ИСКЛЮЧЕНИЕ ИЗ ПРАВИЛ (26 апреля - 13 лет чернобыльской трагедии

"Это ж если из каждого правила делать исключения, то, ого, сколько будет исключений! Все привыкнут и для чего тогда правила?.."
(Из монолога 13-летнего Вити из г.Припяти)

Это в конце минувшего года было. Верный своей древней американской привычке ("древней"- это двухлетней, когда перевалила половина моего американского жизненного опыта) "прогуливался" по Интернету. Украина. Моя родная киевская газета. Почти полномера занимает Закон с длиннющим канцелярским названием: "Об общих началах дальнейшей эксплуатации и снятия с эксплуатации Чернобыльской АЭС и превращения разрушенного четвертого энергоблока этой АЭС в экологически безопасную систему". Читательская аллергия на подобные "полотнища" общеизвестна, но это, тем не менее, притянуло к себе как магнитом.

Первая мысль: может, не случайно, что не раньше, не позже, а именно на подходе к чертовой дюжине лет после катастрофы взялись таки за реализацию давно очевидной необходимости: закрыть Чернобыльскую АЭС? Былую гордость былого СССР, снискавшую себе после беды сатанинскую славу- ставшей родственной и чёртовой дюжине, и цвету, название которого легло в имя того города. Утверждают, ведь: Чернобыль - от "чёрной были".

В отличие от прежних директив по этому поводу, вопрос на сей раз поставлен конкретно: от указания источников финансирования - до мероприятий по социальной защиты увольняемых энергетиков. Словом, ясно во что выльется исчезновение до 2000 года ЧАЭС. Физического, разумеется. В памяти же миллионов она сохранится.

В моей - в том числе. Не по-доброму, но и не без ностальгии. Как-никак добрый десяток лет журналистской биографии связан с Чернобыльской АЭС. Калейдоскоп событий, фактов, людей
"Помнишь Витьку из Припяти?" - спрашиваю себя. Как не помнить. Впервые увидел его года через два после чернобыльского апреля. Чёрная шевелюра казалась ещё роскошнее на фоне бледненького личика. 13-летний, щупленький, он задавал жару сёстрам и нянькам гематологического отделения Киевской областной клинической больницы. Только всеобщую любимицу Марту Осиповну Беленькую - кандидата медицинских наук, завотделением и главного гематолога Киевщины побаивался. Она, вроде, не страшная: низенькая, добрая, но курит как мужик и голосом низким как сказанёт - все вокруг притихнут. При ней он не носился по больничным коридорам как угорелый, а, превозмогая живчика, смирно лежал на койке.

26 апреля 1986 года они с пацанами небольшой велопробег устроили. Не обращая внимания на запруженные ни с того ни с сего милиционерами улицы города, помчались к лесу. По Припяти гонять на велосипеде - одно удовольствие: кругом - асфальт, бетонка, молоденькие деревца, новенькие многоэтажки и высокое-превысокое голубое небо. А завидели ЧАЭС - словно ошалели: крышу-то на четвёртом блоке как ветром сдунуло. Витька, самый сообразительный, всем скомандовал: "Атас!.." Так он сам рассказывал. Правда, в другой раз утверждал, что видел там и НЛО с какими-то серебристыми пришельцами. Выдумщик! Но тому, что был там, у блока, Марта Осиповна верила. Анализы крови подтверждают.

Через следующие два года снова увидел Витьку. Только теперь в холле бывшей клиники элитного обллечсанупра, которую отдали "чернобыльцам". Раньше - в "хозяйстве" Марты Осиповны - Витька разговаривал со мной чуть робея: общаться с живым журналистом ему ещё не приходилось Сейчас же - дело другое: во-первых, я был уже знакомым, а, во-вторых, на равном с ним положении - как больной. Только моя палата была в дальнем от телевизора конце коридора, а его - прямо у холла. В общем-то находиться здесь Витька не должен бы - больница для взрослых. Но поскольку целый "букет" хворей у него объявился, а сюда приезжали необходимые ему именитые консультанты даже из Москвы, то решили Витьку подержать в этих стенах, то и дело переводя из одного отделения в другое.

