РОССИЯ ПОЛУЧИТ СВОЕ НЕРАВЕНСТВО

Сергей Попов в 1980 г. окончил Физтех, я его знал еще по студенческим и аспирантским временам (он был в моей группе). Тогда же он начал посещать лекции Г.П. Щедровицкого, стал (по словам Г.П) его лучшим последователем, проводил организационно-деятельностные игры, основал Международную Методологическую Ассоциацию, стал профессором Высшей школы экономики. Занимается консалтингом , экспертизами больших экономических проектов, проведением конкурсов и игр, чтением лекций для высшего звена менеджеров.
Предлагаемый текст - выборка из публичных лекций в Омске .

Редактор.

Если взять США в целом, то выясняется, что у них очень низкая рентабельность. .Это цифры официальные, их собственные. Потому что у них 90% населения не работают в сфере производства. А самое интересное совершенно другое: за счет чего американцы живут при такой низкой эффективности, своего собственного производства?
Да, получается парадоксальный вывод, что США- самая неконкурентоспособная страна, - цифры совершенно официальные, - что они используют 70% мировых ресурсов производства, производя при этом 30% мирового ВНП! За счет ли паразитирования, как это часто говорят ?
Нет. Американцы очень долго строили эту систему, поскольку уже после войны ответили на вопрос о паразитировании. Что же составляет силу современного государства? Сила современного государства состоит не в производстве: оно производство выкидывает в Малайзию и еще куда ни попадя, у себя дома оставляя либо новые технологии, либо те, которые в принципе нельзя вынести за рубеж (например - домостроение). Сила США в инфраструктурах: финансовой, которой пользуется весь мир и которой весь мир платит бешеные деньги, затем транспортной - весь мир пользуется, системой навигации, весь мир пользуется и платит за это деньги. То есть это общие системы, которые они начали строить после войны и составляют их конкурентоспособность.

Сейчас у Японии и США есть проект, рассчитанный на десятилетия. Он состоит в следующем: Япония договорилась с Соединенными Штатами, поскольку сама не может этот проект осилить, чтобы на японских островах была сделана современная инфраструктура: транспорт, трубопроводы, еди-ная энергосистема. Этот проект должен осуществиться за 10-15 лет. При этом японцы прекрасно понимают, что сделав это, они выскочат совершенно в другое состояние. Они смогут создавать любые производства везде, где они сейчас не могут этого сделать без дорог, электричества, газа.

Американцы тоже прекрасно понимают, что японцы пошли по их следам, потому что не товарный рынок сейчас определяет силу, товары производят все, кому не лень, в гигантских количествах. Вопрос - было бы к чему подключиться. Американцы, с одной стороны, согласились на этот проект, поскольку им самим его тоже не осилить, а с другой стороны, очень сильно боятся, поскольку это означает фактически допущение Японии внутрь Америки, ибо кто владеет инфраструктурами, кто знает, как они функционируют и как с ними обращаться, ремонтировать и эксплуатировать, тот фактически и владеет ими.

