы разумного океана Соляриса на запросы людей на станции для них непонятны. А его реакция в виде неких мимоидов да симметриад непредсказуема и недоступна их разуму. Единственное, до чего они доходят своим умом – это то, что разумный океан Солярис может считывать информацию из подсознания человека и материализовать ее в виде нейтринных образов. Но для чего это он делает – совершенно неведомо. Именно в этом заключается трагедия землян: они действовали в парадигме того, что непознаваемого в мире нет принципиально. Солярис показал, что есть. Это некий разум, с которым земляне в принципе не могут вступить в контакт, это гносеологическая глухая стена.

    Именно такова и была трагедия земных экспедиций и всей соляристики: людям никак не удавалось вступить в контакт с мыслящим океаном Солярис.

    Пан Станислав сказал, что мы правильно уловили расхождение между его концепцией  Соляриса и тем, как это подает в фильме Тарковский. Лем как раз написал письмо руководству Мосфильма  по этому поводу (написал на русском) и мы также это письмо обсуждали.

    Вот текст этого письма, которое журнал «Дилетант»  недавно опубликовал на своих страницах:

    ПИСЬМО СТАНИСЛАВА ЛЕМА НА «МОСФИЛЬМ» ОТ 27 АПРЕЛЯ 1970

    [­орфография оригинала]

    Уважаемые товарищи, осенью прошлого года я смог познакомиться в Москве со сценарием, написанным А. Тарковским, на основании моего романа «Солярис». Тогда-же я высказал, в письменной форме, все мои замечания, которых критическая суть в том, что сценарий далеко ушел от подлинника, т. е. романа, т. к. сценаристом введено было большое количество персонажей, а также происшествий, которых не существует в подлиннике. Я настаивал на этом, чтобы возвратится к роману при переработке сценария, при чем главное я видел в необходимости сохранения главной идейной линии сюжета, сводящейся к наглядному доказательству социально-психических противоречий, возникающих в процессе развития (в Солярисе речь идет о конфликтах, связанных с вторжением человеческого познания во внеземное пространство Космоса). Я доказывал тогда А. Тарковскому, что он, наверно неумышленно, подменил трагический конфликт процессов социального прогресса неким видом биологического и «циклического» нала (перемены генераций), а также свел вопросы познавательных и этических противоречий к мелодрамату семейных ссор (их то и в помине нет в романе).

    По нашему договору, А. Тарковский должен был предоставить мне возможность прочесть окончательную редакцию сценария. Но к сожалению этого не было: а тепер частным образом мне пишут из Москвы, будто студия Мосфильма начинала  с’ёмки фильма, при чем разпространено у вас мнение, будто я сценарий, который является основой работы, знаю, и одобряю его.

    Чтобы избежать всевозможных недоразумений и даже серьезных неполадок в наших отношениях, извещаю Вас обо всем этом. Никакого сценария я не одобрял, т. к. не читал ничего, кроме первой, ошибочной версии. Я не настаиваю на этом, чтобы быт единственным судьей адекватности романа и сценария. Но как автор настаиваю на этом, чтобы, коль скоро фильм снимается по моей книге (подчёркнуто в оригинале), он остался ей идейно и художественно верным. Существует же достаточное количество сведущих товарищей, знатоков научной фантастики, в Москве, а такие люди, если надо, могут проверит, действительно ли сценарий передает суть романа. Может быть, известья, которые я получил, ложны: но и тогда следует подумать об сохранности условий договора и дать автору романа возможность ознакомления с окончательным вариантом сценария.

    уважением, St Lem

    Еще через десять  лет мнение о возможной  уникальности нашей цивилизации и почти нулевой вероятности встретить братьев по разуму и вступить с ними  в контакт я услышал от другого выдающегося ученого.

    Иосиф Самуилович Шкловский написал предисловие к моей книжке "Научные принципы и околонаучные мифы", я с ним не раз встречался. Он к 5-му изданию своей «Вселенная. Жизнь. Разум» полностью отказался от идеи множественности миров и встал на сторону уникальности цивилизации - только на Земле.

