К оглавлению >>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>

Новелла Матвеева

В полношный шас
(Сонет на опыты над русским языком)

«Молочник» был, а стал «молошник».
(Пустует – вот он и грубит!)
И торжествует «полуношник»,
А «полуночник» позабыт.

И я приёмник выклюшаю,
Штоб высказаться напрямик:
«В полношный шас по молошаю
Не шастай, шокнутый штарик!»

Когда бы вся Периферия
Заговорила через Центр,
Кто не вскричал бы: «Вот Россия!»
Но и один людской процент

На том наречьи не гуторит,
Которому Столица вторит!


Открытое письмо жителей
периферии столичным штучкам

Я телевижор выклюшаю.
Пушкай я шокнутый штарик,
Но жа бажар я отвешаю
И так шкажу вам, напрямик:

Пушкай нарешием поштылым
Периферийные звушат,
Но мы швоим швинячим рылом
Не лезем в ваш калачíый ряд!
Мы вше гуторим тут ш акшентом.
Вшё потому, што и шейшас
На девяношто шемь прошентов
Нет штоматологов у нас.

Blackout
(подражание)

Какой большой ветер
Напал на Сиэтл!
Вдруг тьмой накрыл город,
Как запахнул ворот.

Порвал к чертям провод.
Счастье ребятишкам:
У них опять повод
Не раскрывать книжки.

И при свечах ужин,
Огонь от камина.
И ветер снаружи
И отблеск графина.

Крадётся в дом холод,
И гаснет полено,
И в темноте голо
Колышатся стены.

А в десять – зевота
И сон такой сладкий.
Пусть где-то – работа,
Пусть там – лихорадка.

А утром – будильник,
Нет на плите чая.
Тёплый холодильник,
Вода – ледяная.

И вновь весь день гонка.
Звонки, счета, числа,
Таблицы, колонки.
И об одном мысли:

Скорей бы вновь вечер.
Пусть всё кругом стынет,
Но на столе свечи
И брёвна в камине.

Евгений Винокуров

Роковые сюрпризы
Мне некогда учиться и влюбляться,
Ни водки выпить, ни поесть ухи.
Работа у меня такая, братцы:
Ходи тут и вынашивай стихи.
Тяжёлый труд, не на куриных яйцах
Сидеть. Не в Подмосковье с рюкзаком,
Не на велосипеде покататься,
Не в «лотос» сесть, не помахать серпом.
Труд каторжный – моя литература,
Ходить, томясь, ни разу не присесть.
Таблетку в полночь, чтоб температура
Равнялась ровно 36,6.

И вдруг – пошло! А резь, как при колите!!!
Но что такое, на кого пенять?!
Не то яйцо подсунули в Главлите -
Пародия проклюнулась опять.

Ностальгия

Вы знаете, где у отличниц
Бывают пятна от яичниц?
А там же, где и у зануд,
Откуда ноги ... Да, вот тут.
Вы – лось сохатый? Нет, я - сошка,
Поэт на выходных ролях.
Вы вирус? Нет, я - мандавошка,
Я просто вырос в тех краях.
==================================

Терпи, бумага!
Давно сказал себе: не трусь
ни дыр басистых, ни отверстий.
Я смерти тоже не боюсь,
до тошноты уж насмотрелся.
Âновь с беспощадной наготой
стою, как на краю могилы.
Она идёт ко мне! С косой!
Качает розовым кормилом.
В туннель вползает мой состав,
в дыру, в нору, в прореху мира,
как в устье узкое удав,
как в рану острая рапира.
Что хочешь, с «поездом» рифмуй,
в похабном слове нет юродства.

Лев Лосев как поэт, не хуй!
Но ... удивительное сходство.

Без руля, без компаса и без парусов.
Двадцать тысяч лье, как мгновение.
Мировой океан вышел из берегов
впервые со дня творения.
Капитан, вечно пьяный, в дезабилье,
был комичен он до сумасшествия
м не знал иностранного слова «лье»,
как не знал я слова «последствия».
«Посмотрите, - кричал я, - он жалок и гол,
проиграем мы эту регату.
Если был бы у нас капитан хохол,
вы пристали б давно к Арарату».

"ВСЁ ВПЕРЕДИ"

Сексологи пошли по Руси, сексологи!
В.Белов

Где прежде бродили по тропам сексоты,
сексолог, сексолог идет!
Он в самые сладкие русские соты
залезет и вылижет мед.
В избе неприютно, на улице грязно,
подохли в пруду караси,
все бабы сбесились – желают оргазма,
а где его взять на Руси!


