РУССКИЕ УМЫ О ЗАГАДКЕ РОССИИ

12-05-1997

В.М. МЕЖУЕВ (ведущий научный сотрудник Института философии РАН) Беда многих наших нынешних экономистов-реформаторов состоит в том, что они никак не могут выйти за рамки идеологического монизма, отдающего приоритет какой-то одной идеологии, полагая, что все остальные - плод ошибки или злого умысла. Вчера такой идеологией, претендующей на истинность, был социализм, сегодня - либерализм. В переводе на экономический язык в абсолют возводится либо принцип планового руководства экономикой со стороны государства, либо саморегулирующийся рынок, свободный от всякого вмешательства государства. Но именно в такой абсолютизации принципа и состоит несовременность нашего нынешнего экономического мышления, неспособность наших экономистов жить в интеллектуальной атмосфере XX века.

Особенностью современного мышления является то, что оно не приемлет никаких теорий, претендующих на абсолютную истинность, никаких окончательных и безальтернативных решений. Не существует безусловно правильных для всех случаев и обстоятельств экономических теорий. Наш век - век идейного плюрализма, и любая теория, сколь прагматичной и оправданной она не выглядела бы на данный момент, имеет границы своего применения и использования. За этими границами она должна уступить место другой теории. Дело политика - именно политика, а не экономиста, приверженного той или иной теории, - выбрать ту из них (или сочетать их в определенной пропорции), которая максимально отвечает сложившейся ситуации. Вот почему, когда экономисты, пусть и профессиональные, но идеологически и теоретически ангажированные, приходят к власти, становятся политиками, - это не всегда благо. Ученым, как мне кажется, не надо претендовать в государстве на роль большую, чем только советников и экспертов. Политик, навязывающий свою волю ученым, - это плохо, но ничем не лучше ученый, выдающий свои собственные взгляды за единственно правильную политику. Приведу простой пример. По мнению ряда наших экономистов, близких к власти, монетаризм сегодня - единственно правильная экономическая политика.

В.А.МАУ А Вы знаете что это такое?

В.М.МЕЖУЕВ Не так как Вы, но догадываюсь. Кое-что читал у М.Фридмана. Правда, читал и о том, что в тех же США существуют и другие экономисты, например, Дж.Тобин - тоже лауреат Нобелевской премии, неокейнсианец, советник президента Картера, сторонник государственного вмешательства в экономику, в своих взглядах во всем противоположных М.Фридману. По свидетельству людей, или более разбирающихся в этих вопросах, чем я, из крушения в нашей стране социализма Фридман и Тобин сделали прямо противоположные выводы: для первого это стало доказательством преимущества свободной рыночной экономики, для второго - следствием плохого государственного регулирования. Но дело даже не в том, кто из них более прав. Важнее то, что оба они признанные экономические авторитеты в собственной стране, и никому в голову не приходит здесь превозносить одного из них за счет дискредитации другого. Считается, что каждый из них по-своему прав - один с точки зрения интересов экономического роста, другой в плане социальной защиты и преодоления социального неравенства. Картер отдавал предпочтение Тобину, Рейган Фридману, но оба они - всего лишь ученые, чьи теории отнюдь не адекватны полностью американской реальности. Теории могут меняться в зависимости от того, с какими проблемами вынуждена иметь дело политика.

Второй вопрос, по которому я хотел бы высказаться, касается характера нашей экономической реформы, с самого начала получившей эпитет "радикальная". Гайдар даже писал о том, что начатая им реформа может быть уподоблена революции, хотя и осуществленной сверху. Реформа, однако, осуществляемая революционными средствами, редко когда приводит к желаемому результату и часто заканчивается реставрацией. Между реформой и революцией - принципиальное различие, пренебрегать которым не может ни один политик, считающий себя реформатором. Сошлюсь еще на один авторитет, весьма много занимавшийся этим вопросом. Вот как Питирим Сорокин в книге "Социология революции" на примере российской революции 1917 года определяет это различие: 1. Реформы не должны попирать человеческую природу и противоречить ее базовым инстинктам. Русский революционный эксперимент, как, впрочем, и многие другие революции, дают нам примеры обратного.

