Блин!

Некоторые популярные тексты, "среди долины ровныя" или "меж высоких хлебов", ловко прикидывающиеся народными, в действительности имеют авторов. Порой знаменитых. То же относится и к отдельным словам. Например, "лётчика" изобрёл поэт Велемир Хлебников, А "совок" обычно приписывают певцу Александру Градскому. Сейчас я расскажу легенду о происхождении слова, ознакоменовавшего целую эпоху в жизни народа-богоносца, который в данный момент пребывает в рецессии, но в будущем, я уверен, ещё покажет всему миру.

Фамилия участкового психиатра отдалённого спального района Москвы позднебрежневского периода Григория Исааковича Лунца известна среди коллег только в связи с именем его тёзки - профессора, члена-корреспондента (?) и лауреата государственной премии, идеолога и организатора щадяще-рекреационной системы советской карательной медицины. Григорий Исаакович не много преуспел в карьере, так и не сумев подняться выше должности заведующего районным диспансером. Сейчас кому-то это может показаться пустяком. Но в то время образ народного психиатра обрастал чертами реальной власти. Вскоре, однако, актёр-президент Рональд Рейган, следуя рекомендациям своих либеральных советников, издал распоряжение открыть двери дурдомОв - якобы ради здоровья самих обитателей гнёзд кукушки, а в действительности - из экономии статьи бюджета, становящейся обременительной даже и для богатейшей страны мира. Внешне противостоящая, но тайно следующая во всём примеру своего антагониста "империя зла" откликнулась на нововведение аналогичными послаблениями. Это и оказалось роковым для неё, ибо лишало общество последних скреп и реальных надежд на реконвалесценцию. Затем пришла перестройка, и тщательно разработанная система судебной психиатрии окончательно рухнула, открыв дорогу сахаровым, гайдарам и чикатилам. Но тогда, в конце семидесятых, всё казалось таким незыблемо прочным.

Яндекс донёс до нашего времени имя конструктора психогулага. Но, как вы узнаете из нижеследующего, светлый образ его случайного однофамильца, Григория Исааковича Лунца, также заслуживает того, чтобы быть увековеченным. Что и является главной целью пищущего эти строки ...

Сашке снова влепили в дневник двойку по поведению и велели привести в школу родителей. На этот раз к директору. Из школы отец вернулся злой и, даже не помыв рук, молча сгрёб не успевшего увернуться Сашку, затащил в туалет и больно выпорол по заднице, по спине - как придётся - резиновым эспандером: "Не матерись. Не матерись при училке. Сколько раз тебе говорить, засранцу." Последствия не замедлили сказаться. Но самым неожиданным образом. Обычно общительный и словохотливый Сашка вдруг стал запинаться, сминать разговор, а во время ответа у доски замирал, останавливаясь на полуслове. На этот раз мать сама пошла к классному руководителю. "Детский невроз" - выдала ей учительница входящее тогда в моду определение.

Вот так Сашка и попал на приём к психиатру. Вслед за ним в кабинет позвали мамашу. Но быстро оттуда выставили с требованием взамен привести отца. Отец пошёл один и уже на пределе. Вернулся он, однако, успокоенный и дружелюбным жестом пригласил Сашку в ту комнату, где телевизор: "Саш, ты меня извини. Я тогда погорячился. Знаю по себе - тебе нелегко. Ты знаешь что: всегда, когда хочется произнести это слово, говори вместо него "блин". Понял? И всё будет путём." Последняя фраза "произнести" явно не его, а запомнившаяся из Григория Исааковича. Сашка был смышлёный. Не в мать. Он сразу сообразил. И через некоторое время уже опять стал приносить из школы тройки и даже четвёрки по отдельным предметам. "Ну что, Завьялов, расскажи-ка нам, что называется гипотенузой?" - спрашивал его учитель математики. "Гипотенузой, блин, называется сторона прямоугольного треугольника, лежащая, блин, напротив прямого угла!" - без запинки выпаливал Сашка. "Молодец, четвёрка!" "А почему, я же всё сказал без ошибки?" "А потому, блин, что всем нам надо сказать спасибо Григорию Исаковичу" - душевно отозвался учитель, известный по двору алкаш и матершинник. Впрочем, и очень неглупый человек. По-своему.

