ПРОЩАНИЕ СЛАВЯНКИ

Я люблю читать чужие письма. Оправдываюсь интересом к человеческой душе.

Поддаться такому соблазну легко: берешь последний том "Полного собрания сочинений и писем" и потакаешь своей слабости.

"Дура ты, ангел мой" - приветствует Пушкин жену. "Охота тебе, женка, соперничать с графиней Сологуб. Ты красавица, ты бой-баба, а она шкурка. Что тебе перебивать у ней поклонников? Все равно кабы граф Шереметев стал оттягивать у меня кистиневских моих мужиков".

Какой живой язык! Какие постинги! Ай-да Пушкин!

"Бабуся моя, если хочешь прислать конфект, то пришли не абрикосовских, а от Флея или Трамбле – только шоколадных. Пришли также 10, а если возьмут, то и 20 селедок, которые купи у Белова."

Это Чехов - Книппер-Чеховой. Из Ялты - в Москву. Письма Чехова – самые прозаические из всех, мною читанных.

"Поспела рожь.", Крыжовник здесь еще не поспел" "У нас поспели огурцы", "У нас поспели яблоки", – это из писем Чехова очаровательной Лике Мизиновой.

М-да, поспели вишни в саду у дяди Вани…Скучно, тоскливо, зевотно.

В. Одоевский предсказал будущее не хуже бабы Ванги: "Письма в будущем сменятся електрическим разговором". Всласть выговариваясь по телефону, я так и считала долгое время, что эпистолярный жанр почти отжил свое и испытывала легкую ностальгию. Но пришли другие времена. И быстрокрылые электронные эпистолы стайками слетаются в мое почтовое гнездо и столь же стремительно выпархивают из него.

Послания по электронной почте - не совсем письма в классическом понимании. Что-то промежуточное между разговором и письмом. У электронной переписки есть неоспоримые преимущества перед телефонным разговором. «Говорящие по телефону беззащитны друг перед другом. Полная, животная, не сдерживаемая ничем свобода молниеносного признания в ненависти или любви. Вы не можете остановить жестом, приложить палец к своим или чужим губам, умоляюще взглянуть, отвести глаза, плюнуть в лицо… "

В переписке, по крайней мере, можно выдержать паузу.
Не гнать лошадей. Отдышаться. Придти в себя.

Былое нельзя воротить, и у каждой эпохи свои подрастают леса. Переписка тоже стала совсем другой. Раньше в переписке состояли люди либо хорошо знакомые, либо небожители, пусть не знакомые лично, но знакомые с творчеством друг друга и знающие себе цену. (Цветаева, Рильке, Пастернак). Эти писали с оглядкой на вечность.

При чтении таких писем возникает мощная подъемная сила, и душа читающего взлетает в заоблачные выси. Воспаряет и отрешается.

Особенность массовой переписки последних лет в том, что, сплошь и рядом, переписывающиеся не знают друг друга, никогда не виделись и живут в разных концах света. Трудно в такой ситуации не стать своим собственным имиджмейкером. Хочется воплотить некую метафизическую возможность своего таинственного "я". Хочется взять высокую ноту, демонстрировать духовную глубину, проявить широту души, говорить с последней прямотой. Хочется превзойти самого себя. Хочется предаться возвышающему обману: создать виртуальную версию себя, качественно превосходящую столь несовершенный в реальности оригинал. Хочется надеть самый праздничный словесный наряд. Хочется, наконец, верить, что где-то далеко-далеко, где кочуют туманы или без устали светит солнце, живет твоя отрада, твой невстреченный в реале идеал.

"Если бы человечество занималось только тем, что писало друг другу письма, оно было бы совершенно."

Так встречаться или не встречаться на этой грешной земле?