2. Тщательно научное исследование конкретных социальных условий должно предшествовать любой практической реализации их реформирования. Большинство революционных реконструкций не следовало этому правилу.

3. Каждый реконструктивный элемент вначале следует тестировать на малом социальном масштабе. И лишь если он продемонстрирует позитивные результаты, масштабы реформ могут быть увеличены. Революция игнорирует этот канон.

4. Реформы должны проводиться в жизнь правовыми и конституционными средствами. Революции же презирают эти ограничения".

Наша реформа не соответствует ни одному их этих условий. Она сразу же стала осуществляться в масштабе всей страны, вопреки традициям, привычкам, "базовым инстинктам" народов России, без каких-либо предварительных научных обоснований, по заимствованным извне схемам, при отсутствии соответствующей законодательно-правовой базы. Не реформу согласовывали с Конституцией, а последнюю подгоняли под реформу, точнее, под то, как она мыслилась реформаторами. Реформа с самого начала была инициирована исполнительной властью без всякого согласования с народным мнением и волеизъявлением. Ни один из пунктов реформы не был включен в предвыборную программу Президента и тех депутатов, которые дали "добро" на ее проведение. А ведь речь шла не о частных изменениях, а о коренной смене экономического и общественно- политического строя. И неудивительно поэтому, что реформа обрела сразу же характер революции с присущими ей элементами насилия над обществом. А насилие имеет собственную логику развития, ведущую, как правило, к разрухе, к тому, что П.Сорокин, называл "деконструкцией" Пока революционный элемент в проводимой реформе преобладает над собственно реформаторским, разрушение и хаос будет доминировать над созиданием, порядком и стабильностью. В этом смысле реформа у нас еще не началась. Ибо разрушить старую экономическую систему, сколь бы порочной она не была, - не значит перейти к новой, стать другим. Мы так и застряли сегодня между прошлым, лежащим в развалинах, и неопределенным, смутным будущим, о котором никто не имеет четкого представления. Отсюда состояние растерянности и подавленности у большинства населения, чувство повышенной раздражительности и озлобленности. А все потому, что действуем по революционному, мало считаясь с тем, чего хочет и на что реально способен народ.

Называя реформу революцией, Гайдар, возможно, думал, что говорит себе комплимент, в действительности он произнес приговор. И, прежде всего, приговор той "науке", которая свои логические построения реализует на практике путем насилия над действительностью. Если у науки нет иного пути реализации своих выводов, кроме как революционного, то значит эта наука ложная. "Профессиональный кретинизм" ученого (о чем еще Маркс писал) в том и состоит, что последний, будучи специалистом в своем деле, часто не принимает во внимание того, что лежит за пределами его специальности. Я даже допускаю мысль, что как экономист-рыночник Гайдар более прав, чем его оппоненты, но ведь общество - не только экономика- помимо экономики существует культура, традиции, психология, мораль людей - все то, что принято называть в философии их "жизненным миром". Можно, конечно, пренебречь этим "миром", можно силой навязать людям "правильную науку", но ведь на насилие над ними люди могут ответить тем же, не посчитавшись ни с какими научными доводами.

Философия, в частности, и должна напомнить ученому об опасности любых научных экспериментов над людьми, идущих вразрез с их жизненными установками. Философу еще можно простить его экономическую необразованность, но ученый-экономист не должен ставить себе в заслугу свою философскую необразованность. Ибо, в отличие от ученого, философ задается теми же вопросами, которые ставят перед собой "простые люди", каждый человек, осмысливающий свое собственное бытие. Философия, с этой точки зрения, намного ближе к познанию масс, народа, чем наука. Я уже не говорю о том, что жизнь, к которой пытается прислушаться философ, намного мудрее любой теории.