Всё позади

Россию любил я почти до икоты,
Священный её идеал.
И в самые сладкие русские соты,
Как трутень, не раз залезал.

Всю юность провёл я в трудах каждодневных,
До донца вылизывал мёд
И бабы кричали истошно в деревнях:
«Ой, девоньки, Лосев идёт!!!»

Забыл в беззаветном служенье отчизне
Про грязь деревенских дворов,
И прожил неоргазмизованой жизнью
Без малого сорок годков.

Я вырос и понял, что жизнь непролазна,
Мне фарт не найти на Руси.
Там органов много, но нету оргазма,
А членские взносы – взноси!

Прощай же, Россия, и звон твой гуслярный,
Соборы, каналы, кресты.
Я членские взносы взносил регулярно,
А чем мне ответила ты?

Интимную жизнь мне руками не троньте,
Хозяином стану судьбе.
Начну оргазмический цикл в Vermont’е,
Свой орган держа при себе.

Но здесь обнаружил другие услады,
Другую интимную life.
Тут вносят, представьте, не взносы, а вклады
И ловят от этого кайф.

Себя проклинаю: «Уехал куда ж ты,
Чего ж не жилось на Руси?»
Здесь если в оргазме я скорчусь однажды -
Подохнут в пруду караси.

Есть обычай у русской поэзии
(Мне рассказывал русский поэт):
Жечь с утрянки на голову трезвую
Весь ночной поэтический бред.
Выйду на берег. Клёво и вёдрово,
Подсекаю строку за строкой.
Растекаюсь не мыслию по древу,
А по чистой бумаге – водой.
Стих растягиваю каучуково -
Уж такое моё ремесло.
Всухомятку мычу я и хрюкаю,
А добавлю воды – и пошло.
Напишу про кораблик, излучины,
Воробья опишу в гамаке.
И извилины, словно уключины
Заскрипят в пересохшей башке.
Распишу твою линию каждую,
Этот женской руки алфавит.
Не мори поэтической жаждою,
Ставь на стол долгожданный лафит.
Хорошо получилось, разваристо!
Поэтический коагулят.
Спички в шкаф положите, пожалуйста:
Эти рукописи не горят!
За окошком моим - диорамою
Бузина, колосится пшено.
Дядька киевский с телеграммою
Отразился зачем-то в трюмо.
Не снести зазеркального ракурса,
На траву нагишом упади.
Это яблоки? «Нет, это кактусы,
И пощады от них ты не жди».
Наваляли сто строчек – и ладненько!
Что глядишь, мой ковёр теребя?
Это облако? «Нет, это дяденька-
Пародист ожидает тебя».

Чтобы не было мучительно больно...

Окончен путь, пришёл финал,
Я понял сразу, что попал.
В аду не грешников стенанья -
Здесь мучают воспоминанья!
Мгновенья те, когда не смог,
Мне серой жгут больной висок.
Все те, кого я упустил,
В саду, в лесу и у перил,
В пути, в гостях и тёмном море,
На люстре, в ванной, на заборе...
Таких две жизни за одну,
В которой чью-нибудь жену
Хотя б единственный разок,
Я променял бы, если б смог.
Ах, как бы я сейчас воткнул
И там три раза повернул...

Какая пошлая беспечность,
Ведь впереди, о, Боже! – вечность!!!
Котлы здесь есть, но час который
Не знает истопник нескорый.

Да, быть в аду – совсем не сахар,
Когда всю жизнь прожил монахом.

Зовут нас агитпункты, виси, кумач, виси!
Я слушал репродуктор под грохот ВВС.
Раскаты Левитана, портреты на стенах!
Через года и страны, я снова на бобах.
Проложен путь мой прямо в хороший комсомол!
Но ... творческая драма, опять я бос и гол.
Не приглашает Шарый на запись передач,
Иссякли гонорары за стадион и мяч.
Не проживешь свободой, дела нехороши...
Возьмусь за переводы твои, Туркменбаши!
Стоишь на страже вотчин, как на передовой,
Для нас ты - добрый отчим, ты нам – отец родной!!!
Суровые порядки нам душу веселят,
Я запишу в тетрадку: «Здесь будет город-сад!»
Пусть твой оклеветали многопартийный съезд.
Ах, money мои, money, вас невозможно без...

