ПЕРЕПИСКА
16-10-1998
Нам написали: А.Левинтов, С.Курмаев, Ю.Тувим, З.Баш
ОТКРЫТЕ ПИСЬМО В ИНТЕРНЕТ-ЖУРНАЛ "ЛЕБЕДЬ"
У нас в Калифорнии рядят дожди, и надо бы писать, а оно все больше читается, и аукается, и откликается на чужие дела и мысли. И такая меланхолия во всем теле – никакими солеными огурчиками под нее, проклятую, не прошибешь.
В отличие от уважаемого Валерия Петровича, человека сведущего и поднаторевшего, мне, тихому пользователю, тем не менее, Интернет, и вся эта компьютерная технология не блещут лучезарным будущим. Они, как мне кажется, не создают, а только пытаются создать нечто вроде сверх-сознания и сверх-человека, реально же пока (а дальше – больше) уничтожают обыкновенного человека в главном, что отличает его от зверей и механизмов – творчестве, что по образу Божию.
Все эти миллиардные связи между лишь функционально различимыми нервными частицами и хом-пейджи – эквилибристика с комбинаторикой, требующие точнейшей технологизации. Пока встроишься, забудешь, о чем, бишь, думалось-то, а как представишь себя частью единого целого, так и вовсе думать забросишь.
Творчество, по Платону, всегда – преступление культуры и культурных норм, устоев. И так всю историю и идет: человечество борется за культуру и нормы, человек в своем творчестве преступает их и создает новые. Вся наша история – тотальное распятие творящих социальной массой, держащей и цепляющейся за нормы и культуру. И всякое творчество – Голгофа, но не муками творчества (другой, вечный оппонент Платона, Аристотель, утверждал. что творчество несет в самом себе утешение), а крестными муками социального распятия – глухоты и непонимания, непризнания, недоверия, требований соблюдения запятых и других приличий.
Но если что и останется от человечества на этом белом свете, то не культура и борцы за ее сохранение, а следы творческих преступлений.
Хотя, конечно, все мельчает и покрывается гнусью в ходе и во имя технологизации и монотонного однообразия. Вспомните первые книги – как мало среди них было никчемных, и зайдите после этого в любой современный книжный магазин. Или вот более разительная траектория измельчания – кино. В начале века шедеврален чуть ли не каждый второй, а ныне на один приличный фильм – две-три тысячи откровенной технологии. Вуди Аллен, так ни разу и не сподобившийся сказать что-нибудь членораздельное и вразумительное, даже Вуди Аллен смотрится интеллектуалом на утомительном фоне мордобоя в космических дебрях юрской юрисдикции.
Надо ли теперь говорить о себе, признавая за собой, пусть даже не талант, но творческий потенциал? Скромно ли это? -- Нескромно, но зато эту ситуацию я хорошо знаю.
Вот структура моих занятий и доходов в прошлом году:
развозка пиццы – 1500 часов, 93% доходов,
литературно-публицистическая деятельность – 1500 часов, 4.7% доходов,
преподавательская деятельность – 50 часов, 2.3% доходов,
научно-теоретическая и философско-методологическая работа – 250 часов, 0 доходов в год и за всю жизнь
Последнее – лучшее и наиболее профессиональное во мне, но чтобы хотя бы пять часов в неделю посвящать себя себе, я должен все остальное время заниматься всякой херней. Я сам себя, и жизнь, и все окружение толкают меня прочь от собственного призвания, предназначения и творческого потенциала.
Вот вышла, через много лет после написания, первая книжка – "Жратва", за полгода из пяти тысяч экземпляров продано в Москве немного. Совсем мало. Настолько мало, что ничего не продано. Потому, как и не продавалось - так и лежат на складе. Правда в Америке разошлось все, что взял с собой. Что же будет, если издать "Плато" или "Игру"? Есть смысл писать, как есть смысл дышать, но нет никакого смысла публиковаться – пустая трата времени, сил и надежд. А тут еще между тобой и коротеньким списком читателей – редактор.
При этом я, в глазах окружающих и в собственных, вовсе не неудачник, а человек даже преуспевающий. Но – посмотрите на многочисленные толпы стадионов, писающие в кулак на рок-концертах или драках стенка на стенку (это я про американский футбол) – и вы поймете, почему я сильно надеюсь быть неопубликованным в лучших своих работах и спокойно лежать в гробу – меня не смущали лавры, литавры и прочие тарелки.