Хочу напомнить еще об одной важной функции философии. Любая серьезная философия всегда заключала в себе критический элемент по отношению к позитивной социальной науке, в том числе и экономической, брала на себя роль как бы их оппонента. Даже "Капитал" Маркса, который у нас считали экономическим сочинением, имел подзаголовок - "Критика политической экономии". Для большинства крупных философов прошлого века политическая экономия была теорией буржуазного общества по преимуществу. И не один из них не считал буржуазное общество конечной целью и идеалом общественного развития. Сама философия оправдывала свое существование во многом тем, что занимала по отношению к этому обществу критическую позицию, указывала на его ограниченность и несовершенство в плане подлинно человеческой жизни. Иное дело, что каждый из философов по-разному мыслил способ преодоления частно-буржуазного образа жизни и мышления, искал разные пути защиты человеческой индивидуальности. Классическую работу Канта "Критика чистого разума" можно было бы назвать "критикой буржуазного разума", Гегель пытался преодолеть буржуазность с помощью диалектики, а Маркс посредством социальной революции. Но в любом случае свободная человеческая индивидуальность, которую защищали философы, никогда не отождествлялась ими с образом буржуа, с его частными интересами и целями.

Философия в качестве оппонента экономической науке вовсе не призывает к уничтожению частной собственности и рынка. Она ставить лишь вопрос о том, что экономические категории не исчерпывают всего содержания человеческой жизни, имеют свои границы и пределы, т.е. лишены универсального значения. В этом смысле философия критична по отношению к экономической теории. Рынок и частная собственность, не знающие для себя никаких границ - ни моральных, ни правовых, ни культурных, - опасная и разрушительная вещь. Страсть к обогащению, наживе, ничем не сдерживаемая, может взорвать общество. И она должна находить в нем противовесы - религиозные и духовные, способные если не облагородить, то хотя бы сдержать, взять под контроль эту страсть (подобно тому, как в синхрофазотроне магнитными подушками сдерживаются ядерные процессы). Философский поиск, в частности, - это поиск таких противовесов.

Философ, пока он существует, видимо, постоянно будет спорить с экономистом, для которого рынок и частная собственность - абсолютная ценность (что для его науки вполне логично). Для философа эти экономически идолы "рынка" конечны, относительны, имеют свои границы. Попытка подчинять рынку и частной собственности все на свете приводит к тем кризисным явлениям, о которых постоянно говорят на Западе- по отношению к природе - к кризису экологическому, к культуре - к кризису духовному. Абсолютизация рыночных отношений, как и любая абсолютизация, и есть источник кризиса, как экологического, так и культурного, говоря словами Пушкина, предметом торга и продажи становится уже не только рукопись, но и вдохновение. Назначение философии я и вижу в том, что она постоянно встает поперек безудержной экспансии в обществе как власти государства, так и власти рынка, власти денег.

В.А.МАУ Вы знаете, вопросы революции, эволюции исключительно интересные. Но факт остается фактом: в России с середины 80-х годов происходит революция. И, действительно, в моем понимании этого процесса, реформы 1992 годы начали радикальную фазу этой революции, сейчас мы, опять без аргументов, находимся в такой ранее термидорианской фазе. Помните директории во Франции: пять человек, из них два бывших якобинца, два термидорианца, один колеблющийся. Это, действительно, кончается реставрацией, которая, тем не менее, закрепляет достижения революции, а никак не пересматривает их. Реставрация она только потому, что старые люди приходят. Зав. сектором ЦК становится министром.

ИЗ ЗАЛА: А что плохого было в Октябрьской революции?

В.А.МАУ Октябрьская революция - это один из эпизодов революции, длившейся с 1917 по 1929 год. Это один из эпизодов и, строго говоря, корни 70-летнего большевисткого правления и 1937 года для меня не в 1917, а в 1921, когда радикалы не были свергнуты новым термидором. Но повторяю, это отдельный сюжет.

И еще один сюжет. Есть проблема экономического империализма. Есть тяга экономистов занимать смежные и прочие области. И, например, вся теория "общественного выбора" (public choice theory) основана на объяснении с помощью экономического инструментария поведения политиков.