    Эта его книга как раз только вышла, и я во время одной из встреч спросил его: «Как же так, Иосиф Самуилович, вы ведь сами в 4-х изданиях с таким оптимизмом писали о множественности миров и человечеств, а сейчас, в 1980 , вдруг отступились и похоронили одним махом столько разумных миров?!».

    - В моем возрасте, Валерий, отвечал великий астроном, неприлично быть оптимистом.

    - А что люди – единственные разумные существа во всей Вселенной, так это, может, и к лучшему, - продолжал он. Начнут больше ценить свою жизнь. Не доведут до греха. К тому же, совсем неизвестно, чего можно было бы ждать от инопланетчиков, которые обогнали нас на тысячи лет развития. Может быть, мы стали бы для них только сырьем. Лучше уж прилично жить в одиночестве.

    По позднему Шкловскому, наше одиночество наполнено пессимизмом, ибо объясняется самоубийством всякого разума еще до того, как он мог бы вступить в контакт.

    Как дальние следствия этих разговоров были несколько моих статей на тему контактов с внеземными цивилизациями, которые тоже носили пессимистический оттенок.

    Я вовсе не скептик в отношении наличия разума в иных мирах. Более того, они, наверняка, есть. Из общих умозрительных рассуждений, каковыми пользовался еще Джордано Бруно. Или были. Или еще будут.
    Но суть в том, что связи с ними не будет. И главная причина этого - большая редкость и, стало быть, большие расстояния между ними. И еще - сравнительная краткость технологической эры их жизни. Если бы это было не так, мы бы наблюдали так называемые  космические чудеса, то есть явления, которые можно объяснить только астроинженерной деятельностью неких цивилизаций.

    Конечно, в порядке дискуссии можно делать разные допущения.  Например, что до нас еще не дошла очередь получить сигналы инопланетчиков, или что мы еще не дозрели, или не успели, или у них такие способы сигнализировать, которые нам не известны. И вообще мало времени прошло. Любое такое предположение звучит как бы здраво и всегда можно сказать: ну, можно допустить. Однако мы имеем твердо установленный факт: мы нигде не наблюдаем так называемого "космического чуда". То есть, таких явлений, которые не могли бы быть объяснены естественными законами природы и требовали бы для своего объяснения апелляции к действию чужого разума.

    А откуда следует, что космическое чудо должно быть, если существуют разумные иные цивилизации научно-технологического типа? Это следует даже из недлинной истории землян. С момента открытия радиоволн прошло каких-то около 150 лет, но за то время возникла сеть радио и теле станций, так что радиоизлучение Земли (а, стало быть и солнечной системы в целом) выросло во много тысяч раз. И это вполне космический эффект. Иная цивилизация, наблюдающая наше светило с расстояния десятка и более световых лет, заметила бы этот рост радиоизлучения, а при нужной точности (которая уже есть и у нас) даже локализовала бы источник - Землю. И это нельзя было бы объяснить ничем иным, как эффектом и проявлением достигшей нужного уровня цивилизации.

    Теперь представьте себе, как далеко могут уйти цивилизации, старше нашей на многие миллионы лет. По академику  Кардашеву, то были бы цивилизации второго и третьего типа, то есть, те, которые овладели энергией своей звезды (2) и далее, энергией своей галактики (3). Стало быть, и эффекты такой цивилизации были бы для нас более, чем заметны. А их нет. Нет космических чудес.

    Можно возразить, сказав, что иные цивилизации идут другим путем. Не технологическим. Нечто вроде полинезийского рая. Живут в свое удовольствие и никуда не стремятся. Да, такое вполне может быть. Но это и означает, что они не хотят никаких контактов, и лишний раз подтверждает главный тезис: мы одиноки. Если и есть где-то сходные с нами цивилизации, то они на таком большом расстоянии, что нет никакого смысла в общении и контактах. Ну, а если технологические цивилизации имеют короткий срок жизни и быстро самоуничтожаются, то в этом случае и говорить не о чем.

