НОВАЯ ИВАНЬКИАДА
01-01-1998Вячеслав Иваньков, по кличке Япончик давно сидит в Ребруке на севере штата Нью Йорк, но вокруг его дела продолжают виться вздорные теории, коренящиеся не в фактах, а в воображении придумавших их писателей.
Демонстрируя неосведомленность по части американской юриспруденции, Лебедев называет обвинение Иванькова в вымогательстве "смехотворным" и пишет, что присяжные признали Иванькова 'вроде бы в "пустячке" - вымогательстве". Но вымогательство, как заметил мне один из прокуроров на этом процессе Бентон Кэмпбелл, - это в Америке весьма серьезное преступление, иначе за него бы не грозило
20 лет по каждому эпизоду. Но во всей своей красе эта неосведомленность проступила в следующем пассаже: "Признали виновным "не вдруг". Российская сторона передала американской 68 аудиокассет - записей радиоперехватов и телефонных разговоров между Иваньковым и его криминальными дружками в России. Избранные места из этих переговоров стали известны, надо думать, в частном порядке, и судье, и присяжным.
Не говоря уж о прокуроре". Откуда взял это Лебедев? К его сведению, присяжные на этом процесса не имели о прошлых судимостях и криминальных связях Иванькова ни малейшего понятия, поскольку судья Кэрол Эмон запретила прокуратуре о них упоминать- а предоставление присяжным "в частном порядке" каких-либо материалов такого рода было бы неслыханным нарушением всех законов и правил и привело бы к полному краху этого дела и к запрещению виновным заниматься юриспруденцией, а то и к уголовному преследованию. "Юридически заслушивать кассеты в суде (то есть - оперативные материалы), да еще переданные из другой страны, по американским законам было бы совершенно невозможно", - пишет дальше Лебедев.
К его сведению, на этом процессе несколько часов заслушивали именно кассеты с записями разговоров Иванькова, сделанные ФБР, а "оперативные материалы" такого рода слушают в здешних судах постоянно- почти все дела против мафии в большой степени основаны именно на них. Слушать ли кассеты из другой страны, решает в каждом отдельном случае судья после дебатов между обвинением и защитой. Когда слушают, - когда нет.
И, наконец, такой вывод: "Тот факт, что после вынесения вердикта... и до объявления приговора прошло более полугода, свидетельствует об одном: с ним велись переговоры о выдаче всех его связей... Скоро, скоро выйдет Иваньков на свободу".
Лебедев забыл, что за эти полгода прошел еще один процесс Иванькова, занявший несколько недель. Судья решила объявить оба приговора одновременно, поэтому приговор по первому делу не мог быть вынесен до завершения второго. Задержка также объясняется тем, что перед приговором тюремные власти составляют так называемый pre-sentencing report, из которого отчасти исходит судья, определяя срок наказания. На это тоже уходит время. В Америке так происходит сплошь и рядом.
Насколько я знаю, Иваньков - твердый орешек, возможно, искренне уверенный в своей невиновности, гак как то, в чем его обвиняли, среди россиян происходит постоянно и является чуть ли не единственным способом разрешения имущественных конфликтов- он начисто отказывался от любых диалогов со следствием, я крайне сомневаюсь, чтобы он пошел на какую-либо сделку с прокуратурой. Можно относиться к нему как угодно, но высказывать подобные предположения, по-моему, несправедливо.
Чтобы понять, в чем дело, я позволил в Бостон Валерию Лебедеву. Я поинтересовался, откуда Лебедев взял данные о том, что содержание переданных из России пленок "в частном порядке" стало известно присяжным в процессе Иванькова.
"Это в какой-то степени реконструкция, - поведал он, - потому что иначе нельзя объяснить приговор", -
"Вы были на суде?" - спросил я.
- "На суде я не был, но читал отчеты", - сказал он.
Я заметил, что присяжные даже не имели понятия о судимостях Иванькова, не говоря уже о том, чтобы тайно знакомиться с его подслушанными разговорами. "Дать им пленки было бы полным нарушением всех правил со стороны прокуратуры, - сказал я. - У вас какие-нибудь факты есть или это домысел?"
"Вы знаете, - сказал Лебедев, - я ведь аналитик по своей природе. И для меня не так важно вот это перечисление фактов, потому что с точки зрения одной концепции - это факт, с другой - вообще его нет. Это некоторая реконструкция по принципу черного 1 ящика. Я имею входы и имею выходы. Если я имею такие-то выходы при таких-то входах, я примерно прикидываю, как должен быть устроен черный ящик, чтобы это получилось".
