Маломузыкальная история
08-10-2000( Памяти "Великой дружбы")
10 февраля 1948 года стало важной датой в истории ВКП(б) — в этот день правящая партия СССР впервые установила свои официальные взаимоотношения с советской музыкой, выпустив печально знаменитое Постановление "Об опере В.И. Мурадели "Великая дружба"". Большевики задолго до этого стали подкрадываться к композиторам: так, партийная критика Шостаковича началась в 1935 году, а произведения Мосолова, Рославца и Гавриила Попова к тому времени уже почти не звучали. Но в 1948 году накопленный опыт травли "модернизма" и "формализма" был превращён в правительственную программу.
Всё это происходило недавно, хотя уже кажется историей. Настолько недавно, что многие непосредственные свидетели этих событий до сих пор живы и обо многом могут рассказать. Но — удивительное дело! — в сегодняшней российской музыкальной прессе этот "чёрный юбилей" остался совершенно незамеченным. Каких-нибудь десять лет назад такая ситуация показалась бы немыслимой (всех тогда ещё живо занимала горбачёвская "гласность"), но сегодня воспоминания о февральских событиях 1948 года оказались покрыты полнейшим молчанием. Рассуждая об этом, в голову приходят как минимум две мысли. С одной стороны, такое молчание — позор культуры, деградация общества и безнравственность по отношению к собственной истории. Достаточно сказать, что уже выросло целое поколение молодых российских музыкантов, которое имеет довольно смутное представление о том, что случилось с советской музыкой 52 года назад, а некоторые из них вообще не имеют об этом никакого понятия. С другой стороны, такое молчание даёт моральное право широко высказываться на эту тему всем, кому события многолетней давности пока не безразличны, а не только официальным сотрудникам музыкальных газет и журналов.
Есть и ещё одна причина, заставившая лично меня попытаться высказаться. Само постановление 1948 года — всего лишь знак времени, а все официальные "дискуссии" вокруг него — просто мелкие дрязги, копаться в которых совершенно не хочется. Однако чрезвычайно важно, что именно выражает этот знак и как именно мы могли бы его трактовать. Рассуждая о Мурадели, Жданове и Сталине (которые сами по себе не очень-то стоят больших интеллектуальных затрат), возникает ряд мыслей гораздо более существенных. Некоторыми из таких мыслей я хотел бы поделиться с заинтересованными читателями. Но сразу хотелось бы сделать одну важную оговорку. В своих рассуждениях я исхожу из того, что история СССР есть неотъемлемая часть не только истории России, но и мировой истории. Известно, что многие (особенно эмигранты из СССР) придерживаются противоположной точки зрения о том, что, грубо говоря, история СССР — это трагический перерыв в истории "настоящей" России. Уважая любые точки зрения, я только хотел бы подчеркнуть, что в последнем случае ход моих рассуждений может оказаться просто непонятным.
* * *
Однажды один пожилой историк рассказал мне одну историю (да простится мне эта невольная тавтология). В письменном варианте я нигде её не встречал, поэтому могу ссылаться только на этот единственный устный источник. История такова. В начале прошлого века в Россию с официальным визитом прибыл персидский шах. Александр Первый оказал ему пышный приём, частью которого была прогулка по Петербургу в царской карете с кортежем. По пути царь расчувствовался и стал кичиться безграничностью своей самодержавной власти. Шах слушал его с молчаливой восточной улыбкой, которая могла означать всё, что угодно. А царь распалялся всё сильнее. Тогда шах попросил остановить карету и, когда его просьбу выполнили, попросил подозвать городового.
"Отрубите ему голову, ваше величество", — попросил шах.
"Но за что?" — предельно удивлённый, спросил царь.
"Вы же самодержец!" — не менее удивлённый, ответил шах.
"Но ведь он ни в чём не провинился!" — продолжал недоумевать царь.
"Если бы он в чём-нибудь провинился, — сказал шах, — ему должен был бы отрубить голову палач. Но раз он ни в чём не виноват, вы должны отрубить ему голову сами".
"Но это незаконно, — продолжал парировать Александр Первый. — Я самодержец, и поэтому не могу нарушить закон!"