2005

Рита Бальмина

Ужас всамделишный

Я в городе неродном
Лежу на кровати узкой.
На кухне - кати хоть шаром:
Ни выпивки, ни закуски.
А мне бы сейчас - гуляшей,
А мне отбивную бы с кровью.
Все думы - о бывшей своей,
О той, что умела готовить.
Но скоро придёт жена,
Свиные неся сосиски.
Закашляюсь, чтобы она
Не подходила и близко.
И тускло глядят зеркала,
Покрытые пылью вчерашней.
Она ещё не дошла,
А мне до беспамятства страшно.

В объятья первого хамсина
От страсти стонущей Далилой
Упала стерва-Палестина,
А я - в твои объятья, милый.

Для ночи догола раздета
Луна - бесплатная блудница
На бледный пенис минарета
От вожделения садится.

Дрожат у пальмы в пыльных лапах
Соски созвездия Змеи,
И всех моих соперниц запах
Впитали волосы твои.

И я не понимаю снова:
До коих пор, с которой стати
Я все тебе простить готова
Под неуемный скрип кровати.


Страсти по хамсину

Ночами жаркого шарава,
В тумане жёлтом боги слепы
И Ханаанская шалава
Как сводня землю сводит с небом.

Вот Дева нежная у пальмы
Запуталась в мохнатых лапах,
Персей касаются нахально
Полунагие бао-бабы.

Луна садится по-турецки
Извивом бледной спирохеты
На кружевные арабески
Обрезанного минарета.

Там Андромеды эллипсоид
Вовсю седлает Козерога,
И метеор-сперматозоид
Вползает в лоно синагоги.

Ночами, стоя на коленях,
Я размышляю, как некстати:
Во мне кипит стихотворенье,
А ты опять скрипишь кроватью.

История, сердцу знакомая...

Когда кончаются идеи
И истощаются сюжетцы
Уносит в неба эмпиреи
Поэта выспреннее сердце.

В слепом гону по Млечным тропам
Летят Пегасы-иноходцы.
Луна флиртует с небоскрёбом,
И об него небоскребётся.

Там Вероника с Водолеем
Власы забросила на спину,
Бесстыжая Кассиопея
Корму подставила Дельфину.

Перистых облаков перины,
Как койки грязного вертепа.

Поэтам странные картины
Порой показывает небо.

Василий Пригодич

============================

Осушу в сердцах бутылку,
Оседлаю без проказ
Свою хворую кобылку
По прозванию Пегас.
Строчки бьются в лихорадке
(Неудобно без седла),
И ужалила лошадку
Моя рифма, как пчела.
Понесла она понуро:
Стих - то боль, то соль, то штамп,
Спотыкаясь на цезурах
И проваливаясь в ямб.
Здесь мораль без эпилога:
Коль лошадка без вожжей,
Попроси убого Бога
Пожалеть читателей.
5 августа 2006 г. Сиэтл.

Памяти Василия Пригодича

(С.С. Гречишкин, скончался 3 декабря 2009 г. в 62 года)

Ушёл Сергей Сергеевич Гречишкин,
Хранитель века и служитель муз.
Ни сборников, ни вёрстки, ни сберкнижки
С собой не взял. Ненужный этот груз.

Его страда закончилась земная,
На горизонте - новые огни.
Предстанет скоро пред вратами Рая
И знаем мы: раскроются они.

Свободен, одинок, самодовлеющ,
Ни немочи, ни хвори, ни обид...

Завидую тебе, Сергей Сергеич!
Покойся с миром, Бог тебя хранит.

Александр Габриэль

Glove story

Мы сидели в Montreux в городском ресторане,
Доедая остатки борща.
Вы послали мне чёрную фигу в кармане
Из-под алой подкладки плаща.

Я качнул головой в направленьи передней,
Назначая свиданье в ночи.
Вы в ответ тонкий палец, по-моему, средний
Показали на фоне парчи.

Я прочёл вам стихи, строк моих каждый звук вы
Отражали на бледном лице,
Ваши губы шептали волшебные буквы:
Букву «п», букву «о», букву «ц».

В дыму топорном бруклинской шашлычной,
Заклеенной плакатами Ван Дамма,
Моим стихам, ещё русскоязычным,
Внимают бичебрайтонские дамы.
Они косятся волоокопьяно
На строчки в поэтической тетради,
Официант накроет нам поляну
На пыльной глади старенькой «Амати».
Пусть волны где-то полируют берег
И жизнь по узелкам летит галопом,
А нам тапёр слабает на «Гварнери»,
Печаль свою засунувши в синкопу.
Я подпою ему медвежьеухо,
Микроволновку спутав с майкрофоном.
Мне не писать уже как Солоухин,
Но, может быть, я стану Аль Капоном.
Я одеваться буду от Армани
И называться буду крёстным папой,
В манхеттенском шикарном ресторане
Швейцар пальто подаст собачьелапо.
Мне бодигард в камин подбросит чурки,
Сигару присмолит из табакерки,
А я присяду в кресло к Demi Мурке,
Помешивая в рюмке «bloody Мерку».
Забвенья убежит мой дар нетленный
Под страдиварный звук виолончели.

