ДВА ПУТИНА

Евразия географически (голографически) замыкается двумя островами примерно одного размера и формы. Приблизительно одинаковый климат. Не так сложно с мореплаванием, как с полезными ископаемыми. Рулевое управление – справа, как в политике, так и Ягуаре/Тойоте. Левостороннее движение – как постоянная тенденция. Две конституционные монархии, подобно золотому запасу, надежно обеспечивают вековые наличные культурной и психической автономии.

Век двадцатый России, подобно бриллианту со зловещей судьбой, взят двумя пальцами двух политических воль. Здесь мы имеем дело с удивительным феноменом двух Путиных. Раз-Путина и Путина-Два.

Обилие Путиных у руля в Росси в такой короткий и насыщенный беспрецедентной смутой и тьмой промежуток времени не может как не поражать, так и не восхищать своей бесхитростной планомерностью. Путаница в умах, в выборе пути не только была той средой, которая привела обоих к вершинам власти. Ею была, как паутинной сетью мелких трещин, в конечном счете, обеспечена стихийная путина прорванного и перевернутого государственного льда, которая и ознаменовала пусть и насильственный, но закономерный уход Путина-раз.

Мы, между тем, мыслим аналогиями, т.к. аналог – не просто закладка в анналах истории для того, кто, будучи в возрасте зрелом, рискует подвергнуть её анализу. Подобно Орфею на выходе из ада, писатель на выходе из тысячелетия оборачивается – и понимает, что вот этот век, который был для него столь единственен, обжит, обихожен - больше не с ним, за ним не следует, вся эвридика этого века (эвристическая, черт побери) возвращается воронкой тысячелетнего тартара.

Аналог – последняя соломинка, за которую цепляется трудолюбивый и настойчивый муравей сознания в попытке справиться с хаосом. Между тем и соломинка – часть хаоса в видении того, кому случилось наблюдать и ее, и муравья, и поток, и его берега, и их горизонты с присущей глазам и горизонтам дурной бесконечностью.

Дурная бесконечность в сознании такого наблюдателя – постоянно пополняемое собрание событиционных кластеров, и само это название ее – тоже соломина, за коею можно на самом краю зацепиться. Ибо если вселенная на глубинном срезе переживает бесконечный ряд совпадений и стечений обстоятельств (аналогов), то, стало быть и сей муравей и поток и берега его когда-нибудь в точности повторятся. Более того, обречены повторяться именно бесконечное количество раз без видимых мутаций. Время, надо полагать, и есть тот шахтер, который, давно отвыкнув от периодики выплат, в очередной раз лезет в шахту информационного хаоса за нашим полезным-ископаемым муравьем (муравьедом).

Впрочем, проще представить себе время океанской толщей, которая как среда обеспечивает однородность процессов.

Тогда наш наблюдатель, к примеру, пьет утренний кофе. Он находится в комнате, за окном которой – сад, набитый солнцем. Комната обклеена светлыми обоями в малый цветочек, и залита зеленым от солнечного сада светом. Через сад, периодически в нём пропадая, идет небольшая дорога для мелких сельхозработ. Наблюдателю отсюда виден только конец ее участия в развитии пейзажа. Кофе из небольшой тонкой старинной работы чашки сочится в такое же блюдце через невидимую трещину. Уже набежала лужица. И когда наблюдатель поднимает чашечку к губам, с ее донышка каплет.

Эта лужица и есть наше с вами время.