"Если вы не можете нарушить закон, тогда вы не самодержец", — невозмутимо ответил персидский шах, и улыбка продолжала сиять на его лице.
Их беседа продолжалась ещё какое-то время, но консенсус так и не был достигнут. Кажется, два монарха остались тогда несколько недовольны друг другом, а через несколько лет в Тегеране был зверски убит Грибоедов — ему отрубили голову… На современном языке психологов суть такого разговора укладывалась бы в термин "столкновение ментальностей"; в данном случае, столкнулись, условно говоря, Запад и Восток.
Иосиф Виссарионович Сталин, как известно, был восточным человеком. Вероятно, позиция, высказываемая персидским шахом русскому царю, была для Сталина идеалом. И тем не менее, даже Сталин не мог бы считаться самодержцем в понимании восточного владыки, ибо, прежде чем отправить десятки миллионов своих подданных в лагеря или на тот свет, сатрапы тратили неимоверные усилия, чтобы их жертвы признали свою вину. Неважно, какую — хоть "латинский шпион" (см. вторую часть "Чонкина")! Если вины не было, её надо было придумать, но без записи о том, что человек хоть в чём-нибудь виноват, дело не могло идти в производство. (О, загадочная улыбка персидского шаха!..)
Россию, как ни одну другую страну на планете, постоянно мучает вопрос: кто она — Восток или Запад? Конфликт "западников" и "славянофилов" в той или иной форме является постоянным конфликтом российской культурной жизни, и прийти к однозначному ответу здесь, по-видимому, не удастся никогда. Однако, эта дискуссия интересна сама по себе, и события 1948 года имеют к этому самое прямое отношение.
Итак, по вопросу власти над людьми у Александра Первого с персидским шахом взаимопонимания не получилось. Выходит, хоть Россия во многом и далека от Запада, но всё же монарх своему подданному без причины голову не отрубит. Значит, по крайней мере, Россия — не Восток. Всё, однако, не так просто! Удивительное взаимопонимание по вопросу власти над искусством нашли люди, которые не только не говорили на общем языке, но которых отделяют друг от друга две с половиной тысячи лет. Одного звали Конфуций, другого — Андрей Александрович Жданов. Оказывается, в Древнем Китае музыке придавалось столь серьёзное значение, что один из учеников Конфуция, Гунсунь Ни-цзы, написал об этом целый трактат под названием "Юэцзи" ("Записки о музыке"); самый "свежий" его перевод на русский язык с целью серьёзного уточнения музыкальной терминологии сделал в 1992 году Алексей Сканави, сотрудник кафедры Московской консерватории "Музыкальные культуры мира", и я выражаю ему свою глубокую признательность за предоставление в моё распоряжение этого редкого текста.
Приводимые ниже цитаты я вынужден разделить на две колонки, в противном случае можно легко спутать, кому какая мысль принадлежит:
| "Только группы звуков, изменяющиеся по определённым законам, могут называться музыкой. <…> Если пять тонов не использовать беспорядочно, каждый ставить на его место, тогда невозможно нарушить гармоничность музыки. <…> Если все пять тонов использованы неправильно, взаимоисключают друг друга и борются друг с другом, такая музыка расхлябана, так сказать, уже до предела. Если появляется такая музыка, гибель государства также не за горами". | "«В природе бездна звуков самых разнородных, самых разнокачественных, … которые вовсе не входят в состав музыкального языка… обственно-музыкальный материал есть звук особого свойства…» (озвученная цитата из А.Н.Серова). Разве не ясно, что не всякий натуральный звук должен быть перенесён в музыкальное произведение?! <…> Надо сказать прямо, что целый ряд произведений современных композиторов … перенасыщен натуралистическими звуками…" |
| "Самое важное в музыке — гармония и согласованность, следование советам духов прежних мудрецов и подчинение Воле Неба, выражающейся в естественных законах мироздания…" | "До сих пор классические образцы остаются непревзойдёнными. Это значит, что надо … брать из классического музыкального наследства всё лучшее, что в нём есть…" |