Он не роптал - ничего страшного, даже весело. Забавлял всех Создал теорию: если стоять на голове, то кровь - даже плохая - лучше мозги "заводит". И перед началом фильма, когда все в холе собираются, устраивает "цирк" возле телевизора: стоит себе на голове и ухмыляется.

-Ну, пожалуйста, ради меня: сделай сегодня исключение и дай доработать спокойно смену, - умоляла старшая сестра.

Витька в неё "чуток втрескался", как сам признавался, хоть она лет на 15 старше
и собиралась замуж за больничного шофера. Быстро стал на ноги и сказал:
-Я же лечусь - вон каким красным стал и бледность ушла.

А потом произнес фразу, которую я вынес в эпиграф. Крепко она мне в память врезалась. Вспоминаю ее всякий раз, как о той катастрофе думаю. Точно ведь Витька выразился: когда исключения часто повторяются, они становятся нормой, превращаются в абсурдные правила, неизменно оборачивающиеся нехорошими последствиями. Вовсе не хочу объяснять причины чернобыльской беды именно и только этим - я не физик, а журналист. Тем более, положа руку на сердце, ведь стиль всей той не такой уж далекой советской жизни сводился к тому, что отклонения у нас становились привычной нормой. Чернобыльская эпопея - порождение той жизни, чему ж удивляться? Но очевидно и другое: кабы не таким абсурдным был стиль той жизни, меньшими бы потерями обернулась и чернобыльская трагедия. Может - кто знает - не было б её вовсе?

…"А беседы с Кизимой, Брюхановым помнишь?" - продолжаю крутить свой калейдоскоп. Они, ведь, по-сути, тоже подтверждали Витькин тезис о правиле и исключениях, норме и отклонениях. Этих людей я воспринимал как "отцов" Чернобыльской АЭС и города Припяти. Они их не задумывали и не проектировали. Они их создавали. О "ликвидаторах" и жертвах той катастрофы говорят и пишут много- с благодарностью вспоминают о пожарниках, которые тушили взорвавшийся реактор. Об этих же "отцах" - почти никогда. Несправедливо.

Василий Трофимович Кизима - Герой Социалистического Труда, Заслуженный строитель Украины - возглавлял строительство ЧАЭС. И города Припяти соответственно. Любого бывшего припятчанина спросите - он подтвердит, какой вес имел в Кизима и как с ним считались. Кто сказал, что городской стадион нужен меньше, чем атомная? Вопреки минэнерговскому начальству Кизима так не считает, - довольно говорили припятчане. И прекрасный стадион сооружали не менее старательно, чем ядерные энергоблоки. Жильё - тоже главнейшие объекты. И магазины. И столовые. Словом, соцкультбыт.

"Свой в доску", - говорили о нём рабочие. "Хитрющий, психолог, стратег!", -уважительно подчёркивало начальство. "Ну, и крутой мужик", - жаловались другие. И все правы!

А Брюханов - тот из другого теста. Угрюм, молчалив, считали, что чересчур мягкого характера. Первый директор Чернобыльской АЭС. И самый молодой директор в тогдашней советской энергетике. В конце 60-х 35-летним инженером впервые оказался на пустынном берегу реки Припяти, название которой позднее стало именем самого молодого города Украины. И, как оказалось, самого короткоживущего. Но тогда, в конце 60-х - лишь февральские мороз и ветер: зима выдалась суровой - не то, что в Узбекистане или на Дону, где Брюханов раньше работал. В руке - портфель с технической документацией, рядом - фыркающий УАЗик, а километрах в 18-ти - тёплый номер гостиницы в Чернобыле - временное его жилище.

Ему надлежало вдохнуть жизнь в этот гигантский, заснеженный пустырь. Через четверть века вся планета заговорит об этом пустыре. Правда, с печалью и тревогой. Знать бы… А тогда нужно было без промедления браться за работу. Они распределили с Кизимой сферы влияния. Любое строительство - понятно, за Кизимой. Содержание ЧАЭС, жилья и объектов соцкультбыта - это уже сфера Владимира Петровича Брюханова.