    По самым оптимистическим  прикидкам расстояние между цивилизациями  в среднем составило бы  1000 световых лет и это навевает сильную тоску. Это означало не только бессмысленность каких-то полетов на «другие миры», но даже просто всякий обмен информацией. Сие означало бы, что ответ на наш вопрос придет через 2000 лет. Предположим, в 1500 году был актуален вопрос, сколько ангелов помещается на кончике иглы. Так ли уж важен будет ответ на этот запрос эпохи, полученный через 2000 лет, в 3500 году? Вполне вероятно, что наш нынешний интерес, сколько в Галактике имеется цивилизаций, готовых к общению с нами, имеет такой же смысл, как и число ангелов. Никакого интереса такой разговор иметь не будет. Стало быть, его и вести незачем.
    Еще раз повторю свою формулу: не имеет значения, есть или нет иные цивилизации. Их существование равно их несуществованию.

    Чем больше проходит времени, тем яснее становится, что жизнь во Вселенной – очень редкий цветок. Разумная – сверхредкий. А ведь мы ведь по большому счету ищем не просто иную жизнь, мы ищем разумную жизнь и втайне надеемся, что ее носитель будет чем-то похож на нас. В одном рассказе известного палеонтолога и фантаста Ивана Ефремова обосновывается мысль, что разумное инопланетное существо будет похоже на человека. Тоже двуногое, двурукое, с головой наверху, с двумя глазами. Ну, может быть у него будет не пять пальцев, а, скажем, шесть. И цвет кожи синеватый. Рост больше или меньше. Возможен даже хвост — как в «Аватаре». Но в общем - наш брат, землянин. Но вот как раз своего собрата мы уж точно поблизости не встретим. Если он где и есть, то за тридевять земель, в других галактиках, что для общения совершенно бессмысленно.

    Если бы человек был создан Всевышним как совершенное существо, тогда от него можно было бы ожидать благости и вселенской миротворческой деятельности. Но он эволюционно возник из предыдущих форм жизни, где главным было кого-то сожрать, себя спасти и оставить потомство. Весь мозг был заточен на это. Человеческий неокортекс, отвечающий за мышление - очень позднее приобретение. Вот в нем и сидят идеи всяческого благородства и гуманизма.
    Но неокортекс занимает всего 2 проц. от деятельности всего мозга с его древними инстиктами. Да и в нем еще все равно есть центры доминирования, подавления иного, самореализации и даже самообожествления. Там же сидит и его "свободная воля".

    Это же можно предположить и в отношении других инопланетных разумов, возникших естественным путем из предшествующего состояния.  Каждый – сам за себя. А если и есть некий сверхразум, божественный, можно сказать, то нам его не понять.
    Если Бог создал механизм эволюции, то на уровне ее венца - вот этого хомо сапиенс, человек получил божественное право поступать по своему хотению. И если он в лице своих правителей выберет самоуничтожение, то тем самым проявит свою свободную волю. То есть, осуществит высшую мудрость Господа и Вседержителя.

    Ну и  последнее соображение, как бы оптимистическое, это о бессмертии человека.

    Взыскуемого телесного, да и ментального бессмертия в земном и вообще материальном мире нет. Оно в принципе невозможно, хотя бы в силу конечности объема памяти индивида. Если он заживется на свете, то старые следы памяти придется стирать и освобождать место для новых запасов "впечатлений и мыслей". Таким образом, индивид потеряет свою самоидентификацию, то есть станет другой личностью. И вот так и будет все время меняться по ходу тысяч и миллионов лет, что вполне эквивалентно его смерти и рождению других поколений.

    Что ж, освободим место для других. Им тоже хочется жить. Не меньше, чем жареному цыпленку.