| "Когда … мелодии печальны и мягки, но не серьёзны, веселы, но не спокойны, свободны, но ритмически хаотичны, то может дойти до того, что совершенно забудется коренная цель музыки". | "Если музыка перестаёт быть содержательной, высокохудожественной, если она становится неизящной, некрасивой, вульгарной, она перестаёт удовлетворять тем требованиям, ради которых она существует, она перестаёт быть сама собой". |
| "…Никто не выражал собственных индивидуалистических) мыслей и стремлений, поэтому все могли идеть сюжет и содержание музыки; значение и смысл музыки все также постигли". | "Какой шаг назад … делают наши формалисты, когда … они cочиняют музыку уродливую, фальшивую, пронизанную идеалистическими переживаниями, чуждую широким массам народа…!" |
| "Люди, обладающие познанием-мастерством, должны … распространять музыку, осуществлять цель — просвещение общества". | "У нас забывают, что корифеи музыкального искусства не чуждались никаких жанров, если эти жанры помогали продвинуть музыкальное искусство в широкие массы народа". |
| "Изменения в чувствах, выражаемых музыкой, и изменения в политике тесно связаны. <…> Если внимательно слушать музыку, … можно узнать плюсы и минусы политики настоящего времени…" | "Не только музыкальное, но и политическое ухо советских композиторов должно быть очень чутким". |
Такое почти дословное сходство мыслей, хотя и весьма впечатляет, но всё же является чисто внешним. Поэтому я предлагаю читателю продолжить знакомство с текстом "Юэцзи" в тех идеологических аспектах тоталитарного мышления, о которых Жданов промолчал, но которые, безусловно, имел в виду (2):
"Музыка выражает чувства человека, которые реально существуют и неизменны. <…> Чем глубже чувство, тем ярче выражение…; только когда в сердце накапливаются гармоничные и благоприятные чувства, можно достичь изысканного выражения, только это и есть музыка, не прибегающая к фальшивым уловкам и ухищрениям".
[Я прошу обратить особое внимание на первую фразу: именно так воспринималась музыка в конфуцианском Китае, и точно такое же мнение на эту тему было определяющим в СССР. Подобный взгляд на выразительность музыки характерен в целом для Востока, а не для Запада. Например, знаменитый австрийский критик Эдуард Ганслик категорически возражал именно против этой первой фразы.
Дословно он писал: "… из обычных апелляций к чувству невозможно вывести ни одного закона музыки. <…> Роза душиста, но из этого не следует, что её "содержание" — это "изображение аромата"; лес распространяет прохладу, но не "изображает" "чувство прохлады"" (3).
За такое "оскар-уайльдовское" изящество в рассуждении советское музыковедение подвергло Э. Ганслика резкой критике и приклеило к нему ярлык "формалиста". При жизни Ганслик вряд ли подозревал, что невольно восстаёт не просто против некой эстетической формулировки, а против целой идеологии — трактат "О музыкально-прекрасном" не мог получить "въездную визу" в СССР около 60 лет!
Следует также учесть, что запоздалая публикация этого трактата состоялась с большими купюрами и, насколько мне известно, его полный текст не издан до сих пор. Кроме того, текст трактата предварён уничтожающим редакторским предисловием, явно рассчитанным на то, чтобы заранее создать у неискушённого читателя предвзятое мнение.]
"В эпоху, когда государство стабильно, а народ живёт в мире и благоденствии, музыка спокойная и весёлая, а в политике верхи и низы ведут себя смирно. <…> Музыка той эпохи, когда страна стоит перед угрозой Хаоса, когда народ терпит невыносимые лишения, напротив, преисполнена возмутительного чувства ненависти, политика идёт наперекор здравому смыслу. Музыка того времени, когда страна на краю гибели, преисполнена тоски, народ оказывается ввергнутым в пучину трудностей и лишений. <…> Музыка государств Чжэн и Вэй — это музыка смутного времени, близится расхлябанность и дикий хаос. Музыка местностей среди тутов и на <реке> Бу — это музыка гибнущих государств, их политика упадочна, в народе поветрия самовольно уходить, люди добиваются личных выгод, традиция обманывать вышестоящих дошла до неискоренимости. <…> Если в обществе нет людей, которые поднимали бы смуты…, народ не испытывает страданий, Сын Неба не гневается, это значит, что музыка достигла своей цели".
