Желтый жук

13-02-2000


Посвящается Валерию Лебедеву
     Сцена, где пираты обсуждают сроки наступления нового века, написана по мотивам сетевой дискуссии на сервере www.lebed.com

S. Sakanski Глаза у всех загорелись: сахар кончился в команде недель шесть назад. Обломок также пошел по кругу и был схрустан в несколько минут. Хмырь ел и стонал от боли: у него очень болели зубы. По-настоящему хорошо он чувствовал себя только когда спал. Во сне он обнимал мальчика, крепко оплетя его ногами, и чувствовал в животе тепло и покой. Последние годы по ночам ему снились львы

Кидд был доволен зрелищем. Его забавляло, что сахар срубили столь быстро и жадно, что никто и не подумал предложить ему, мирно сидящему в стороне. Даже Сол, притворявшемуся посреди поляны, и тот погрыз… Что ж, запомним это. Все эти мелочи в одну копилку

Впрочем, Кидд бы отказался от своей доли, под предлогом, что не может жрать сахар, если трубка во рту. Обломок был щедро пропитан лаоданом. До места назначения оставалось не более полумили

— Где эта хуфра, никак не возьму в толк… — проговорил Бумба заплетающимся языком.

— На, возьми, — сказал Сол, протягивая ему кусок своего дерьма. — Вот она, твоя хуфра

— Я у этой Хуфры голову отрезал на Карибах… — мечтательно произнес Ван.

— Молчи, юнга! — прикрикнул Хмырь. — Хуфра, она только в Африке водится.

— И в России, — мысленно усмехнулся Кидд, а вслух сказал:

— Ну ладно. Кончай перекур, пошли.

— Это какой перекур? — сказал Бумба. — Ты один и курил свою черную хуфру.

— Хуфру, — подтвердил Кидд, — маленькую мою хуфру.

Четверо взялись за ручки и поволокли сундук — в разные стороны, как муравьи, бессвязно бормоча про хуфру, снуфру и брюхру, хихикая и кашляя, постоянно сплевывая по ноги: Кидд хорошо понимал их состояние. Первый час зелье будет хватать крепко, они станут греметь словами, будто пережевывая камни, затем замолкнут, ощутив прилив сил, потом ослабнут, так, что их можно будет развешивать, как тряпки на ветвях. Теперь уж недолго осталось. Он цербером шел позади и посмеивался, качая головой.

— Отчего это муравьи, — думал он, — всегда тащат правильно, скажем, какого-нибудь жука, хоть и тащат в разные стороны

— Хуфра, — думал Ван, — Никогда в жизни не знавал такой хуфры, как у того урядника из посольства. — У старого Хмыря хуфра была брюхра какая-то, и пахло от нее чесноком. А у той молодой женщины, которая поделилась с ним лютней, хуфра была гладкая, тонкая, полная теплой розовой воды

— Урядник, — думал Сол. — Почему Хмырю все урядник какой-то покоя не дает? И почему это я об этом думаю, а не он? — Он вдруг понял, что нет и не было никакого урядника, а был всегда только Кидд, который всегда шел за ними, гремя дорогими ботфортами, шел давил их сзади, будто каких-то ползучих муравьев… Будто, будуто, будо

— Вот и Сол все про золото, — думал Хмырь. — Бормочет себе что-то под нос, снухра все это, снуть… — А елда у него была все-таки хороша

— Без стекла, — подумал Бумба. — Я и так их хорошо видел из-за портьеры, шторы… — Он вспомнил, как из-за шелковой пурпурной портеры, шторы смотрел на них, сжимая в кулаке свою фуфру

— Ну и народец же! — думал Кидд. — Нет, бы каждому на свой манер бредить, а ведь все бредят — одинаково.

