БОЖЕ МОЙ. . . ЭТО - РОССИЯ

Наум Коржавин человек известный. Он не просто поэт, но скорее мыслитель, озабоченный судьбой России. Это видно и по его стихам - как ранним, так и периода эмиграции. О чем бы с ним мы ни говорили, он всегда поворачивает на российскую тематику. Настолько, что, несмотря на скромный достаток, два раза в году бывает в России (начиная с 1989 г.). Часто он выражается афористично, как то и положено поэту. Как-то в прошлом году сказал: "Чубайс - это человек, который будет врать до конца". Рассказывая о временах, когда его посадили, объясняет это своей повышенной приязнью к Сталину в точном соответствии со словами Салтыкова-Щедрина: "Что значит восхищение начальством? Это значит такое оным восхищение, которое в то же время допускает и возможность оным не восхищения! Посему - воспретить!" То есть обывателю положено трепетать, а не восхищаться.

То, о чем ниже расскажет Наум Коржавин, - небольшая часть из его интервью "Общей газете".

В Америке есть очень высокая интеллектуальная элита, очень высокой культуры люди, но я с ними мало связан, я все-таки живу в русском языке, они - в английском.

А так - тяжело, живу за счет пособия для неимущих. Жена работала одно время в Гарварде, а теперь у нее внештатная работа в университете. Дочь, зять и двое внуков живут в Южной Каролине. Зять крупный физик, дочь - медсестра, внуки, которых я очень люблю. Они, конечно, американцы, но дома говорят по-русски. Меня же критикуют за плохой английский. Нет, жизнь там у меня не бравурная, хотя особой нужды нет, и я не жалуюсь.

За границей я был в довольно близких отношениях с Максимовым, со многими - вообще ни в каких.

Солженицына я и здесь, и там почитал за большого писателя и очень большого человека.

Русские люди, живущие на Западе, не могут не думать о России, но разочарования никого не минуют, ни здесь, ни там.

Максимов, например, как-то позвонил и говорит: неужели ты веришь, что из этой их перестройки что-нибудь выйдет? Я отвечаю: знаешь, Володя, я отношусь к событиям с определенной долей пессимизма, но если мои товарищи хотят выползти из болота, я же не могу сидеть на берегу и кричать - все вы утопнете! Мне это совсем не безразлично. Это уже не умственная задача для меня, а жизненная.

Когда у меня спрашивали в Москве - веришь ли ты в нашу перестройку, я отвечал, что это предмет не веры, а воли, воли к выживанию. У нас мало шансов выжить, но выжить надо.

Когда-то на московской трибуне выступал хороший человек Селюнин, уже покойный, царство ему небесное, и говорил, что власть надо сменить, имелся в виду Горбачев. Все забывают: мы уже меняли власть, и чем это кончилось? Ходил русский интеллигент по улицам Москвы, Питера, Киева, - полицейский стоял на углу, булочные торговали булками, колбасные - колбасами, но он считал, что это - явление природы. И от государства, он полагал, идет все только плохое. Со времен декабристов интеллигенция говорила о свободе, а хотела власти. Власть дали, она за пять минут довела страну черт-те до чего. Должно быть, и правда, "нельзя в России никого будить".

Я сам несколько огорчен популярностью своего "романса" о хроническом недосыпе. Ну, написалась"хохма" в 1970 году... Огорчен, потому что, уж извините за нескромность, я большего стою. Сегодня актуальности в этой штуке не вижу, потому что на всю историю революции всем начхать.

Вам кажется, что все эти десять лет российская интеллектуальная элита занималась созданием новой романтики? Нет, интеллектуальная элита занималась самоутверждением. Не отставать от Европы - это была ее главная задача. Вот фашисты, то есть коммунисты, они все время работали. А элита начала ездить по заграницам, хотя надо было - в Омск, Калугу, Красноярск, там тоже люди живут. Но это считалось второстепенным делом. Народ почитался у нас лежащим в кармане. Или так: поскольку мы демократы, то нас все любят. А значит, и заботиться об этом не надо. К демократии оказались готовыми только Зюганов с Жириновским, они и используют ее вовсю. А демократы неподвижны как камень, под который ничего не течет.

