АНТИСЕМИТИЗМ И НАУКА
22-11-1997
Среди семнадцати эмигрировавших из Германии лауреатов Нобелевской премии был уроженец Ганновера биохимик Отто Майерхоф, личность во многих отношениях незаурядная и значительная. Его судьба типична для тысяч гонимых и преследуемых немецких граждан, чья единственная вина состояла в том, что они родились евреями.
Происхождение Отто Майерхофа показывает, как сильно сраслась и переплелась история немецких евреев с немецкой историей. Семья Майерхофов подарила Германии многих выдающихся личностей - писателей, художников, врачей. Свыше 250 лет жили его предки в Хильдесхайме, пока его дед Израиль Майерхоф не поселился в Ганновере. Позднее Израиль Майерхоф станет членом правления еврейской общины Ганновера, членом Коммерческого суда. Его сын Феликс был известным в Ганновере торговцем. В его доме (Theaterstr. 16A) и родился 12 апреля 1884 года Отто - будущий Нобелевский лауреат. Несколько лет спустя семья переезжает в Берлин, где Отто заканчивает гимназию и начинает учебу в университете. Позднее он слушает лекции в университетах Фрайбурга, Хайдельберга и Страссбурга. В Берлине познакомился Отто с Леонардом Нельсоном, известным философом, оказавшим большое влияние на юношу. Интерес к философии пронесет Майерхоф через всю жизнь. Начиная со своей первой работы "О методе Гете в исследовании природы", он напишет еще множество работ по натурфилософии физиологии.
В шестнадцатилетнем возрасте заболел Отто тяжелой болезнью почек и провел в лечении и отдыхе несколько месяцев в Египте вместе со своим двоюродным братом Максом, известным впоследствии глазным врачом, историком медицины и востоковедом. С этой поездки возник постоянный интерес Майерхофа к археологии.
Собственная научная деятельность Майерхофа началась с медицинских исследований в хайдельбергской клинике, куда он поступил на работу ассистентом после защиты диссертации в 1910 году. Здесь он начал заниматься физиологией клетки и биохимией, что принесет ему в последствии мировую известность. В 1912 году Майерхоф переезжает в Киль, где он получил место в Психологическом институте кильского университета. В Киле его научная и педагогическая деятельность была очень продуктивной. Здесь он получил основные результаты, за которые ему и его английскому коллеге Хиллу в 1922 году была присуждена Нобелевская премия по медицине. Майерхоф был первым немецким Нобелевским лауреатом по медицине после первой мировой войны.
Однако даже Нобелевская премия не защищает от антисемитизма. Майерхоф четыре года интенсивно работал в должности приватдоцента, фактически оставаясь в положении ассистента - без помошников и в очень стеснительных условиях, не помешавших, правда, получить выдающиеся, всемирно признанные результаты. Но эти результаты были, по мнению антисемитски настроенных руководителей кильского университета, недостаточными, чтобы занять образованную в 1922 году кафедру физиологической химии.
В 1924 году Майерхоф покидает Киль и переезжает в Берлин-Далем, чтобы занять место руководителя отдела в институте биологии при "Обществе кайзера Вильгельма". Это Общество в Далеме было в то время местом встречи немецкой духовной элиты. Никогда больше не видел Берлин столько выдающихся ученых вместе. Их обшение друг с другом стимулировало новые открытия в биологии, химии, физике. Националсоциализм разрушит это "научное гнездо" вместе с работавшими там учеными.
После пяти лет работы в Далеме Майерхоф получает предложение от своих коллег в Хайдельберге, от которого он не смог отказться. В рамках того же "Общества кайзера Вильгельма" он организует свой собственный институт физиологии, занимая при этом еще и должность профессора университета. Впоследствии Майерхоф оценивал хайдельбергский период как важнейший в своей жизни. Все вокруг благоприятствовало продуктивной работе. Он был окружен безгранично преданными ему сотрудниками и учениками, с которыми он щедро делился своими мыслями и опытом. Один из его учеников вспоминал: "Каждый день совершал Майерхоф прогулки вокруг инситута, переходя от сотрудника к сотруднику, японцу, англичанину, итальянцу, испанцу, американцу, немцу. Это были незабываемые беседы, оставшиеся в памяти надолго". В этих условиях работал Майерхоф с присущим ему умением концентрироваться. Благодаря своей настойчивости и упорству смог он целых пять лет после прихода нацистов к власти сохранять достоинство и целостность института и даже после 1933 года принимать на работу новых сотрудников-евреев.