С компьютерною лирою, не остр и не кругл,
Судьбой проYandex’сирован и загнан в дальний Google,
Я по последней модеме одену свой PC.
Ты не ори до одури, и ногти не грызи,
Сотри свою косметику, закройся в неглиже,
Смотри ММ по телику, пока сижу в ЖЖ.
Устал от вечной пахоты, мне нужен передых,
А там единым Yahoo’м побивахом семерых.
Ворвусь на Rambler бурею, не задрожит очко,
И завалю Валуева под кличкою Кличко.
Но мне, судьбы подкидышу, с бутылкою «Агдам»,
Не Ваня Гог подвыпивший, а выпивший Ван Дамм
Попался подлый выжига, бретёр и баламут:
Я постебаться вышел, а меня уже стебут.
Мечу почти в нокауте сухую дробь стиха...
..........................................................................
Oh! You ещё читаете all those che-pu-kha?

Михаил Абельский

В асфальте отразились облака,
И снова в напряжении строка.
Ещё не лето, но предчувствие жары
Напоминает правила игры.

Отражение таланта

На камне высек строчку стихотворную -
И сразу отражение звезды
Я в нём увидел, как в трубу подзорную.
Да, много есть в стихах моих воды.

Я полюбил свою тюрьму:
Решётки на голландских окнах,
Невозмутимую страну
И шум дождя на листьях мокрых.

Гимн новой родине

Пускай решётки на окнах,
Пускай не нажил миллионы,
Её пою я, гордый птах -
Орёл, в неволе прикормлённый.

И сёмга надоела и икра...

И равнодушно провожаю стаю
Гусей, летящих мимо дома моего.

Fall of the Patriarch

Меня ничто уже не возбуждает:
Ни сёмга, ни икра, ни томный вид,
Ни девушек щебечущая стая.
Зачем мне стая, если не стаит?

Пока не требует к поэта
к священной жертве Апогей

Священная жертва

Весь день провёл у телефона -
Ответ готовился держать,
Но, наконец, до Аполлона
Я дозвонился в 5.05.

«Заказ ваш принят, ждите дома» -
Сказала муза сухо мне.
Я весь дрожал, но выпил брома
И успокоился вполне.

Звонок! Какой-то долговязый
Стоит, согнувшись, у дверей.
«Вот прибыл, точно по заказу,
Печать и подпись: Апогей!»

Увы, не вышло бенефиса:
Заместо гимнов и стихир
Он взял пеню за ложный вызов
И долго делал мне надир.
Ты весь в щетине, словно дух нечистый.
============================
Незнакомец

Вдали от шума ресторанного
Сидит поэт, безглас, безух,
И правит образами пьяными
Нечистый и небритый дух.

Скрипят метафоры измученно,
Как недолеченный мениск.
Жена читает закорючины -
И раздаётся женский визг.

Скажи, каким прокисшим овощем
Тобой отравлен был Пегас?
Замолкни, пьяное чудовище,
В твоём vino – не veritas!

Как порою весною с полей утекает говно?

О, воры, вороны и нравы!

Диалог с вороном

Гость ночной, скажи: талантом
Не обижен вроде я?
И какой-то там Ивантер
Мне, конечно, не ровня??

Ты б хотел, скажи на милость,
Ворон мудрый и седой,
Чтоб стихи мои струились
С поля вешнего рекой???

Чтобы их на сцене пели????
Чтоб вошли они в фольклор?????
Чтоб младенцам в колыбели??????...
Рявкнул ворон: "Nevermore!!!"

Александр Логинов

Что за храброе имя Клаус!
Охраняет Клаус пакгауз.
Сорок дней он не спит и не ест -
Ждет от канцлера бронзовый крест.

Что за славное имя Фриц!
В нем мне слышится клацанье спиц.
Это фрау вяжет носочки
Для супруга, сына и дочки.

Что за шустрое имя Вилли!
Он живет в восьмикомнатной вилле.
В гараже у него - новый мерс.
А в садовниках - тутси и перс.

