ЗАПАД ХОТЕЛ БЫ ПРОДЛИТЬ СВОЮ "СЛАДКУЮ ЖИЗНЬ" ЗА СЧЕТ РОССИИ

Продолжение дискуссии, начатой в ЛЕБЕДЕ N 25 "Россия в условиях стратегической нестабильности"

Российское государство попало в ситуацию стратегической нестабильности. Не случайно все обещания, даваемые в самых высоких инстанциях, стабилизировать ситуацию через месяц, через полгода, через 500 дней и так далее, равно как и меры, им сопутствующие (как правило, конъюнктурные), дают эффект бумеранга; страна погружается в пучину нестабильности, следовательно, мы имеем право определить ее как стратегическую. Речь идет о каком-то системном кризисе, который затрагивает не отдельные частные сферы - экономику, политику, культуру. Нет, ныне в кризисе находится социум в целом.

При этом наш общенациональный кризис протекает на фоне глобальной, общемировой нестабильной ситуации. Иными словами, дестабилизирующие факторы заведомо превышают возможности национальных систем управления. Поэтому всякие попытки национальной системы управления стабилизировать ситуацию ни к чему не приводят.

Я думаю, что наряду с вызовом политическим имеет место методологический вызов нашему привычному государственному мышлению. Полагаю, что несчастливые исходы наших реформ сегодня в значительной мере связаны с их методологией. Наши реформаторы мыслят в духе оптимистического фатализма. Они полагают, что прошлое всегда хуже будущего, которое как-никак гарантировано законами истории, пресловутыми закономерностями прогресса и так далее. Вот в перспективе этого гарантированного будущего наши радикал-реформаторы разрушают наследие, полагая, что главное - расстаться с проклятым прошлым, а светлое будущее не замедлит явиться. Эта реформаторская деятельность в парадигме гарантированного прогресса, или гарантированного будущего, представляет источник очень многих бед. Я думаю, что сегодня реформатор должен рассуждать не в парадигме Маркса, а в парадигме Винера, отдавая себе отчет, что хаос значительно более вероятное состояние, чем искомый "новый порядок". Данное предостережение необходимо не для того, чтобы вовсе обескуражить реформистов, но для того, чтобы внушить им недостающую историческую ответственность и осмотрительность.

Теперь, что касается конкретных фактов нестабильности. Разумеется, главным фактором нестабильности является внутренний. И я думаю, что основной причиной нашей внутренней нестабильности является нарушение того консенсуса, который всегда поддерживало наше государство. Я имею в виду консенсус сложного государства. Крестьяне тогда исправно несли свои повинности, когда они знали, что дворяне защищают Отечество и рискуют жизнью. Как только дворяне получают закон о вольности дворянства, а повинности крестьян растут, консенсус оказывается нарушенным. Беда в том, что наши реформы постоянно нарушали консенсус. Д.П.Кончаловский прекрасно об этом сказал применительно к петровским реформам. Он отметил, что попытки Петра "пробиться в европейский дом" означали европейский дом для высших классов общества. А для низших - прямо противоположное движение: к усилению крепостной зависимости, к бесправию, к азиатчине. Кажется, мы имеем все основания подозревать, что и сегодня наша реформа обернулась тем же самым эффектом противоположных направлений движения. "Новые русские" идут в европейский дом, а "старые русские" загоняются в гетто такого бесправия, такой нищеты, какой давно не знала история России. Я думаю, что это нарушение консенсуса вызвало тотальную дестабилизацию.

Я хотел бы сказать и о другом нарушении консенсуса - между интеллигенцией и народом. Наша интеллигенция традиционно мыслила в рамках христианской парадигмы не только сочувствия к обездоленным, но и христианского обетования "нищим духом", ожидаемого торжества над сильными, наглыми, преуспевающими. И вот, до тех пор пока этот христианский архетип жил в сознании интеллигенции, сохранялся настоящий консенсус между нею и народом. Я думаю, какая-то деформация духа исподволь готовилась давно, первые проблески этого духовного кризиса ощущаются приблизительно в 60-х годах прошлого века. Когда появляется так называемая прогрессивная интеллигенция, которая любит свое Отечество при одном условии, что оно само прогрессивное. Любят Отечество по некоему историческому расчету. Если собственная страна самая богатая, самая преуспевающая и указывает путь всему человечеству. Если же подозревают, что это не так, то начинают презирать свою страну, а кончают прямой ненавистью, называя ее оплотом "мировой реакции". Отсюда уже недалеко до ленинского тезиса "главный враг - в собственной стране" и до пожелания поражения собственному государству в войне. Либеральную идею о гражданской самодеятельности и неподопечном существовании, об индивидуальной морали успеха наши современные западники оторвали от ее христианского (протестантского) контекста, соединяющего успех с добродетелью, и поняли как оправдание преуспевания любой ценой.

