СМРАДНЫЕ МЕМУАРЫ

04-10-1997

В журнале "Вестник" продолжается публикация смрадных мемуаров Спиркина "Ровесник советской власти". Судя по ним, речь там идет не просто о "ровеснике", но о "выкормыше", "неразлучном друге", даже о "страстном поклоннике", впрочем нет, эротические метафоры здесь неуместны, и не из-за недостаточной достоверности уже проникших в печать сведений (см. статьи "Обезьяний философ" и "Обезьяний философ продолжает резвиться" Валерия Лебедева в альманахе "Лебедь"). А из-за бесчувственной медлительности героя мемуаров. Не будем путать героя мемуаров с автором, ибо автор мемуаров Спиркина, оказывается, не Спиркин, а дама Анна Тоом, о которой знаем только то, что она была аспиранткой Спиркина. Все это в высшей степени странно - мемуары Спиркина и весь текст идет от его лица , а автор - почему-то некая Анна Тоом.
Как мы помним их предыдущих публикаций, заложенная Спиркиным подруга юности только называлась "любовницей", поскольку он не знал смысла этого слова. Наверное, ничего не вышло и с "надзирательницами" на Лубянке, хотя времени там Спиркин провел более чем достаточно: с июля 1941 года до момента, когда он увидел погоны на генерале Абакумове - он мог их увидеть только в 1943 году, проведя таким образом на Лубянке не менее двух лет. Видимо неплохо отправлял Спиркин роль "наседки", если его столько держали в тюрьме, где для большинства все завершалось за за пару недель.
Может все-таки "тюремный роман" с охранницей или на худой конец с охранником? Но нет, нет! Название "Первая любовь" носит 4-я глава мемуаров, и случилась эта первая любовь в пятидесятых годах, когда автору было уже далеко за тридцать. Высокая, статная красавица по имени Катя Крашенинникова подошла к герою, как водится, в научной библиотеке и вот так прямо и сказала, что хочет у него "консультироваться" Так как далее Спиркин пишет о чрезвычайной чувственности юной особы и об упоительной любви с ней на полу, то, надо думать, под словом "консультироваться" она имела ввиду нечто другое. Кто же пробудил сонную душу (и плоть?) героя?
Первое, что мы узнаем о Кате, это ее находчивость. Указанное свойство проявилось, когда ее спросили:
- Катя, что ты в нем нашла? Ты красавица, а он даже ниже тебя ростом.
- У него есть скрытые достоинства, - нашлась Катя.
То ли скрытые достоинства оказались недостоверными, то ли половая жизнь (спали-то на полу) быстро прискучила, то ли хромало Катино мировоззрение, но помешал счастью супругов гений Сталина. И вот как это случилось.
Написал Спиркин письмо с несколькими вопросами к товарищу Сталину по поводу его гениального труда о марксизме в языкознании. Но смутил коллега:
- Разве может товарищ Сталин написать такое, в чем нельзя разобраться?
В общем струсил Саша и звонит жене Кате:
- Можно я твой обратный адрес укажу?. Ну как бы будет от тебя письмо."
Переписала она письмо своей рукой, и мы отправили".
Вскоре стало выясняться: что письмо понравилось, и супругов могут ожидать какие-то коврижки. Поэтому директору своего Института Философии Академии наук СССР Г.Ф.Александрову Саша сказал с большевистской прямотой, , что письмо они написали с женой вдвоем. Дальше пошло совсем в разнос: предложили Кате в Институте Философии защищать сразу докторскую диссертацию. Диссертацию писали вместе, а триумфально защитилась жена одна. Дальше пошли в несметном количестве банкеты, пируэты, кастаньеты - все Катьке! "Сначала она меня брала с собой, а потом перестала, одна ездила".
Как же так, негодует теперь Спиркин, "Письмо написал я. Подписала она. Я не получал на этом ни пинков, ни привЕлегий" (орфография Анны Тоом). Бог с ними, с привилегиями, они давно съедены, ощупаны и проезжены. Но ведь пинки-то можно бы сейчас конвертировать в твердую и звонкую валюту!