В городе, если вы отключите электричество, ни один бизнесмен не сможет его обратно включить. Если канализация перестанет работать, вы ничего не сделаете - хоть унитазы из золота используйте !
Если бы мы думали примерно как Сталин, то мы бы, наверное, сделали такой проект: так как у нас гигантские ресурсы - и пространственные, и минеральные, и прочие (правда, они жутко все дорогие, вертолетами же нефть не будешь возить) - так просто взять и всю территорию страны начинать покрывать инфраструктурами. А потом сдавать их в концессии, бизнесменам и банкирам.
Но вопрос заключается в другом. Нам внутренних ресурсов хватит? Ответ: внутренних ресурсов для такой программы нам уже не хватит: ни людских, ни организационных, ни финансовых. То есть мы оказались бы в ситуации, когда свою собственную территорию мы уже освоить не можем даже в условиях мобилизационной экономики. Хотя в каком-то смысле сталинские проекты уже подошли к этому, вы знаете: каналы, дороги, великий план преобразования природы.
Но и Сталин не осилил этого: провели по Северу железную дорогу Салехард - Игарка. Знаете, где она? Вся вздыбилась и извилась на вечной мерзлоте и не работала ни дня. Построили при Сталине (до войны) часть БАМа - потом разобрали на рельсы. Рокадные дороги собирались строить - не сумели.
Теперь вопрос стоит иначе - нужна международная кооперация. Спрашивается: как вы сможете в мобилизационной экономике ее организовать? В мобили-зационной экономике вы максимум, что можете сделать - замкнуться и произвести уже принципиально существующие виды оружия. И, собственно, все. А следующее поколение? Сейчас, например, мы не можем запускать спутники, и наш сектор пространства суживается согласно международным соглашениям. Это означает, что запустят спутники американцы и европейцы, да пусть даже и мы, но мы будем пользоваться их системой навигации, и за это они возьмут с наших же военных столько, что опять не расплатимся. То есть мир уже перешел в другое состояние, и разговоры про высокие технологии - это сказки.
А вот откуда берутся высокие технологии - это опять относится к сфере инфраструктур. В первую очередь высокие технологии - это образование, потому что высокие технологии необразованные люди не могут создавать и не могут в них работать. Это наука. Это совершенно другая социальная сфера, которую тоже должно государство создавать. То, что у нас в ВПК высокие технологии, которые мы можем в любой момент запустить - это уже относится в большей мере к сказкам. Мы их не можем ни запустить, ни использовать. Но у нас еще и другой момент. У нас уже сложилась и работает система по уменьшению нашего собственного ресурса. Как только вы введете мобилизационный план, выяснится, что вы можете прокормить 30 процентов населения. А остальных куда? 
Но вот то, что у нас вся инфраструктура-то завязана на ВНП - это действительно проблема. Эту инфраструктуру надо выдернуть, сделать ее самостоятельной, отдельной, а уже к ней прикреплять предприятия. Пока она завязана в этот ВПКашный производствен-ный цикл, фактически может существовать только то, о чем мы с вами говорили: вокруг каждого предприятия много других, которые его инфраструктурой пользуются, но за нее не платят, и ничего другого из этого получиться не может. Более того, мы же сделали то, что должно являться инфраструктурой, сделали коммерческими предприятиями РАО ЕС, Газпром и прочие. И как они себя будут вести? Не как инфраструктурные, а как предприятия, которые могут либо увеличить тарифы и получить дополнительные деньги с производителей, либо их купить, либо еще чего-то, либо шантажировать государство, которое все ослабевает и ослабевает. Вот это они и будут делать. Это. действительно проблема, и с ней мы будем работать.
В нашей стране происходит поглощение ресурсов, чем дальше, тем больше. В первую очередь, в системе жилищно-коммунального хозяйства. Вы, наверное, хорошо понимаете ситуацию: жилищно-коммунальная сфера перешла в муниципалитеты, на региональный уровень из предприятий, которые ее поддерживали. Фактически государство от чего имеет доход? От таможни самый большой доход, сколько-то от налогов, сколько-то от продаж вооружений, сырья и т.п. А муниципальные структуры - это только местные налоги, да четвертая часть всех расходов на содержание жилья от квартплаты. Тем не менее за этот счет они должны содержать жилищно-коммунальную сферу.
Практически во всем мире жилищно-коммунальная сфера в целом является делом весьма прибыльным, и муниципалитеты живут часто даже лучше остальные федеральные структуры .
Поскольку все равно бюджетных средств не хватает, хорошо бы организовать процесс инвестирования, что-бы люди туда деньги вкладывали. Во всем мире туда охотно вкладывают деньги - у нас это не получается. Ну, и следующим шагом необходимо все эти коммуникации привести по уровню обслуживания к тому, что имеется хотя бы в более или менее развитых странах.
С чем здесь сталкиваемся даже при попытке приблизиться к этой проблеме? Как только мы пытаемся людей заставить платить 100%, кроме всяких политических и прочих выступлений, криков типа "бабушек душат!" и "пенсионеров умертвляют!", возникает еще и другая проблема. Дело в том. Что на пути между производителями и потребителями воды, тепла и т.д. - по самым минимальным оценкам 30% теряется. Как только мы скажем человеку "плати 100", они сразу спросят: "За что?" - "Ну, вот киловатт энергии, литр воды стоят столько-то" - они возьмут и поставят счетчик. Как только счетчик поставят, выяснится, что отпустили одно, а получили другое. Эту разницу кто будет оплачивать? Естественно, везде, где это пытаются сделать те, кто отпускает, они тут же тариф повысят, чтобы покрыть свои убытки. Все равно будет происходить по факту отпуска, а не по факту приема. Это первый вопрос.
Второй вопрос еще более сложный. Поскольку это жилье строилось одинаковым для всех, то у нас стандартная ситуация состоит в том, что в одном и том же доме в одной квартире чело-век способен платить 100% и готов на самом деле платить даже 150%, если ему лучше все сделают, у другого льгота, а третий во-обще не платит и платить не собирается. Что с этим делать? Ком-муникации-то построены одни на всех - и это, кстати, основное свойство инфраструктуры - а пользуются ими по-разному. Если что-то рвется и все заливает, то возникает ситуация: этот платил, но ему не чинят, потому что денег не хватает. А этот не платил, у него льется, и бог с ним. А он говорит: "И не заплачу ни за что, я ветеран войны, я не за это воевал".
Немцов в свое время громко пообещал, что мы очень быстро увеличим квартплату до 100%. На этом все, кроме политических решений, и заглохло, потому что фактически нигде нет механизма (кроме некоторых городов, говорят, я еще проверю) - нет механизма разреше-ния этой проблемы. Хотя в принципе он, конечно, есть и состоит в нескольких неприятных вещах. Первое: хотим мы этого или не хо-тим, но население придется разделить. И вопрос только в том, произойдет это само собой или при участии государства. Как это само собой происходит ? Да так, что образуются богатые районы, в которые съезжаются более или менее состоятельные люди, они по-купают жилье, какое-то время живут вместе с бомжами, потом им надоедает это дело - они начинают ремонтировать подъезды, выясняется, что их все равно гадят, потом они пытаются как-то их выселять, предлагают деньги, чтобы те уехали в какой-то другой район и т.д. Постепенно формируются богатые районы .
В принципе, эта проблема выделения разных регионов с разным уровнем сервиса, с разным уровнем цен и с разным уров-нем коммуникаций и обслуживания решается. Другое дело, что она решается на протяжении довольно долгого времени: нужна и законодательная база, и прочее.
В Латвии эту штуку со стопроцентной платой и со всеми вытекающими последствиями приняли сразу. Там у них было принято зако-нодательство о должниках: их выселяют в более дешевые кварти-ры, продавая эту квартиру за ту цену, которая есть. Их выселяют насильно, с полицией, фиксируют долг, накладывается арест на имущество и т.д. Другое дело, что там быстро образовались районы, которые совсем не платят или платят всякими смешными способами (например, платят часть - положено 40 лат, а платят 20, значит, факта неплатежа нет, и так они "ошибаются" на протяжении года, двух). Тогда начинают отключать все районы целиком, вынуждая состоятельных людей просто оттуда бежать. И они бегут в другие районы. То есть у них очень жесткая насильственная система перемещения людей и распределения их по тем категориям, по которым они способны платить. Потому что если здесь образуется район, в котором люди способны платить и пла-тят, то здесь в первую очередь модернизируется вся система ком-муникаций, улучшаются школы, полиция, экология и прочие такие вещи.
Меня поначалу поразило в Южной Корее, что там богатые и бедные районы отделены просто физически. Отъедешь от города буквально на несколько километров - железная проволока, собаки, охрана стоит, поля для гольфа, коттеджи, все ухожено. Чуть-чуть отъедешь - индустриальный район, где апартаменты продаются более или менее дорогие, там еще чисто, подметено. Буквально через какой-то промежуток- район, где нечистоты, туалетные отходы выливают прямо на улицу, даже желоба такие сделаны, соответствующий запах, вид и все остальное.
(Буквально недавно, в июле 2001 г., сходную программу по насильственному разделению населения на ранги приняли в Нижнем Новгороде.)