Интеллигенция в начале перестройки еще пользовалась некоторой симпатией народа. Потом началась ее любовь к Гайдару, который говорит по-английски. Лично я против него ничего не имею, но, как я писал в одной поэме, "масштабы личности и роли соизмеримы не всегда". Роль, которую сыграл Гайдар, - колоссальна. Верно, это было единственное правительство, которое работало. Но оно давило всех авторитетом науки, а действовало примитивными большевистскими методами.

Он видел, что Россия нерентабельна, и решил ее уволить. Одно из страшных последствий - он вывел коммунистов из-под удара. Их вина была забыта.

Ведь что с нами случилось. Была замечательная страна, была страна с высоким интеллектуальным и профессиональным потенциалом. С моей точки зрения, несмотря на то что с Россией произошло, этот потенциал даже выше, чем в других странах. Но мы устали, у нас убита воля. И об этом свидетельствует неучастие молодежи в современных общественных движениях. Когда-то в России все подвижки начинались со студенческих возмущений. А теперь в Китае, Болгарии, Югославии, реже - во Франции молодежь выходит на площадь, а у нас - нет. Это признак национальной усталости. Молодежь, возможно, еще десять лет назад почувствовала имитационный характер того, что взрослые называли демократическими веяниями. Это тоже входит в понятие усталости. Усталость - когда всему не веришь.

Вернуться в нормальный мир уже не просто. Нужно из советского трудящегося воссоздать обычного человека. Вернуть его в нормальный, не соревнующийся по шулерским правилам мир, не догоняющий и перегоняющий кого-то, не преодолевающий вечно временные трудности, не жертвующий, а живущий. Нормальный мир - это не рай. И нормальное государство - это не царство Божие на земле. Но после того как восстановится "нормально плохое" государство, восстановится обычная человеческая жизнь и вернутся все трагедии бытия, свойственные обычному, а не замороченному обществу.

Всегда были трагедии, но не было искусственной жизни, навязанной искусственной идеологии, ее языка, на котором все разговаривали. Дьявольщины.

В тот момент, когда русский человек поверит, что делом своих рук он может улучшить свою жизнь, вот тогда все и будет.
В Италии двести лет существует мафия, но ни один мафиози так и не стал нормальным бизнесменом. А у нас в России по-большевистски стали учреждать средний и высший класс. Кто-то даже употребил выражение - назначить миллионером. Кто-то уверял - среди них есть честные люди. Вон товарищ Березовский даже наукой занимался.

Правильно, когда у нас не было частной собственности, ничего не было, люди, которые в других условиях открывали бы банки или публичные дома, занимались наукой. Больше девать себя было некуда. Тот самый Милтон Фридмэн, учитель Гайдара, говорил о побочном влиянии вьетнамской войны на Америку: многие люди, чтобы не пойти в армию, шли в науку. А поскольку они активные люди, они заняли в ней ключевые посты. Как он очень точно выразился, они - не интеллектуалы, они - активисты.

А с активистами трудно справиться, это чума ХХ века. И сегодняшние политические активисты, и все национальные активисты, и наш совковый национализм, и наши новоявленные миллионеры, эта наша люмпен-буржуазия, - это все не интеллектуалы, это все активисты.

Говорят - это их право. Но кроме прав бывают последствия. Они ведь тоже имеют значение, иногда куда большие, чем права. Поскольку все мы на что-то имеем право, давайте отбросим правозащитный идиотизм, то есть распространение идеи права на все стороны жизни, и будем говорить о проблеме.

То, что не удержится демократия, для меня - азбучно. Весь вопрос: какая будет автократия? Какой авторитарный режим? Мы думаем, что у нас уже был авторитарный режим или диктатура. А у нас был бандитизм. Диктатором был Франко, а не Сталин. Отличие тоталитарного режима от авторитарного вовсе не всегда в жестокости. Тоталитаризм узурпирует все стороны жизни, а авторитарный режим только одну - политическую. Университеты остаются, остаются профсоюзы, частная собственность. Во все это режим не вмешивается. Жизнь идет, просто контролируется ее политическая составляющая. И даже свобода слова контролируется, а не отменяется и не подменяется, как было у нас. Если режим будет зюгановски-илюхинский, вернется сталинщина.