При этом Спиркину не хочется вспоминать, что это он сам переложил на жену ответственность за верноподданое письмо (страх был только в том, что писалось Сталину - Сталину и дифирамбы могли выйти боком), которое было, конечно, вполне добродетельным и не содержало никаких намеков типа "А смыслите ли вы сами, товарищ Сталин, что-либо в языкознании?" Но проколы случались и в этом подходе тоже. А ну как, товарищ Спиркин, все отыгралось бы по другому и обернулось бы не кастаньетами, а кастетами на руках у следователей? Ведь именно в преддверии этого исхода скинули вы, Спиркин, письмо вождю человечества на подпись благоверной. Об этом Спиркин сейчас забывает.
Естественно, что стерпеть унижение от славы Кати, когда писал чудесное письмо сам Спиркин было бы, как нам кажется (может быть и неправильно), полным "субъективным идеализмом" (что это такое Спиркин, по его словам, понимал), и брак распался, как союз с меньшевиками за полвека до того. Так что может и правильно товарищ Сталин назвал этот тип идеализма "меньшевистсвующим".
По нашему мнению, мог Спиркин дать партийную оценку поведению жены, но поостерегся, не дал. Видимо в иерархии ГБ супружница уже обошла суженого тоже. Зато когда Сталин сыграл в саркофаг, Спиркин вплотную насладился и развенчанием супруги, и снятием ее с должности зав. кафедрой немецкого языка. При этом ему как-то не приходило в голову, что все дурное в жене воспитано им же самим, разве что кроме нахальства - вспомните, как она впервые подошла к нему в библиотеке.
"И еще... Лет десять назад это было. Я уже руководил лабораторией биоэнергетики, где мы изучали парапсихогические явления в людях, обладавших экстрасенсорными способностями. Прихожу как-то в лабораторию , смотрю - она стоит у дверей." Но, видимо, взору Спиркина предстала уже далеко не красавица. Так что: "читаю я ее заявление, улыбаюсь. Она забрала заявление и молча вышла. " Я хорошо представил себе эту мстительную улыбку и легко поверил в слова Спиркина, что "Больше я ее никогда не видел".
Заместительницы у Катьки появились очень быстро. Буквально в траурные дни прощания с отцом народов Спиркина уволили с должности декана факультета за то, что он в трагическое для всей страны время держал какую-то студентку на коленях. Спиркин утверждает, что так показалось ревнивой секретарше, внезапно заглянувшей в его кабинет, а на самом деле студентка лишь наклонилась к своему декану. Но и наклона оказалось достаточно, ибо вскоре Спиркин на этой студентке, как честный человек, женился.
Цитата:
"Умер Сталин. Я дежурил в кабинете директора. Пришла ко мне Майя Николаевна (Майя Николаевна Лобанова- Спиркина, жена Александра Георгиевича, в те годы была студенткой Педагогического института - прим. автора мемуаров). Стояла она возле стола и слегка наклонилась ко мне. А в это время вошла секретарша, и eй показалось, что Майя Николаевна у меня на коленях сидит. На следующий день вся партийная общественность была в сборе? Как же?! Умер вождь народов мира? А Спиркин со студенткой веселится? Такая глупость, такая нелепость - ни доказательств, ни анализа?.. И я снова без работы".
Одна цитата, а столько свежего... Очень тонок намек на ревнивую секретаршу, ибо таким всегда кажется, что только они должны сидеть на коленях начальника. Вторая тонкость - возмущение Спиркина по поводу отсутствия анализов. Какой именно анализ хотелось бы иметь Спиркину в этой ситуации, когда оскорбленная в своих лучших чувствах секретарша несется в партком? Анализа слюны студентки и ее декана, волос? Еще каких-то суспензий?
