НА ТОМ СТОЯТЬ БУДУ

Наблюдая за всеобщей травлей реформаторов, я часто вспоминаю малоизвестный рассказ Андрея Кучаева "Гусь", некогда опубликованный в "Литературке".

Голодный мужик прибежал домой, еще издали ощущая доносившийся с кухни запах жаренного гуся. Ел, причмокивая, постанывая и нахваливая супругу. Но когда наелся, расстегнул пояс и учинил допрос с пристрастием: откуда взялся этот гусь?

На складе сперла? Или опять доставала, из-под прилавка или с заднего крыльца?

Долго ты меня будешь позорить?

Наши реформаторы это штольцы, которых обломовы время от времени призывают, чтобы было кому накормить, вымыть грязную посуду, открыть форточку и привести их в божеский вид. После чего обломовых снова тянет на диван - к духовности, соборности и оппозиции правящему режиму. Умытые и причесанные, ковыряя в зубах, они подозрительно разглядывают этих штольцев, столыпиных и гайдаров, у которых на уме один чистоган, стараясь понять: им-то какая от этого корысть?

Так было во время нэпа, когда с тогдашними березовскими, к удовлетворению широких масс, покончили всерьез и надолго. Ковыряя в зубах. И пусть потом от голода погибли миллионы, главное, этим спекулянтам и кровососам не дали нажиться.

Россия несется по замкнутому кругу, словно карусель, у которой сорваны тормоза.

Еще четыреста лет назад Борис Годунов, которого народ призвал на престол, велел во время голодного мора бесплатно раздавать зерно из царских амбаров. Что уже было подозрительно. А если добавить к этому широкое строительство домов для бездомных, возвращение Юрьева дня для крепостных, развитие торговли, приглашение в Россию иностранных негоциантов и специалистов, то всем стало ясно, как божий день: это он, Борька, больше некому, велел зарезать царевича Дмитрия.

Конец известен. "Семью" уничтожили под корень. И пусть потом началось Смутное время с множеством жертв голода и резни - нам главное, чтоб все по справедливости...

Нынешний Борис Пушкина читал, но урок не извлек. Решил: самое главное - лишь бы народ не безмолвствовал. И народ заговорил во весь голос, впервые за тысячу лет: с чего это Боря так старается сберечь для нас свободу и демократию?

Не иначе завел кредитные карточки в иноземных банках для себя и своей семьи...

Боже, как грустна наша Россия.

Россия - Мать, как не запьешь при виде твоих скудных и скучных пейзажей под монотонно моросящими небесами, на которых браки скорее разрушаются, нежели заключаются? (Чем , кстати, я всегда оправдываю свои разводы).

Испокон веков Провидение методично капает нам на мозги, и это не могло не привести к известной порче нравов, со всеми вытекающими последствиями и потрясениями, что во многом объясняет известную маяту русской души, загадочную для тех, кого круглый год обогревает Гольфстрим. А постоянное пребывание под серым и бескрайним небом среди беспредельных и однообразных пространств, не могло не создать ощущения собственного ничтожества, что и породило великую литературу о маленьком человеке, потерявшемся в этом слишком большом, и потому равнодушном к нему мире.

Вот почему всех нас, удрученных местом своего обитания, можно разбить на два основных типа: если одни пытаются поменять картинку за окном на что-то более разноцветное и жизнеутверждающее, где-нибудь за Атлантикой, то другие стараются ее как-то раскрасить, большей частью в своем воображении, пусть условно и на короткое время, не отрываясь от любимого дивана. И желательно с наполненным стаканом в руке.

И нас теперь все больше, поскольку все чаще возвращаются и к нам присоединяются первые - заблудшие и отчаявшиеся. Кто в пломбированных вагонах, другие в Боингах - 737. И все они, насмотревшиеся там на радужные картинки, искренне хотят сменить здесь нашу серость и непроглядность... Ан нет, не получается. Оттого наши смуты в умах и смятения в душах, зачастую бессмысленные, а иногда беспощадные...

