МОСКОВСКИЕ МИФЫ И РИФЫ

(Заметки человека, давно не бывшего в Москве)В этот раз я попал в Москву после более, чем годичного, перерыва, но зато и пробыл там достаточно долго, чтобы попытаться разобраться в переплетениях московского бытия. Друзья и родные сильно в этом помогли. С одной стороны, вроде бы не так уж много и изменилось в городе за время моего отсутствия, чтобы нельзя было узнать, но с другой - некоторые тенденции, еще не так давно только наметившиеся, получили свое завершение и стали фактом. Так что, вроде, многое и не так. И вообще московская жизнь, которая открыто бурлила в начале 90-х все на виду, подходи и любуйся, теперь вновь как бы ушла в знакомую по застойным годам глубину. На поверхности всего уже не увидать. И если плыть по этой жизни наугад, то можно напороться на рифы. С другой стороны, не следует ориентироваться и на те окружающие московскую жизнь мифы, для которых реальных оснований, в общем-то, тоже нет. Вот картированием этих мифов и рифов (это не плагиат у Конецкого, а уважительное заимствование удачного образа) я и занимался.
Общее впечатление - скорее, благоприятное (правда я всегда Москву любил без памяти, так что, может, просто рад был новой встречи). Но описывать буду и приятное, и не очень. И за системой изложения не гонюсь. Важнее передать свои ощущения.
Поскольку первую неделю непрерывно ходил по друзьям и родным, то очередное свидание с городом началось для меня с подъездов, это был первый риф. Московские подъезды настоящая загадка. Что происходит с ними, понять невозможно. В домах обычных, для среднего класса, у подъездов вид такой, как будто по ним прошлась гражданская война: кнопки вызова лифтов на лестничных клетках и кнопки этажей внутри лифтов сожжены и обуглены (ведь не ленился кто-то прижигать спичкой или зажигалкой каждую кнопку индивидуально даже в тех домах, в которых по 16 этажей), стены выщерблены как от шрапнели и исписаны всевозможными, обычно совершенно бессмысленными текстами и призывами с множеством матерных слов и вполне грамотно написанных англоязычных выражений (невинные "Петя + Маша = любовь" канули в коммунистическое прошлое вместе с хоть кое-как следившими за порядком управдомами); чуть не все почтовые ящики в следах огня от подожженных внутри газет; потолки выглядят наподобие шерсти далматинов: все в черных пятнах от умело брошенных вверх и прилепившихся к белой штукатурке спичек; мусора на полах больше, чем когда-то на улицах; кафельные плитки выбиты через одну. Мрачное, в общем, зрелище.
Но что совершенно удивительно, так это то, что почти такой же вид имеют подъезды в домах, ну, скажем так, повышенного качества. То есть в тех, где проживают чиновники и бизнесмены, если и не самого высокого, то, во всяком случае, достаточно высокого уровня. Кто приводит подъезды в такое состояние и почему их нельзя привести в порядок, осталось для меня совершеннейшей загадкой. Ведь сам город выглядит чисто и благоустроенно даже в те слякотные дни, когда я по нему бродил. О квартирах, особенно, в домах людей с приличными доходами, я вообще не говорю совершенно мировой стандарт. Но подъезды, подъезды непостижимо? Если -то делают дети жильцов, то почему родители не научат их уму-разуму, а если не дети, то кто? В общем-то осталось для меня неразрешимой загадкой...
Другое получившее невероятное распространение московское явление куда более понятно подавляющее большинство москвичей уже не только свои квартиры, но и лестничные площадки отгораживает от внешнего мира мощными стальными дверьми. Так что теперь, когда выходишь на каком-нибудь этаже из лифта, то по обе стороны от себя тут же видишь огромные и не слишком эстетически убедительные металлические двери. Снаружи звонки в квартиры. Если тебе кто-то открывает дверь, то ты оказываешься как бы в тамбуре, из которого уже несколько таких же металлических дверей ведут в индивидуальные обиталища москвичей. Один легко вооруженный воин способен защищать подход к жилищам от целой толпы тяжело вооруженных варваров. Все это внушает уважение и даже некоторую робость. Чувствуется, что окружающий мир так достал москвичей, что многие готовы хоть в пирамиду Хеопса залезть, только чтобы до них никто не добрался.