Но у старого кадра Спиркина такие коллизии кончаются, как всегда, с повышением. Тут же он получил телеграмму из Большой Советской Энциклопедии и был принят (без официальной реабилитации за отсидку в военные годы!) туда на работу. А потом стал замглавного редактора Философской энциклопедии.
Как все мы помним, распад всякого общества сопровождается если не расцветом - цвести там обычно нечему - то хотя бы преуспеянием всех форм мракобесия и солипсизма. Не был исключением и распад советского общества. Как грибы после дождя, росли квазинаучные, полуинтеллектуальные, метафизические лабораторийки, отдельчики и центришки, где что только не изучалось. Изучалось влияние полтергейста на поведение металлических конструкций, роль нечистой силы в стимуляции жизненных радостей у разведенных супругов, лечение рака с помощью парапсихологической индукции, розыск трупов лозоходцами, контакты с инопланетянами, выход в астрал и т.п.
Наряду с новыми звездами (Чумак, Кашпировский), высовывались потихоньку и старые, подчас увешанные учеными званиями и регалиями. К их числу принадлежал и Спиркин - не под одной авторитетной врезкой к чему-то экстрасенсорному и трансцендентальному я встречал его фамилию - удачный поворот для автора приводимого В.Лебедевым списка в высокоученых марксистских книг бывшего диалектического материалиста!
Участие в редактировании философской энциклопедии Спиркин считает главным трудом своей жизни. Среди героев его мемуаров немало авторов этого издания. Но как-то поразительно плоски и убоги эти герои! Например, академик А.М.Деборин, ученик и секретарь Плеханова, у которого Сталин консультировался по вопросам философии, а "потом решил его убрать". Но почему-то Сталину это сделать не удалось, поскольку Деборин уже после Сталина умер от рака. За два дня до смерти он "исповедовался", по словам Спиркина, в академической палате, говоря: "Всю жизнь мечтал написать книгу, где бы я доказал на огромном фактическом материале идею того, что все ручейки мирового исторического процесс, сливаясь в единый поток, неизбежно ведут к коммунизму."
Это была его исповедь".
Одно из трех: или Спиркин не знает, что такое исповедь ( в конце концов, слово это реже встречалось, чем слово "любовница", да еще учитывая проводимую коммунистами борьбу с религией), или сказалось старческое слабоумие академика Деборина, или ... Деборин говорил что-то другое. Ибо говорить о неизбежной победе коммунизма вменялось Деборину в служебную обязанность, что он и делал всякий день, а на исповеди он должен был сказать что-то более сокровенное и менее избитое. Правда, "фактического материала" всегда недоставало, но Деборины этого деликатно не замечали, а Митины (другой академик-философ, упоминаемый Спиркиным) возмещали враньем. Кроме того, "идея того, что" - это типично спиркинский оборот, вряд ли Деборин, ученик Плеханова, мог так сказать даже на пороге смерти, даже за этим порогом! А может старику привиделось, что он говорит с "наседкой"?
Философских суждений в воспоминаниях Спиркина не густо, но они попадаются. Например, "любовь " Спиркин считает "болезнью души", то есть формой сумасшествия, ссылаясь при этом на Гиппократа и Монтеня. Мыслители, разделенные двадцатью веками, звучат у Спиркина на манер соавторов. Не правильнее ли было признать абсолютный приоритет Гиппократа перед Монтенем и сослаться только на первого? Да и то не стоило бы, ибо от Гиппократа не осталось текстов и говорил ли он про любовь, которая есть болезнь души - неизвестно. А Монтень, - о, Монтень - он кажется, заменил Брежнева: без ссылок на него некоторые редакции материалы не принимают. И уж не важно, говорил подобное про любовь Монтень, или нет. Вряд ли. У него в "Опытах" и раздела-то о любви нет. Есть - "О родительской любви", но там о болезни души - ни слова.
Прибережем иронию для последней части мемуаров Спиркина, ибо ее предметом и должна стать, скорее всего, вышеупомянутая биоэнергетика. Подождем!

Комментарии

Добавить изображение