Судьба распорядилась, что Брюханов стал известным всемирно. Правда, на короткий срок и как "директор-злодей", в хозяйстве которого стряслась беда планетарного масштаба. Кизима же чёрной славы избежал - как строил ЧАЭС и город Припять самоотверженно (не побоюсь громкого слова), так точно самоотверженно руководил работами по ликвидации последствий аварии.

…При строительстве третьего энергоблока, сроки которого безбожно затянулись, договариваюсь с Кизимой об интервью для газеты. В означенный день приезжаю, приёмная забита людьми, а секретарша никого в кабинет не пускает: мол, Василий Трофимович разговаривает с прессой. С какой ещё прессой? - негодую про себя - Мы ведь договаривались, зачем он назначил на это же время встречу с другими? Забывчивостью он, вроде, не страдает… Обиженно напоминаю секретарше о нашей договорённости, о том, что мне во что бы то ни было нужно сегодня же успеть вернуться в Киев. В ответ: "Ждите!..".

Сажусь и начинаю ждать. Час, другой… Л
ишь вечером дверь кабинета открывается и в неё просовывается Кизимина голова с неизменной улыбочкой. Поманил пальцем: заходи. Когда дверь за мной закрылась, Кизима протягивает пачечку исписанных листков:
-Не обижайся, - просит. -Решил изложить письменно, чтобы было чётко. А всем сказал, что занят с корреспондентом - иначе не уединишься
В автобусе, по дороге в Киев пробежал глазами текст и тотчас пожалел, что не сделал этого там, в Припяти. Известной кизимовской ручкой, чёрными чернилами было написано: к установленному партией и правительством очередному сроку третий энергоблок введен не будет. А дальше излагал причины, суть которых сводилась к тому, что чудес не бывает. Что нельзя создать что-то, а особенно ядерный энергоблок, из ничего. Что если государству эта штука действительно нужна, то стоило бы должным образом позаботиться об обеспечении стройки всем необходимым, а не вынуждать её руководителей правдами и неправдами вымаливать то, что ей и так положено. Словом, ежели ненормальное не перестанет быть нормой, то третий энергоблок будет вечной стройкой.

Я хорошо представлял, как сожмётся и без того нездоровое сердце моего главного редактора, ежели до него дойдут эти откровения. В обкоме-то ждали, ясное дело, оптимистических заверений начальника директивной стройки.

Но материал, к моему удивлению, всё же вышел. Как ни был главный редактор шокирован, сколько не связывался по "вертушке" с партийными инстанциями, согласовывая эту "крамолу", сколько не пытался созвониться непосредственно с Кизимой. Видно, в партийных верхах уже понимали, что не стоит выдавать чёрное за белое, тем более, что кизимовские аргументы были неопровержимыми.

Кизима оказался прав: сроки сдачи третьего энергоблока вновь передвинули, но на сей раз уже окончательно. Как у нас умели, затянули потуже ремень, напряглись, поавралили, но всем необходимым стройку обеспечили.

…А вот ноябрь 1985 года. Дела на строительстве уже третьей очереди ЧАЭС - на пятом энергоблоке - (так в результате и не родившемся) идут из рук вон плохо. Послали написать о созванном по этому поводу экстренном заседании штаба пускового комплекса. Поехал. Вернулся. Ещё не начал отписываться, как на редакционной планёрке "обрадовали": поезжай снова. И опять - в Припять.

-За старое отпишешься потом - появилось дело поважнее, - объяснил главный редактор. - И - срочное: одна нога там, другая уже здесь. Пиши хоть в автобусе на коленях, хоть ночью, но чтобы послезавтра в 12 часов материал лежал на моём столе".

Оказалось, 2 декабря Брюханову, директору Чернобыльской АЭС, исполняется 50 лет. Уже подготовлен Указ Президиума Верховного награждении юбиляра Почётной Грамотой и надо написать о Викторе Петровиче "что-то тёплое"- материал должен появиться в номере в день рождения, рядом с Указом.