Он вспомнил тех русских, с которыми впервые столкнулся в северных морях. Мужчины, от мала до велика, носили на поясе кожаные мешочки с какими-то сушеными грибами, время от времени кидали горстку-другую в свои беззубые рты, а потом тянули одну большую песню на унылый манер… Правда, те русские, которые лечили его в поселке на берегу Печоры, были все какие-то морщинистые и узкоглазые, но, рассуждал Кидд, русские вообще, нация темная, и много среди них разных чудных пород.

— А что, Бумба, — кивнул он циркачу, который играючи нес свою долю сундука, мерно помахивая свободной рукой, бормоча, — Ты, небось, хорошо по деревьям лазить умеешь, да?

— Да совсем не умею, шеф. Ни разу и не лазил.

— Что же ты в цирке-то делал?

— Боролся.

— С кем — с людьми?

— Иногда с медведями. Один гастроль — со
львом, пока тот не околел.

— Ну, и болван же ты однако

— Верно, болван, — весело подтвердил Бумба, но что-то насторожило Кидда в его голосе. Он задумчиво посмотрел вдаль, где среди вековых дубов возвышался еще более древний, тысячелетний желтый тополь.

— Ты с компасом, с буссолью, со стеклом — работал когда?

— Нет, сэр, не доводилось.

— А в цирке как же? Небось, там, из-за шторы за дамами подглядывал в хорошее стеклышко?

— Не было там стекол. Первое стекло я только в море увидел. И хуфру

— Понятно, — сказал Кидд, дружески хлопнув Бумбу по лоснившемуся трицепсу плеча.

— Да, хуфру… Выиграет именно тот, кто нанесет самый первый удар, — подумал Бумба, свободной рукой незаметно нащупав под платьем нож.

3
     — Забрызгал, дьявол, забрызгал всего с ног до головы! — Кидд принялся вытирать руки об камзол, потом глянул на свои испачканные пальцы, плюнул, пнул Бумбу ногой:

— Это сколько ж в тебе крови, собака! У хорошего человека пинт десять будет, а у тебя, похоже, аж два галлона набралось. Ы-ы-ы… — протянул Кидд обычное свое, и мрачно, исподлобья набычившись, посмотрел на остальных.

Сол, Хмырь и Ван сбились в тесную кучку у ствола дерева, дрожа от страха и раскрыв рты от удивления. Было забавно смотреть на этих троих, ставших вдруг на одно лицо: большие, словно у восточных красавиц, глаза и раскрытые рты, словно просящие пищи… Кидд подумал, что следующим птенцом будет Сол, потому что гомиков нельзя было разлучать ни в коем случае: черт ее знает, эту любовь… Он дунул в дуло пистолета, затем с удовольствием понюхал черное теплое отверстие и заткнул пистолет за пояс.

— Видели? — высоким, вызывающим голосом спросил он.

Трое дружно закивали головами.

— Подумать только! — продолжал Кидд. — Собака злая. Из-за угла хотел… Правда, — Кидд внимательно осмотрел серый ствол дерева сверху вниз, — нет тут никакого угла

Он нагнулся и вытащил нож из окровавленной руки Бумбы.

— Вот этим, — он потряс в воздухе длинным, восточной работы клинком, — он и вас бы потом проткнул. Всех до единого. Во змей-то!

Кидд размахнулся и швырнул нож в ствол, на полфута выше стоящих людей.

— Меня надо слушать, ребята. А теперь держите его. Он — ваш.

Трое медленно подошли к Бумбе и осмотрели его. Солу приглянулись желтые полусапожки на высоких каблуках. Хмырь взял себе чулки и подвязки. Кафтан был испорчен пулей, но его можно было зашить, поэтому Ван взял себе кафтан. Сол как ювелир осторожно расстегнул браслеты, два серебряных, с запястий, и три золотых, с голеней. Перстень снять не удалось. Тогда Сол вытащил из коры дерева нож и срезал его. Все ценности, он, естественно, отдал капитану.

— Ну-ка, Сол, дружище, помоги-ка мне, птенчик, браток, — сказал Кидд, принимая металл.

