Возможен ли Четвертый Рейх?

28-05-2000

У "запада" нет стратегии. И никогда, собственно, не было.

Оставляя в стороне вопрос наличия стратегии у кого бы то ни было, надо заметить, тем не менее, что в 19-20 веках "Западная Европа" впервые осознала степень своей уязвимости и непрочности. И, надо отдать ей должное, она предпринимает некоторые усилия, которые это осознание предполагает.

Так, например, создание Европейского Союза есть вовсе не преследование какого-либо стратегического плана, а только действие, порожденное страхом. В первую очередь, страхом, основанном на опыте двух предыдущих веков. Как вы помните, менее всего на свете Европа желала воссоединения Германии. Но, как только воссоединенная Германия стала реальностью, создание Европейского Союза стало единственным лекарством против страха.

Ведь, в самом деле, равновесие Западной Европы (далее - ЗЕ) зависит от равновесия сил на ее исторических границах, от Вислы до Адриатики. К несчастью, в новейшей истории усиление России в этих регионах означает ослабление Германии и наоборот. Сегодня мы прекрасно видим, что ослабление России вовсе не означает экспансии ЗЕ на восток. По существу, речь идет о экономической экспансии Германии на восток.

Слабая Россия - это, в первую очередь, - превращение российских лимитрофов в германские. На сегодняшний день уже отчетливо видны границы новой Германской империи, быстро поглощающей экономики Польши, Венгрии, Чехии, Хорватии. Экономический блиц-криг последних десяти лет поражает: инвестиции Германии в ключевые отрасли экономики этих стран существенно превышают инвестиции всех остальных стран ЕС.

Польша, страна, где этот дисбаланс наименее велик, является, тем не менее, убедительным аргументом в пользу сказанного выше. Германия инвестирует в Польше в 3 раза больше, чем Италия, и в 4 раза больше, чем Франция, давний претендент на "польское наследство". Более того, германские инвестиции обеспечивают, в первую очередь, контроль над теми отраслями экономики, которые являются ключевыми с точки зрения обеспечения национальной независимости.

В известной мере, с утерей контроля над своей банковской системой, Польша уже сегодня не может более претендовать на роль суверенного государства. Оттого-то и давешний, слезно-истерический визит президента Квасневского в Париж, где он униженно умолял французов увеличить объем инвестиций в экономику Польши: речь идет уже не сбалансировании влияния Германии на польское государство, но о хотя бы о частичной демонополизации этого влияния.

Как бы то ни было, в сегодняшней Европе нет альтернативы: ослабленная Россия предполагает воссоздание Германской Империи.

Со всеми вытекающими отсюда последствиями (за исключением разве непосредственной военной угрозы России, все-таки ядерное оружие имеет обескураживающий эффект). Но раньше, чем через 10-20 лет Германия в гонку вооружений все равно не включится.

Но это только один аспект происходящего сегодня в Европе. Есть и другой, не менее любопытный. Это проблема включения культурно и этнически чуждых территорий, вечная проблема гипергосударственных структур. Я имею убедительные свидетельства того, что польский национализм уже сегодня демонстрирует смену вектора. Надежды же Польши на роль Франции как арбитра польских интересов - наивны, как они всегда и были.

На самом деле, расширение ЕС на юго-восток и на восток есть не столько устранение проблемы, сколько ее появление. Помните знаменитый в свое время "эффект Югославии"? Будучи единственным европейским социалистическим государством за пределами советского блока (Албания не в счет), она была необыкновенно поощряема со стороны США - как экономически, так и политически: было важно поддержать Югославию как пример выхода из сферы советского влияния.

И что же югославы? Терпеть не могли американцев, с которыми они имели дело, и были весьма приязненны по отношению к русским, с которыми они не имели никаких контактов. Это обычный эффект обывательского сознания: чужой муж не пьет, не курит и зарплату в дом несет, а если пьет и курит, все равно лучше, потому что бьет и любит, одним словом - орел! А чужая жена и любит больше, и денег меньше требует, а если и любит меньше, и денег больше требует, ну тогда все равно красивее и умнее.

Современная политика (да и не только современная) - всего лишь обыва

тельское сознание, приобретшее форму социально-политического императива, с которым, с тем или иным успехом, если не с помощью угроз и насилия, так при помощи ласк и обмана, конкурирует воля политического руководства. Но исторический вектор всегда на стороне обывателя.

Именно поэтому в ближайшие десять лет ЗЕ придется столкнуться с эффектом смены направленности национализма, особенно в юго-восточной Европе. Именно в этом смысле я и указываю на юго-восточную, греко-славянскую Европу как на будущую зону политической активности России. И что важно, эффект политического сдвига отчетливо прослеживается уже сегодня в заново формируемых, пока на ощупь, отношениях между Россией и Грецией.

И, наконец, третье любопытное обстоятельство. А именно, этнические сдвиги в ЗЕ и на ее периферии. Наиболее хорошо изученный аспект, это продвижение мусульманских анклавов на север. Сегодняшние Неаполь и Марсель - тому яркие примеры. Обрыв процесса ассимиляции новоприбывающих североафриканских мусульман в культурно-социальные структуры Франции столь же очевиден, как и спад динамики ассимиляции испаноязычных эмигрантов на юге США.

Однако, есть у этого обстоятельства и более интересные аспекты. Во-первых речь идет об отрицательном балансе прироста активного населения на фоне глобального старения населения в целом. Оценки показывают, что для поддержания уровня пенсионного обеспечения Франции придется "импортировать" не менее 2 миллионов иностранцев работоспособного возраста в течение ближайших десяти лет. Что составит не менее 4-5 миллионов легальных эмигрантов в течение этого периода с учетом сопутствующей эмиграции (воссоединение семей).

Если учесть, что приток низкоквалифицированной рабочей силы обеспечивается, в первую очередь, за счет нелегальной эмиграции, то масса легальных иммигрантов будет интегрирована на уровне того, что в нашей терминологии можно приблизительно назвать "интеллигенцией". Последствия такого интеграционного процесса не могут быть корректно оценены сегодня, но одним из неизбежных следствий подобного процесса может стать частичная маргинализация локальной интеллигенции, что может подразумевать известный сдвиг национальной самоидентификации.

Второй интересный аспект связан с миграционными процессами, затрагивающими коренные населения Европы. Наиболее заметным будет движение германоговорящего населения в направлении Силезии, Чехии, Нижнего и Верхнего Рейна, Мозеля и др. И в этом отношении также, ЕС не столько умиротворяет Германию, не столько ставит ее под контроль, сколько отвечает ее стратегическим интересам. В течение 15-20 лет, с моей точки зрения, ЕС превратится в такую же политическую фикцию, что и НАТО.

И если НАТО уже сегодня со всей очевидностью есть не оборонительный союз, а механизм контроля со стороны США в отношении военно-политического развития ЕС, так и ЕС очень скоро превратится в механизм финансово-политического контроля со стороны германского ядра ЕС в отношении всего экономического ансамбля ЗЕ.

Холодная война заканчивается. Но одержанная "победа", как ее называет западноевропейская пресса, есть не что иное как начало хронической мигрени.

Комментарии

Добавить изображение