C Брюхановым я был знаком, знал, что неразговорчив и вечно занят, словом, в качестве интервьюируемого - не подарок для журналиста. Приготовился к разговору с ним "телеграфным" языком. Вышло же совсем по-другому. Беседа длилась намного дольше, чем я предполагал. Брюханов о себе не скрывал, вспомнил о начале строительства ЧАЭС, остановился на прогнозах. Когда же речь зашла о проблемах, ухмыльнулся:
-А они ведь у нас такие же, как на большинстве советских предприятий: подводят смежники, проектировщики, строители, монтажники, поставщики оборудования. А ещё… Звонят из горисполкома: "Виктор Петрович, в городе надо менять теплотрассу. Да я и сам об этом знаю, и понимаю: нашим же станционным это нужно, и строителям, и монтажникам, и бытовикам, и медикам, и всем другим, которые для нас же работают и живут в нашем городе. Но не пре-дус-мотрены у меня трубы для этого. И я иду на обман: говорю банку, что беру, мол, деньги для нужд станции - иначе на что купишь трубы? -А то из обкома возмущаются: как это вы до сих пор не организовали производства каких-нибудь товаров для народа? Позвольте: а электроэнергию мы для кого вырабатываем - для марсиан? И теплицами занимался, и сенохранилища строил - по обкомовским разнарядкам, как все другие предприятия. И на это брошены были те, кто на станции ох как пригодился бы. Что, "наверху" об этом не знали?.. Знали, но от них самих из ЦК требуют: и из нашего украинского, и из Москвы.

А потом, всё тем же привычным спокойным тоном, но уже заметно сдерживаясь от возмущ