Такое желание поскорее занырнуть в свои блиндажи имеет естественным следствием резкую потерю интереса к тому, что происходит с наружной стороны железных дверей. Где там политическая активность начала девяностых ! Такого отчуждения нормальных людей от вышестоящего начальства не было даже при советской власти. Власть не любят и власти не верят. Стараются держаться от нее подальше (слава Богу, что изменившееся жизненное устройство позволяет это в больших масштабах, чем когда-то, чего нельзя не признать за большой плюс нового времени), чтобы не нарваться на неприятности, вымогательство или традиционное хамство. Выборы интересуют только самых горячих. Остальные на все махнули рукой, так что западные аналитики, утверждающие, что новое российское начальство в действительности будут не всенародно выбирать, а назначать по сговору финансовых групп, похоже, совершенно правы (так рушится миф о расцвете демократии). И жизнь такое отношение народа ко власти (чем власть, похоже, страшно довольна значит и свергать не будут, а потом и награбленного никто не отберет) непрерывно оправдывает.
В Москве я попал в самую середину (по времени) большой "правительственно-президентской" лжи по поводу погашения государством задолженности гражданам. Перед новым годом все доступные чиновники всех возможных уровней дружно убеждали народ, что именно к 1 января все и заплатят. Хотя многие россияне вполне могли и не знать арабской поговорки "Ты мне сказал и я тебе поверил; ты повторил и я усомнился; ты произнес трижды - и я понял, что ты лжешь", но интуитивно понимали, что их все равно обманут. А после нового года многие по две недели ждали обещанных денег, но так и не дождались, получив в ответ туманные заверения, что деньги все отправлены, так что ждите. При этом тот факт, что гигантские долги детям, студентам и армии, вообще пока выплачивать не предполагалось, замалчивался полностью. Как мы знаем, и до сих платят, и уже делают новые, хотя, уверен, ни один из членов правительства и вообще руководства мимо своего рта ложку не пронес. Чего ж тут отчуждению удивляться.
В разговорах с друзьями, знакомыми и коллегами обнаружилась интересная закономерность: большинство из тех, кто принадлежит к интеллигенции, так сказать, творческой, и к новому укладу жизни, и к лицам, этот уклад олицетворяющим (к Ельцину, Чубайсу и, особенно, Гайдару), относятся вполне положительно и даже с заметным одобрением. В то же время представители интеллигенции технической и научной в своем большинстве при упоминании этих имен трясутся от ужаса и ненависти и даже временно теряют членораздельность речи, обуреваемые желанием одним словом высказать все свое к ним отвращение. Странное, казалось бы, дело - одни книжки читали, на одни выставки ходили, в одних компаниях вели согласные кухонные разговоры, а вот поди ж ты?
Такое разительное несогласие недавних интеллектуальных союзников в почти одинаковых выражениях объяснили мне два хороших приятеля один художник, а другой инженер. И получилось все довольно логично. Конечно, большинство моих "творческих" знакомых относилось к творцам немного или много диссидентсвующим и неортодоксальным, что, естественно, их жизнь при советской власти сильно осложняло. Ни толком печататься или выставляться, ни мало-мальски прилично зарабатывать абсолютному большинству их них не удавалось. В атмосфере горбачевского времени и, особенно, в последние годы их положение разительно изменилось. Лозунг "пусть расцветают все цветы" (за исключением, разумеется, соцреалистических) открыл для них выставочные залы, новые театральные коллективы и студии, типографии и издательства. В результате уровень их самореализации, общения с публикой, а также и личного благосостояния резко возросли. Не говоря уже о том, что перед ними открылись и возможности завоевания западного читателя или зрителя. Так что теперь кое-кто из моих знакомых, скажем, среди художников, которые еще пять-семь лет тому назад, несмотря на все свои таланты, толкались в толпе продавцов в Измайлове, теперь имеют своих дилеров в европейских галереях, ездят "на этюды" в Испанию, дарят друзьям свежеизданные альбомы репродукций своих работ, выставляются в лучших московских музеях и галереях и вообще работают в полную силу и живут в свое удовольствие, ощущая небывалую до того "востребованность". Наверное, именно потому театральная, художественная или литературная жизнь в Москве кипит, как когда-то в ранних двадцатых. Чему, разумеется, нельзя не порадоваться. За свои удачи эти люди справедливо благодарят изменения в обществе, и естественным образом переносят свою признательность на тех, кто эти изменения символизирует.