[Будучи подвергнутым небольшой редакции отдельных названий и терминов, весь этот отрывок — готовый комментарий к мысли Жданова о "политической чуткости уха советского композитора".]
"Только те люди, которые понимают смысл музыки, могут участвовать в творческой деятельности; а те люди, которые понимают только формы выражения музыки, только и могут брать на себя объяснение деятельности. Люди, занимающиеся творчеством, могут называться "совершенномудрыми"; люди, занимающиеся объяснением, могут называться лишь "умными". "Умный" или "совершенномудрый" указывает на то, каким из двух видов деятельности занимается человек, — творчеством или объяснением".
[Может показаться, что данное рассуждение прямо не относится к нашей теме. Тем не менее, я привёл его, чтобы наметить очень серьёзную проблему, которую в рамках данной статьи возможно обрисовать лишь вкратце.
Похоже, эстетика современной профессиональной музыки на европейском Западе пытается снова размыть границу между Искусством и Наукой — т.е. вернуться во времена Средневековья и Античности. Слушая многие образцы современной музыки, невольно приходишь к выводу, что творчество такого рода напоминает, скорее, деятельность учёных, но не художников. Именно эта тенденция и наметилась в Европе с конца 40-х годов ХХ века.
Партия большевиков её однозначно осудила, встав фактически на позицию древнекитайских философов.]
"Музыка, так любимая совершенномудрыми, могла улучшить души людей, глубоко людей трогала, с её помощью можно было изменять общественные нравы и обычаи и достигать очень хорошего эффекта. Поэтому государи древности создали специальное учреждение, чтобы обучать молодёжь последующих за ними эпох музыке и связанным с ней теориям".
[Отсюда хорошо видно, что идея создания идеологически лояльной "консерватории" и факультетов музыкальной теории с целью преемственности в воспитании идеологически лояльных "музыкальных кадров" занимала китайцев задолго до появления в России большевиков.
Потому Жданов критиковал Виссариона Яковлевича Шебалина как ректора советской консерватории ничуть не менее сурово, чем Шостаковича — как советского композитора.]
"Древние государи (4) устанавливали музыку …, чтобы научить людей отличать хорошее от дурного; … вернуться на правильный путь этики. <…> Музыка возвеличивает добродетель… <…> Сущность музыки состоит в моральном воздействии. <…> Покойные императоры чрезвычайно серьёзно относились к использованию того, что трогает и впечатляет людей. Они … посредством музыки гармонизировали их темперамент …, чтобы люди были единодушными и сплочёнными, строили стабильную, прекрасную и гармоничную общественную жизнь. <…> Управлять — это значит распространять музыку во все концы страны. Когда музыка распространится, … нравы общества исправятся. <…> Музыка нужна для того, чтобы чувства людей сделать одинаковыми. <…>
Роль музыки заключается в том, чтобы чувства людей сливались, оставаясь при этом в рамках приличия. (5)<…> Неумеренная музыка повергает людей в уныние. <…> Когда в моду входит вульгарная, злобная, распущенная и несдержанная музыка, в простом народе может возникнуть распутное поветрие. <…> Поэтому древние говорили: "Чтобы воспитать мысли и дух простого народа, музыка обладает наибольшей духовной силой"".
[Весь отрывок, приведённый выше, состоит из фраз, касающихся проблемы музыкального воспитания масс. Как видим, обеспокоенность этой проблемой есть важная сходная черта двух мощных тоталитарных систем.]
"Музыка, которая исполняется всеми, непременно должна быть проста в изучении и исполнении. <…> Искусность и звончатость — вот дух музыки; радость и благорасположение — вот предназначение музыки. <…> Главное в музыке — звуки песен, … а когда добавляют аккомпанемент всех музыкальных инструментов, образуется ритмично исполняемое единое целое, когда достигают гармонии связей между отцом и сыном, между массами и чиновниками, тем самым и народ всей страны становится гармоничным и единым; таков был принцип, по которому древние государи создавали музыку".