ения, Виктор Петрович подитожил: - Привыкаем к ненормальному, оно уже, вроде, как нормальное воспринимается. Вот что страшно! На таком фоне второстепенным главное становится - обеспечение надёжности и безопасности нашей работы. Что ни говори, мы всё же не обычное предприятие. Не приведи Бог, что-то серьёзное стрясётся у нас - боюсь, не только Украине, но и всему Союзу с этой бедой не справиться.
Такой вот был разговор. За пять месяцев до чернобыльской катастрофы. В парадный материал те брюхановские откровения, понятно, не вошли. Хоть на дворе уже буйствовала Перестройка, но газета - коммунистическая. Её главный редактор с многолетним стажем нерядовой партийной работы, как все истинные аппаратчики всегда нутром чуял, что надо, а чего не стоит публиковать, дабы не "дразнить гусей"
А спустя ещё месяца два-три наш разговор с Брюхановым был как бы продолжен. Происходил он по телефону и в связи с другим событием. Директор Чернобыльской АЭС как делегат XXII съезда КПСС представлял на нём Киевскую область. В связи с речью Брежнева, Виктор Петрович давал мне из гостиницы интервью. И после "дежурных" слов о заботе партии и её огромном внимании к развитию советского топливно-энергетического комплекса слышу в трубке вздох:
-Надо надеяться, что это будет способствовать и большему вниманию к надёжности и безопасности атомной энергетики и нашей Чернобыльской АЭС в частности. Это для нас - самое актуальное.
Тоже, вроде, "дежурные" слова. Признаюсь, не придал им тогда особого значения, впрочем, как и сказанному Брюхановым во время предыдущего "именинного" интервью. Но после чернобыльской катастрофы акцент директора ЧАЭС на безопасности и надёжности ядерного предприятия приобрёл особый смысл. Ведь после трагического апреля 1986 года то и дело приходилось сталкиваться с тезисом о якобы недопонимании руководителями ЧАЭС и её строительства, с каким объектом они имеют дело; с недооценкой ими потенциальной опасности.
Ничего подобного! Если уж говорить о преуменьшении возможной опасности, то отнести это стоит скорее к академику Александрову, который утверждал, что верит в безопасность"чернобыльского" реактора настолько, что не боится разместить его у стен Кремля или даже под собственной кроватью. А Брюханов с Кизимой и их подчинённые очень даже хорошо понимали реальность.
…Общеизвестна неистребимая совковая тяга к поискам не истинных причин бед и недостатков, а "козлов отпущения. Только непременно наказать виновника по всей строгости надобно - дабы другим неповадно было. Вот тогда и полегчает. Виновниками чернобыльской катастрофы назвали энергетиков. Конкретно - операторов злополучного четвёртого энергоблока. Ну, и, естественно, руководителей ЧАЭС. Партком тоже не обошли, но только не по судебной, а по партийной линии, со всей коммунистической принципиальностью. Егор Кузьмич Лигачов не в бровь, а в глаз подметил, что ежели бы партком на должном уровне проводил в коллективе политико-воспитательную работу, то катастрофы наверняка избежали бы.
Суд получил прошение о помиловании Брюханова, подписанное более полутысячами (!!!) энергетиками ЧАЭС. Не дилетантов, а высоких профессионалов, хорошо знающих это специфическое производство. При том, что директор не был для всех них этаким "душечкой". Если не принимать во внимание, что суд был устроен в находящемся в закрытой зоне Чернобыле, со строжайшей пропускной системой. Только в дни открытия и закрытия суда горстка "надёжных" журналистов получила такие пропуска. Свидетелей, которые пытались сказать нечто, не совпадающее со считающейся единственно правильной официальной точкой зрения, умело останавливали. Технических же подробностей на суде вообще старались избегать.
Брюханова тогда приговорили к 10 годам лишения свободы. Несмотря на то, что он сам "нахватался" радионуклидов, шныряя около станции после аварии в открытом УАЗике, "защищённый" от радиации и неимоверного зноя лёгкой рубашечкой.
Наш главный редактор, которому выпало оказаться счастливчиком со спецпропуском, приехал после суда удручённый. Верный многолетней обкомовской привычке, не очень распространялся: мол, ни за что у нас не судят и вообще эта "кухня" - для узкого круга. В номер сдал лишь сухую расширенную информацию о результатах суда, не единожды согласованную с обкомом и ЦК. Но всё же не мог сдержать горечи: "Судили не человека, а директорскую должность.
К сожалению, так оно и было: ты - руководитель, значит, в ответе за всё, что происходит в твоём "хозяйстве". Попробуйте опровергнуть эту логику. Но ведь не наказан, не подал из-за Чернобыля в отставку М.С.Горбачёв, раз во вверенном ему государстве такое произошло. И за первомайскую демонстрацию в Киеве в 1986-ом, которую он лично распорядился во что бы то ни было провести, тоже не ответил. А ведь уровень радиации на Крещатике был - ужас вспомнить. Об этом прекрасно знал Михаил Сергеевич, переключившийся сегодня на защиту окружающей среды в глобальном масштабе. Но тогда - во имя всеобщего (читай - своего!) спокойствия решил сделать очередное исключение из правил.
…В колонии в тогдашней Ворошиловградской области Брюханов трудился "по специальности" - слесарил в котельной, следил за энергетическим оборудованием. Не ушёл в себя - много читал, учил английский. Его искренне уважали и даже избрали председателем совета коллектива колонии. К счастью, пробыл он там меньше определённого приговором срока: учли его примерное поведение и то, что должным образом не принял во внимание суд - нешуточное облучение, которое не преминуло сказаться. Потом же и вовсе реабилитировали. К тому времени уже было ясно, что положенное в основу приговора суда официальное заключение Правительственной комиссии СССР по определению причин аварии на Чернобыльской АЭС, не выдерживает критики. "Первопричиной аварии, - утверждала Правительственная комиссия, - стало крайне невероятное совпадение нарушений порядка и режима эксплуатации, допущенных персоналом энергоблока". Потом стали выясняться ошибки в конструкции атомного реактора, возникали другие версии, которые не перестают появляться и ныне, но все они
Сейчас Виктор Петрович Брюханов и Василий Трофимович Кизима - соседи. Живут в многоэтажке в Киеве на Троещине - прекрасном молодом жилмассиве. Оба - инвалиды Чернобыля.
А мальчик Витька… Его уже нет. Об этом мне Марта Осиповна Беленькая поведала. Победил острый лейкоз. Незадолго до смерти паспорт получил как 16-летний. Через два месяца родные ту книжечку сдавали при оформлении похорон. Убивались: что же это за время такое, когда они своего ребёнка пережили? И с надеждой, словно извиняясь: может, ненадолго? "Папка же наш и до, и после аварии на ЧАЭС работал. Тоже радиации нахватался и вот опухоль "внутрях появилась". А у неё - "что-то со щитовидкой и с грудью. Так, может, с сыночком встретимся, а?.. Без него разве жизнь?.."

