Россия прячется во мгле от вызовов времени.

«Страшилки» - весьма востребованный жанр во все времена и у всех народов.

Кстати, самый древний из расшифрованных клинописных текстов, относящийся аж к IV тысячелетию до нашей эры, начинается с фразы о кризисе: "Мир катится к своему закату: молодежь не слушается старших. Все, что хотят молодые - это жадно есть и много танцевать". Это наверняка не первый и не последний несбывшийся «алармистский» прогноз, потому что причитания о катастрофе (так же, как и декларации о вере в светлое будущее) всегда были и всегда будут частью ритуала общественной жизни.

В современной России, однако, не стоит относиться к мрачным предсказаниям как проявлению дежурного популизма. Последние годы механизмы реализации пессимистических прогнозов начинают выглядеть намного убедительнее, чем схемы гарантированного предотвращения очередного распада нашей страны и дальнейшей деградации качества жизни большинства россиян.

Михаил Жванецкий как-то сказал: «Профессионализм – это стабильность результатов». Лидеры отечественной политики и экономики последней трети XX века, похоже, стали «профессионалами» разрушения России. Слишком уж стабильны достигнутые ими результаты

Называть российскую ситуацию кризисом некорректно. Кризис – это относительно кратковременный период балансирования организма на грани перехода от одного качества к другому – от оздоровления к угасанию или наоборот. В развитии наций кризисы играют примерно такую же роль как и стрессы для людей – и те, и другие можно использовать для повышения жизнеспособности, для укрепления иммунитета.

То, что творится десятилетиями с нашей страной в целом, - это не кризис - сейчас можно говорить о кризисе лишь по отношению к немногим регионам и отраслям. Как это ни обидно звучит, но все мы является свидетелями и участниками весьма устойчивого вырождения, утопания в болоте, загнивания России

Цель выживания несет гибель.

Всякую империю создает динамика мощи. Как только происходит заминка в экспансии (военной, экономической, технологической или информационной), сразу возрастает уязвимость от внешних и внутренних угроз. Страну или фирму, отказавшуюся от реализации амбициозных проектов, также невозможно сколько-нибудь долго удержать от падения, как и велосипед на низкой скорости.

В условиях открытости и динамичности мира устойчивость можно обрести только в движении со скоростью не ниже определенного критического уровня. Иначе возникает безнадежно аутсайдерская ситуация, отраженная популярным в восьмидесятых годах анекдотом про японского инженера, знакомившегося с достижениями советской электроники: «Я думал, что вы отстали от нас на 15-20 лет. Я ошибся – вы отстали от нас навсегда».

Нам всем нужно осознать, что РОССИЯ НЕ МОЖЕТ ВЫЖИТЬ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ, ОГРАНИЧИВАЯ СЕБЯ ЗАДАЧАМИ ВЫЖИВАНИЯ. Политические и общественные деятели, ориентирующие нацию на выживание до лучших времен и более благоприятных обстоятельств, на экономию сил за счет проедания наработанных ранее ресурсов это могильщики своего народа.

Что век грядущий нам готовит?

Экономико-технологическая глобализация мира на условиях, продиктованных США, стала реальностью. Сегодня каждая страна вынуждена конкурировать на своем внутреннем рынке с транснациональными корпорациями - мировыми рекордсменами эффективности производства каждого вида товара. Причем эта группа рекордсменов давно способна производить намного больше товаров, чем потребители во всем мире могут оплатить.

В результате для страны, не причастной к рекордно низкой себестоимости производства товара для мирового рынка, заниматься этой товарной нишей получается «себе дороже» - чем больше произведешь, тем больше в конечном счете проиграешь. Чем ни займется страна, не имеющаяся стратегически сильных позиций, – она везде обречена на поражение. Так же как кустарь заведомо проиграет экономическое соревнование с массовым производством.

Только это не Олимпийские игры под девизом: «Главное не победа, а участие».