И, наконец, о ситуации с "Лебедем". Хорошо, что стали появляться благотворители. Но зря Валерий Петрович ссылается на возможную утечку авторов – нас, дураков, еще достаточно много, а гонорар, как спасибо, -- из него шубы не сошьешь. Сам журнал требует от Лебедева усилий, больших усилий для издания. И эти усилия должны быть хоть как-то возмещены.
Я бы предложил нечто вроде старомодной подписки – кто сколько может. И пусть новый русский снимает со своего барского плеча малиновый пиджачок, а вдова принесет свою луковицу. И списки всех поддерживающих надо публиковать (этот номер оплатили такие-то). И всякий при этом имеет право заказа темы, или автора, или автора и темы одновременно, чтобы не было этого одинокого авторского вопрошания себя, но вслух, на весь свет и Интернет.
От этих дождей ночи пошли такие темные и долгие. Какой-то огонечек горит далеко-далеко. Видит ли тот, что и у меня не утихает настольная лампа? О чем он там, в своем одиночестве?
Я ознакомился с последним Лебедем N55. Наиболее интересной мне показалась рецензия профессора Шляпентоха "УПРАВЛЯЛ ЛИ КГБ СОВЕТСКИМ СОЮЗОМ?" на книгу Владимира Буковского. Книгу эту я не читал (да и не смог бы, т.к. она французском языке), а потому, вразрез с советскими традициями не буду утверждать: читать не читал, но решительно осуждаю! Тем не менее мне хотелось бы высказать свое недоуменное мнение о диссидентах тогда и сейчас. Тогда, при советском режиме, диссиденты были вдохновляющим примером, поддерживающим мораль. Все сидели молча и только на кухнях с друзьями за водкой восхищались волей и решимостью этих людей. Диссиденты несли свою правду и несли наказания. В чем-то они были похожи на тех старцев пустынях, о которых писали Достоевский и Толстой. Они добровольно отказывались от сравнительно спокойной мирской жизни, физически страдали, погибали.
Для КГБ Андропова диссиденты были необходимым материалом, с которым можно было производить успешные операции. Методы и действия КГБ создавали должное обрамление героизму диссидентов (к примеру, польским инакомыслящим меньше повезло в этом отношении - польская была мягкой, а потому в оппозиции к ней находилось почти все взрослое население ПНР, заметно выделиться удалось разве только электрику Валенсе; фрондирующих интеллектуалов было пруд пруди, и ныне мало кто знает их имена за пределами Польши). Тут кроется причина демонизации КГБ диссидентами, поскольку обе стороны этих отношений были странным образом заинтересованы во взаимном существовании.
Форма отношений тайной полиции со своими подопечными порой затмевает содержание человеческих поступков. Характерно, что одним из главных вопросов, который всегда занимал диссидентские умы: сотрудничал ли такой-то с КГБ? Ответ на этот вопрос, если он был затронут, почти всегда бывает положительным (Виноват в том, что я тебя подозреваю!),после чего любые достижения подозреваемого автоматически теряют положительное значение или хуже объясняются какими-то коварными происками.
В этом аспекте диссиденты диаметрально расходились со старцами. Старцы питали к людям любовь. Диссидентами двигала ненависть к существующему режиму и к людям, сотрудничающим с ним.
Но пала тирания и пропала почва из-под ног. Нет ненавистного государства. Заниматься практическими делами оказалось сподручнее как раз тем, кто колебался вместе с партией, как, например, бывшему секретарю обкома Ельцину или бывшему директору банно-прачечного предприятия - нынешнему президенту Латвии Ульманису. И тот и другой президент (и не только они), зная каково отношение людей (подогреваемое диссидентами) к непосредственному обидчику - к тайной полиции, поддерживают диссидентское мнение о том, что, КГБ вершило темные дела, а коммунистическая партия была занята как бы другими делами. Более того, было как бы две партии: одна из плохих партийцев-реакционеров, а другая из честных деятелей, которые стремились искренне принести людям благо на единственно-возможной в то время платформе, т.е. в лоне партии. Эти честные номенклатурщики говорят, что они чисты перед народом, на них нет никаких порочащих документов. И они знают, что говорят, потому что согласно партийным директивам, КГБ уничтожало все материалы на того человека, который выбивался в высокое партийное начальство.
