СОРОК ПЕРВЫЙ

     У Милы было семь мужей и тридцать три любовника. Сменяли они друг друга естественным образом, ну, как, например, батарейки в фонарике. Правда, каждому приходилось давать энергичный прощальный пинок. Время, однако, шло, и как-то незаметно сам фонарик поизносился, устарел и оказался заброшенным в дальний пыльный угол. Последняя батарейка, хоть проку от нее никакого уже не было, тоже куда-то подевалась...

Дальний пыльный угол назывался Оттавой, но в действительности пылью там и не пахло. Столица одной из промышленно развитых стран Большой семерки была тихим, интеллигентным и очень уютным городом-парком. Мила все еще оставалась довольно привлекательной, в меру стройной и умела зажигать свой взгляд кокетливым бесовским огнем. Последнее качество помогло ей найти работу учителя бальных танцев в ассоциации выходцев из Восточной Европы.

Надо сказать, что к бальным танцам Мила имела весьма косвенное отношение. Когда-то, еще в школе, она посещала пару месяцев хореографический кружок, но потом увлеклась парашютным спортом и танцы забросила. Тем не менее, будучи человеком, несомненно, талантливым (а талантливый человек талантлив во всем), она во время интервью с седовласыми работодателями сумела так непринужденно и лихо изобразить несколько па, что немедленно была принята на место своей малохольной беременной предшественницы.

Обучая раскормленных канадских деток и их еще более раскормленных мам умению порхать по паркету, Мила купила в центре столицы небольшую, но совершенно шикарную квартирку. Гостившая у ней как-то неделю старинная московская подруга прямо позеленела от зависти. Еще бы! Говорящие человеческим голосом бытовые приборы, притаившееся в коридорной нише белоснежное чудо техники - стирально-сушильный агрегат, бассейн, сауна, магазинчик, библиотека, подземный гараж прямо в доме и другие западные прибамбасы чуть не свели ее с ума.

Казалось бы, и на чужбине жизнь складывалась более чем удачно, но долгими бессонными ночами, глядя на возню обнаженных разнополых тел на экране телевизора, Мила плакала и матерно ругала за что-то своего последнего никчемного мужа. "Никакая я не одинокая! - с грубоватой дневной бравадой возражала она такой же заброшенной ровеснице за чашечкой горячего шоколада в кафе. - У меня есть ТЕЛОвизор!"
Но если говорить откровенно, то страстному человеку переживать одиночество в тысячу раз труднее.

Михаэль возник в ее классе, как орел в курятнике. Он был юн и прекрасен. Рожденный в результате непродолжительного бурного романа между питерской еврейкой и черным кубинцем, юноша взял от родителей все самое лучшее - мудрость народа книги и органичное чувство ритма и пластики жителей Карибского бассейна. Как многие иммигрантские дети, он в совершенстве говорил на четырех языках - русском, иврите, испанском и английском. Ни капельки не смуглый, он тем не менее выглядел очень южным и горячим. Но совершенно неотразимым был взгляд его больших зеленых глаз, парадоксально сочетающий в себе вековую скорбь еврейского народа и неистребимую веселую бесшабашность кубинцев.

Михаэль готовился к поступлению в одну из актерских студий Голивуда и по этой причине решил несколько усовершенствоваться в хореографии. Так он оказался в классе у Милы, которая из-за этого окончательно потеряла сон.

Когда она прикасалась к сафьяновой коже юноши, поправляя положение его руки или корпуса, ее сердце готово было выскочить из груди. Временами в глазах у нее темнело и она почти теряла сознание. Диагноз не оставлял сомнений, особенно если учесть некоторый жизненный опыт занедужевшей.

А Михаэль только что пережил несчастный роман с 15-летней квебекуанкой, которая по причине свой неразбуженности была не способна понять страданий зеленоглазого бой-френда. В результате на языке у юноши остались горечь неразделенной страсти и недоношенный французский язык в малопонятном истинным французам канадском диалекте.

Потом начались танцы в классе у Милы.

Два чутких сердца - юное и умудренное, оказавшись столь близко и столь долго (целый месяц!) друг подле друга, повели себя, как две половинки урана в атомной бомбе. Они буквально взорвались взаимной страстью.
Произошло бурное объяснение в раздевалке со слезами, целованием рук и даже коленок.
- Я хочу посмотреть, как вы... как ты живешь, - сказал Михаэль.
- Завтра в семь, вот адрес, - прошептала полуживая от волнения Мила.
С утра, как чумная, она бегала по косметическим салонам и деликатесным магазинам, готовясь к первому за последние годы вечернему свиданию. И без того сияющая чистотой квартира тоже подверглась доведению до уже совершенно немыслимого блеска.

Из-за рева пылесоса она не сразу услышала телефонный звонок.
- Уже знаешь? Твоя предшественница решила вернуться, - змеей шипела на другом конце провода ее заброшенная ровесница. - Оказывается, один из твоих учеников, Михаэль какой-то, ее племянник. Так он ей сказал, что ты в профессиональном отношении полный ноль. И вот она нанимает своему племяннику тренера по танцам и хочет тебя отодвинуть. У нее ведь был постоянный контракт, а у тебя, если не ошибаюсь, временный...
Мила села на пол. Повисшая на проводе трубка продолжала что-то шипеть, но это было уже не важно.
"Все мужчины - сволочи! - подумала Мила. - А я-то хороша, раскисла, как квашня!"

В дверь звонили. Она даже не сразу отреагировала.
- Кого это черт несет? И не подумаю открывать.
Она перебралась за стол и, отодвинув бутылку ликера и вазу с фруктами, стала писать письмо знакомому адвокату с просьбой подготовить судебный иск в связи с грубыми сексуальными домогательствами со стороны ученика.
- Сорок первый! - сказала она вслух, передергивая затвор факса.

Только на суде Мила узнала, что Михаэль - этот ошалевший от чувств юноша, имел глупость пооткровенничать с тетушкой. На суде сам он говорил, что любит, но не понял вдруг прорезавшейся холодности любимой, и готов соединить жизнь с ней в законном браке.
Мила сжала рукой виски, и пульсик простучал в ладони: "Неужели больше я его никогда не увижу?" Пульс голосом судьи ответил: "Три года с последующей депортацией из страны."

sasha_borodin@hotmail.com