Ведь

национальное производство – это основа жизни страны. Нет производства – нет жизни, нет будущего у страны, нет будущего у нации. Если в XX веке между странами шла борьба за эффективность производства на расширяющихся географически рынках, то в XXI веке лидеры будут развивать глобальные формы квотирования производства наиболее значимых для мировой экономики товаров. РЕЧЬ ПОЙДЕТ ФАКТИЧЕСКИ О ЛИШЕНИИ СТРАН –«АУТСАЙДЕРОВ И ДИССИДЕНТОВ НОВОГО МИРОВОГО ПОРЯДКА» ПРАВА НА СКОЛЬКО-НИБУДЬ ЭФФЕКТИВНОЕ СОВРЕМЕННОЕ ПРОИЗВОДСТВО, О ЛИШЕНИИ МНОГИХ СТРАН (В Т.Ч. РОССИИ) ПРАВА НЕ БЫТЬ ДЕГРАДИРУЮЩИМ ИЖДИВЕНЦЕМ, ЖИВУЩИМ НА ПОДАЧКИ В ФОРМЕ ГУМАНИТАРНОЙ ПОМОЩИ. XX век прошел под знаком столкновения капитализма и социализма. XXI век станет периодом весьма сложного (и зачастую конфликтного) взаимодействия трех миров в рамках процессов глобализации:

- ТОП-мир составят страны т.н. «золотого миллиарда человечества», развивающие в своей экономике прежде всего постиндустриальный и информационный уклады;

- средний мир составят страны, взаимодействующие с ТОП-миром в индустриальном и сырьевом обслуживании качества жизни «золотого миллиарда», а также как источники поставки в ТОП-мир «интернационально ориентированной» управленческой и научной элиты;

- ДАУН-мир составят территории, которые ТОП-мир будет фактически исключать из мирового экономико-технологического оборота до тех пор, пока природные ресурсы этих территорий не станут критически дефицитными для мировой экономики (это по сути окруженные «санитарным кордоном» резервации для подконтрольного вымирания в нищете и междоусобных войнах активной массы местного населения). «Персональный» состав каждого из трех миров будет на протяжении XXI века меняться в результате неподвластных ТОП-миру тенденций экологического, демографического и религиозно-культурологического характера. Но благословенных чудес для нашей страны не будет – движение к вершине этой глобальной конструкции требует гораздо больших усилий, чем соскальзывание вниз.

В ТОП-мир Россию в целом никто не приглашает - в отличие от дефицитных специалистов, которым предоставляют гражданство в «свободном мире» в обмена на «мозги». А для прорыва туда всей страной в ближайшие 20 лет уже нет достаточных ресурсов. Этот потенциал у нас был вплоть до 90-х годов, но он сначала был дезорганизован стратегически бездарными решениями наших государственных лидеров, а потом уже почти полностью проеден, разворован, физически или морально устарел. Стратегические преимущества стран создаются десятилетиями – а утрачены могут быть в кратчайшие сроки в результате популистских и инфантильных решений национального руководства.

Топография распада России.

Существует множество детализированных сценариев распада Российской Федерации вслед за Советским Союзом. Можно упомянуть, к примеру, системное выдавливание россиян из Сибири и Дальнего Востока китайской нелегальной иммиграцией (этого более всего боятся американцы, поскольку для них это будет означать усиление Китая до статуса второй сверхдержавы и конец безраздельной гегемонии США в качестве лидера однополюсного мира). Или отпадение «де-юре» ряда пограничных анклавов, экономика которых уже «де-факто» в гораздо большей степени ориентированна не на далекий и нищий федеральный центр, а на благополучную сопредельную страну. Или разлом России по т.н. северокавказско-поволжской дуге национальных республик с мусульманским населением.

Не стоит слишком зацикливаться на национальных и религиозных факторах проблемы удержания единого пространства России. Они важны и эмоционально насыщены, но все же вторичны по отношению к экономическим факторам (как любил повторять перед своими избирателями один президент США : «Лучший аргумент – это хорошая жизнь»).

