За дымовой завесой. Реален ли пересмотр итогов приватизации?

Активные действия прокуратуры против "неприкасаемых" эпохи Ельцина - олигархов Гусинского и Потанина - сформировали лицо начала президентства Путина. Общество резко раскололось на два неравных лагеря - "успешные", обустроившиеся в новой реальности почувствовали угрозу, большая же часть народа - восприняла возбужденные дела как признак продуманного плана "закручивания гаек". Примечательность ситуации состоит в том, что довлеющее ожидание "нового Андропова" начинает формировать ситуацию помимо собственно воли Путина, который оказывается в крайне неприятном положении. Однако в случае успешного преодоления формирующейся череды кризисов, это может привести и к серьезному оздоровлению ситуации.

Для того чтобы убедиться в неготовности Президента и администрации к необъявленной кампании "прокуратура - бизнес", достаточно просто сопоставить действия силовиков и президента. Задержание Гусинского происходит в параллель с крупным заграничным турне Путина, на которое делалась большая ставка - России надо искать и занимать выгодное геостратегическое положение. При этом надо учитывать и в целом не вполне позитивное восприятие общественным мнением и политическими лидерами Запада ситуации в России - причем не только из-за Чечни, но и вследствие рядя информационных конфликтов вокруг "гонений на свободную прессу". Совершенно нетрудно было предположить, какой резонанс вызовет арест крупного медиа-магната, активно поддерживавшего оппозиционные Кремлю силы в течение последних двух лет. Предположить, что этот фактор не просчитывался или же считалось, что ему есть эффективное противодействие, - крайне маловероятно. Ситуация, в которой Президент демонстрирует свою неспособность связаться с генеральным прокурором для решения срочного вопроса, может и представляется "хитростью и смекалкой", но вряд ли является чем-либо, кроме банальной несогласованности.

Синхронность дел Гусинского и Потанина - при полном сходстве основной характеристики дел - пересмотр процедур приватизации, сделавших олигархов олигархами - заставляет считать, что вопрос не в разовой нестыковке, а в невозможности координации сложных многоходовых процессов в условиях пока не вполне дееспособной государственной машины. Вне всякого сомнения, санкция на начало таких дел у генпрокуратуры была, но это была санкция на само снятие "табу" - запрета на рассмотрение приватизационных дел. Причем есть все основания считать, что этой санкцией стало не столько слово Путина, сколько сам факт его избрания и та атмосфера ожиданий, которая существовала в обществе еще с конца 1998 года. Общество и все силовые структуры находились в напряженном ожидании конца эпохи "большого хапка" - конца всевластия "выскочек", искусственно выведенных слабым государством. И идти против этих ожиданий ни у Путина, ни у его "всесильной" администрации нет ни возможности, ни желания.

В этой связи новому Президенту остается формировать и искать некоторую новую "формулу равновесия", которая позволила бы не допустить обвальной деприватизации или краха надежд на "очищение страны". Если создастся прецедент по делу "Норникеля" или "Русского Видео", то десятки тысяч предприятий, приватизированных по аналогичным схемам, станут основанием для возбуждения десятков тысяч уголовных дел. Если же при этом власть попытается решать, "кого трогать, а кого нет" - выбирая олигархов на "потрошение" - то ее легитимность растает. А если кампания массового пересмотра итогов приватизации стартует, то на всякой политической стабильности (кроме варианта полной стабильности той или иной формы террора), на всякие надежды на формирование благоприятного инвестиционного климата придется поставить жирные крест. Это понимают все - и власть, и олигархи, которые пытаются найти свое место в стремительно изменившейся реальности.

Сложнейшим вопросом, на которые не так просто дать ответ, можно сформулировать так: "можно ли найти формулу исправления чудовищных ошибок и диспропорций последнего десятилетия без взрыва и хаоса?". Не вдаваясь в детальный анализ всех многочисленных мифов и потенциальных основ для нестабильности (их слишком много), можно рассмотреть только поднятую уже ситуацией тему - вопрос собственности. Это исторически самая "лучшая" причина для социальных катаклизмов, не раз "взрывавшая" ситуацию.

