ДОНОС КАК ОСНОВА ОБЩЕСТВЕННОЙ МОРАЛИ

26-04-1997

(Донос в Америке и России. К годовщине поимки "унабомбера" Казинского)

Последние 18 лет пресса Америки все время писала о некоем то ли злодее, то ли маньяке, который периодически посылал по почте в адреса университетских ученых и авиакомпаний посылки со взрывчаткой. Его назвали Unabomber (теперь пишут c пропуском одной буквы - Unabomer) -Унабомбист (от слов Университет и Авиа, ибо в авиакомпании он тоже посылал свои гостинцы, и бомбер, что не требует перевода). И вот, наконец в апреле 1996г. злоумышленник был арестован.

* * *

Итак, после 18 лет тщательных поисков изловили унабомбиста, бывшего выпускника Гарварда, профессора математики Теодора (Теда) Казинского (впрочем, в русской прессе фамилия его писалась по разному: Косинский, Касинский, Качинский, Кашинский, американцы же произносят скорее Казинский - он польского происхождения). 18 лет тончайшими методами ФБР чуть ли не со спутников вылавливал злодея, терроризировавшего страну и заставившего напечатать свой манифест, бичующий современную цивилизацию, в одной из главных газет Америки "Вашингтон пост". 18 лет ловили, но не поймали. Пока не посулили за сведения о нем от 1 до 2 миллионов долларов. И пока его мать Ванда и брат Давид, разбирая вещи в доме, где они с Тэдом когда-то жили одной семьей, не нашли записей, сходных с этим манифестом. "Вот и в нашу семью привалило счастье", - как видно, подумали мама Ванда с сыном Давидом. - Теперь мы можем продать наш старый дом и купить отличный новый. И на всю дальнейшую жизнь хватит. 2 миллиона - сумма приличная".
Ведь что интересно: изощренная техника слежки ФБР не давала никаких результатов, пока в дело не вступил старый как мир способ: деньги за донос. И пока этот донос не последовал.
Социальные последствия разоблачения Казинского, наверняка, благотворны. "Идеологический" и как бы бескорыстный террорист изобличен и будет наказан. Ибо идейные террористы по своим последствиям ничуть не лучше корыстных: вот и у этого на счету 3 жизни и 23 увечных.
Все так. Но вот что привлекает внимание: американская пресса и телевидение как бы не замечают следующего морального аспекта всего дела: благое дело доноса все-таки совершили родная мать и брат подозреваемого. Да, Тед Казинский преступник. Но, во-первых, не банальный уголовник, а, так сказать, идейный борец за искоренение зла в обществе. А во-вторых, не посторонний, а ближайший родственник. Как быть с этим? Законы цивилизованных стран освобождают родственников от необходимости давать показания и свидетельствовать в суде против своих близких. Стало быть, закон учитывает щекотливость ситуации и не хочет, чтобы люди шли против своих родственных чувств, против привязанностей и против... морали. Ибо мораль и закон не одно и то же и как понятия не совпадают. Но в американской прессе никто не вспомнил "Матео Фальконе" Проспера Мериме.
Соотношение закона и морали - это старая философская проблема. Может ли быть закон безнравственным, а нравственность беззаконной? Всякое ли действие, совершенное в угоду закону, автоматически будет согласовываться с моралью? И каждый ли нравственный поступок оставит человека безнаказанным? Вопросы, как видите, риторические, ибо ответ известен заранее: и законное действие вполне может быть безнравственным, и за моральный поступок можно поплатиться по закону. Да, мораль и закон вовсе не совпадают, а если бы, предположим, всегда совпадали, то стали бы неразличимыми, и никакой проблемы в принципе не существовало бы. Так сказать А=А и не о чем дискутировать.
А здесь такой яркий случай: мать и брат выдают сына и брата на вполне возможное пожизненное заключение. Это в лучшем случае, ибо и смертная казнь не исключена (процесс начнется в ноябре этого года). По этому поводу в средствах массовой информации США не заметно никаких треволнений: обычное дело, граждане исполнили свой долг. Правда, за исполнение долга не выплачивается премия, обычно ограничиваются зарплатой.
Это заставляет подумать о некоторых моральных сторонах американской жизни. Известно, например, что в Америке дети со школьных лет не дают соседу списывать, а попытка воспользоваться шпаргалкой будет сразу же пресечена соучеником, который сообщит об этом учителю. В России такие действия всегда назывались ябедничаньем, ябеда был изгоем в школьной среде. Не то здесь. Доносчик здесь - образец для подражания. Как всегда, существует как бы рациональное и даже респектабельное объяснение: списывать нехорошо, это обман, а обман должен быть наказан. К тому же все американское общество построено на конкуренции, в которой выигрывает лучший. Если я не сообщу о моем списавшем товарище, то он обойдет несписавшего по набранным баллам, он попадет в университет, он займет не принадлежащее ему место в социальной иерархии. А от этого будет страдать дело, страдать государство, общество, а стало быть, и отдельные граждане. Логично? Вроде бы, да. Логикой вообще можно доказать много чего. Ну например, что пища должна быть калорийной, и потому чем больше калорий, тем лучше. С этой точки зрения больше всего калорий в бензине. Но его не пьют, (за исключением, по Высоцкому, одного грузина, знакомого Зины, который хлебал бензин) и стараются снизить калорийность обычной пищи.
Cлов "доносительство", "донос" и "доносчик", толкуемых в отрицательном, так сказать, в русском смысле, в Америке просто нет. Есть слово "information" и "informer" - то есть информация и информатор. Они и переводятся как донос и доносчик. Чувствуете разницу в самом эмоциональном звучании? Здесь принято, чтобы служащие фирмы, банка, магазина сообщали начальству, кто из коллег опоздал, кто ушел раньше, кто отсутствовал и кто что-то не так сделал. И снова это считается гражданской добродетелью и точно так же логически обосновывается. Есть, мол, конкуренция, почему же более нерадивый работник будет иметь столько же шансов на повышение по службе, как хороший? Или почему они будут уравнены в опасности увольнения? И донесший считается достойным коллегой, мило здоровается, приятно улыбается тому, на кого только что донес.
Да, есть разница в самом эмоциональном звучании слов "informer" и "доносчик" - и огромная. Потому проблема стояла следующим образом: как объяснить, что в России каждый в отдельности против доносов, но общество в целом аморально, а в Америке каждый вроде бы готов доносить ( и делает это в школе и на службе чуть ли не ежедневно). Страна же, где происходит подобное массовое сокрушение моральных основ, в целом имеет сегодня гораздо более высокую нравственность, чем имел СССР, да и нынешняя Россия.