Один мой шапочный знакомый, впоследствии ставший близким другом, вздумал жениться с целью выезда в США. И нашел по газетному объявлению ровесницу - американку спортивного склада с голливудской улыбкой - и чуть было не совершил акт смены гражданского состояния, если бы она не завела его в первый, только что открывшийся в Москве секс -шоп. Приятель рассказывал, что перед витриной этого заведения стояла смущенно хихикающая толпа наших
, ожидавших, кто войдет первым. Подталкивая друг друга, они хлынули вслед за упиравшимся приятелем, которого богатая невеста из Америки буквально втолкнула в салон.

Там она деловито присмотрелась к силиконовым грудям, чтобы успеть до свадьбы заменить свои устаревшие, которые, как выяснилось, до сих пор носила, и нашла, что здесь они не в пример дешевле, чем в родном штате Огайо.

Ты ведь не будешь против, дарлинг, проворковала она, если я возьму на размер больше? Мужчинам нравятся женщины с выпуклым бюстом, добавила она и погрозила ему пальчиком, не забыв при этом ослепительно улыбнуться.

Только теперь до него дошло, что зубы у нее тоже вставные. А она, по-своему истолковав его ошалелый взгляд, пообещала ему в качестве свадебного подарка протез фаллоса последней модели, вместо его природного, порядком изношенного...

Приятель рассказывал, что буквально выбросился из такси, не доезжая Шереметьево-два, когда наконец сформулировал для себя мучившую его мысль: кощунственно менять дар от Бога на подарок от женщины, на которой женишься по расчету. Или подменять серый, но природный пейзаж на раскрашенную бутафорию. И живо представил себя на закате жизни, сплошь состоящим из одних протезов . Выходило, что под могильным камнем с его фамилией с инициалами будет лежать вовсе не он, а некое ноу-хау в области трансплантации искусственных органов, с чем он категорически не мог согласиться. Уж лучше сразу броситься на колючую проволоку, некогда ограждавшую наш заповедник от их заказника, сказал он, и с ним трудно было не согласиться.

Наш человек лучше будет до конца жизни работать на запчасти для <жигуленка, ставшего для него членом семьи, но ему противна сама мысль о смене органов собственного тела, которое он не отделяет от души, ибо и думать не желает о смерти. И потому за свои прогнившие зубы будет стоять до последнего, как все 28 панфиловцев под Дубосеково.

Богобоязненный американец, всерьез относящийся к тому, что его тело и душа в любой момент могут разделиться, без внутренней борьбы заменит родной аппендикс на силиконовый, но отправит на свалку почти новый кадиллак.

Уже одно это вполне объясняет тот факт, почему мы до сих пор нацеливаем друг на друга разделяющиеся боеголовки.

Словом, приятель перешел на нашу сторону, к тем, кто пытаются раскрасить серую действительность с помощью доступных средств. А для этого нет ничего лучше красного цвета - самого популярного на Руси - цвета огня и крови, а также перца, коим мы сдабривает пресную пищу.

И потому в компании с нашими я еще недавно напивался до бесчувствия, или до 4)кровавого мордобоя. При *)том, что для всех прочих - я ортодоксальный трезвенник. Что оскорбляет их до глубины души, поскольку мое наплевательское отношение к водке, как атрибуту национальной идеи и символики - наравне с гербом и гимном (скипетром и державой, серпом и молотом, Лужковым и Примаковым, Гусинским и Березовским etc) выглядит в их глазах как брошенная им перчатка, которую они не торопятся поднять.

Моя избирательная трезвость, принимаемая за эпатаж, почему-то нервировала разведенных дам, имевших на меня виды, и только что сбежавших от запойных мужей. Я отказывался пить там, куда они меня приводили на смотрины, и это доводило их до истерики. Но я упорно не желал объясняться. Во-первых, я всегда инстинктивно остерегаюсь чрезмерной любви к истине, особенно в том, что касается моей особы. Во-вторых, мне все равно никто не поверит, если признаюсь, что не могу пересилить своего тупого упрямства, выдаваемого за жизненный принцип: либо принимайте таким, как есть, либо катитесь на все четыре!

Как правило, мои дамы выбирали последнее, то есть хлопали дверью, когда я делал вид, что хочу их удержать.

Хотя иногда мне кажется, что они опасались, как бы я их не опередил.

Вот, возможно, это причина, почему я уже никогда не сбегу отсюда: Не смогу жить без тусклого света в окошке. И привык к тому, что все сбегают от меня, а не наоборот.

И на том стою. И стоять буду. Пока не свалюсь.