В процессе приватизации не произошло то, ради чего она осуществлялась. Со

бственность не была перераспределена от неэффективных собственников к эффективным, а экономика не ушла от проблем непропорциональности развития и неэффективности ряда компонент. Фактически произошло расслоение единого народно-хозяйственного механизма СССР, в котором не существовало понятие "прибыльности предприятия" в отрыве от работы всей промышленной машины страны, на отрасли или группы предприятий, способных к автономному существованию.

Первым этапом, осуществленным еще в горбачевские времена, стало отраслевое концернирование - уход прибыльных, рассчитанных на экспорт монотоварных предприятий в автономное существование, что стало причиной обвала в связанных с ними отраслях и социальной сфере. Эти концерны, зависимые от государства и потому вынужденные с ним активно сотрудничать, стали основой первого симбиоза власти, ориентированной на выживание, и бизнеса, ориентированного на жизнь "без балласта" в лице большей части экономики страны. Это первый негласный компромисс 91-95 гг. стал причиной и массового ухода промышленности в тень, поскольку фактический крах государственного регулирования, да и саморегулирования экономики вынудил предприятия и населения заниматься "выживанием". Однако это было тупиковое направление, поскольку благополучие отдельных отраслей неминуемо приводило к краху экономики и страны в целом, медленному сползанию в никуда.

В тот период областью собственно "частной" инициативы, существовавшей несколько вне рамок компромисса власти и отраслевых олигархов, была зарождающаяся инфраструктура бизнеса - банки и биржи, которые, перехватив отмирающие регуляторные функции государства, стали зарабатывать гигантские деньги на разницах цен и различных рентах.

Итогом этого стало естественное движение экономики России в сторону восстановления части механизмов существования. Ведущим из них стал механизм "трансфертных цен", когда в цепочке предприятий товарообмен осуществлялся не по рыночным, а по многократной заниженным ценам, что позволяло резко снижать издержки и получать прибыль. Это ничто иное, как воссоздание в малом принципа советской экономики - рынок не работал как среда, формирующая цену товара, огромные разрывы между внутренними и внешними ценами отражали сохранившуюся диспропорциональность экономического механизма и его неспособность к интеграции в мировой рынок.

На этом этапе у финансово-торговых групп появилась возможность приобретать собственность, и именно эти, возникающие вокруг торгово-банковских империй финансово-промышленные группы и стали "центрами кристаллизации" промышленно-хозяйственного механизма. Группы "Интеррос" ("ОНЭКСИМбанк"), наиболее эффективно сошедшей в металлургию, обрабатывающую промышленность и приборостроение, "ЮКОС" (банк "Менатеп"), сделавший ставку на нефть и нефтехимию, другие группы, полностью видоизменили и принципы, и направления бизнеса - и потому крах в августе 98-го их "прародителей" - банков "первой волны" не так сильно поколебал их положение.

На этапе формирования второй "волны приватизации" возник новый компромисс между властью и бизнесом, в котором участники первого соглашения ("газо- и нефтебароны") уже участвовали не так активно. "Собственность в обмен на политическую поддержку" - вот формула Чубайса, осуществившего фантастическую кампанию залоговых аукционов, которая потрясла деловой мир Запада, доселе не видевшего такой кампании распродажи имущества не за инвестиции, а за короткие кредиты и политическую "круговую поруку". Именно это прецедент совершенно неэкономических правил игры и стал причиной провала надежд на приток прямых инвестиций с Запада, в которых Россию обогнали не только Китай, но даже страны Восточной Европы. Только спекулятивные капиталы, пробовавшие разные "рисковые рынки" - "emergency markets" - ненадолго пришли в Россию, немого нагнав "фондовую волну" и поучаствовав в пирамиде ГКО. Но о серьезных капиталовложениях пока говорить не приходилось и не приходится. Кроме того, этот компромисс власти и бизнеса нашел воплощении в практическом срастании государственных учреждений и бизнес команд, в насыщении власти "агентами влияния" и лоббистами, к активному и нескрываемому "инсайдерству" (продаже ключевой информации), к коррупции и полной потери понятия "государственные интересы".

Таким образом, "приватизация" фактически сохранила принципы и методы существования советской экономики, но перераспределила контрольные функции от государства к группе частных центров влияния. Нерыночная в целом экономика регулируется не Госпланом, а головными структурами ФПГ, но вот прибыль от промышленного производства и распродажи недр идет уже не в общий "государственный котел". Рыночной, инвестиционной привлекательной экономики, развитой среды и инфраструктуры, в которую имеет смысл вкладываться, не создано, и это прекрасно понимают и в правительстве, и на Западе.

