О! Время надежд!

Я как-то сразу и бесспорно принял эту придурковатую эпоху, причем, с самых ее первых дней: услышав Горбачева на 27-м съезде, я чуть даже не прослезился… Там были такие слова, в которых однозначно выстраивалось будущее, то самое, которое вскоре и наступило, которое длилось еще несколько надежных лет.

Сижу на кухне, пью трезвый утренний чай. Работает радио, уткомолвит загадочный генсек… И вдруг какая-то фраза (я бы определенно нашел ее сейчас, будь перед глазами текст) выхваченная из эфира, заставляет окаменеть с чашкой в руке.

Дело не в том, что, будучи тогда в возрасте Лермонтова перед дуэлью, я поверил каким-то нормальным обещаниям партии. Я вдруг выстроил логическую цепочку по принципу: сказавший "А"… И эта фраза, мгновенно раскрутившись, явила перед глазами все узлы будущего: попытка построения капитализма, 1-й съезд народных депутатов, запрещение СССР.

Словом, тогда какого-то февраля 1986 года, я встал из-за кухонного стола так, будто только что прибыл из 1993-го.

Именно оттуда, но не дальше. Эпоха Ельцина в тот момент угадана не была

Сам себе я тогда очень нравился: я хорошо представил себе то, что должно произойти, в то время как окружающие продолжали жить как жили, по тем еще уголовным законам, в их главном параграфе — никому не верь…

Дело не в пророческом сознании индивида: элементарная дедукция-индукция, помноженная на собственное страстное желание. Не было уже сил больше жить внутренним эмигрантом в чужой стране с враждебной идеологией и властью.

С тот же дня я стал об этом говорить, но мне просто покручивали пальцем у лба.

— Брось, говорю, эту затею с КПСС скоро все кончится, а потом стыдно будет.

— Не начинай этот гнусный роман про инженеров, напиши диссидентский роман прославишься.

— Не лезь в петлю, а изучай лучше английский язык — скоро отпустят.

Мне тогда все нравилось, как Сатину, я и впрямь жил все эти годы как пьяный, благо что настоящее спиртное достать было трудно.

Мне нравилось, что я теперь могу отдохнуть от ненависти к правительству собственной страны — довольно-таки унизительное чувство.

Мне нравилось, что сбудется один из моих ярчайших снов, из тех, что являют собой литературные сюжеты, который я тогда назвал: "Сонная бомба". Хотя, это был плохой, конечно, предательский и непатриотический сон.

Мне нравилось слушать первые безбумажные и косноязычные — речи Горбачева и удивленно понимать, а затем объяснять друзьям (а они все крутили пальцами у лба, как заводные) их второй смысл.

Мне нравилось следить за карьерой Ельцина, которая была косвенным доказательством этих речей, их иллюстрацией: становилось ясно, что все это действительно произойдет, если такой человек затеял такую игру

Когда горбачевская кооперация начиналась, я полагал, что вот сейчас, наконец, появятся в стране товары, пусть дорого, но хорошо. Первое время оно действительно так и было, но уже спустя несколько месяцев все стало и дорого, и плохо.

Я тогда (1987) работал в "Литературной газете" (недолго: сбежал оттуда в Тамань) и был свидетелем и участником первых разрешенных публикаций по кооператорам и итедешникам (индивидуально-трудовая деятельность). Я встречался тогда с людьми, часть которых в наше время стала депутатами, часть — олигархами, часть отъехала в Америку, часть — в иной мир.

И я думал: ну, вот оно, началось! Теперь-то талантливые люди развернутся. Они будут создавать новые рабочие места (хотя, в принципе, все и так были на месте), они покончат с дефицитом товаров (М-да... Они скупили все остатки товаров, тех, которые могли послужить для них сырьем), они наконец-то поставят на место продавцов, товароведов и прочих, которые были тогда одной из самых престижных каст в СССР

(Последнее, действительно, произошло, но на короткое время: был такой период, когда повысились цены, и продавцы были растеряны: они не могли уже "зарабатывать" на обвесе, на спекуляции… Мою хорошую знакомую, пожилую женщину, угораздило попасть в это колесо. Как раз в тот период она ушла на пенсию. Она была заведующим Гастронома №1, где отоваривались первые секретари, так же как и вторые. Я как бо
льшой друг и мерзавец мог всегда подъехать к служебному входу и взять ящик свежего пива или шмат мяса. Только я этого не делал, расставляя таким образом какие-то знаки самоуважения Будущее этой женщины было безмерно. Она якшалась с отцами города, которые бросили ее в нужный момент, у нее в доме засыхала икра, красная и черная, которую она не попробует до конца своих дней, она влияла на политику, как в наше время влияют фотомодели… Сейчас она служит домработницей у отставного военного и выращивает плоды на своем огороде. Будь она инженером, это положение не показалось бы столь трагичным.)

И тогда кооператоры стали производить… У двери первого и единственного кооперативного кафе на "Кропоткинской" установилась очередь. Первое время там было дорого, но вкусно, красиво и быстро, и на столах стояли пепельницы, сигнализируя, что курить — можно… В магазинах стали появляться кооперативные отделы, а в городах — кооперативные магазины, где продавались шмотки и всякие изделия, которые изготовлялись своими руками или с применением нехитрых технологий — пепельницы и брелочки, водяные пистолетики и больничные халаты из простыней.