[Мы видим, что в Древнем Китае к музыке "для народа" предъявлялись, в сущности, те же требования, что и в СССР, в смысле её простоты, доходчивости и оптимизма. Гораздо интереснее выяснить, что скрывается за фразой: "Государи древности создавали музыку".
Дело в том, что, начиная со II века до н.э., появляются систематические упоминания об уникальном бюрократическом учреждении Древнего Китая — "Юэфу" (дословно: "Палата Музыки"). Взяв за основу идеологические установки "Юэцзи", Юэфу стало, по меткому выражению А. Сканави, выполнять "некую промежуточную роль между министерством культуры и министерством внутренних дел", с той разницей, что деятельность Юэфу охватывала исключительно музыку и песенные тексты. Даже штат Юэфу — около 800 человек — вполне сопоставим со штатом среднего советского министерства. Официальной целью создания Юэфу было "собирание стихов и ночных песнопений", происходившее "по образцу того, как в древности посланные ездили по всем дорогам, собирая песни крестьян, чтобы знать достижения и неудачи управления и воспитания (6)". Однако была и неофициальная (т.е., подлинная) цель такого собирания — "песни рассматривались как материал, подлежащий обработке лучшими музыкантами и поэтами того времени": эту же задачу выполняли одновременно Союз Композиторов и Союз
Писателей СССР. "Кроме собирания и обработки народных песен, — пишет далее Б.Б. Вахтин, — служащие Юэфу должны были во время обрядов и празднеств исполнять созданные в этом учреждении музыкальные произведения. В их обязанность входила также подготовка новых исполнителей".
Всё это свидетельствует об одном наиважнейшем факте: чиновники Древнего Китая — совершенно так же, как и их советские коллеги, — полагали, что народная музыка нуждается в профессиональной обработке. Таким образом, народные песни, однажды попавшие в Юэфу, уже переставали быть полностью народными, хотя народ этого не знал!
Именно таков был механизм возникновения "псевдонародных" песен, отвечающих общепринятым и, часто, низкопробным стандартам. К сожалению, популярность такого псевдоискусства до сих пор значительно превышает популярность подлинного искусства. (Аналогия — не доказательство, но уж больно она прозрачна!)]
Список цитат можно было бы продолжать до бесконечности, ибо идеологическое сходство как между выступлением Жданова и древнекитайским трактатом, так и в самом подходе обоих к проблеме взаимодействия этического и эстетического, чрезвычайно глубоко.
* * *
Так, может быть, Россия — всё-таки Восток?
Вопрос этот остаётся открытым, и дай бог, чтобы он оставался таким как можно дольше, ибо, на мой взгляд, как только ответ на него будет найден, Россия может прекратить своё духовное существование. Возможно, уникальность (и глубокий трагизм) России состоит именно в этой её геокультурной неясности, в постоянной задумчивости о том, кто она, откуда и куда она идёт. Возможно, Россия и есть тот замысловатый анклав, где ежедневно происходит подлинная встреча Запада и Востока, — встреча на духовном уровне, а не на уровне банальной кичливости цезарей в ореоле загадочной улыбки падишахов. Наконец, возможно, что, не будь на свете России, встреча Запада с Востоком оказалась бы роковой для обоих…
Да не сочтут меня национал-патриотом — в России любым патриотом нынче быть трудновато!
*****************************
1 - Речь на Совещании деятелей советской музыки в ЦК ВКП(б) в середине января.
2 - Далее: в кавычках — цитаты из “Юэцзи”; в квадратных скобках — мои комментарии. Фразы, которые особенно остро напоминают фразеологию советского периода и потому не нуждаются в отдельных комментариях, я выделяю собственным курсивом.
3 - Ганслик Э. "О музыкально-прекрасном" (1854). “Музыкальная эстетика Германии”. Т.2. Москва, 1983, с. 287-288.
4 - Т.е. древние — по отношению к III веку до нашей эры!
5 - Для этой же цели в СССР после 1948 года стала активно создаваться разветвлённая сеть детских хоровых школ.
6 - Вахтин Б.Б. “Возникновение Юэфу”. Журнал "Советское китаеведение", 1958, № 3, с. 128.
Loading...