Второй момент, который выясняется: естественно, когда кто-то попадает в район более или мене обеспеченный, для них этот вопрос взаимодействия с поставщиками становится центральным, потому что они не хотят платить столько, сколько им скажут., они хотят платить за столько, сколько они сожгли. Этот вопрос фактически решается только одним образом: разрушается эта связь с ЖКХ, и они начинают договариваться и платить напрямую. Но для этого должны быть созданы - и они будут в конце концов созданы - какие-то местные структуры самоуправления, чтобы система услуг шла не через госструктуры и муниципальные структуры, которые работают совершенно одинаково, а по заказу. Та-ким образом, приватизация сферы ЖКХ - это тоже один из ключевых моментов.
Но там возникает следующий вопрос: что все-таки должно остаться в государственном ведении и каким образом эта приватизация должна произойти? Этот вопрос тоже чрезвычайно сложный, как вы понимаете, потому что. к примеру, трубу канализационную приватизировать нельзя, потому что в случае, если с ней что-нибудь случится, тот, кто ей будет владеть, он всех остальных поставит на колени. Поэтому центральные инфраструктурные вещи должны оставаться в централизованной структуре и не должны принадлежать никому. С другой стороны, вся функциональ-ная сфера услуг должна быть приватизирована. Но и здесь возни-кает вопрос. К примеру, легко приватизировать систему вывоза мусора, но у нас законодательства по этому поводу нет. Скажем, была фирма, она этот мусор вывозила. Неважно, как ее выбрали-на конкурсной основе, еще как-то. Вот она вывозит, вывозит, потом с ней что-то случается. Дальше что происходит? Мусор накапливается, кто его будет дальше вывозить? Либо надо содержать всю систему ЖКХ, но тогда денег много тратить, либо... И вот здесь возникает вопрос.
Фактически этот вопрос решается во всем мире примерно следующим образом: фирмы, которые претендуют на это и в раз-ных местах это осуществляют, на конкурсных условиях и по законодательству процентов 30 мощностей все время держат в резерве - в зависимости от вида услуг, чтобы в случае возникновения чрезвычайной ситуации просто мэрия им передала этот участок и они сразу способны были бы это освоить, не начиная работу по приему дополнительных рабочих. А что начинать делать на этом промежутке - между поставщиком и потребителем коммунальных услуг? А на этом промежутке будет происходить следующее: чемпион по потерям у нас - это теплоэлектроцентрали, хотя совершенно очевидно, что можно и нужно делать мелкие локальные котельные типа газовых, которые могли бы поставлять тепло на небольшие расстояния, сейчас это возможно. Второе: нужно вводить энергосберегающие технологии, в том числе в жилье. И так далее целый комплекс. В принципе (даже в Москве этот вопрос обсуждался) запуск этих энергосберегающих технологий - это одна из тех вещей, которые могли бы быть сделаны в мобилизационном порядке, поскольку это именно новое, при этом не надо разрушать старое. Это могло бы стать таким локомотивом. В Москве это пока не получилось, но в принципе это рано или поздно либо уйдет в то. что я обсуждал, либо просто начнется глобальное разрушение городов
Фактически оно и начинается. Про город Омск вы сами знаете, а в Москве это начинает приобретать катастрофические масштабы, потому что сил на реконструкцию нет, латают местами, вплоть до того, что в одном месте провалилась земля, ее засыпали, залатали те трубы, из которых текло, а через год провалилось прямо рядом, поскольку' следующий участок был в таком же состоянии и т.д. Через какое-то время это достигнет крити-ческой точки. Как вы знаете, система может существовать либо целиком, либо она начинает вся распадаться. Мы сейчас находимся близко к этому уровню, и поддержание старой структуры практи-чески нас туда же и ведет.