Что же касается интеллигенции технической или научной, то тут ситуация выглядит прямо наоборот подобной ненужности, заброшенности и просто государственного и человеческого пренебрежения эти люди просто никогда не знали. Заводы стоят, научные институты закрываются, мизерную зарплату несмотря на все лживые посулы правительства все равно не выплачивают месяцами, возможности дополнительно подработать сводятся все к тому же частному извозу (сейчас в Москве стоит на улице поднять руку, как останавливается сразу несколько частных машин, владельцы которых готовы везти куда угодно за вполне скромное вознаграждение порядка старых полутора тысяч (или 1,5 новых) за километр, так что на таксистов, берущих вдвое больше никто и смотреть не желает, разве что надо заказать машину в аэропорт. В результате, если быть ученым или инженером раньше было стыдно только в анекдотах, то сейчас это стало суровой реалией жизни. В своих бедах "технари" совершенно справедливо винят руководителей страны, разваливших науку и технику, образование и медицину, и говорят о них с презрением и ненавистью. Вот такая интересная диалектика развела по разным углам ринга тех, кто еще недавно совместно упивался мечтами о грядущей демократии.
Поскольку с теми, кто ругает правительство, я, в основном, согласен и обычно привожу примерно те же самые аргументы, то для меня куда интереснее было говорить с теми, кто гайдаровско-чубайсовскую демократию поддерживает и одобряет. На мои вопросы о том, что же в нынешнем состоянии государства хорошего, нередко приходилось примерно такой ответ - то, что сотворил Гайдар и продолжил Чубайс, сделало экономические (а, следовательно, и политические) изменения в стране необратимыми, и возврат к централизованной экономике или упразднение института частной собственности теперь уже невозможны. Это замечательно настаивал я но ведь все раннедемократические разговоры шли не вокруг того, что рыночные изменения станут необратимыми (хотя есть ли в России рынок в его европейском понимании, это еще вопрос), а вокруг того, что людям будет лучше жить, почему же большинству не стало, а многим стало даже хуже? Ты ничего не понимаешь, отвечали мне, сразу все не делается, так что придется лет ...дцать подождать, пока жизнь наладится, главное, что коммунисты назад к власти не вернутся. На этом обычно разговор или заканчивался или переходил в перебранку, если я возражал в том плане, что коммунисты от власти никуда не уходили, просто та их часть, что спроворилась, стала называть себя демократами, ни на ноту не изменив своих повадок и привычек, а что касается ожидаемого светлого будущего через ...дцать лет, так именно это те, старые коммунисты и повторяли непрерывно, начиная с семнадцатого года и до самого своего, якобы, ухода, но лучше никому, кроме их собственных руководителей, так и не становилось, с чего же теперь станет и какая разница между старыми баснями и новыми, поскольку ни те, ни другие соловья не накормят? Вразумительно ответа не было, зато обвинений в политической близорукости хватало. Хорошо, конечно, когда зрение так устроено, что нищих детей и роющихся в помойках стариков не замечаешь, но не всем так со зрением везет.
В Бразилии, где я недавно был по делам, экономические и политические реформы начались примерно в то же время, что и в России (напомню, что по населению Бразилия побольше России, да и по размерам достаточно велика, а неосвоенный северный регион России вполне можно сравнивать со столь же неосвоенными амазонскими тропическими джунглями), но резкое повышение уровня жизни людей (а не какие-то мистические "необратимые изменения") уже налицо. Так что непрерывные делегации российских чиновников разного ранга в Бразилии, так сказать, днюют и ночуют, только вот результатов использования их накопленного ценного опыта пока не видно.
Еще один интересный феномен рыночного периода: сместилось время деловой активности москвичей (за другие города говорить не буду, потому как в этот раз не был). В буквальном смысле. Если лет десять назад метро было битком, начиная с семи, то сейчас и в девятом часу еще пустовато, зато между девятью и десятью толпы. Естественно, то же самое справедливо и для автобусов с трамваями. Объяснение лежит на поверхности: поскольку большинство крупных заводов и фабрик, как раз и начинавших работу рано и посылавших своих работающих в общественный транспорт ни свет ни заря, сейчас или работают в четверть силы или вообще стоят, то ранним утром на работу просто уже почти некому ехать. А всякие конторы, как государственные (которых расплодилось куда больше, чем в годы самого матерого застоя), так и частные (которые график работы делают для себя возможно более непыльным), дают возможность своим сотрудникам поспать и начинают не раньше девяти, а то и в десять. И поскольку подавляющее большинство московского населения сейчас фабрично-заводским трудом не занимается, а пытается прожить деятельностью чиновничьей, торговой или посреднической, то именно оно и заполняет вагоны и кабины, когда утро уже в полной силе.