Мне внушает какую-то надежду Лебедь. Многие мои друзья приходят в ужас, когда я это говорю, будто не знаю, что он такое. Но я знаю и то, что у них уже давно нет ни одного козыря. Они ведут себя, как капризная, переборчивая невеста, у которой нет ни одного жениха. Это люди, проигравшие даже Жириновскому...

Демократия не удержится. Сегодня уже не удержалась. Ельцин - это дизастр! По-русски сказать - несчастье, по-английски - это тоже катастрофа. Но вот звучание слова "дизастр" по-русски - это как раз и есть Ельцин.

Я - старый реакционер. Когда-то я был за то, чтобы военную диктатуру установил маршал Жуков. Точно знал, что будет не сладко. Но все-таки так наступил бы конец псевдонимной власти. Приходит человек: "Я - маршал Жуков, давайте Россию возрождать, будем жить!" И началась бы реальность. Но Жуков к этому не стремился и, как говорится, был со мной не согласен.

От Лебедя я жду просвещенной диктатуры. С сохранением свободы печати, с резкими мерами против преступности. На основании чего просвещенность? Если нет основания, то нам - капут!
Один очень не глупый знакомый сказал: Лебедь - самое большое несчастье, которое только может быть. А когда его спросили: а какое наименьшее? Оказалось, что об этом как-то не думал.

Я читал книгу Лебедя, и там он выглядит живым человеком. Это очень хорошая книга, очень хорошо написанная. Я не верю, что кто-то мог ее за него написать. Лебедь, конечно, может оказаться не на высоте, но других вариантов перехода к демократии я не вижу.

Банкиры, старавшиеся привести к власти недееспособного президента с помощью Лебедя, полагали, что они обвели его вокруг пальца. Они когда-то читали краткий курс истории ВКП(б) и там вычитали, что банкиры в капиталистическом мире управляют обществом. Вот они и стали действовать согласно этому марксизму. Они не понимают, что на каждого банкира достаточно одной палки по голове. А русское решение - палкой по голове.

Тут есть одна страшная ловушка, в которую мы можем попасть. У Лебедя нет армии, ее вообще ни у кого нет. Нынешняя армия если придет к власти, то первым делом она увеличит себе зарплату, а больше никаких идей у нее нет. Даже идеология державности, вполне доступная военным, нынешним многим генералам-активистам недоступна.

Прошу не забивать меня каменьями, но я империалист. Я как был им, так и остался. Я не насильственный империалист, я никого не хочу захватывать, не хочу отвоевывать Севастополь силой. Но кто завоевал Крым? Империя! Вы же против империи. Когда прибалты отделялись от нас, они отделялись не от рабства, а от свободы. Когда было рабство, они сидели смирно. Когда вместе надо было выходить к свободе, занялись более интересными вещами. Армянам я уж точно всегда сочувствовал, но в тот момент, когда надо было вместе спасаться, они оказались такими же русскими интеллигентами, как мы с вами. Во всяком случае, по уровню безответственности.

Когда-то давно мне принесли подписать один антисоветский документ. Там был пункт о праве на национальное самоопределение. Я антисоветские документы подписывал с большой легкостью, но тут сказал - нет. Я признаю это право, но агитировать за него не буду. Потому что ничего, кроме несчастья, из этого не выйдет. "Ну как же, это дело принципа!" Я, говорю, в гробу видал принципы, когда принципы живут, а люди подыхают.

Только не надо меня ловить на слове, будто в стихах я пишу одно, а в жизни призываю к другому. Нет тут несоответствия. Поэзия стремится к абсолюту, а политика к компромиссу.

...Ребята, это же хорошая страна, зачем ее разрушать? Уцелеет Россия - уцелеет все.