МАШРУМИЗМ

Сидят два вождя каннибальских племен, вечеряют. Трубку мира курят, вино мира пьют, заговорили о внутренней политике:
- У тебя еврейский вопрос решен?
- Полностью.
- А я сколько своим ни говорю, что евреи – то же люди: не жрут и все тут!
И сколько бы знаменитый повар Джон Писто ни уговаривал американцев, что дикие грибы очень хороши – не жрут и не хотят жрать их американцы. Боятся они их. Это нам также непонятно, как и их футбол, который правильно надо было бы называть koocha-mala-ball, американцы и сами не знают, почему это у них называется футболом, а настоящий футбол они называют дамской игрой.
У мексиканцев – свой миф о диких грибах. Когда они узнают, что ты собираешь дикие грибы, они понимающе подмигивают и готовы тут же обменять марихуану на грибное зелье, считая его гораздо более мощным наркотиком.
Ну, не любят и не понимают, и Бог с ними – нам же больше достанется.
Вот только сразу договоримся, что если уж мы говорим о диких грибах, то собирать их надо в лесу, а не вокруг парковки в торговом центре и не у себя в апартмент-комплексе на газоне. Либо мы грибы собираем, либо что?
-- А иначе это очень напоминает постсоветскую экономику с законодательным утверждением рыночных цен.
Авторитеты прошлого утверждают, что грибы растут от тепла и сырости, но вот в бане – никаких грибов, одна плесень. Я же полагаю: грибы растут от того, что их ищут. Сидят они под землей, а на поверхности всяких выскочек держат, а потом безрукими пальцами показывают – вон он как там сразу вверх пошел. И все начинают вылезать на свободу, не очень понимая,что она чаще всего – соленый гнет, за которым следует: "Пожалте к столу!", но водочку будут пить другие, а ими, грибками, – только закусывать.
Мне до ближайшего леса почти милю ехать. Вышел, -- и сразу стоят рыжики. Я таких мясистых и мордастых в жизни ни видывал. Оно, конечно, рыжик должен быть мелким. Чтоб в соленом виде мог проскочить в горлышко бутылки – именно таковы знаменитые вятские рыжики. Но и наши калифорнийские непоганы: в темно-зелено-рыжем хаки сверху и нахально рыжие на срезе. И пахнут, как и положено пахнуть рыжикам – на весь лес, на всю квартиру, на всю сковородку, пряным хвойным духом.
Кругом и другого грибного зверья – навалом. Ну, сыроежки я не беру, даже самых молоденьких: здешние слегка горчат и ни за что не увариваются, как из резины. Маслята водятся, беленькие, моховички, опята ядреные. Много и чего другого знакомого. В Подмосковье я бы их брал, не задумываясь, а тут – боязно, возраст уже такой, что умирать раньше времени не хочется. И чего это мы умнеем только к концу жизни, а в начале, когда столько и такого еще впереди, безалаберны и безудержны в ее трате?
Вот мокруха еловая. Ну, совсем как наша, и такая же слизистая и всегда чистейшая на срезе. Ох, хороша мокруха еловая на сковороде! Да и в засоле – кто это там сомневается, что на в засоле нехороша?… А брать все равно не решаешься: во-первых, а где же елки? Она же только под елкой растет, а тут все дубы с соснами, а, во-вторых, у нас она слегка фиолетовая, а тут маленько желтоватая. Поешь, а потом чертиков по стенке простыней ловить станешь либо вообще копыта откинешь.
Американские леса, не чета нашим -- чистоваты, хотя и не стерильны: то бутылка попадется, то жестянка кокаколовая, то смятая пачка мальборо местного разлива. Некоторый мусор смущает: идешь меж сосен, а в хвое – два ярких мандарина лежат, совсем почти целые. Не по нашему как то. Или, чаще всего – изгрызанные псами зеленые теннисные мячики.
Я вот так однажды иду лесом, вдруг из-под молоденького эвкалипта – курчавый спаниэль. Лает на меня, а рот мячиком занят, один хрип получается. И морда удивительно умная, как у догадливого дебила, и лобик такой же узенький, в два пальца. "Рейнджер! Рейнджер!" – донеслось откуда-то женским визгом. Рейнджер выплюнул, наконец, свой мячик, гавкнул что-то серьезное мне и засеменил к своей мамочке, обмахивая окружающую среду и микроклимат локонами ушей. А мячик остался.
Но такого загрязнения, как, например, в ельнике под названием парк культуры и отдыха в городе Иванове, здесь не бывает -- чтоб вся эта хвойная местность была устлана пивными пробками и сморщенными презервативами: и что из этих двух предметов относится к культуре, а что символизирует отдых, узнают, наверно, только археологи, да и то не скоро.