О кейнсианстве. Давайте не придумывать оппонентов и спорить с ними. Неоклассический синтез давно преодолел конфликт кейнсианства и монетаризма. Конечно, поколения Кейнса и Хайека могут спорить друг с другом. Но, честно говоря, и на теоретическом и, по-моему, и на прагматическом уровне этот спор давно преодолен. Койне, которого Вы называете социалистом, в письме министру финансов Великобритании в 1920 году, когда в стране была высокая инфляция писал, что, прежде всего, надо подавить инфляцию даже ценой быстрого роста безработицы и структурного кризиса. То есть был монетаристом.

Н.П. ШМЕЛЕВ Короткий комментарий к тому, что Вадим Михайлович сейчас говорил. В идеале я с ним полностью согласен. Но попробуйте представить себе такую картинку, что вот вы строите Эйфелеву башню на болоте и жутко спорите, какой будет сотый этаж. Вот на сотом этаже наметилась бездуховность, ужас какой, а у вас нет четырех камней под фундаментом. Понимаете, у вас эта башня вообще вся уйдет в болото. Вы сначала положите на этом углу камень, на этом углу, на этом, на четвертом, а потом стройте свой сотый этаж - с супердуховностью. Вот чем мы озабочены - именно этим, что этих камней не положили с 1917 года ни одного. У вас все здание вот так, понимаете, идет в трясину.

В.Н. ПОДОПРИГОРА Спасибо, Николай Петрович. У меня как раз вопрос к Вадиму Михайловичу, связанный с этими четырьмя камнями, поскольку было отмечено, что реформа - это не революция и реформа должна опираться на опыт уже состоявшийся, на знание, то, чем уже обладает тот или иной народ, и я сторонник как раз именно такого подхода, что революции должны быть исключены в развитии, тем более России. Но как вот избежать их - это другой вопрос. Наш практический опыт, российского, или советского, как мы привыкли называть, народа - это выживание не благодаря, а вопреки. При этом вот этот здравый смысл, на который опирались уже здесь докладчики, он присутствует в каждом индивидууме, и он воспитан всей советской системой, потому что свой собственный дом он построил не благодаря, а вопреки, частично украв, частично же наказав кого-то, свой собственный огород он посадил не благодаря, а вопреки, потому что ему землю под огород не дали, его коза дает молоко не благодаря, а вопреки. Это наш опыт. И это как раз опыт всего народа, и это та база, на ( которую мы могли бы опереться, те четыре фундамента.

Есть такая хорошая расхожая шутка: главнай задача начальника - не мешать своим подчиненным. Может быть, нам бы наши экономические реформы без всяких теорий надо было бы проводить с позиций не мешать народу реализовать себя, поскольку это действительный практический опыт. И ограничить функции государства и ограничить функции правителей, в том числе и в экономической сфере. И это было бы основанием для того, чтобы был ли выстроен сотый этаж этой самой Эйфелевой башни.

Вот, Вадим Михайлович, поясните, пожалуйста.

В.М.МЕЖУЕВ Насчет Эйфелевой башни не мой пример.

В.Н. ПОДОПРИГОРА Это действительно не Ваш пример. Это пример Николая Петровича, но он показался мне очень убедительным. Действительно, этих четырех камней нет.

В.М.МЕЖУЕВ Что касается экономической реформы, то, честно говоря, я опасаюсь по этому вопросу вступать в полемику с экономистами. Я просто высказываюсь как представитель гуманитарного знания.

На мой взгляд, переход к рынку от совершенно безрыночной экономики не может считаться чисто экономической реформой. То, что она у нас не осуществлялась целиком под водительством экономистов, - причина многих ее неудач. Если бы в стране уже действовала рыночная экономика, любая реформа в ее рамках носила бы экономический характер. Но переход от дорыночного состояния к рынку - не столько экономическая, сколько правовая реформа. Даже ранняя экономическая наука, возникшая в эпоху Смита и Рикардо, решала проблему не создания рынка (он уже существовал), а его освобождения от власти государства.