Тут из профкома предложили горящую путёвку. И отец, вопреки заведённому правилу - проводить отпуск всей семьёй вместе - в одиночку укатил в дом отдыха. "Ну что, блин, нагулялся, блин?" - с порога встретила его жена по возвращении. Надо сказать, что он не сразу понял. Потому что не привык себя ни в чём сдерживать и не принял совет Григория Исаковича на свой счёт. Наконец, сообразил. "Да ты что, Мань? Я здесь с этой учёбой так вымотался." Но Маня решила отомстить и тут же записалась в своём профкоме в очередь на горящую путёвку. Когда через месяц на вокзале муж провожал её в пансионат, горластая проводница кричала за его спиной: "Вы что, блин, поставили свой чемодан поперёк прохода?" То была одна из её привычных фраз. Но ещё пару месяцев назад на месте слова "блин" она говорила в ней казённое и длиннопроизносимое "гражданин". Вот так изобретение участкового психиатра Григория Исааковича Лунца и пошло гулять по стране, приживаясь даже там, где оно вовсе и не было нужно.

Как это не нужно? Очень даже нужно. Конечно, потом произошёл откат. Говорили: не может быть реформы без временного падения производства. И словечко это, эвфемизм, по-учёному (а в действительности, приём, имеющий глубокий психорефлекторный смысл), на время перестали употреблять. А чего обделять себя, если вот она пришла - демократия. Помню, в 95-ом возле одного южнорусского молодёжного лагеря, куда съехались на летние отпуска подростки из северных городов - трогательный роман между двумя нежными существами, невольным свидетелем которого я явился. Там высокая сосна над крутым берегом, с которой ему надо было продемонстрировать ей молодецкую удаль и отвагу. Но с верхнего сучка не напрасно боязно. Он: "Не веришь, блядь. Щас я заберусь и спрыгну." Явно оттягивая время до развязки. "Брось, Володь, на хуй. Слезай обратно. Там, может, коряга под водой." Наконец, осмелившись, с воплем летел в реку: "Ух, ёб твою мать ... Холодно." Последнее слово - явно чтобы скрыть отчего такой перебив дыхания. Я потом посмотрел на них вблизи. Если не позволять открывать рта, скажешь: дети, хоть и провинциальных, но из "хороших семей". Местная элитА, одним словом.

В августе 98-го произошёл "дефолт". Тоже ведь эвфемизм, хотя почище чем б ... словечко. Полный облом, другими словами. Две недели, а то и месяц, заполнялось метро напряжёнными красными физиономиями. Гиперемия, она бывает и на нервной почве. Потом отошли. Но не совсем к прежнему. Поняли , что и у вседозволенности есть границы. Тогда снова, как прежде, в университетских аудиториях, в парках и садах зазвучало волшебное слово "блин" - как знак массового возвращения к культуре, масс-культуре. Не знаю, запланировал ли уже Институт Русского Языка в новейшем издании Словаря гнездо для дополнительного значения?

И всё-таки пора возвращаться к психиатрии. Как во всяком цивилизованном обществе. Не знаю уж как там Гамлет, но во времена Алексея Михайловича считалось законным насмехаться над "сошедшим с ума", а то и запустить палкой, травить его собаками. Наконец, поняли. Появилось определение - душевнобольной, и стали гордиться диагнозом шизофрении. С пьянством и того легче. Как долго оно проходило в пороках? Достаточно было внедрить иностранное словечко "алкоголизм", как выяснилось, что за пьяницей нужно ходить как за инвалидом. А вот со сквернословием - на том же месте. Да поймите же, блин, граждане, что смердит не из уст, а смердит в уста. Болезнь это. Такая же равноправная как и, к примеру, клептомания. (Кстати, они издавна в паре ходят.) И термин для неё в психиатрии специальный есть: копролалия. А раз так, то надобно сперва проследить анамнез и установить этиологию.