* * *

Вообще же проблема морали и ее эволюция решается столько же времени, сколько существует философия. Я напомню здесь хотя бы о философе-классике - о Канте. Опираясь на идеи Канта, бывший советский , а ныне американский философ и писатель (а также издатель) Игорь Ефимов, известный в свое время под псевдонимом Андрей Московит, в книге "Практическая метафизика" дал удачную формулу морали, понимаемой как закон в его становлении. Другими словами, мораль - это такие нормы, которые стремятся стать законом, но никогда этого не достигают полностью. Моральные нормы, выработанные для того, чтобы некая общность могла выжить, все-таки в этой общности никогда не соблюдаются всеми. И тогда община (чаще - государство) стремится привести мораль к форме закона, сделать выполнение моральных норм обязательными уже в юридическом смысле и карать за любые нарушения. В Древней Иудее закон стремился подчинить себе мораль и даже правила обыденной жизни, включая способы приготовления пищи. То же самое мы видим в христианстве на закате Средних веков, когда правила отправления культа, да и просто личные представления о Боге становились предметом рассмотрения и наказания инквизицией. Очень показательно положение в странах исламского фундаментализма, где закон в большой мере подмял под себя мораль (шариат и есть такой закон-мораль) и где, например, отсутствие чадры или купальник на пляже приведет не просто к моральному осуждению ("Ах, как не стыдно!"), а к весьма тяжким телесным последствиям, что и доказали еше раз талибы в Афганистане. В Европе, когда мораль была задавлена законом, возникла реформация, проходившая как бы под девизом "Моя вера - дело моей совести". И моя мораль тоже - можно было бы добавить.
И вот что любопытно: если, скажем, моральный принцип первой из десяти заповедей - "Не убий" (да и то с исключениями во время войны, казни преступников и пр.) - стал все-таки с течением времени законом во всех цивилизованных странах, то точно такой же по статусу принцип "Не пожелай жены ближнего" остался в цивилизованных странах лишь моральным запретом. Упомянутые в одной строчке с чужой женой чужие волы и ослы, которых некто бы пожелал, попали под сень закона (овладение ими в смысле умыкания есть кража и как таковая карается законом), но овладение чужой женой - нет. Дело в том, что в случае с чужой женой мы имеем дело с ее волей и потому прелюбодеяние (по взаимному согласию, без насилия!) не подпадает под юрисдикцию права, закон как бы останавливается перед суверенной волей человека. А волы, ослы и прочие скоты - твари бессловесные, воли своей не имеют, и их умыкание сразу же дает состав преступления. А вот в странах не столь цивилизованных, скажем, в некоторых странах исламского фундаментализма, нарушение заповеди про чужую жену и по сей день карается смертью побиванием камнями.
В проблеме взаимоотношения морали и закона есть один важный и до сих пор до конца не выясненный вопрос: как определить, какой закон морален и, соответственно, какая нравственность законна? В разрешении этого вопроса еще никто не добился общепризнанного успеха. Кант ввел в философский обиход два противоборствующх понятия - "легальности" ( то есть законности) и "моральности". Он утверждал, что моральность выше легальности, ибо легально то, что человек осуществляет как свое естественное влечение и что только случайно может совпадать с моральным категорическим императивом. Кант полагал, что делу поможет сформулированный им категорический императив, который гласит: "Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом". Можно привести множество возражений против такого понимания моральности. Например, развратник, соблазняющих чужих жен, может быть вполне убежден, что именно так должны поступать все, ибо институт брака не нужен и порочен. Тогда получается, что развратник, желая сделать норму своего поведения всеобщим законом и будучи вполне убежденным в этом, поступает, по Канту, вполне морально. Сам Кант понимал, к каким выводам с легкостью приводит формула категорического императива. Но стоял на своем. Этот императив, писал Кант "касается не содержания поступка и не того, что из него должно последовать, а формы и принципа, из которого следует сам поступок; существенно хорошее в этом поступке состоит в убеждении, последствия же могут быть какими угодно". Вот так: важно, что человек искренно верит в то, что его поступок может стать общим мерилом нравственности, последствия же при этом могут какими угодно. Видимо, Кант рассчитывал, что с течением времени внутренние убеждения людей станут чистыми и благородными, а потому и последствия будут лишь благодетельными для общества.