Россия – это мир миров. На его территории представлены не только все мировые религии и все экономико-технологические уклады (от наисовременнейших до архаичных). В России есть свой ТОП-мир, во многом сосредоточенный в Москве. Есть свой средний мир – это практически все остальные донорские регионы, выживающие за счет экспорта природного сырья и продукции первого передела. И есть свой паразитарный, вынужденно-иждивенческий, деградирующий мир с высоким уровнем безработицы и преступности.

По отношению к некоторым регионам этого опасного мира (отпадение которых от России на самом деле и для нас не потеря, и для других не приобретение) федеральный центр проводит по сути ту же стратегию изолирования в «резервациях», что и Запад по отношению к России. Чем, к примеру, содержание неявной политики: «России нужна Чечня без чеченцев» лучше содержание неявной политики: «Западу нужна Россия без россиян»? Бедное государство, придерживающееся двойных стандартов поведения и ведущее себя то как империя, то как бомж-вымогатель, не может надолго сохранить свою целостность. Как всякая маргинальная система, современная Россия сама разламывает себя изнутри; и этот фактор более опасен для ее единства, чем все внешние супостаты, вместе взятые.

Несмотря на все энергичные заявления нового Президента качество экономической, региональной и национальной политики Кремля продолжает работать скорее на увеличение, чем на уменьшение вероятности распада страны. Складывается впечатление, что Россия до сих пор не развалилась на несколько государств только благодаря тому, что эрозия пространства российской культуры и русского языка пока еще не достигла критического уровня. Но, похоже, что руководство министерства образования, отстаивающее переход на западные стандарты, уже работает в «нужном» направлении…

Ситуация настолько драматична, что порой уже доходит до смешного. В качестве основного аргумента в пользу сохранения единства России аналитиками все чаще приводится довод о том, что Западу для контроля над нашей страной якобы проще иметь дело с одной «колониальной» администрацией общероссийского уровня, а не с несколькими региональными. Но при этом, правда, компетентные собеседники делают важную оговорку: «Западу выгоднее иметь дело с единой Россией, пока у нас еще работают техногенно опасные в планетарном масштабе промышленные объекты и не развалилась система ядерного сдерживания. Но что будет через несколько лет?»

Выход часто там, где и вход.

Очевидно, что для предотвращения катастрофы нам нужно не столько бороться со следствиями, сколько как-то повлиять на причины создавшегося положения вещей. Если причины сформулированы неверно или если в качестве причин обозначены только так называемые «объективно сложившиеся обстоятельства» (т.е. обстоятельства, не зависящие от нас и на которые мы не можем повлиять), то никаких шансов сломать тенденцию умирания России нет.

Набор «объективно сложившихся обстоятельств» весьма широк и на любой вкус. Можно, к примеру, возложить основную ответственность на наши бескрайние просторы, предрасполагающие к экстенсивному, хищническому стилю хозяйствования. Как не вспомнить о долгих наших зимах и коротком вегетативном периоде сельскохозяйственных культур (а заодно и о русских печках, воспитывавших в наших предках вековые инстинкты разгильдяйства в перерывах между трудовыми и ратными подвигами). Любители возвышенного могут углубиться в сопоставление экзистенциалистского начала православия и этикой рациональности протестантства. А ценители роли личности в истории непременно помянут Николая II, Керенского, Ленина, Сталина и «далее со всеми остановками». Обстоятельные анализ подобных факторов хорош для застольной беседы, но вряд ли географические и общеисторические причины застоя, случившегося с нашей страной, можно всерьез рассматривать как основные с позиции поиска возможностей исправления ситуации. И вряд ли стоит все валить на «супостатов» - это естественная среда обитания для любой нации. На то и щука в море, чтобы карась не дремал.…