 

СНОВА ТРЕБУЕТСЯ ПОДВИГ…
Через чёртову дюжину лет после аварии на Чернобыльской АЭС понадобилось спасать пресловутый "саркофаг" в условиях высокой ралиации 
Вернувшись из командировки в Припять, мой товарищ - киевский журналист - сообщил, что специалисты поражаются, как буквально на глазах изнашиваются, приходят в угрожающе аварийное состояние железобетонные конструкции "саркофага", где захоронен разрушенный четвёртый энегоблок. Слышать и читать об этом уже приходилось, но когда, что называется, из первых уст…
В общем-то объект "Укрытие" (такое официальное имя носит пресловутый "саркофаг") и не задумывался как некая герметичная конструкция, однако, тем не менее, предположения о его надёжности и долговечности были довольно оптимистичными. Помню, в 1986 году после завершения его строительства официально называли тридцатилетний надёжный срок службы "саркофага". Через 7 лет этот срок, однако, уменьшили наполовину, но негативные процессы, происходящие в строительных конструкциях, говорили о том, что и он не последний.
Так и случилось. "Саркофаг" продолжает катастрофически быстро стареть. То и дело приходится ликвидировать постоянно увеличивающиеся щели в нём, которые достигают 20-30 сантиметров, а то и полметра. Теперь главная проблема - сделать так, чтобы "саркофаг" над разрушенным четвёртым энергоблоком ЧАЭС не стал саркофагом для землян. И вот - свежая новость из Киева: строительно-монтажное предприятие "Укрэнергострой" готовится приступить к первой после катастрофы 1986 года широкомасшабной операции внутри объекта "Укрытие". 
Строителям предстоит укрепить опорные узлы двух балок, на которых он держится. Сейчас эти конструкции представляют наибольшую угрозу. В случае их разрушения может рухнуть вся верхняя часть "саркофага", а это - шутка ли сказать - 3 тысячи квадратных метров. Случись такое - и огромное количество радиоактивной пыли выбросится в окружающую среду.
Строительные работы будут выполняться в условиях высокой радиации. По сложности и опасности их можно сравнить разве что с сооружением в 1986 году самого "саркофага", стоящего, кстати, кое-кому жизни. На предстоящих работах будут задействованы несколько сотен рабочих и инженеров. В мае истечёт так называемый "мобилизационный этап", после которого будет подписан контракт на непосредственное выполнение стабилизационных работ. Из-высокой радиации они будут максимально уплотнены, уменьшено количество операций дабы свести к минимуму пребывание в этих условиях людей. Помогут, безусловно, и разнообразные средства защиты. Например, дистанционное управление 25-тоным башенным краном с 70-метровой стрелой, радиационно защищённый лифт, который будет доставлять строителей к рабочим местам. Однако это, увы, не означает, что люди будут совершенно обезопасены. От строителей снова потребуется подвиг во имя здоровья и жизней десятков миллионов других людей.
Словом, этот год станет, очевидно, переломным в обеспечении надёжности пресловутого "Саркофага" . Это не поставит последнюю точку в чернобыльской эпопее. Но чем скорее удастся закрыть Чернобыльскую АЭС и превратить захороненный в "саркофаге" разрушенный четвёртый энергоблок в безопасный объект, тем меньшей станет вероятность новых экологических инцидентов, связанных с Чернобылем. Это актуально не только для обитателей Украины, Белоруссии, России, Молдавии, но и для всех жителей планеты Земля. Ведь перенос радионуклидов водой и воздухом совершенно не зависит ни от географических, ни от политических границ.

(Фото из личного архива автора)