Что значит позволить людям заниматься тем, чем они хотят? Это значит наделить их соответствующими правами, научить жить в правовом государстве. Без правовых ограничений со стороны государства свобода людей превратится в "войну всех против всех". Такая свобода и в лесу возможна. Отказ от государства во имя экономической свободы - это путь не в цивилизацию, не в гражданское общество, а в "естественное состояние", в первобытность, куда мы все и выпадаем сегодня.

Другая проблема на пути к рынку (помимо правовой) - морально- культурная. Это не последний, а именно, первый этаж в Эйфелевой башне. Вспомним, что европейский буржуа, "мещанин", как только он становился состоятельным человеком, шел учиться "во дворянство". Европейские нувориши неслучайно приобретали за большие деньги дворянские титулы. Аристократия в Европе стала для европейского буржуа учителем и по части манер, и по части вкуса. В отличие от рыночной, буржуазной по духу цивилизации культура, как правило, аристократична. У нас, к сожалению, революция уничтожила этот общественный слой, класс дворянства и нашим нуворишам, "новым русским" сегодня практически не у кого учиться. Нынешняя интеллигенция, взирающая с плебейским почтением на новоявленных богачей, - плохой учитель. Потому и рождающийся у нас рынок с его адептами поражает своей вульгарностью, грубостью, бескультурьем, не говоря уже о его правовом беспределе. Я не согласен с теми, кто считает, что лучше такой рынок, чем никакой. Рынок вне правового, морального и культурного контроля, повторю, - опасная вещь, грозящая обществу не меньшими бедами, чем его отсутствие.

РЕПЛИКА ИЗ ЗАЛА: Робин Гуд раздавал, а не накапливал.

В.М.МЕЖУЕВ Правильно, раздавал, не накапливал. Но грабил. И пираты капиталистами не становились.

Почему Вебер связывет "дух капитализма" с протестантской этикой? Ведь капиталист - это аскетический человек, он не ради богатства живет, ради спасения души. И купцы в России занимались филантропией не потому, что были хорошими людьми, а в качестве платы за богатство: грехи отмаливали.

В.Н.ПОДОПРИГОРА Вадим Михайлович, в дополнение. Я не совсем понял, у вас что, стремление к частному капиталу аморально? Не нравственно?

В.М.МЕЖУЕВ А что хорошего в частном?

В.Н.ПОДОПРИГОРА Но это естественное человеческое состояние !

В.М.МЕЖУЕВ Это как смотреть. Да, была точка зрения, согласно которой человек рождается частником, является по природе частным существом. Но была и другая точка зрения, согласно которой человек по природе - коллективное существо. Еще вопрос, становится ли он частником в ходе истории или сразу же рождается таким. Частник - это человек, равный части, а не целому. В этом смысле экономика и культура - разные вещи. В культуре человек равен целому. Потому и существуют писатели, художники, мыслители, которых никак не назовешь частниками.

Принцип частного нельзя отождествлять с принципом индивидуального. Это только у нас считают, что частник и есть личность. Где вы видели, чтобы литература, искусство возводили бы принцип частного на столь высокий пьедестал? И где была такая философия? Где был культ частного в культуре? Я не знаю больших произведений искусства, в которых бы воспевался частник, собственник, буржуа, только за то, что он сколотил большое состояние. Вот если он тратит на благие дела - да.

Для экономики накопительство, конечно, важный стимул. Но кто сказал, что общество и человек сводятся только к экономике?

Ругая марксизм, мы впали в одну из самых худших марксистских догм - в экономоцентризм. Есть разные типы обществ. Есть экономоцентристские общества, политико-центристские. Мы жили в обществе, где государство все определяет. Сейчас хотим перейти к обществу, где главное - экономика. Но и оно, извините, не предел совершенства, на что надо молиться. Будущее за культуроцентристкими обществами. А вы хотите возвести нынешнее в высшую добродетель...

(Возможное продолжение следует)

Комментарии

Добавить изображение