Подражание Александру Логинову

Ах, прекрасное имя - Логинов!
Громогласное, русское, строгое.
И стихи у него виртуозны
И такая же точно проза.

Что за стройное имя - Горбатов!
И ума у него две палаты,
И словарь он живой, и ликбез.
Видно, Диму попутал БЭС.

А какая фамилия - Лебедев!
Жить и жить бы, спокойно, без терниев,
Но он к несправедливости чуткий
И клюют его гадкие утки.

Что за громкое имя - Абельский!
Среди лучших поэтов славится.
Пусть не самый из них даровитый,
Но он первый зато в алфавите.

Что за чудное имя - Долгов!
Он - буддист, не имеет врагов.
Но коль не прекратит баловство,
То враги поимеют его.

Что за славное имя - Виктор!
Он писатель весьма плодовитый:
Нам про водку и про Михоэ?лса
Всё напишет, пусть кто раскошелится.

А фамилия у Сердюченко!!!
Это ж - золото, а не бесценка.
Он живёт своим огородом,
Окружённый любимым народом.

Что за пышное имя - Лавров!
Он и телом, и духом здоров.
Ум широк, словно кровля у клёна,
Да и пишет о вечнозелёном.

Это звонкое имя - Рубенчик!
Грозный муж, а не трепетный птенчик.
Голос - слаще архангельских труб,
Рейганосец и бушелюб.

Что за яркое имя - Клёсов!
Гениален во всём, без вопросов.
Только вот гениального Клёсова
Всё народ окружает бросовый.

Очень строгое имя - Строганов!
А умища какого глубокого.
Он - байдарочник и скалолаз.
Кстати: роду старинного, да-с.

Музыкальное имя - Избицер!
Яснолобый и румянолицый.
Его ум - как живой камертон
И всё время вибрирует он.
Имя грозное - Юрий Сварогин!!!
Сон испортил, наверное, многим.
Ох, драчлив во хмелю и бодлив наш Сварог,
Но, спасибо жене, Бог не дал ему рог.

Полновесное имя - Кукин!
Рыцарь логики, витязь науки.
Жизнь его - словно водораздел:
Крест не снял и трусы не надел.

Что за древнее имя - Глинка!
Как посмотришь - так небо с овчинку,
Взглянешь снова - охватит ознобом:
Ну велик же он под микроскопом.

Имя знойное - Игорь Южанин!
Он не то, чтобы вовсе бездарен:
Икра Божия теплится в нём,
Только не возгорается пламя.

Ах, какая фамилия - Су?си!
С этим строить не будем иллюзий,
У него есть всегда для народа
Хуки, свинги и опперкоты.

Что за славное имя - Багац!
А умён - это полный абзац:
Пусть окончил он курс не в мехмате,
Но университеты - в стройбате.

О, славнейшее имя - Андреев!
Он приятен, как орден на шее,
И в масштабе велик всесоюзном...
Но сегодня не будем о грустном?

Вот прекрасное имя - Гиматов!
И в кредитах сечёт, и в балансах,
И вообще - во всемирных финансах,
А живёт, как и все - на зарплату.

Очень громкое имя - Надежда!
Папу читывал даже невежда,
Пращур вовсе был - Н.Кожемяка.
Результат перед нами.
Однако...

Ах, кудрявое имя - Латынина!
Вот - с медалями золотыми она...
Впрочем, нет! Та была ведь Лариса,
А не эта безмозглая крыса.

Билли Ширз
Холодильник был набит до предела: мясо, рыба, фрукты, зелень, сыры, масло, молоко, сметана и тд и тп. Три баночки черной икры, укутанные в супремартовский макет и запечатаные скотчем, были неприкосновенным представительским запасом, который Н. использовал в самых исключительных случаях. Так вот, Евтушенко в холодильнике практически ничего не тронул - просто слопал три баночки этой самой икры.
Евг.Евтушенко
Мне кажется сейчас -
я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
====================================
Захождение в образ

Мне кажется порой - я иудей,
Вот я бреду по знойному Египту
И правды не найти мне у людей,
Что прячут в холодильник дефициты.

Вам не судить меня, я вам чужой,
Мой гений - своевольный, непродажный.
И вы не смоете всей чёрною икрой
Поэта утреннюю жажду.

Нет, тления мой прах не убежит,
Но дух и плоть всегда шагают порозь:
Мне кажется сейчас - я Вечный Жид,
Над банками икры входящий в образ.

К оглавлению >>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>