Есть, говорят, такая монография Галкиной-Федорук: о том, что де мат, как и прочая пакость, в наш изначально чистый народ пришёл из татаро-монгольского ига. Не будем забираться так глубоко, да и не время для этимологии, а проследим то, что некоторые из нас, вероятно, видели и слышали собственными глазами. Я вот в 50-х всего раз видел мужика, публично ругавшегося матом. Правда, все слова тотчас и запомнил. То был пьяный возле деревенского магазина, который сидел на земле и во все стороны швырял трёшками. Потом - стоп до 70-тых. На столицу мат надвинулся с двух сторон, так сказать, клещами. Ругаться стала безбожно привокзальная подмосковная шпана. И неясно, местная ли она, или приезжая. Ведь ближняя зона всегда была перевалочным пунктом для штурмующей Москву лимиты. С другой стороны, это - столичная рафинированная интеллигенция. Рассказывают, что особо отличался клуб "Союза композиторов". На этот счёт не скажу, но вот компания, к которой я имел отношение и из которой сейчас половина лауреаты букеровской и антибукеровской - сквернословила грязно, нарочито и неталантливо. Это - факт. Потому что помню, что всякий раз приводили в досаду и недоумение дешёвым таким приёмом, маскирующим ненаходчивость и неостроумие. Ну, да бес с ними. Я за чужой народ не отвечаю - мне бы со своим разобраться.       А здесь, кажись, полный down. Меня в Тбилиси от дружбы с одним рассказчиком отговаривали: "Не слушай его. Он всё врёт. У него мать - армянка." И вот, что мне этот полукровка поведал. У них во дворе на футбольном поле одного русского чуть не зарезали. Довыпендривался. Стал переводить на грузинский русское fuck your mother. Правда, вовремя осознал свою ошибку, опомнился. А на своём языке - пожалуйста. И даже - круто. Хотя, говорят, в Венесуэле весь народ, от мала до велика и от грузчика до профессора, запросто, как везде междометие, а в России - блин, по любому поводу манду поминают. Полез я в словарь и нашёл, что по латыне mundus - мир, а mando - от поручения. Может, этот второй рассказчик чего перепутал, что ему мерещиться стало. Или так сностальгировал.

копролалия - это даже не болезнь, а дефект. Природный. Или, если хотите, чтобы никого не обидеть - расовый генотип. Она, как цвет глаз или рыжая подмышка, по наследству передаётся. Я сам видел в 93-м году в Костромской области, как обыденное и массовое явление, сидит бабка на крыльце с пятилетним внуком на коленке, уговаривает есть кашу, картинка из книжки "детгиза" - это за маму, это - за папу: "Жри, Пашка, блядь. А то отцу, на хуй, пожалуюсь." И в Белгородской - то же. Это для широты охвата. В том смысле, что широка Россия, а отступать некуда. Вот также и родитель её. И отдалённый предок. А идёт она, копролалия - в качестве гиперкомпенсации за нравственное и психическое бессилие. Импотенцию, иными словами. Ну сами посудите, как это большой народ, из дюжины племён состоящий, на громадной территории лёг под мелкую шайку бандитов во главе с Рюриком? Здесь только выматериться, больше ничего не остаётся. Или в 91-м - под двух секретарей обкома и одного банкира.

А то, что якобы доктор Лунц придумал - это, конечно, не лекарство. Кукла, плацебо, павловские рефлексы. Подлинное средство понимаю только я один. И оно не секрет. Точнее, их два. Бьющих в самое чувствительный пункт национального характера. Или того, что находится на его месте. Ибо свято место пусто не бывает. Первое - это штраф 100 долларов с отчуждением 30 процентов в пользу официального лица, составившего протокол нарушения общественного порядка. И второй способ, универсальный, веками проверенный - публичная порка, в скверике на Смоленской площади, при большом стечении. Особенные надежды я возлагаю на эту последнюю методу. Ибо, как уже было сказано, она разом от всех изъянов излечивает - не только от сквернословия.

Хотя, помнится, в средней школе мы друг с друга за "дурака" по 10 копеек снимали. И в результате, с учётом случайных флуктуаций, никто в проигрыше не оставался. Так сказать, взаимозачёт. Вот это я понимаю - гиперкомпенсация!