Деньги в ту пору не то что бы валялись под ногами — они шли непрерывным дождем, ну и, конечно, валялись после дождя, как листья в кленовой роще, когда ты идешь где-нибудь в Молдавии, именно так — по колено в кленовых листьях.

Ты мог бы распороть свою единственную простыню, сшить на руках халат и продать его, затем — купить на эти деньги еще простыней (именно так и исчезали в магазинах простыни) и нашить кучу привидений, продать, потом нанять девушку с "Зингером", через месяц еще две, и так далее. Оглянуться не успеешь, и ты — миллионер.

Помню, я очень удивлялся тогда: почему люди бегут в Америку? Тогда как раз открылась, в числе прочих возможностей, и возможность уехать с декабря 1987-го и далее… Зачем? Ведь бежали как раз самые инициативные (утечка мозгов по Горбачеву), люди, которые вместо того, чтобы стать эмигрантами там, могли бы стать олигархами здесь.

Сейчас какой-нибудь Витя, который живет в Чикаго и еле сводит концы с концами, мог бы быть здесь кем-то вроде Березовского… Стоило только вовремя зарегистрировать кооператив.

С этим, кстати, не было особых трудностей. Помню, будучи тогда в Тамани (1987-88), я пришел в местный сельсовет с проектом. Не имея тамошней прописки, я взял собой своего друга таманца, крымского татарина Сейтоса.

Регистрировались на его имя. О, с какими распростертыми объятиями нас встретили! Как нас ласкали и обожали… Несмотря на то, что мы пришли регистрировать такую фигню

— Один вопрос только, — заискивающе вставил второй секретарь, который занимался проблемами кооператоров и ему было приказано нас любить, — Вот эти удивительно милые вещи, этот народный промысел великого народа, эту фигню, дрянь вашу мерзкую, кооператоры хреновы, вы что же — у нас на Тамани собираетесь продавать? В этом очке засранном? Боюсь, что в наших тенетах, пенатах это не будет иметь должного спроса

— А тебя не шибет, дурак, где мы свою фигню, дрянь нашу будем продавать! По всей вероятности мы выйдем на более цивилизованные рынки сбыта, — сказал Сейтос, или тоже наполовину сказал, наполовину подумал.

(Вскоре с этой фигней мы оказались на набережной в Ялте и, когда получили в руки 25 рублей в полчаса, таинственно, авгурно переглянулись… Именно в те дни мои знакомые ялтинцы как раз начинали оформлять документы: свалить отсюда, пока пускают. Свалить куда и зачем? Ведь сваливали именно те, кто мог бы наладить производство здесь и заработать тучу кленовых листьев… Сваливали именно в то время, когда Америка сама широко шагала сюда, потому что уже дул нужный ветер, и была уже взорвана Сонная Бомба…)

Правда, были проблемы с организацией "малого предприятия" или оформлением патента.

Люди, которые хотят заработать много денег, как правило, глупы. Они ничего другого не хотят, кроме как заработать деньги. Мысль о том, что предприниматели, нажившие большие капиталы есть большие талантливые люди — миф, придуманный талантливыми неудачниками.

Я тогда недоумевал: зачем эти люди организуют "малое предприятие" (стоимость его регистрации "под ключ" была равна 36 тысячам рублей), когда проще и дешевле (120 рублей) зарегистрировать индивидуально-трудовую деятельность (ИТД), то есть — взять патент.
Затем, с документом на руках, можно было производить что угодно, хоть пепельницы-плевательницы хоть корабли и самолеты, катера и яхты, спокойно обходя тогдашние законы, например, о запрещении эксплуатации человека человеком.

На этом дурацком ИТД можно было делать все. Ты мог сделать заказ у Антонова и Туполева.

Там была такая строка в законе, что ИТД подразумевает сборку. То есть, формально, ты заказал в одном месте спейс-шатл, в другом какую-то наклейку, потом собственноручно ее пришлепил, и все дела

Провал горбачевской кооперации заключался в том, что в нее влились не те люди.

Активизировались другие — те, кто хотел заработать деньги любой ценой. Те же, кто действительно мог это сделать — просто уехали, не забыв прихватить мозги.

И что мы имеем? Бедных эмигрантов там и новых русских здесь.

Кооперация не удалась, началась спекуляция. С 1992 г. временно сникшие торгаши вновь вскочили в свои седла. Торговать, да — это была их стихия. Правда, для этого надо было окончательно уморить производство

Вспоминаю один разговор, происшедший в 1991 году. Я тогда уже был капиталистом, русским таким промышленником с бородой, и нанимал себе рабочего. Это был один из моих старых приятелей, он работал инженером в НИИ, где не мог заработать даже на хорошие сигареты. Выслушав, какая от него потребуется работа, он покачал головой:

— Нет, Серега, знаешь, у меня ведь руки только под хуй заточены

(Весной 1992 г. он вышел с какими-то шмотками на базар, вскоре арендовал у мафии торговую палатку, теперь владеет несколькими торговыми точками в Москве.)

Он продиктовал мне прекрасную метафору: не работать руками, а дрочить. Не налаживать в стране новое производство, а разворовывать наличное и друг другу его продавать.

О, время надежд! Когда я пьян, мне все нравится.

Теперь же я себя совсем не люблю. Не потому, что надежды не сбылись, а потому что я сам шел какое-то время в ногу с эпохой, а самое противное в этом состоянии оказалось то, что я чувствовал себя по одну сторону баррикад с такими как Ельцин и Горбачев. И даже ходил на эти баррикады, когда им это было надо. Продолжение следует