Я выразил опасение, что кто-то не оценит этого метода и подаст в суд на Лебедева за клевету. "Не беспокойтесь, Владимир, - сказал мой собеседник тоном человека, еще ни разу не привлекавшегося за оскорбление чести и достоинства. - Там никакой клеветы нет". - "Но, - с тревогой заметил я, - вы обвинили прокуратуру jury tampering (противоправном влиянии на присяжных), а это преступление". "Но эти кассеты переданы, - сказал он, - эту фактуру я взял, она готовая, я ее не выдумывал, и поскольку кассеты нельзя прослушивать вообще в суде.." Я перебил его и заметил, что кассеты прослушивают в американских судах каждый день. "То есть вы ) * считаете, что данные секретного оперативного прослушивания рассматриваются официально на суде?" - изумился Лебедев. "Ну конечно" - ответил я и рассказал ему, что на процессе Японца записи, сделанные ФБР, читались даже на разные голоса.
Потом я спросил, откуда Лебедев взял, что Иваньков вступил с прокуратурой в переговоры о сотрудничестве.
"А разве он не сотрудничал с властями?" - возразил мой собеседник.
Я сказал, что впервые об этом слышу и нигде не видал ни малейших следов такого сотрудничества или переговоров на эту тему.
"Тогда вам нужно объяснить, почему срок, который ему грозил (до 40 лет), превратился в семь лет", - сказал Лебедев.
Я не стал придираться к этой цифре. Иваньков получил не семь, а почти десять, но "Коммерсантъ-Daily" недавно написал, что ему дали вообще пять... Я объяснил, как рассчитываются в Америке тюремные сроки, какая торговля происходит между прокуратурой и защитой.
"Вам не кажется..." - начал я. Нет!" - перебил меня Лебедев. "...Что ваша логика..." - продолжал я. "Нет, не кажется!" - снова перебил Лебедев... "...Основана на принципе "наша правда выше голых фактов?" - не сдавался я. "Ничего подобного!" - сказал он.
"Я знаю то, что вы действительно не знаете",- таинственно заметил он дальше.
"А что бы это могло быть? - полюбопытствовал я.
"А вот что бы это могло быть, этого вот и нельзя сказать как раз", - ответил Лебедев.
"А почему?" - удивился я.
"Тогда вы будете это знать", - объяснил он, оставив меня в полном недоумении.
Русскоязычному читателю в Америке фамилия Козловский известна. В России - гораздо меньше. Но все-таки его статьи иногда появлялись в "Коммерсанте", (не так давно его оттуда выгнали за абсоютную журналистскую неэтичность) и его репортажи - по Свободе или Би-Би-Си. Стало быть, и в России кое-кто знает. В потоке бесконечной информации о всяких случаях - арест и суд над Иваньковым, открытие оружейной выставки где-нибудь, цены в Москве, избиение полицейскими черного водителя, убийство сына киноактера и пр., и пр. - трудно заметить, что одна и та же статья этого автора делает финансовый круг почета, попадая сначала в одно издание, потом проходится по всем другим и звучит на радио. Понять можно - журналисту за его поденщину платят мало, и на вольных хлебах с одной статейки в неделю в одном месте не проживешь. А так они размножаются клонированием и какой-то кусок хлеба с маслом приносят.
Я вот назвал его журналистом, но сам себя в одной из статей он точнее обозначил как репортера. Дело тоже нужное. Однако репортером Козловский выступает редко: это ж надо куда-то самому ехать, что-то видеть, бегать по судам да полицейским участкам, узнавать там всякую уголовную хронику и потом про это писать. Этак на дорожных расходах можно больше потерять. Да и не мальчик давно, чтобы бегать. Потому метод используется попроще: берется десяток бульварных американских журналов и газет, оттуда извлекаются разные пикантные истории, перевод с отдельными авторскими репликами быстро наговаривается на диктофон, а затем им или домочадцами переносится на бумагу. После этого никаких следов первоисточника в тексте не остается и под статьей всегда и неизменно красуется одна подпись: Владимир Козловский.
Что ж, и это не предосудительно. Чтобы с такой скоростью и частотой строгать из газет-журналов статейки, тоже нужны профессионализм плюс хорошее знание языка первоисточника.
Но вот в последней статейке (она приведена выше) репортер пошел по другому и весьма оригинальному пути. Ему не понравилось, что я в одной из своих статей затронул имя Иванькова. Влез в чужой, то есть в его, Козловского, огород.