Комментарии
  • сергей - 12.09.2021 в 21:36:
    Всего комментариев: 1507
    С первых же слов - антиукраинская мордорская имперско-фашистская идеологическая блевотина. И далее этот дебилизм и абсолютное паскудство продолжается - Польша Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 9 Thumb down 9
    • ВС - 13.09.2021 в 03:08:
      Всего комментариев: 343
      Сергей! Вам не кажется, что вы не туда попали? Идеологическая блевотина нацистского толка и подавление инакомыслящих СМИ происходит сейчас как раз в Украине. Зачем Показать продолжение
      Рейтинг комментария: Thumb up 5 Thumb down 9
  • someone - 12.09.2021 в 21:54:
    Всего комментариев: 609
    Цитата -- С момента открытия радиоволн прошло каких-то около 150 лет, но за то время возникла сеть радио и теле станций, так что радиоизлучение Земли (а, стало быть и Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 7 Thumb down 1
    • redactor - 13.09.2021 в 04:45:
      Всего комментариев: 1758
      Приведенные вами линки совсем не на нашу тему. Вы сами-то то их открывали? Все излученные радиоволны в итоге уходят от Земли и излучаются в космос. Иначе говоря, Показать продолжение
      Рейтинг комментария: Thumb up 4 Thumb down 4
      • someone - 13.09.2021 в 06:19:
        Всего комментариев: 609
        В тысячи раз яркость выросла - по сравнению с чем? От чего ведём отсчёт? Если сравнивать с полным отсутствием излучения 150 лет назад, то надо вообще делить на Показать продолжение
        Рейтинг комментария: Thumb up 3 Thumb down 2
        • redactor - 13.09.2021 в 08:28:
          Всего комментариев: 1758
          В тясячи раз по сравнению как раз с фоновым излучением. От тысяч гроз и молний каждый день. Вы сообщаете энергию излучания Солнца во всех диапазонах (точнее нужно Показать продолжение
          Рейтинг комментария: Thumb up 1 Thumb down 4
  • Андрей - 12.09.2021 в 22:00:
    Всего комментариев: 38
    Прекрасные статьи. Но не очень понятно, почему они объединены в одной публикации, предложенной к единой оценке. Единственное, что резануло - это антипольские Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 3 Thumb down 2
    • redactor - 13.09.2021 в 04:34:
      Всего комментариев: 1758
      Конст. Крылов был (поскольку умер лет 7 назад) ярким русским националистом. Посему вами отмеченные фразы есть дань этой его яркости. Но и он признавал огромность Ст. Показать продолжение
      Рейтинг комментария: Thumb up 4 Thumb down 0
  • Greg Tsar - 12.09.2021 в 22:28:
    Всего комментариев: 49
    "древними [?] инстиктами" = "дремучими инстинктами"
    Рейтинг комментария: Thumb up 0 Thumb down 1
  • ВС - 13.09.2021 в 03:47:
    Всего комментариев: 343
    Спасибо, Редактор! Прекрасные тексты. Позволю себе напомнить "Сумму технологии", изданной в 1968 году, и последний сборник текстов "Раса Хищников", написанный Лемом в Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 1 Thumb down 3
    • redactor - 13.09.2021 в 04:24:
      Всего комментариев: 1758
      Спасибо, Владимир Михайлович, "Сумма технологии" - книга с великими прозрениями Лема. Он там явил себя большим знатоком самых разных разделов науки - особенно Показать продолжение
      Рейтинг комментария: Thumb up 3 Thumb down 2
  • ChP - 13.09.2021 в 04:55:
    Всего комментариев: 389
    Конвоир поляк держался аристократически: он ни на кого не обращал внимания и забавлялся тем, что сморкался на пол, очень ловко пользуясь большим пальцем правой Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 2 Thumb down 2
  • Виктор - 13.09.2021 в 16:02:
    Всего комментариев: 209
    Спасибо за статью, очень интересно, особенно прямое свидетельство. Солярис Тарковского всегда казался очень слабым, типа полная фанера, теперь окончательно стало Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 2 Thumb down 1
  • net - 15.09.2021 в 03:11:
    Всего комментариев: 470
    Как не хватает КК...его статей, подросткового кайфа от чтения...
    Рейтинг комментария: Thumb up 1 Thumb down 2

Добавить изображение