Ждать, когда произойдут столь благостные перемены, нет возможности. Когда некий грабитель обчищает квартиру, можете не сомневаться, что он это делает с собственным моральным оправданием. Он говорит, что это богатеи, у них есть то, чего нет у него. Но так как добровольно они не делились (а делиться тем, что имеешь, - это моральный долг всякого, полагает грабитель), то пришлось забрать силой и хорошенько поучить жмотов нравственному поведению.
Если мы попытаемся разрешить моральную дилемму: нравственен ли грабеж квартиры, несмотря на то, что грабитель приводит в свою защиту вроде бы моральные аргументы, то должны будем выйти за пределы его аргументации и обратиться к более широким представлениям о том, что такое хорошо и что такое плохо. Да, делиться похвально, но это всегда добровольное деяние, и то только в случае, если оно предполагает, что пожертвованное пойдет на благие цели.
Сложнее дело обстоит с моральными нормами, царящими в целом государстве. Как доказать, что некая мораль (скажем, расистская) безнравственна, и потому моралью по существу не является? Попробую применить аналогию из математической логики. В 1931-м году логик и математик Гедель доказал так называемую теорему о логической неполноте любой формальной замкнутой системы. Говоря проще, основные принциы арифметики нельзя доказать в рамках самой арифметики, а основные принципы, скажем, физики, нельзя доказать в рамках собственно физики. Для доказательства своих собственных постулатов нужно из этой области, из этого языка переходить в другую область, к метаязыку. После этой, несколько вольной, интерпретации теоремы Геделя, будет нетрудно понять по аналогии, каким образом решается вопрос о моральности того или иного поступка, закона, действия.
В рамках определенной моральной системы ценностей нельзя определить, действительно ли это действие морально. Для того, чтобы оценить действия грабителя, следует перейти к ценностям более широким, чем его собственные представления о морали. А для того, чтобы вынести суждение о морали нацистского рейха или коммунистического СССР, следует перейти к общечеловеческой морали, а точнее, к той, которая существует в большинстве цивилизованных стран. И с позиций этих цивилизованных норм видно, что расистская "мораль" глубоко аморальна, так же как и коммунистическая. "Непримиримость" к врагам", записанная в "Моральном кодексе коммунизма", означает, что, во-первых, человек лишен права на свое мнение, а во-вторых, других обязывала "стучать", если это мнение все-таки есть.
Самый сложный вопрос возникает в ситуации в самих цивилизованных странах. С чем соизмерять всякие коллизии, которые встречаются в них? Ну, вот, например, "стучать" или нет на своих соседей по случаю слушания ими кабельных передач без абонентской платы? Находясь внутри этой системы ценностей, мы никогда вопрос не решим. Всегда найдется тот, кто будет доказывать, что это деяние не тянет на моральное осуждение, но и найдется тот, кто будет отстаивать высокоморальный характер сбережения чужой частной эфирной собственности.
Выйти за пределы самых передовых и цивилизованных стран нам не дано - некуда. Остается уповать на так называемую "абсолютную нравственность". Так именуются в философской литературе вечные принципы морали, в основном совпадающие с Библейскими заповедями и принципами Нагорной проповеди (впрочем, они есть и в других религиях). Следовать им в жизни в точности затруднительно, но хотя бы соизмерять...В заповедях не сказано прямо "Не доноси на ближнего своего". Но в Евангелии сказано много такого, что подводит к этой мысли (хотя бы и история с доносом Иуды).
