СЕМЕЧКО ЖИЗНИ

Один из наших читателей прислал эссе, составленное из постов в Гусь Буке за последние полгода одного из ее завсегдатаев. Результат показался мне любопытным.

Представьте себе муху, которая по своей глупости залетела в пчелиный улей и была немедленно убита тамошними обитателями за чужеродность. Пчелам не хватило сил вытащить поганый труп за пределы улья и они просто этой мухе сделали из воска саркофаг, оставив ее навеки в своем улье. У пчел не было выбора, они были вынуждены так сделать. Да и решение неплохое: гнилостные миазмы не будут портить мед. Но ведь свободное, рабочее пространство в улье уменьшилось. Если вы когда-нибудь заглянете внутрь улья, вы увидите множество таких вот восковых саркофагов, где обрели вечный покой мухи, гусеницы, осы. Эти саркофаги занимают в улье довольно-таки заметное место. Так же и с нашими мозгами и душой.

Был в нашей жизни некий опыт, которой нам неприятен настолько, что нам больно о нем вспоминать. Мы об этих событиях пытаемся забыть. И забываем! А что происходит на самом деле? На самом деле, память наша все-таки хранит воспоминания об этих неприятных событиях во всей их яркости и во всех мельчайших подробностях. Но поскольку нам неприятно и мы стараемся об этих событиях забыть, то данный кусок памяти обволакивается этаким "памятным" воском, делающим этот участок нашей памяти недоступным для мозговых "query", для "подсистемы выборки из памяти". Огромное количество таких вот "саркофагов" остается в наших мозгах еще в раннем детстве. Все бы хорошо, но ведь куча нейронов остаются навеки, до самой смерти, блокированными из-за какой-нибудь дурацкой, яйца выеденного не стоящей ситуации, произошедшей тогда, когда нам было лет пять. И вот теперь мы вынуждены жить "вполмозга", не только имея слабые мыслительные способности, но и не видя окружающего мира во всей его необычайной, первозданной яркости и сложности. Каждый человек, повторяю, каждый рождается гением, настоящим богом. И во что его превращает убого построенная социальная жизнь? Превращает она его в зомби, в труп ходячий.

Абсолютно благополучных психологически людей просто не бывает. Те же люди, которые близки к психологическому благополучию - малозаметны, потому как углублены в себя, мало что замечают вокруг и мало с кем взаимодействуют. И это легко понятно из того же закона сохранения энергии. С чего это ради тратить химическую, биологическую и психическую энергию на то (или на того), что (кто) тебя не цепляет? А что цепляет людей неблагополучных?

Это непростой вопрос. Одно из воззрений говорит о том, что мир наблюдаемый является отражением мира внутреннего. Надо что-то во внешнем мире поменять - начинай с себя, со своих взглядов. Поменяешь внутри - поменяется снаружи.

"В начале было слово". Эта иудеохристианская идея даже однажды приснилась мне во сне. Я жил в абсолютно пустой 11-мерной Вселенной. Абсолютно пустой. И сам я был ничем. Но об 11-мерности почему-то знал, несмотря на полное отсутствие органов, в том числе - органов чувств. Первые слова-фразы, родившиеся во мне, явились ниточками многогранных самосветящихся бриллиантов или цепочками мелких круглых хрустальных пузыриков. Не спеша летели эти ниточки и цепочки, зацепляя и сворачивая 11-мерное пространство так, что большая часть размерностей превращалась во что-то материальное, а часть оставалась теми размерностями, где это материальное находилось. Сказал я "свет". И вот частички слова "свет" образовали фотончики, похожие на шарики от пинг-понга. Фотончики, стоя на месте, выстроились в множество линий, и, в какой-то момент, молниеносно потеряв покой, вспыхнули мощным ореолом чистых белых лучей, достающих своими концами-иголочками до самых темных и захолустных углов моей Вселенной. Сказал "звук", и по эфиру понеслась тонкая, плавная, вездесущая мелодия, преобразующая душу из мятой грязной салфетки во что-то золотисто-светлое, пульсирующее, наполненное благодатью, как бараний мех - дорогим вином. И пронизывала эта музыка и этот свет то, что скоро будет моим телом, и чувствовал я себя, как ежели бы я был промокашкой и через меня прокачивали счастье в сжиженном виде.