Непреуспевающие не имеют алиби, а если их большинство - тогда уже народ не имеет алиби: его начинают подозревать в плохой наследственности. Интеллигенция, нарушившая условия консенсуса с народом, со временем будет готова оправдать насилие власти над "незадачливым" народом.

Идейный кризис протекает в условиях неравноправного диалога цивилизаций: западной и нашей, "российской". Первыми "вестернизируются" верхи общества, нарушая принцип единой общенациональной судьбы, общенациональной перспективы. Я вспоминаю А.Глюксмана (французский "новый философ"), который еще в 1975 году говорил о том, что правящая советская элита потихоньку уже вестернизировалась. Она ведет западный образ жизни, исповедуя западные ценности, но это большая партийная и государственная тайна, это некая эзотерика - народ не должен об этом подозревать. То есть народу предназначалось соблюдать аскезу "советского образа жизни", но правящая верхушка давно уже вела западный образ жизни. Таким образом, нарушение консенсуса, восстановленного после 1917 на "азиатской" основе, осуществлялось давно.

Наряду с этим языческим соблазном "сладкой жизни", предназначаемой избранным, посвященным, имел место и другой соблазн, который также связан с "неэквивалентным" информационным обменом с Западной цивилизацией и принимает форму ожиданий очередного утопического "великого скачка".

Скажем, когда большевики в 17 году разваливали фронт, армию и государство, они это делали в ожидании мировой пролетарской революции на Западе. Они высмеивали заботы "буржуазного сознания" о границах, фронте и государстве, потому что полагали: уже завтра мировая пролетарская революция автоматически "снимает" вопрос о границах, о защите Отечества и так далее. Я думаю, наши правящие реформаторы попали в такую же точно ловушку. Началось, конечно, с Горбачева, с его "нового мышления", а затем вылилось в нетерпеливое ожидание вхождения России в европейский дом, который, как земля обетованная, снимает все преграды, все тяготы, висевшие над страной. Заботы о границе, о безопасности, об армии и военно-промышленном комплексе осуждались как пережиток имперского мышления, совершенно неуместного, когда мы вступаем в новый мировой порядок, а Россия становится членом европейской семьи. Большевики в свое время обманулись в своих ожиданиях мировой пролетарской революции, их пролетарский интернационализм обанкротился, и они вынуждены были провести у себя гигантскую чистку, уничтожить интернационалистов и стать национал-большевиками, каким, например, был Сталин. Вот такая неожиданная инверсия произошла. Я подозреваю, что нашим правящим демократам предстоит пережить подобную же инверсию. Россию сегодня "европейский дом" не принял (это доказывается расширением НАТО) и для того чтобы сохранить свою власть (я думаю, альтернативы у них нет, в России, вы знаете, почетной отставки не бывает: теряя власть - теряешь все), деятели правящего режима вынуждены будут, подобно большевикам, стать империалистами, националистами, русскими великодержавниками. Вчера они говорили о европейском доме, о мире без границ, завтра они станут национал-патриотами. Вчера они защищали местные суверенитеты "без границ", широчайшие автономии, завтра они станут державниками, централистами, наследниками Ивана Калиты. Я уверен, все эти превращения неизбежны. Разумеется, эти инверсии будут сопровождаться крупными политическими разборками и немалыми политическими последствиями. Я думаю, уже завтра мы с этим столкнемся.

Здесь я хочу высказать свое предположение о некой стратегической игре Запада в ущерб России. Я читал материалы Парижского института стратегических исследований, там прямо говорилось, что у западной цивилизации есть два долговременных противника - это мусульманский мир и Россия. Сегодня, когда читаешь статью Хантингтона, где он прогнозирует неминуемое столкновение цивилизаций и делает особый акцент на столкновении мусульманства и славянства, возникает подозрение, что Запад решил "переадресовать" и столкнуть друг с другом опасных для него противников. Я думаю, такая стратегическая цель все-таки есть, и с этим связана главная проблема национально-государственной безопасности.