Пропал и еще один компонент ранней (по времени суток) московской толпы прошлого я говорю о многочисленных гостях столицы, которые с самого ранья начинали шерстить московские улицы, надеясь схватить и увезти с собой в Тулы, Рязани и даже в Люберцы чего-нибудь полезного из мануфактуры или просто пожевать. Теперь, похоже, почти везде почти все можно найти, что называется, не отходя от кассы (чему нельзя не порадоваться, хотя свои проблемы имеются и тут, о чем немного позже), так что в Москву ехать незачем, и никогда не провозглашавшийся официально, но всегда ощутимый на человеческом уровне лозунг "Москва для москвичей и, в крайнем случае, еще для интуристов" постепенно начинает воплощаться в жизнь.
Изменилась картина распределения москвичей по своим собственным московским улицам. Ну, например, отрезок улицы Горького от Маяковской до Белорусской (мне все еще привычнее старое имя, хотя этот кусок уже давней превратился в Тверскую-Ямскую) непривычно пуст практически всегда - хоть утром, хоть вечером, хоть в обеденное время. И снова объяснение простое - этот участок сплошь занят фешенебельными и, естественно, дорогими магазинами, ресторанами и гостиницами, так что обычному москвичу там делать нечего, с окраин в центр за товаром больше не ездят, поскольку у них и свое есть, про исчезновение иногородних я уже говорил, а богачей по улицам фланирует, вряд ли, много вот и пустота. Вниз от Пушкинской к Красной площади народа сильно прибавляется, но там уже появляется не в пример больше достаточно демократичных бистро и закусочных, равно как и магазинов попроще.
О том, что везде все есть. Это и миф и риф одновременно. Впечатление это довольно обманчиво, хотя, конечно, товаров стало очень много. Но, в основном, это вещи из достаточно дорогих. Если вам надо чего-то самое простое скажем, грошовые домашние тапочки отечественного производства, какие-нибудь электролампочки, столовые приборы из нержавейки и тому подобное, то придется побегать, как в добрые советские времена. Простого и дешевого не продает никто, что и понятно: город завален только импортом, а кто же будет грошовые товары возить за тридевять земель? Потому все от, извините, трусов до расчесок исключительно сильно заграничное и очень-очень дорогое. Газетчики приводили примеры лампочек ценой (в переводе) по 35 долларов или шлепанцев по 70. Цитата из "Литературки": "Туда, где были магазины, в которые ходили все, теперь не заходит никто. Продавцы сидят. Покупатель вошел - оглядывают его. Давно человека не видели. ТОО "Элита" на Маросейке. Торговля обувью. В магазине глубокая тишина. "Шнурки есть?" Продавщица смотрит, не отвечает, она от этого вопроса обалдела. "Шнурки у вас есть?" - "Конечно, нет?" - "Стельки есть?" - "Не бывает". - "Домашние тапочки есть?" "Это обувной магазин, гражданин !" А я разве не про обувь спрашиваю? Разве шнурки или стельки подают на десерт?" Подтверждаю - чистая правда - я маме и ее подругам шлепанцы из Америки вез. Похоже, недорогой отечественный производитель вчистую загибается, сколько бы о любви к нему ни верещали большие начальники. Им куда сподручнее принять, мягко говоря, хорошей подарок от зарубежных купцов, да и отдать им весь рынок по какой-нибудь позиции. А уж тот москвич, кому это будет не осилить, тот вспомнит, как когда-то бегал, и опять побегает. Может, на что-то и набредет. Зато если душа потребует чего-то шикарного Мерседес, там, или шикарную систему от Телефункена, или японский ТВ в полметра по диагонали то проблем нет, все к вашим услугам чуть не на любом углу. Только отстегивайте и тут же завернут. Капитализм по-чубайсовски ориентирован только на человека приличного и со средствами, а если ты своего не спроворил, то кто же о тебе заботиться должен? Так что или перепродай, или просто укради, или взятку получи (ну, на худой конец, гонорар за книжку про приватизацию), тогда и покупай, как капиталисту положено. Чтобы товар хороший был. То есть, дорогой.

( Продолжение в следующем номере)