Выскажу предположение, что и в Америке есть кое-какие трещинки в лютне. Кто знает, вдруг и эта страна носит в себе зерно собственной гибели, как тот петух, который, по словам О'Генри, вздумал бы запеть слишком близко от сборища негров-методистов. Приведу один исторический пример, повествующий о том, как некие вроде бы мелочи подкосили великую страну.
В Римской империи с течением времени все более торжествовал принцип получения максимального удовольствия от жизни. А какие тогда были удовольствия? Туризма нет, индустрии развлечений почти нет (разве что гладиаторские игры, морские показательные бои, или соревнования колесниц и музыкантов), да и те проводятся только в самом Риме. Оставались пиры и любовь. Обычно эти две радости объединяли, и пиры превращались в чудовищные оргии. Питье и еда делались самостоятельными способами получения телесных ощущений и для того чтобы их продлить, римские патриции принимали рвотное, освобождали желудки и снова принимались за еду и питье. И так по многу дней подряд! А любовь (точнее, секс) и вовсе была на недосягаемой высоте. За секс отвечал специальный бог Приап, фаллические изображения которого торчали на улицах, площадях, общественных и частных зданиях, в домах и, само собой, в термах.
Римские матроны не столько рожали свободолюбивых граждан, сколько бегали по лупанариям, где их услаждали отборные рабы и даже ослы с жеребцами (коих подвешивали на ремнях, а то они могли бы повторить китайскую "казнь конем", применяемую к распутницам).
Честертон в своей превосходной работе о Франциске Ассизском пишет, что сам факт выставления интимных отношений на общественную сцену страшно разложил римское общество (средневековая религиозная мораль, осуждающая плоть, - это реакция и долгий путь к выздоровлению от разложения Рима). Римский гражданин - патриций, всадник, который раньше считал свободу Рима превыше всего, теперь превыше всего ставил телесные ощущения. И этот образ жизни подтверждался римскими законами! Что же вышло? Да то, что римляне не только перестали служить в армии, но даже не хотели занимать там начальственных постов. Какой смысл бедствовать в походах, тем более рисковать жизнью, если сама жизнь дана для наслаждений? Так римская армия постепенно перешла на наемную службу и составилась из солдат и офицеров покоренных народов (в основном - германцев). И уж командующий римской армией Одоакр смекнул: с какой стати служить, пусть и за приличное вознаграждение, этим распутным римлянам и подчиняться слабому императору Ромулу Августулу (Августул значило Августенок - имя не внушало уважения), когда можно самого себя объявить императором? Так он и сделал в 476 году. Римская империя, самая богатая, самая просвещенная, передовая по тому времени, приказала долго жить.
Америка гордится тем, что у нее самое большое количество юристов-лоеров. Да, это свидетельствует о тщательной разработке правовых, особенно денежных и имущественных отношений. Но и тут есть обратная сторона: Америка постепенно превращается в страну сутяжников. Опять-таки: рационально можно объяснить, как прекрасно для закона и морали, когда муж судится с женой по поводу раздела имущества, дочь судит отца за "сексуальные намеки", брат сестру - за не отданный вовремя долг, соседка соседа - за несколотый с дорожки у дома лед, на котором она поскользнулась и "потеряла трудоспособность", пациенты судят врачей за непоправимый ущерб здоровью, клиенты судят хозяев магазинов за неубранный ящик, упавший на ногу, хулиган-наркоман судится с городом за то, что полицейские намяли ему бока и выгребает из городской казны миллионы долларов, а какая-нибудь авантюристка судит Президента за неприличные предложения шестилетней давности (чему нет никаких свидетелей), так что даже приходится объявлять общенациональную денежную подписку для содержания президентских адвокатов!
Как видите - противоречие. По всему, не должно быть благополучия в обществе, в котором о разного рода промахах чуть что сообщают по начальству. А тем не менее - есть. Не настолько, чтобы не было проблем, но настолько, чтобы оставаться единственной сверхдеражавой и служить демократическим примером для той страны, которая хотела бы опять стать сверхдержавой и в которой с "детства Темы" и "университетов" Алексея Пешкова так не любят доносы. А вдруг доносят не любя? Загадка, которую разрешить не просто.