Из зала: Вы описали жестокую систему ! Сегрегационную. А куда деваются врачи, учителя?

Попов С.В.: Как куда? Туда же, где они сейчас находятся. Муниципальное жилье есть во всем мире - дешевое, тесное.
А система эта по своему справедливая. На самом деле она довольно сильно стимулирует людей к тому, чтобы шевелиться. У нас же еще есть колоссальная проблема: у нас примерно половина трудоспособного населения не шевелится. Оно не самодеятельное население. И, кстати, мы этому очень сильно способствуем, поскольку мы не реорганизу-ем эти предприятия, и там скапливается большое количество лю-дей, которые приходят туда раз-два в неделю, забивают там козла, потом приходят и требуют зарплату - их же не уволили. И они уже действуют не как люди. Они не зарабатывают ни на себя, ни на семью, они требуют у государства. И государство как-то их содер-жит и что-то обещает. А в результате они ничего не производят.

Из зала: Что вы предлагаете?

Полов С.В.: Я это и обсуждаю, какие есть варианты. Но без варианта, когда мы будем разделять людей, этот процесс либо пойдет по-дикому, с войной, либо государство начнет строить такие социальные программы.

Евгений Самков: Вы подошли к очень важной проблеме. Во-первых, к проблеме естественного неравенства людей и, во-вторых, - социального неравенства. Пока мы эти проблемы не разрешим, все остальные будут натыкаться на стену. Если мы призна-ем, что люди все-таки изначально не равны - одни способны к самоорганизации, как Вы: таких, может быть, 2%, может, 5%. И есть значительная часть людей, которые в принципе не способны к самоорганизации. Либо мы должны признать, что это биомасса, гои, и просто дать им возможность издыхать, либо если исходить с точки зрения социальной справедливости, как это отражено в фундаментальных документах таких, как Евангелие: тем, кому больше дано, с того больше и спрос. То есть люди, которые способны к самоорганизации, должны отвечать за тех людей, которые не способны. А вот такая дифференциация в этом случае противоречит этим фундаментальным принципам. В этой связи, на мой взгляд, экономика не может быть в отрыве от морали и нравственности, и не случайно на том диком Западе, на который Вы ориентируетесь, уже давно признано в фундаментальных работах, что экономика должна учитывать нравственные ценности, менталитет, иначе она просто придет в тупик.