Правда, меня интересовали вовсе не похождения Иванькова на американской земле и не то, что он сказал судье, и что судья ответил ему, и что потом сказал адвокат, и как адвокату ответил прокурор. Тема была достаточно общей: каким образом некоторые российские авторитеты попадают в Америке в тюрьму или хотя бы под арест. Метод российские органы избрали простой и действенный: допустим, они знают, что такого-то авторитета трогать на Родине не рекомендуется. Они это отслеживают скрытыми телекамерами и прослушиванием телефонов. Если у подопечного могущественные друзья в правительстве, которые приходят к нему на день рождения и звонят по телефону, то лучше такого здесь не трогать, а отпустить за границу. А пока летит, передать кое-какой компромат на него американским службам. Например, что такой-то скрыл во въездной анкете судимость и везет с собой незадекларированные ценности. А уж здесь эту перелетную птицу берут.
В моей статье главным примером этой технологии был как раз не Иваньков, а Таранцев. Впрочем, его недавно американский суд оправдал, а в России в Шереметьево его и вовсе встречали, как героя. Что удивительного, если отпетые, притом похабные уголовники избираются мэрами крупнейших городов. Но после редакторского урезания Таранцева первое место невзначай занял Иваньков. Возникает вопрос: неужели у Козловского иссякли американские темы? Не похоже, американские издания по-прежнему полны историями. Сиди, да переводи. А тут так вдруг завелось. Отчего бы? Что так сердце, что так сердце затревожилось об Иванькове? Ответа не даю. Хотя и получил сведения, что не зря Козловский старается. То есть - не даром. Что ж - у него своя компания.
Чтобы сейчас ни писал Козловский о своем любимце, факт остается фактом: имеется письмо бывшего посла США в России Пикеринга на имя министра МВД Куликова (ныне - тоже бывшего), в котором он благодарит российское МВД за сдачу Иванькова американскому правосудию и называет конкретные фамилии российских офицеров, способствовавших этому. Это письмо из моей публикации тоже было редакцией убрано, но я не в обиде - оно ведь уже было напечатано в "Огоньке", и убрать его оттуда не удастся даже Козловскому.
Так вот, все содержание своей статьи, подспудно опять защищающей Иванькова, Козловский построил на пересказе нашего с ним телефонного разговора. Он звонил мне и все время домогался - откуда я взял то, да откуда это. Я ответил, что есть журналистика двух пластов - репортерская и аналитическая, коей в Америке занимаются колумнисты. Мне, в конце концов, не так важно, какие именно кассеты с разрешения судьи можно заслушивать в суде, а какие - нет, о чем так много сейчас написал Козловский. Известно из российской печати, что российская сторона передала американской компромат на Иванькова из 68 тайно записанных кассет. Известно также, что поначалу ему грозил срок до 40 лет, а получил он всего 9 (к моменту нашего разговора осталось 7). Вывод простой - Иваньков вступил в договорные отношения с правительством США и пошел на определенное сотрудничество со следствием. Это - обычная практика американского судопроизводства. Козловский считает, что это не так, что Иваньков как настоящий вор в законе никогда бы не пошел на контакты с ментами.
Между прочим, даже у репортера Козловского прорываются порой черты аналитика. В одном своем репортаже с улиц Москвы он писал, что увидел у забора лежащего мужика. Мертвый - подумал Козловский, - или просто напился?
Видите, вот вам и два аналитических предположения. А фактов - нет. Пульс Козловский ему не щупал, на алкоголь не проверял. А вдруг наш репортер чудовищно ошибся, и мужик просто так прилег отдохнуть? Ну что ж, простительно, без гипотез не обходится ни наука, ни даже вот такая журналистика.
Но с аналитикой у него более, чем плохо. Вот он пишет: "Демонстрируя неосведомленность по части американской юриспруденции, Валерий Лебедев называет обвинение Иванькова в вымогательстве "смехотворным" и пишет, что присяжные признали Иванькова "вроде бы в пустячке - вымогательстве". Но вымогательство, как заметил один из прокуроров на этом процессе, Бентон Кэмпбелл, - это в Америке весьма серьезное преступление, иначе за него бы не грозило 20 лет по каждому эпизоду".