Он взял Бумбу за ногу, правую или левую, что теперь уже не имело значения, и кивком отдал распоряжение Солу. Вдвоем он потащили тяжелого борца по траве, прочь на край поляны и, когда достаточно удалились от остальных, капитан прошептал, тихо, но весомо:

— Я знаю, сынок, почему ты тогда сбежать хотел.

Сол посмотрел на окровавленного Бумбу и почувствовал, как теперь, уже совсем некстати, надувается в животе дерьмо

— Ты свое брюхо, — продолжал Кидд, — от Бумбы хотел унести. Я сразу понял, что и ты тоже его раскусил, каналью. Держись меня. В оба следи за педиками. Печенкой чую: замыслили что-то

Сол украдкой посмотрел на товарищей. Оба были заняты осмотром только что добытых вещей: медовар осматривал чулки, проверочным жестом потягивая, а юнга полоскал на ветру кафтан, просунув палец в дырку от пули. Они стояли рядом, и с двадцати ярдов казалось, будто трясут они и полощут самого Бумбу. Жуткое это было зрелище

— Ну-с, други мои! — потирая руки, громко сказал Кидд. — Начнем, пожалуй!

Он широким шагом пересек поляну и, придерживая картуз, принялся рассматривать крону дерева. То был желтый тополь, или, по-другому, тюльпанное дерево, самое красивое из американских деревьев. У молодого дерева кора чрезвычайно гладкая, у старого — вся в буграх. Это было взрослое дер

ево. Забраться на него не представляло труда.

— Кто из вас, братцы, на такое вот дерево влезть сможет? Кроме меня, конечно.

— Лезть? На дерево? — переспросил Хмырь.

— На дерево, — подтвердил Кидд.

— И сундук туда?

— Насчет сундука еще подумаю, — хитро сказал Кидд. — Но сначала — на дерево.

— Кто ж на деревьях сундуки зарывает?

— Слушай, ты! — Кидд мигом вырос над Хмырем, взял его за жабо, накрутил на руку и чуть приподнял. — Если ты мне… Если еще раз… Я тебе точно голову оторву и вот этим гвоздем, — свободной рукой он достал из кармана гвоздь и постучал им Хмыря по лбу, — эту голову к желтому тополю прибью, ты понял?

— Понял, — прошептал Хмырь, балансируя, как балерина, на цыпочках и задыхаясь, как повешенный, в своем жабо.

Кидд отшвырнул Хмыря прочь и, не в силах успокоиться, принялся ходить туда-сюда по поляне. У него были длинные толстые ноги, но маленькое, изящное туловище. В целом, он напоминал человека на ходулях.

— А потом я тебе в глаз выстрелю, — сказал он, размашисто ткнув ладонью в валявшего на траве Хмыря. — А потом… — он пощелкал пальцами в сторону Вана, который стоял в отдаленье, белый как задница, и что-то теребил в руках.

— Кинь как это сюда! — приказал Кидд.

Ван очень волновался, потому что капитан обижал его друга. Он быстро бросил Кидду маленький сучок, который подобрал с земли, и маленьким перочинным ножичком успел заострить. Он всегда строгал что-нибудь, когда волновался, подобно тому как капитан всегда ходил.

— А потом, — зловеще прошептал Кидд, помахав в воздухе колышком, — я в то место, куда пуля упадет, этот паршивый остряк вобью, и от дерева вот эту бечевку на пятнадцать ярдов протяну… Сука! У меня ж сердце больное. Я тебе покажу, как мне возражать.

— А зачем? — серьезно спросил Ван, в раздумье потирая лоб. — Зачем надо бечевку…

— А затем, — степенно ответил Кидд, — что в том месте, куда бечевка дотянется, мы эти гребаные сокровища и зароем.

Первым засмеялся Сол. Потом Хмырь, сидевший на траве. Затем — Ван, до которого, наконец, дошло, что все это было комедией и шуткой. Последним расхохотался сам капитан Вильям Кидд, пошутивший.

Комментарии

Добавить изображение