В 1938 году положение стало невыносимым и Майерхоф вынужден навсегда покинуть Хайдельберг. С помощью своих бывших учеников он добирается до Швейцарии, откуда переезжает в Париж, где получает должность директора Института биологии и физической химии. Майерхоф с новой энергией принимается за работу. Но и там не пришлось ему долго оставаться. Через два года, в 1940 году немецкие войска вошли в Париж и ему пришлось вновь спасаться бегством от немцев. Через Испанию и Португалию эмигрирует он в США, где с помощью Рокфеллеровского фонда получает должность профессора в университете Пенсильвании в Филадельфии. Здесь он и скончался 6 октября 1951 года. Родной город Майерхофа - Ганновер - назвал в его честь одну из своих улиц.
Майерхоф был одним из основателей динамической биохимии, ему принадлежат пионерские работы в области биоэнергетики химических процессов в мышцах. Он всю жизнь искал причинные механизмы основных жизненных процессов и пытался их философски интерпретировать. Его имя прочно вошло в ряд классиков науки, чьи работы не потеряли значимости и сегодня.
Изгнав или уничтожив тысячи талантливых людей, которые, подобно Майерхофу, самоотвержено работали не для еврейства, а для немецкой и общечеловеческой науки и прогресса, Германия обрекла себя на "научное самоубийство", от чего немецкая наука не оправилась еще и сегодня. Лидирующее положение, которое занимала немецкая наука во многих областях до и после первой мировой войны, было безвозвратно утеряно и причина этого не только в поражении 1945 года.
К сожалению, и власти страны-победительницы - Советского Союза - не отличались в этом вопросе дальновидностью и мудростью. Сталин всегда ненавидел евреев, но во время войны, когда в борьбе с Гитлером разыгрывалась и еврейская карта, расправиться с советскими евреями было невыгодно политически. В последние же годы жизни Сталина произошел настоящий "взрыв антисемитизма", как назвал его в своей яркой антифашисткой повести "Тьма в конце туннеля" писатель Юрий Нагибин. Наиболее заметные эпизоды этого периода: борьба с космополитизмом, дело Пролетарского района, дело "врачей отравителей". После смерти Сталина, в недолгую хрущевскую "оттепель" внешние проявления антисемитизма ослабели, хотя бдительные парткомы и отделы кадров постоянно следили за негласной "процентной нормой", которая всегда была существенно ниже установленных в царской России пяти процентов. Например, на физическом факультете Московского государственного университета в 1962 году среди 550 студентов первого курса было только 5-6 человек, которые в пятом пункте своей анкеты писали "да". Им не давали забыть об этом, но это был, если можно так выразиться, "мягкий", "вегетарианский" антисемитизм. То без объяснения причин не дадут Ленинскую стипендию человеку, вполне ее заслужившему, то бесследно и бесповоротно исчезнет уже готовая рекомендация в аспирантуру. На других факультетах университета и во многих других ("несекретных") вузах поступление еврея было не таким сверхтрудным делом, и люди вспоминали о своем происхождении уже после получения диплома, когда надо было получать распределение на работу.
Положение резко изменилось после Шестидневной войны 1967 года и начавшейся в семидесятых годах, хотя и очень небольшой, еврейской эмиграции в Израиль. Теперь уже двери большинства ВУЗов прочно закрылись для еврейских юношей и девушек. Приемные комиссии имели твердые инструкции и налаженные механизмы поставить заслон "лицам нежелательной национальности". Не остался в стороне и технический прогресс - в появившихся тогда автоматизированных системах, управляющих вступительными экзаменами, имелись средства направить "подозрительных абитуриентов" в аудитории, где их ждали специально подготовленные бригады экзаменаторов-"убийц". А бледные от страха перед экзаменами абитуриенты и не задавались вопросом, почему так много Шварцманов, Мендельсонов и Меламедов должны сдавать экзамены в той же аудитории, что и они.
Процесс "очистки советской науки от евреев" шел успешно. В фундаментальных научных и высших учебных заведениях работающих евреев, как правило, не увольняли, опасаясь прямых обвинений Запада в антисемитизме, но новых сотрудников с "дефектами анкеты" не принимали категорически. Им оставались лишь рождавшиеся как грибы после дождя "АСУшные конторы" и многочисленные информационные институты, центры, бюро, где настоящей наукой и не пахло.
Результаты стали сказываться не сразу. Стали хиреть традиционно сильные научные школы в математике, физике, биологии. Наступившая в конце 80-х годов "перестройка" добавила экономические проблемы финансирования науки и образования. Престиж научной профессии резко упал. Зато все больше бывших "советских мальчиков и девочек" стали студентами и сотрудниками израильских, американских, канадских, немецких и других университетов и институтов. Советская же наука надолго потеряла былое лидерство во многих областях.
Удастся ли российской и немецким научным школам возродиться - покажет будущее. Во многом это зависит от того, избавятся ли эти государства навсегда от проявлений национализма и фашизма. То, что делает в этой области Германия, мы видим. В России же сейчас в ходу анекдот: "Отдел кадров? Вы евреев берете? - Берем, берем, конечно, берем! - А где вы их берете?".
Loading...