А чуть ниже : "То, в чем его обвиняли (то есть, в вымогательстве -В.Л.), среди россиян происходит постоянно и является чуть ли не единственным способом разрешения имущественных конфликтов". Итак, - происходит постоянно и не является чем-то предосудительным. То есть - это и есть как раз с точки зрения Иванькова пустячок. Так и было написано в моей статье. Дословно моя фраза звучала так: "И сам Иваньков, и его адвокаты были уверены, что смехотворное обвинение в вымогательстве просто рассыплется". Видите: не с точки зрения Лебедева пустячок, а с точки зрения Иванькова. Есть разница? Это так действует Козловский с печатным текстом. Что же он потом будет делать с нашим телефонным разговором? Потому и фраза "вроде бы в "пустячке" использована: с точки зрения Иванькова - пустяк, с точки зрения американского правосудия - не очень. У меня и слово-то "в пустячке" закавычено, а в цитировании Козловского кавычки опущены. Потому-то Иваньков и был так шокирован возможным приговором - до 40 лет. И потому так затянулось само объявление приговора. Отсюда и реконструкция, что Иваньков вступил в "торговые отношения с правительством США". Прелестна уверенность Козловского в том, что, дескать, присяжные ничего не знали о прошлой жизни Иванькова. Вся американская пресса была наполнена историями о "главе русской мафии Иванькове", но , оказывается, никто ничего не знал.
Но дело не в этом, а в том, что Козловский всю свою статью строит на нашем с ним диалоге. Тяжела доля репортера. Дабы не прослыть только переводчиком, приходится всюду носить с собой маленький диктофончик. И доносился до того, что во многие приличные дома уже не пускают. А не так давно, в конце минувшего года, взяли да вывели "известного журналиста" под белы руки прямо из Карнеги-холл (там проходил концерт русских артистов), ибо было упреждено, что с записывающей аппаратурой входить нельзя. А Козловский, по своей второй натуре, не только вошел, но и записывать пытался.
В своей нынешней статье "обо мне" Козловский себя выставляет в позе большого молодца и знатока американских судебных правил, а мне, естественно, оставляет роль отчитываемого нерадивого ученика за плохо выученный урок. И сразу возникает маленький вопрос: каким образом Козловский мог бы доказать, что я ему говорил именно то-то и то-то? Ведь он даже не пересказывает мои слова, а закавычивает их, то есть, передает прямой речью. Стало быть, придает своему тексту документальный характер.
У нашего законника есть два варианта ответить на этот вопрос. Первый: сказать, что он воспроизводит наш разговор по памяти. Мы знаем, как "помнят" то или иное заинтересованные лица. В этом случае я, конечно, могу поздравить Козловского с творческой удачей : вместо очередного перевода из какого-нибудь People, его вдруг прорвало в беллетристику, более точно называемую по-английски fiction, а в дословном переводе на русский - фикцией. Но тогда о документальном репортаже стоило бы забыть.
Второй ответ, по-репортерски точный, был бы такой: я записал наш разговор на магнитофон, воспроизвожу его дословно и могу доказать это предоставлением кассеты. Да, такой ответ был бы неплох для репортера. Но есть одна закавыка: наш законник и знаток американских судебных обычаев должен знать, что записывать частные разговоры по телефону, тем более, без предупреждения и согласия на то твоего собеседника, по американскому закону ЗАПРЕЩЕНО. Это ведь дело подсудное. Вот почему я уверен, что Козловский никогда и ни при каких обстоятельствах такую пленку не предоставит. А еще он ее не предоставит (даже в частном порядке) потому, что тогда сразу выяснятся все его подтасовки и предержки. Он мог бы сослаться на пример Линды Трип, которая записывала свои разговоры с Моникой Левински. Но - номер не пройдет. Ибо она это делала с разрешения прокурора Кеннета Старра и по наущению ФБР. Стало быть - поступала законно, хотя по нашему русскому представлению - глубоко аморально. А г. Козловский к тому же еще и незаконно.
Я, в отличие от него, нигде здесь не привожу всяких слов Козловского в прямой речи. Даже тех, где он грозил мне от имени своих подопечных уголовников отрубить руки (угроза, что тоже подсудно - удивительно много нарушает Козловский из так якобы хорошо ему известных законов Америки). Я приведу только свои собственные слова, которые, по признанию самого Козловского, оставили его в недоумении. Я, якобы в ответ на его допросы, откуда я знаю то или это, сказал, что не скажу, ибо тогда он, Козловский, будет это знать.
На самом деле я ответил ему следующее: "Если я вам буду рассказывать об источниках своей осведомленности, то вы будете знать то же самое, что и я. И мы можем стать совершенно похожими. Тогда нас могут спутать и, например, принять меня за вас. Или вас за меня. А мне бы этого совсем не хотелось".
Надеюсь, что теперь у Козловского все его недоумение рассеется.
Loading...