Именно потому декларирована ставка на "новый этап реформ" - в рамках которого и подразумевается разрушение этой "кластерной" экономики групп, при которых разные экономические субъекты существуют в неравных условиях. Формально есть направление, обозначенное еще в период премьерства Примакова - дистанцирование власти от бизнеса, разрушение коррупционных связей, деприватизация государственного управления и принятия политических и экономических решений. Фактически, Путин повторяет начатое даже в частностях - ресурс народной поддержки так же воплощается в "травле олигархов". Вот только роль и место Гусинского и Березовского в политической и экономической структуре России различна, при всем том, что оба в минимальной степени действуют в интересах государства. Именно Березовский является сильнейшим аллергеном для западных бизнес кругов, олицетворением коррупции верховной власти и марионеточности государственных чиновников и политических партий. Возможно, многие его "возможности" - не более чем миф, но миф устойчивый и формирующий реальность восприятия событий.

Фактически, у власти остается один сценарий - сохраняя, но не реализуя угрозу для непосредственного благополучия олигархов, постепенно выдавливая их из сферы принятия решений на федеральном и региональном уровне, возвращать себе контроль над ситуацией и механизмы управления экономикой. Механизмы пока не рыночные - создание экономических цепочек под контролем государственных или межрегиональных структур, то есть то, что предлагалось автором данного материала еще в 1997 г. под названием "модель региональных конгломератов и регионального хозрасчета". Уже в то время было очевидно, что в целях повышения управляемости и выгодности хозяйствования субъекты федерации будут "слипаться в кластеры" - интегрироваться, с целью создания единых хозяйственных цепочек. Именно поэтому, основной задачей представителей Президента в федеральных округах станет не столько политическое управление губернаторами, сколько укрепление влияния межрегиональных экономических ассоциаций, создание, политическое "прикрытие" межрегиональных и межотраслевых промышленных консорциумов и обеспечение гарантий под кредиты и инвестиции для них. В перспективе, это может перевести функции интеграторов экономических субъектов от олигархов к государственным и межрегиональным структурам, что, однако, тоже не оптимально, ввиду богатых традиций бездарного хозяйствования и коррупции в России. Но, по крайне мере, это может помочь исправить ошибку добровольной недееспособности власти, допущенную еще в конце 80-х.

Несомненно, что в описанном сценарии основной силой, определяющей преобразования, является не столько "добрая воля Путина", а комплексные системные процессы, определяющие развитие страны. Это формирует и контуры, и запреты, и ограничения политики Путина, которые уже скоро позволят ему выработать стиль государственного управления и принятия решений, пока не вполне оформившийся. В настоящее время ему приходится достаточно широко мигрировать по полю согласований, сохраняя добрые отношения почти со всем представителями немаргинальных политических и экономических сил. Эта широта диалога пока воспринимается как "зыбкость", трактуется как возможность выбора того или иного направления. Каждое действие, приветствуемое КПРФ, воспринимается в штыки "правыми", каждый шаг с подачи "либералов" вызывает воспоминания о полном пренебрежении многими ожиданиями народа. Путин не может выбрать ни одну идеологию или программу, поскольку их основы вызревали в другую эпоху - эпоху негласных компромиссов власти и бизнеса, направленных только на собственное выживание.

Сейчас есть уникальный исторический шанс восстановить соглашение между властью и народом, обществом. Восстановить то минимальное доверие, которое исправит коренные диспропорции развития - обреченность на самовыживание для большей части населения и полную неспособность власти мобилизовать ресурсы для развития и рывка. Главнейшая опасность на этом пути - расслоение, возникшее в обществе: на агрессивно не приемлющих друг друга "успешных" и "забытых", "сытых" и "голодных", и только в том случае, если обе части единой нации найдут смысл и цели для взаимного согласования, у страны появится шанс выйти из кризиса. Эра Ельцина - эра стравливания и искусственной конфронтации, эра взаимных обвинений и приоритета личных выгод должна уйти в прошлое. Должна, если у России есть интерес иметь будущее.

проект «Будущее России» (www.bdr.ru)