Рассматриваемая с этих позиций, наша национально государственная безопасность должна быть изучена в гуманитарном измерении. Прежде чем говорить о едином экономическом, технологическом, информационном пространстве страны, надо понять, что лежит в основе всего. Я думаю, это - единое духовное пространство, связанное с надэтническим текстом, с великой письменной традицией, связывающей малые народные (этнические) традиции. В свое время коммунисты предложили стране единый надэтническии текст в виде своей идеологии и тем связали распадающееся пространство. Кстати, общенациональное воодушевление (нацию я здесь понимаю как политическую категорию, обозначающую суперэтническую общность, живущую на единой территории), бесспорно имевшее место в августе 1991 года, было связано с готовностью принять либерально-демократическую идеологию в качестве новой великой письменной традиции. Однако своекорыстие элиты, лишившей процессы приватизации и другие реформы их общедемократического содержания, навязавшей стране номенклатурно-мафиозную "приватизацию", дискредитировало новую нарождающуюся традицию. Поистине мы имеем дело с настоящей трагедией народа, который трижды на протяжении XX в. сталкивается с "обманным" характером великих письменных (надэтнических) традиций, будь то официальное православие дореволюционного режима, коммунистическая идеология или, наконец, современный радикал-либерализм. В таких условиях активизируются крайне архаичные структуры доцивилизационного типа этноцентризм, изоляционизм, шаманство и магия в разных формах, готовность к войне всех против всех. Для того чтобы обуздать этих демонов, необходимо напряженнейшее духовное, историософское творчество, связанное с восстановлением единой общенациональной перспективы, общенационального консенсуса по поводу некоторых базовых ценностей и принципов жизнестроения.

Только примитивный европоцентризм пользуется грубой дихотомией "западный цивилизационный центр и варварская периферия мира". Современное культурно-историческое сознание открыло, что мир включает множеством высокосложных цивилизаций, каждая из которых ведет борьбу с варварством и изживает его своими средствами. Европоцентричный гегемонизм не только несостоятелен и недемократичен по существу, обрекая незападные народы на пассивную роль эпигонов. Он опасен для нравственного здоровья этих народов, так как внушает им комплекс неполноценности, занижая их самооценки. Реакцией на это зачастую становится неумеренное националистическое бахвальство. "Внутренний расизм" наших современных западников не только подрываете духовное здоровье нации, базирующееся на внутреннем самоуважении, но и ee политическое единство, порождая расколы по линиям "просвещенные верхи - темные низы", "западническая элита - туземная масса", слои и регионы, пригодные для приема в "европейский дом" и безнадежные в этом отношении, и т.п. Внутренний расизм служит идейно-психологической основой компрадорского комплекса, ощутимо влияющего на некоторые направлениям нашей внутренней и внешней политики.

В заключение мне хотелось бы упомянуть о той точке бифуркации, которую сегодня проходит сама западная цивилизация. Она находится на развилке. Еще недавно западная общественность и ведущие интеллектуалы, в том числе формирующиеся вокруг "Римского клуба", предупреждали о грядущей экологической катастрофе и необходимости, в этой связи, новой постиндустриальной аскезы - экологического самоограничения аппетитов "потребительского общества". Перед лицом глобальных проблем назрела, таким образом, новая духовная реформация на Западе. Как многозначительна в этом контексте реакция на известное "нефтяное эмбарго" арабских стран в 1973, после очередного ближне-восточного кризиса! Когда цены на нефть выросли в 15-18 раз, Запад начал активно перестраивать свою экономику, переходить от энергоемкой модели к наукоемкой. По сути, это был один из вынужденных толчков в сторону назревшей экологической реформации индустриально-потребительского общества. И вдруг неожиданно рушится СССР. Возникает соблазн превратить одну шестую часть земной суши в стратегический плацдарм для того, чтобы продлить существование потребительского общества на Западе. Если Россия не будет защищена, то Запад получает за бесценок наши ресурсы и к тому же еще и место для свалки ядерных отходов. Все это означает для него огромный соблазн продлить существование своего потребительского общества на 30-40 лет с тем, что это будет не только угрожать безопасности России, но и усугублять необратимость экологической глобальной катастрофы. В этом смысле, защищая Россию, мы защищаем и некую глобальную экологическую перспективу. Кстати, надо сказать, что нам с вами надо защищать наши национально-государственные интересы без комплекса неполноценности, связанного с обвинениями в ретроградном характере нашего патриотизма. Нам надо защищать эти интересы в перспективе, в горизонте постиндустриального общества для России и всего мира. В этом состоит еще один подвиг нашей творческой интеллигенции: речь идет о том, чтобы связать судьбы России с судьбами постиндустриального общества, мира в целом. Здесь есть некий парадокс, я в своих работах неоднократно о нем упоминаю. Если миру суждено быть моноцентричным, то есть американо-центричным, то тогда и постиндустриальное общество будет точным изданием индустриальной эпохи, только в более широких масштабах. Но, я думаю, это дурная перспектива для всего человечества. Если же постиндустриальному обществу в самом деле суждено быть постиндустриальным, - с новым статусом духовных факторов, с новой экологической и нравственно-религиозной аскезой, - то тогда русской культуре есть что сказать миру. Я думаю, опять-таки, в этой гуманитарной перспективе очень полезно обсуждать проблемы нашей Родины и то, как ее проблемы вписываются в проблемы всего человечества.