Если бы все замыкалось на дуализме КГБ - диссиденты, то проблема была бы чисто академической: КГБ как такового уже нет, новую номенклатуру (даже имеющую коммунистическое прошлое) голыми руками не возьмешь - это проблема уже для новых борцов с новым режимом. Однако, кое-кто в бывшей Чехословакии и бывшей ГДР пострадал от диссидентской ненависти к коллаборационистам. Все, кто работал в секретной полиции или числился в е± картотеках, попали в черные списки. Не делается различий между оперативниками и техническими специалистами; между доносчиками, на совести которых человеческие судьбы, и теми, кто выезжая за рубеж, обязан был писать отчеты или не выезжать никуда. Они были осуждены без суда по классовому признаку: раз сотрудничал, значит виноват.
Может быть, диссидентам нужно и дальше развить свое сходство со схимниками, отбросить ненависть и простить всех, кто не совершал преступлений. Ведь старцы прощали и преступников!
Я думаю, что есть и другие стороны ситуации "диссидент в новом окружении", которые занимают умы читателей Лебедя.
С приветом, Сабирджан Курмаев. Молден, 19 февраля 1998 г.
Сердечно поздравляю с юбилеем Лебедя! Хотя и с запозданием (был в отъезде). А теперь уже вышло 56 номеров - не шутка, это уже серьезно. И я не замечаю, что твои авторы исписались, отнюдь нет. От номера к номеру альманах держит марку на высоте. Спасибо за интересный журнал и прими мое скромное пожертвование.
Сказать откровенно, я сначала сомневался в жизнеспособности твоего детища. Не то, что ты исчерпаешь свой запас знаний, не то, что ты и твои авторы оторвутся от событий в России и перестанут их комментировать на высоком уровне. Нет, этого я не боялся. Я был обеспокоен чисто материальной стороной твоего начинания. Хорошо, конечно, иметь рупор, достигающий тысяч людей на планете, но кушать-то надо каждый день, надо платить по счетам, чинить машину, обеспечивать семью....
Рассчитывать на доброхотные взносы здесь особенно не следует. Тут сказывается характер настоящего советского человека. Там, тогда мы ненавидели всякий добровольный (в кавычках) труд на благо общества (субботники-воскресники и т.п.) и добровольно-принудительные поборы (займы, МОПР, ДОСААФ...). Это отталкивание было понятно и оно было оправдано. Но теперь-то большая часть твоих читателей живет в свободном мире. И у них есть компьютеры, с помощью которых они получают удовольствие от Лебедя. Но привычка к халяве и дармовщинке сильна.
Я несколько раз участвовал в телефонных сборах средств для Combined Jewish Philanthropies и мои наблюдения были очень печальными. Звонишь, объясняешь цель кампании и часто получаешь от ворот поворот. Пенсионеры, старики дают кто сколько может - 5-10 долларов, а обеспеченные professionals и бизнесмены либо не дают совсем, либо дают до удивления мизерные суммы. Такой вот расклад и я не знаю, что тут можно сделать. Остается только надеяться, что дети или внуки "наших людей" со временем превратятся в нормальных людей, осознающих важность благотворительности и добровольного участия в жизни общества, важность поддержки хороших и интересных начинаний.
Так что живи долго, Валерий!
Всего хорошего. Юрий Тувим.
Примите мой посильный вклад для поддержки очень интересного "Лебедя". Что еще может предложить пенсионер? А возникший вопрос о моем пребывании на Интернете и компьютере имеет очень простой ответ: мои сын и дочь спонсируют чудачества отца-инвалида, чтобы ему не скучно было.
Я давно слушаю вас по радио и читаю ваш альманах. Он имеет несколько философскую направленность, но если возникнут и какие-то исторические направления, то это было бы тоже интересно.
Желаю вам и в вашем лице "Лебедю" долгой жизни, здоровья и процветания.
С уважением , Захар Баш, Нью Йорк.
Редакция благодарит Юрия Тувима и Захара Баша за материальную поддержку альманаха.
Loading...