Потом я сказал серию уже более обычных фраз, и Вселенная стала взрываться фонтанами моего тела, травой, небом, Линухом растреклятым, волхвами в длинных серых грубых одеждах, костром на берегу тихой лесной речки с Пламенем и Огнем до самого неба, гладкокожей женой в утреннем халате, кока-колой в зеленой пластиковой бутылки, Много чем, короче. И настолько я все это быстро говорил, и настолько все это быстро появлялось, что я даже моргнуть не успел, как все так загромоздилось.

Все это так загромоздилось и начало струить на меня бешеный поток линий, цветов, звуков, запахов, других ощущений. Поток информации, короче. Мои серенькие мозги не могут такого прокачать, естественно. Они работают, как какая-нибудь элементарная программа по искусственному интеллекту:(AI) вычленение внешнего образа и сложноватая компарация с объектами из репозитария в моей памяти. Вычленение образа происходит по скачку градиента интенсивности или частоты - и вот она, линия, граница объекта. Самое интересное тут - сочленения линий, которые иногда могут нашу AI-программу поставить в тупик. Вот почему многие мистические традиции - Пифагорейская Школа, Каббала и так далее ставят семиотические вещи - кресты, звезды и прочие символы во главу угла своих учений.

Далее, репозитарий образов набирается из опыта и воспитания. Когда ребенок слышит птичий гвалт в саду, а его папаша ему и говорит: "дитятко, это верещит дрозд. А это - трещит скворец". Или едет машина, а папа ему: "дитятя, это - ЗИЛ-130".

А далее распознавалка нашего дитяти из огромного потока налетающей на него информации выбирает только то, что имеется в его репозитарии образов. И пренебрежительно фильтрует все остальное.

Так что, хочешь поменять мир окружающий - меняй свой репозитарий образов.

Да, нету её, свободы, нету. Всё плоды европейского воспалённого ума, не боле. Свобода, воля, даётся свыше, как мироощущение, как мир с миром и мир с самим собой. Тот, кто движется как трактор с дюжиной плугов, меся в зелёную сырость клевер и одуванчики, душа жаворонков соляровой гарью – свободы не имеет, ему не дано, не заслужил. Дай такому свободу – всю Сказку вокруг испортит. От такого звёзды попадают и луна раскрошится. Тот же, кто летит вместе с тёплым ветерком, незнамо куда, едва касаясь всего, не оставляя следа даже на озёрной воде, не задев ни листика, ни комариного крылышка, тот и рад тем что он - ВОЛЕН. Летит он, слушает и смотрит. И удивляется – вон оно как всё хорошо устроено: лучик к лучику, песчинка к песчинке, деревце к деревцу, человечек к человечку. Тонко и замысловато.

В детстве, помню, нравился мне фильм, где конные мальчики, то ли ковбои, то ли неуловимые мстители, двигались так неторопливо на Запад, к закату, туда, где солнце огненное вполнеба. Человек – это подсолнух и стремление к солнцу для человека естественно. Человеку немного надо: солнышко, чистая водичка, травка, деревья, немножко стихов и чуток водки. Но вот современная культура так устроена, что незаметно подменяет истинные ценности иллюзорными. Солнце зовёт мальчиков на Запад. И девочек зовёт солнце на Запад. Где та же трава, то же солнце и то же небо. И вот, наконец-то, мальчики и девочки на Западе.

Я был уверен, что плёнка «Кодак» приукрашивает действительность. Серая реальность на фотографии наливается цветами и манит. Приехав в Калифорнию, я, мальчик, вдруг понял, что плёнки «Кодак», её цветовых качеств не хватает, чтобы описать эту картинку. Знаете, как смотрится лиловые ветки придорожных деревьев на фоне вечернего южного неба? А я вот, увидев это, всё бросил и не купил машину в тот вечер, хоть и планировал. (Дело было на автомобильной распродаже). Со временем, конечно же, взгляд «замыливается», всё становится нормальным и удивления уже не вызывает. Это как если у съёмочной камеры отрегулировать ручку яркости. А зачем она, яркость, ежели и так проблем житейских много?...

