НЕМНОГО МАСЛА НЕ В ТОТ ОГОНЬ

Наверно, я был невнятен в своей первой реплике по поводу авторства на Интернете и авторства вообще, но мне кажется, что идущая дискуссия все время идет не о том, не по коренному руслу, а брызгами довольно личных интересов и частных проблем.

Автор – это вовсе не тот, кто пишет или печатается, а тот, кого читают, потому что текст возникает только при чтении, как музыка – только при вслушивании (на эту тему есть прекрасная статья Коллингвуда), картина – при всматривании, драма – в сопереживании, Богъ – только при наличии Боготворящего (для того Богъ и создал человека, чтобы начать свое Богосуществование). А все, что до чтения, вслушивания, всматривания, сопереживания и камлания – бессмысленные каракули и кривляния, глубочайшее одиночество самообладания по типу мастурбации.

И тут авторство (великолепную лекцию на тему авторства прочитал однажды Мишель Фуко!) сталкивается с кучей культурных, социальных, а, главное, – герменевтических проблем. И можно бесноваться и беситься от неправильного, как тебе кажется, понимания того, что ты сделал – все равно самое неправильное понимание созданного – у создателя. Надо обладать наивностью кастрата и терпением мула, чтобы спокойно относиться к любому мнению относительно созданного. Не обладая этими качествами, я, например, стараюсь не печататься и уклоняться от анонимного тиражирования написанного (это – без кокетства).

Никто не может назвать сам себя автором – это решение читающих, смотрящих, слушающих. И не Пушкин сказал, что он – поэт, а читающие сказали – это он поэт по имени Пушкин. Тут собственность и имя возникают не при акте присвоения, но при отдаче и при условии, что отдаваемое берется и взято, а не брошено на пыльную полку или в безлюдный эфир и не пошло под нарезание селедочки.

И, сказав это, по сути тривиальное, я должен дать ответ и на два еще более тривиальных вопроса:
зачем мы пишем и рисуем?

и зачем мы это потом еще публикуем?

Любое наше интеллектуальное усилие – восстание против материализации этого мира, его энтропии и красного смещения в бездуховность, наш духовный бунт. Гете: "Человек – это природа, познающая самое себя", Мартин Хайдеггер: "Человек – существо, призванное доказывать свое существование собственными мыслями" (цитируется по памяти) Мы, вкупе со своим Отцом небесным, противостоим этой напасти материализации и, когда интеллектуально замираем и затихаем, перестаем быть по Его образу, отваряемся (превращаемся в тварей).

И мы не только своим интеллектом участвуем в поддержании духовности мира, мы служим – Добру или злу, мы вовлечены во вселенский Армаггедон (борьба Добра и зла проходит через человека, по Достоевскому) и, стало быть, ответственны за победу Того или другого. Уж если взялся за перо, киборд или клавиши, то делай это с любовью, а не истекай ядом и не кричи "Богъ умер!".

И публиковаться, увы, тоже надо, несмотря на очевидные неудобства и еще более очевидную коммерческую безнадежность этого занятия. Публиковаться не ради публики, но достаточным тиражом. Тут как при всяком другом акте оплодотворения – выпускаются полчища живчиков ради достижения цели всего лишь одним. И дело вовсе не в том, что с твоим неопубликованным будет потеряно нечто ценное и безвозвратное – скорей всего родное человечество ничего не потеряет с нами. Но мы участвуем в общем хоре и – спотыкаясь и искря об наши мысли и творения -- кто-то когда-нибудь скажет или сделает нечто, выходящее вон за рамки достигнутого культурой. Мы обязаны участвовать в этом процессе трансляции с надеждой, что и нам удастся нечто, но с полной уверенностью в необходимости участия.

Еще раз – никому не нужна социальная однородность и монотонность процесса трансляции культуры, но в потоке культуры надо пребывать поелику это возможно. "Культура – это, повидимому, и все, что останется после нас" (о. Павел Флоренский, цитируется по памяти).

Иначе возникает эффект пошлости в астрономическом значении этого слова: явление, след которого возникает ниоткуда и исчезает неизвестно куда, астрономами называется пошлым.

Интернет открывает новые возможности обмена и коммуника
ции. Если мы не станем технологическими элементами этого процесса (если мы не впадем в материализацию коммуникаций), то у нас появится новый ресурс интеллектуальной деятельности. Точнее, наоборот, если мы будем использовать этот процесс коммуникации как ресурс интеллектуальной деятельности, то отпадет риск превратиться в технологический элемент Интернета.

И уже никто тогда не будет кричать "Автора! Автора!", держа наготове помидоры для борща. И всякая чепуха, включая компиляцию и плагиат, уже перестанет быть важной. Воруют – значит, есть что.