* * *

Почему от всех гражданских доблестей доноса "по-америкаснки" остается нехороший осадок? Может быть, другая культура? Вероятно. Есть мнение, что американское стукачество - это просто разновидность бизнеса. Работа такая. Пришел, увидел - и донес. И получил за труд. А в СССР, дескать, доносы носили чисто идеологический характер, их делали бесплатно, и потому там они были аморальны и преступны.
Я лично не знаю случаев, чтобы доносительство было чисто "идеологически- бескорыстным". И если уж на то пошло, именно в Америке чаще можно встретить разовое "бескорыстное" стукачество типа сообщения: "А у моего соседа без разрешения на крыше появилась спутниковая антенна". Или: "Мой сосед не подстриг у своего дома газон". Обычно доносы имеют прагматическую нацеленность. Лагерные стукачи получали по 150 рублей в месяц (до денежной реформы 1947 года), вольные побольше - от 50 до 200 рублей (после реформы), в зависимости от чина и должности "сексота". Разовые стукачи тоже всегда что-нибудь да имели. Одни - повышение по службе, вторые - загранпоездки, третьи - квартиру, а то и все это вместе. Даже в ежовщину донос имел свой доход, иногда очень большой: человек пытался не потерять свободу или, более того, выиграть жизнь. И традиционно в России, когда кричали " Государево слово и дело", то имели в виду идеологический донос: хула и поношение царя. Но и за это кричащему "слово и дело" приплачивали. Если все что-то выигрывали, все имели свой интерес, то и получается, что каждый в любой стране и в любое время действовал вполне достойно, ибо таким образом зарабатывал. Количество людей, склонных к доносу, надо думать, в разных странах примерно одинаково. Беда не в этом, а в том, что иногда возникают политические устройства, государства, которые живут доносами и культивируют их. В СССР было такое государство, в США - нет. Если не считать легких приступов в виде маккартизма.
Можно считать, что законопослушность граждан повышает нравственность общества, но справедливо и обратное заключение: исполнение плохих законов - скажем расовых (безнравственных), понижает моральный уровень общества, а потом вообще делает исполнение даже нормальных законов невозможным. Не будем говорить о последствиях для морали выполнения сталинских законов о колосках или гитлеровских антисемитских законов. Тогда тоже говорили об общественном благе и о том, что искренность перед партией и честность перед народом - превыше всего. Как выяснилось, не превыше.
Вспомним недавнее время. С чего начиналась перестройка? С принятия двух законов: о борьбе с пьянством и алкоголизмом в мае 1985 года и о борьбе с нетрудовыми доходами в июле 1986 года. По первому закону уволили, оштрафовали и еще по-всякому наказали миллионы людей, вырубили виноградники, развалили винодельческую и стекольную-бутылочную промышленность (директор крымского института виноделия Голодрига даже повесился), а по второму посадили сотни тысяч бабок, торгующих пирожками, председателей колхозов, руководителей предприятий, разорили миллионы теплиц пенсионеров и колхозников. А уж в тюрьмах и лагерях начался настоящий мор (инфаркты, инсульты) пожилых руководителей хозяйства, которые не могли пережить резкого изменения судьбы и издевательств уголовников. А пользовались при "выявлении преступных элементов" исключительно доносами "бдительных" граждан, неукоснительно выполняющих законы и сообщающих на своих соседей и сослуживцев "куда положено". Уже одного этого хватало, чтобы предвидеть провал перестройки!