"Не приведи Господь, если переписывающиеся никогда не виделись… Здесь переписка может принять клинический оборот. Воцарится… тирания слова. Оно заменит собою, заместит лицо и плоть, голос и кровь, пол и характер. В ход пойдет вся разнузданность воображения и домысливания, польются из-под пера "последние тайны" и мистерии, тщательно корректируемые обмолвки и оговорки, куртуазные блики и экслюзивная исповедальность : "Этого я еще никому не говорил(а), слышишь, никому".
Сведи их вместе, после, скажем, двухлетней переписки, посади рядом – они и двух слов друг другу не смогут сказать. Это будет самая скованная и дискомфортная их минута. Все, само собой, кончится тем, что они помолчат и разойдутся, обещая друг другу не прерывать той чудной переписки."

Давайте почтим минутой молчания этот прекрасный пассаж Манука Жажояна. Аминь!

Цветаева в своих письмах к Рильке и Пастернаку много говорит о предстоящих встречах, живет ими, назначает время и место, обсуждает подробности. И всегда уклоняется от встреч. Она заранее и точно знала, что реальная встреча обернется не-встречей.

"Любовь живет словами и гибнет в действиях… " "Бориса я знаю очень мало и люблю его так, как любят лишь Никогда-не-виденное или Никогда-не-бывшее." «Что бы я делала с тобой, Борис, в Москве (везде, жизни)? …Я тебя понимаю издалека, но если я увижу то, чем ты прельщаешься, я зальюсь презрением, как соловей песней. Я излечусь от тебя мгновенно.»

Пространство заочности - единственное пространство, где возможно невозможное. Где могут слиться зимы долгие и лета, где соединяется несоединимое, где происходит подключение к чужим контекстам сознания, где иногда даже происходит совпадение этих контекстов, никогда не совпадающих в реальности. Притягательнейшее из пространств. Туда не залетают синицы, которые могут оказаться в руке, а только недосягаемые журавли. Отношения в этом пространстве обходятся без любовного захвата, аннексий и контрибуций.

"Эпистолярные романы – самые безобидные из всех, здесь ни случаются ни фрагонаровские защелки, ни крейцеровы сонаты, ибо письмо – бесполо, даже в случае самой острой взаимной чувственности оно бесполо всегда, когда оно – письмо".

Хотя письма Цветаевой все же слегка смущали Рильке своей напористостью, накалом, мощной устремленностью.

« Райнер, не злись на меня, злись или не злись, но сегодня ночью я буду спать с тобой.»

Это оказалось чересчур. На письмо Рильке не ответил.
То, что для русской Цветаевой здорово, для немца Рильке смерть.

И в начале, и в конце было слово. Ничего кроме слов. Шестое чувство взамен всех прочих.
Назначенные встречи не состоялись. Так и остались они друг для друга фигурами речи, фигурами любви. В слове они отыгрывались от несовершенства и скудости этого мира. И не делали попыток из понимания сшить шубу, "из любви устроить жизнь, из вечности – дробление суток".

"Не суждено нам было стать друг для друга делом жизни, на Страшном Суде будешь отвечать не за меня…"

Много лет спустя Цветаева заявила , что из равных себе по силе она встретила только Рильке и Пастернака.

Не суждено, чтобы сильный с сильным. Не суждено, чтобы равный с равным. Не суждено любящим. Не суждено…

А сколько же их стало в наше время! Любящих, рассаженных по разным концам света… Осознающих себя разрозненной парой… Нашедших друг друга по Интернету, обретших родство по переписке, ждущих встречи. Сольются ли зимы долгие и лета?
Сойдутся ли две дороги в одну?

Хоть разбейся, хоть умри - не найти верней ответа,
и куда бы наши страсти нас с тобой не завели,
неизменно впереди две дороги - та и эта,
без которых невозможно, как без неба и земли.

Не бередите душу, Булат Шалвович. Я и сама знаю.

Так было. Так есть. Так будет.

"Через все миры, через все края, по концам всех дорог
Вечные двое, которые никогда не могут встретиться."