ВОПРОС. Александр Сергеевич, в этот синтез, о котором Вы говорите, Запад входит?

А.С.ПАНАРИН. Нет. Я здесь согласен с Никитой Николаевичем Моисеевым (его выступление - в предыдущем "ЛЕБЕДЕ" - В.Л.), что речь идет о России как особой цивилизации, не западной, а специфической. Речь идет о плюрализме цивилизаций.

Уместно вспомнить, что сам Запад сегодня переходит на эти позиции. Ведь фактически на Западе произошла еще одна духовная катастрофа, связанная с переходом от модернизма к постмодернизму. Вот когда западная интеллигенция, Запад как цивилизация рассуждал в духе модернизма, рисовалась единая общечеловеческая перспектива. Запад верил в единую общечеловеческую судьбу. Иное дело, что понималось это нередко очень примитивно, однолинейно, в духе грядущего процесса тотальной вестернизации и уподобления всех обществ передовому Западу. Сегодня западное самосознание становится иным, постмодернисты внушили ему, что имеется плюрализм культур, плюрализм цивилизаций. Это, конечно, шаг вперед, но Запад интерпретировал это в обескураживающем для нас качестве. Я имею в виду пресловутую концепцию "золотого миллиарда". Есть избранная часть человечества, вот оно войдет в постиндустриальную эпоху, другие цивилизации туда уже не войдут, потому что есть некий экологический барьер, который не пускает другие цивилизации туда, куда Запад прорвался. Так постмодернистское прозрение Запада оборачивается расистским высокомерием по отношению к другим культурам. Признается плюрализм культур, но за этим плюрализмом отрицается общечеловеческая перспектива. Поэтому, я думаю, сам Запад не случайно отказывает нам в приеме в европейский дом, он давно уже решил, что и Россия - особая цивилизация, и нам не худо использовать это признание в своих целях. России предстоит диверсифицировать свою международную политику, развивая активный диалог и сотрудничество не только с Западом, но и с Востоком (в том числе Дальним), с югом и т.п. Это не только поможет восстановлению ее должного статуса в мире, но и укреплению (прояснению) своей цивилизационной идентичности.

ВОПРОС. Что же лежит в основе новых цивилизованных синтезов постиндустриальной эпохи?

А.С.ПАНАРИН. А вот вам в качестве примера Тихоокеанский регион. Он отнюдь не является западной цивилизацией, тем не менее, здесь успешно развивается постиндустриальное общество, которое, используя достижения западной цивилизации по части технологии и прочего, все-таки сохраняет собственные духовные основания, свой тип мотивационных и ценностных установок. Это я и называю синтезом. Тихоокеанский регион образует сегодня особый цивилизационный регион, это особая динамичная цивилизация, может быть, гораздо более динамичная, чем западная. Я думаю, если Тихоокеанский регион сейчас энергично формирует свой уникальный цивилизационный мир отнюдь не копируя Запад, а сохраняя свою цивилизационную самобытность, достоинство и идентичность, то почему же России следует об этом забыть? Почему ей отказывать в подобной перспективе?

ВОПРОС. Вы видите Россию прежде всего как часть Тихоокеанского региона?

А.С.ПАНАРИН. Я просто привел пример Тихоокеанской цивилизации для того, чтобы показать, что нет такой дилеммы - либо вестернизация, либо отсталость. Тихоокеанская цивилизация нам доказывает, что это не так.

ВОПРОС. Если выделить два цивилизационных комплекса - Запад - Тихий океан, - то где Вы проводите границы того цивилизационного комплекса который связывается с Россией?

А.С.ПАНАРИН. Здесь нет некоего педантичного исторического государственного разума, который мог бы четко очертить границы цивилизации Границы цивилизации - это не государственные границы, а социокультурный комплекс. Но, я думаю, что в целом эти границы совпадают с границам постсоветского пространства. Если цивилизация существует энное количеств столетий, она тем самым доказала свою жизнеспособность. Нам не надо быт теми пессимистическими хроноцентристами, которые за пять лет развал полагают, что это развал окончательный. Я так не думаю. Если бы наши отцы 41-м были такими торопливыми пессимистами, какими порой бываем мы, они бы капитулировали сразу же. К счастью, этого не случилось. Россия доказала свою способность быть самостоятельной самобытной цивилизацией, быть "вторым" или "третьим" Римом, и это не вызов России человечеству, а шанс для человечества, потому что главная опасность для человечества состоит в том, что мир станет односторонним, техноцентричным и американоцентричным. Вот тогда его поджидают гораздо более неприятные перспективы. Самая главная творческая проблема - это предложить новый убедительный синтез для объединения славяно-тюркского элемента, катары является иссушен конструкцией нашей цивилизации.

(Продолжение следует)