Первые два года любил ездить в Сьерра-Неваду кататься на лыжах. Если зима – бросал всё, и прямо в пятницу вечером – туда на все выходные. Но вот если сидишь там в машине, а на улице – снег крупой хлещет в стёкла, всё серенькое и унылое – наступает тоска. Тоска по Сибири родимой? По книжкам зимними вечерами, когда окно залеплено чёрным от ночи снегом? Нет, ну её, эту грусть, эту тоску, к чертям собачьим, назад, к океану, к пальмам.

Гармоничная человеческая жизнь состоит из двух периодов: периода Первого и периода Второго. Назовём условно период Первый - «Илиадой», а период Второй – «Одисеей». Каждая персональная «Илиада» - это завоевание внешнего мира, это персональные географические открытия, это новые люди, новые впечатления. «Одиссея» - это возвращение домой. Только где дом-то теперь? Там, в Сибири, где в кладовке детские и школьные фотографии? Или, здесь в Калифорнии, посреди фривея, пахнущего скунсом, по пути с работы домой, где внезапно стала понятна ещё одна сторона этой замечательной жизни?

Заход солнца и есть самое крупное событие. Что по сравнению с ним уродливые человечьи дела, кормящие пошлых журналюг, паразитов на теле человеческом? Жизнь коротышка, а забав уйма. К примеру, любопытно понять, как воды струйка лижет камушек. Как по зелёным венам подсолнуха течёт солнце. Да чего как... Вот оно, дыханием пульсирует, бьётся, рождается и умирает. И перерождается... И нет покоя. Часовой механизм у сверхгалактического циклопа с червячной передачей жизней и смертей, с шестерёнками намерений, с гирями удовольствий и влечений, с маятником счастий и несчастий, с травяным железом, с земляной пластмассой, с огненным подогревом и водяной смазкой. И великая радость - участвовать в этом движении. Слушать, как в яблоко тела вливаются здравья соки, и как оно паутится морщинками, тяготясь упасть с жизнь творящей ветки на смерть несущую почву. Смотреть на благие белокаменные или базальтовые облака, шьющие дратвой дождя лоскутной плащ из земли и неба. Чувствовать себя проржавевшей огородной бочкой с водой и илом. Ил на дне? Вода чистая? Да? Тогда лучи достигнут дна. Ил замутил воду? Простись с травяными шестерёнками. Ты их не увидишь. Ты увидишь злобу дня. То, что твой ил разбаламутило. Я уже восемь лет не смотрю телевизор и не читаю газет.

А если жизнью считать что-то другое, например, понимание сложной музыки? Или красиво написанную строчку на ЛИСПе? Или, просто, саму – ЖИЗНЬ? Ни одной дорогой машине, ни одному высокооплачиваемому архитектору не воспроизвести плавность движения рук, ни одному чуду видеотехники не воспроизвести сложность и богатство натуральных предзакатных красок, усилиями всего человечества, ныне уже способного осуществить полёт в космос и устроить взрыв, могущий уничтожить целую планету, невозможно воссоздать из ничего маленькое сухое семечко, из которого вырастет простенькая и малозаметная травка. А ЖИЗНЬ это делает запросто и в невообразимых масштабах.

Так об чём тогда речь? Мелко это всё – все эти тележки с продуктами как атрибут жизни. Это похоже на ситуацию, когда в оранжерее выращивали дерево, и чтоб оно гармонично росло, придумывали всякие изощрённые подпорки. И настолько конструкцией подпорок увлеклись, что о дереве забыли. И растёт оно сиротливо, и где-то в глубине души тоскует о чём-то, о чём – не осознать. Может о диком лесе, где всё зачем-то было нужно, рождалось, росло и умирало, где основной жизненной ценностью был сам ПРОЦЕСС ЖИТИЯ, а не атрибуты «второй природы», может о сущности своей, никому не нужной в этом мире, увлечённом коструированием подпорок, ничего по большому счёту дереву не дающих.

И, опять же, чёрствый чёрный хлеб, пища малоимущих, не менее сложен по своему составу, и не менее эстетичен, чем хлеб из дорогого супермаркета, нескошенная крапива вокруг деревенского забора тёмно-зелена и терпко пахнуща, стройна в стебле, и ничем не хуже роз в оранжерее нувориша. Черный хлеб ли, белый ли очищенный, крапива ли, розы ли – во всём этом нет большой разницы, разве что в призрачном и обманичивом аспекте социального престижа.