Боятся американцы в лесу всего – и ядовитого дубка, мелкого родственничка пушкинского анчара ("но человека человек послал", посылать мы все научились, еще в школе), и лесного льва, похожего на крупную кошку, и змей, которые, конечно, есть, но предпочитают песчаные дюны, а не грибастые дебри, и, само собой, бояться нарушить частную собственность.
Мы ничего этого не боимся.
И даже попадись нам в лесу Кащей Бессмертный, он же Чахлiк Невмэрущiй, он же Джеймс Бонд, агент 007 – мы и с ним потолкуем, в какой стороне хайвэй отсюда, почему грибов стало мало, и как их лучше засаливать, ну, и что-нибудь о делах в России – кого опять убили, и кто что опять своровал.
Захожу я как-то в парк имени Ван Винкля, американской версии Спящей Красавицы. А там все моховики лежат порубленные. Это кто-то из наших с косой прошел, по-чапаевски. Ведь видно же, что переростки. что все червивые – нет, всех покосил и разрубил надвое. Я так никогда не поступаю – лесные зверушки тоже грибы любят: тебе не надо, так белка съест, или олень, или ракун или даже сам гризли, по нашему вiдмедiк клiшаногiй.
Потом я этого воротилу достал в лесу: обыкновенная такая сухонькая бабушка, символ постсоветского рынка: они быстренько вспомнили свое гимназическое и курсисткое прошлое и первыми перестроились на рыночную экономику: кто только что купленным в булочной хлебом торговать тут же у булочной, кто комнатку сдавать, кто гуманитарную помощь на деньги переводить. Американцы в Москве слово "бабушка" произносят со священным ужасом. Эти шустрые старушки – настоящие акулы капитализма, не чета финансовым криминальным рекэтирам из аппарата президента и правительства.
Я в лесу, особенно хвойном, всегда к редким березкам тянусь – тут и на чернушек напасть можно, и на черноголовика подберезового, и на беленького, и на лисичек. И невольно так на белые стволы краем глаз ориентируешься. И тут взгляд бессознательно к белым стволам тяготеет, а подойдешь в упор – дубок. Ну, какие грибы под дубом?
Чем в Америке хорошо грибы собирать? -- Обобрал одно место, сел в машину, через пару миль – совсем в другом лесу. Главное – парковку найти безопасную и хоть немного легальную.
У нас тут все холмы да пригорки. Горизонт – как шерсть на медвежьем загривке. Бредешь себе в ногу с мелким дождичком по упругой и мягкой почве, в серой завеси так синевата шишкастая хвоя сосен и янтарны их стволы, жизнь течет медленно и задумчиво, что тот дождик, красота накапливается с каждой каплей и становится фотографически очевидной.
А то вдруг из-за хребта наползет туман и бредет привидением по лесу, оставляя влажные белесые следы по кустам и западинкам, а в том тумане читаются неведомые истории давно исчезнувших отсюда цивилизаций. Может, они улетели на космические войны? Или ходят меж нас печальными бессловесными призраками и являются нам в галлюцинациях?
Наберешь так грибочков пару полиэтиленовых пакетов, по дороге заедешь на фермерский рынок (колхозные-то побогаче были!), купишь пук укропа, а вся остальная приправа к грибам и дома есть. Отмоешь и накрошишь их, отваришь в круто соленой воде, отбросишь на дуршлаг, выстелишь дно укропом и давленным чесноком (старый деревенский секрет -слегка придавленный чеснок сразу отдает свой аромат и сам вбирает в себя что, ни есть в рассоле), вывалишь туда грибы, добавишь пряностей, посолишь вдогонку, перемешаешь, сверху опять слой укропа, марличка, плоская тарелка, гнет.
Пока просуетишься туда-сюда, глядь – сутки прошли. Переложил грибы по стеклянным чистым банкам, укупорил их герметичными крышками – и в запасы.
А одну не упрятал. Поставил вариться картошечку, позвонил приятелю, слетал за полугалонной бутылочкой местной "волкодавовки", тонким луковым кружевом грибочки украсил, постным маслом заправил, тут и картошка приспела, и приятель, конечно, подвалил, да не один, а с гостем, не то из Германии, не то из Закудыкингории, но наш человек. А нам всяк, кто третий, – наш. Сели мы, крякнули по первой ее, проклятую, подцепили по первому грибу, что помельче да поувертливей, от картошки пар валит, масло сливочное на ней тает, черняшкой занюхал – и чего еще человеку для счастья надо? -- только тема, например, "какую страну пропили!".

14 января 1998 года, Монтерей