Выход из неприятной ситуации часто стоит поискать там же, где и вход. Понятно, что нельзя вернуться в точную копию прошлого и что «вход» сильно изменился за эти годы. Но мы не сможем подняться с колен без понимания механизма разложения России, без понимания пределов возможностей «отработки назад» отдельных составляющих этого механизма. И вот здесь нам стоит сосредоточить свое внимание на трех факторах, комбинация которых сыграла ключевую роль в неожиданном даже для стратегических аналитиков ЦРУ ускорении распада СССР и обвала нашей экономики:

1. Первый фактор – это эрозия объединяющей население страны идеологии. После «пятилетки трех государственных похорон» уровень популярности коммунистической идеи упал настолько, что реакция общества на послепутчевый запрет КПСС была более чем вялой. А попытки возвести в ранг национальной идеи защиту демократии или «создания массового слоя собственников» дали только кратковременный эффект – но зато в критически важный для «реформаторов» период слома тенденций.

2. Второй фактор тоже на слуху – это центробежные тенденции в советской политической элите. Еще Юлий Цезарь провозгласил: «Лучше быть цезарем в провинции, чем консулом в Риме». Как только выяснилась суетливость и слабость Горбачева как государственного деятеля, лидеры братских республик СССР начали наспех конопатить под себя суверенные государства. Ни мало не заботясь об последствиях выхода из общего экономического пространства. А как только выяснился популистско-разгильдяйский характер Ельцина, то региональная элита России начала вовсю шантажировать федеральный центр и пользоваться возможностями «прихватизации» его полномочий. Михаил Сергеевич и Борис Николаевич слишком залюбовались ролью своей личности в мировой истории и играми внутри Садового кольца, чтобы заниматься повседневной рутиной государственного строительства…

3. Третий же фактор, который собственно и переполнил чашу, доведя потенциал распада страны до критической массы и запуска механизма цепной реакции, остался за кулисами аппаратных игр и пределами внимания общественности. Речь идет о центробежных тенденциях среди ряда отраслей советской экономики с высоким экспортным потенциалом.

Вспомним, что политика является концентрированным выражением требований экономики. Аппарат любого действующего политика всегда нашпигован «агентами влияния» ведущих хозяйствующих структур, заблаговременно вложивших деньги в возможности контроля. И за невразумительными, возмущающими всю страну действиями слабого государственного лидера нередко стоят интересы лоббистов. Игры политических инвесторов с Горбачевым и Ельциным были очень азартны – на кону стояла раздача сотен миллиардов долларов.

Лоббистские возможности производителей потребительских товаров, отражающие интересы развития гражданского общества, были весьма незначительны. Основная игра за влияние на решения Горбачева и Ельцина шла между группировкой «сырьевиков с высоким экспортным потенциалом» и группировкой военно-промышленного комплекса. Важно отметить, что в структуре советской экономики отрасли добычи сырья и его низкого передела выступали «кормильцами госбюджета», а высокотехнологичные отрасли ВПК – «растратчиками народных денег».

Сырьевые лоббисты (и прежде всего, руководители союзных министерств газовой промышленности и цветной металлургии) по понятным причинам выступали за рыночные реформы и открытость экономики. Именно на деньгах «отечественно-сырьевого» происхождения стали постепенно формироваться бюджет процессов демократизации СССР и бюджеты либеральных политиков Российской Федерации (ведь изменение политической линии страны – дело, требующее возмещения немалых затрат). Отрасли ВПК, в основном составившие политическую оппозицию сырьевикам-демократам, не могли противопоставить им ни должной финансовой базы, ни сколько-нибудь эффективно организованного сопротивления. Генералы, как обычно, готовились «к прошлым войнам».

В итоге оказалось, что в критический для будущего России момент краткосрочно-хищнические интересы олигархов отечественной экономики собирательства природных ресурсов победили стратегические интересы развития страны в сфере высоких технологий, инвестиций в человеческий капитал и создания гражданского общества. И уже в 1994 году Ельцин публично назвал Россию "уголовной сверхдержавой" и "самой большой в мире мафией".

(Продолжение следует)

Игорь Олейник, Анатолий Беловицкий - Интерактивный проект «Будущее России»