И вот когда в течение десятков лет глумились над людьми, теперь хотят, чтобы они выполняли уже нормальные законы? Например, платили налоги. Напрасные надежды: нравственность общества страшно повреждена. И вот результат: бюджет не собирает и половины всех налогов.
Выполнение законов - это еще вовсе не залог благополучия общества. Если находиться в рамках только закона, не задумываясь, с какими целями он придуман, что он дает конкретным людям, то в этих рамках действует максима, высказанная еще римлянами: " Закон суров, но это закон". То есть и правоохранительные органы, и отдельные граждане должны соблюдать любой существующий закон, а не умничать о том, правилен он или нет. Да, в бытовой жизни это так. Но мы ведь здесь рассуждаем "вообще" и сравниваем закон с моралью, а потому можем себе позволить поговорить о правильности законов. Точнее - о их правовости. Законы должны быть правовыми, а право, в отличие от закона, более широкая категория и означает, что некие неотъемлемые права личности ставятся на одну доску с потребностями самого государства и даже считаются выше их. Например, право на чувство собственного достоинства, которое в чем-то даже выше права на жизнь. Государство может судебным решением отнять у преступника жизнь, но не должно при этом унижать его человеческое достоинство! Это относится даже к маньякам-убийцам, каким бы странным сие ни казалось. В рамках нашей темы достаточно сказать, что законы должны быть нравственными.
Может быть, тут и кроется разгадка? Смотрите: повальные доносы в СССР 30-40- х годов привели к полному разложению общества. И отвращение к доносам в бытовой и семейной жизни (хоть как -то скрытой об всевидящего ока государства) было способом самозащиты людей от нравственной деградации. Да, как бы говорили они, на собрании меня вынудили выступить против моего товарища и сообщить на него "компромат". То есть - донести. Но там все равно от меня ничего не зависело. Если бы я отказался, то было бы одной жертвой больше - и все. Но вот эта Клавка - настоящая сука, сама настучала на мужа.
А в Америке доносы диктуются не от имени государства (в целом законы в США нравственны), а как бы являются низовым поветрием, идущим от глубоко укорененного индивидуализма, от борьбы за "лучшую долю" в этом мире американской мечты. Если я не сообщу о списывающем, о недисциплинированном, о недостаточно профессиональном, он займет мое место. Мое! Того, который лучше его! Это и вредно и глубоко аморально. Другими словами, разница между доносом в СССР и Америке в том, что там донос шел от государства и как бы им, государством, освящался, а в Америке идет от права личности на карьеру и от конкуренции на межличностном уровне. И что немаловажно, в Америке были (и есть) правовые законы, а в СССР - нет. Cказанное можно изложить и несколько иначе: американцы почти не задумываются над тем, что закон стал в Америке чем-то вроде третьей библии (после просто Библии и Конституции), и его исполнение происходит почти рефлекторно (у большинства). А всякий нарушающий закон смотрится как покушающийся на устои. Потому сообщить о таком - дело и законное, и моральное.
Интегрально в СССР общественная мораль была подорвана (хотя в каждом конкретном случае она могла быть высокой), а в Америке эта интегральная мораль (при кажущемся аморализме многих, да вот хотя бы и родственников Казинского), напротив, выросла и стоит ныне достаточно высоко. Поэтому случай Казинского с точки зрения российских традиций выглядит аморальным, а с точки зрения американских норм смотрится как моральный и граждански похвальный поступок.

Комментарии

Добавить изображение