Владимир Гавелы А можно вот ему задать вопрос (обращается к Самкову). Простой вопрос: вы сделали ремонт на пять миллионов, над вами живет бабушка-пенсионерка, и она вас залила. Вот вы тогда Евангелие все вспомните, да?
Смех в зале.

Евгений Самков: Да, меня заливали. Да, я прощал такую бабушку, отвечу вам конкретно.

Попов СВ.: С вашей точки зрения получается, что эти проклятые капиталисты живут не по Евангелию, хотя Европа, как вы знаете, в основном христианская. Собственно, они так и живут, очень сильно разделяясь. Более того, в той же христианской культуре - в Англии и у нас тоже - дискутировался такой вопрос: нужно ли помогать неудачникам или тем, у кого не получается? Знаете, какой ответ? Не нужно, поскольку как только вы им начинаете помогать, вы их развращаете, вы лишаете их перспективы. И это чисто нравственная позиция! То есть эта помощь должна быть такой, чтобы давать человеку шанс и возможность выйти из этого состояния, но не ликвидировать это со-стояние. Вы прекрасно знаете, одна из проблем, в которых сейчас Европа увязла и к которой приближаются США, заключается в том, что те, кому помогают, просто перестают работать. Они про-сто живут на пособие, и им прекрасно, и это основная среда для криминалитета, наркомании и всего прочего. Поэтому не надо людей лишать шанса, вы никогда за уши в рай не втянете. И это есть нравственная моральная позиция. Людям надо создавать возможности и давать шанс, при этом понимая, что они не равны: один без ноги, другой без ушей. Тем не менее, создавать им одинаковые шансы. То есть в своей политике считать, что они все равнозначны, но при этом понимая, что часть из них не сможет преодолеть естественное неравенство. Не надо заранее предполагать, что люди все уроды и только пять процентов способны к самоорганизации. А те, кто не сможет, пойдут на работу к тем, кто смогли. И это, если хотите, основной принцип. А заранее предполагать, что 95 процентов у нас должны быть устроены этими пятью, это означает, что эти пять - сбегут, а 95 - будут друг друга грызть. Вот единственный результат такой идеологии.
Вчера после лекции мы обсуждали такой вопрос: вот мне говорят, как у нас собственность распределена. У 5-10 процентов, может быть, у 20 процентов - вся собственность, остальные - без собственности. Я пытался объяснить следующую вещь: вопрос о собственности и владении собственностью - вещь тяжелая. Ведь нам не нужно, чтобы у всех было поровну собственности, нам нужно, чтобы собственность эффективно организовывалась и производила все более и более нарастающий продукт. Тогда все будут при деле и богаты. А если у нас собствен-ность будет у 99 процентов, но при этом пользоваться они ею будут так же, как мы пользуемся своими квартирами и подъезда-ми и всем остальным, то результат будет еще более удручающим, чем тот, который мы имеем.
И второе: насчет "живут хорошо" - что с этим сделать? У нас эта система не зависит от людей. Она сложилась, и все мы в ней живем. Скажем, мы хотим исправить это неравенство, возьмем и ликвидируем 20 процентов собственников, отберем у них все. Что получится? У нас через год опять получится 20 процентов, которые живут очень хорошо, и остальные, которые живут, как жили.

Евгений Самков: Да, понятно. В связи с этим те западники, которые у власти, которые строят проект на западный манер, казалось бы, должны быть заинтересованы в развитии структур гражданского общества. Так или не так, если они западники?

Попов С.В.: Это вы у них спросите! Но на самом деле какие же они западники? Давайте это обсудим. Структура западной демократии предполагает несколько условий. Она предполагает, во-первых, наличие непрерывной процедуры, неразрывной во всех частях. Причем процедур настолько жестких, что в Европе и в США примерно так: выбирают президента, который имеет право сменить не более десяти министров, но при этом новый министр, который является политической фигурой, не может сменить сво-их замов, которые являются профессионалами и меняются по со-вершенно другому механизму.
Другим обязательным условием демократического действия является базовое предположение, что единого знания нет (как пишут, должна быть эпистемологическая скромность), то есть предполагается, что мы не знаем, как это надо сделать, но мы за счет этой процедуры будем экспериментировать, и в результате этой процедуры наши мнения сложатся в более или менее правильный вектор. Что у нас делают наши реформаторы? Они в этом смысле истинно российские люди. Они попадают во власть и без всяких сомнений говорят, что надо делать. Вы посмотрите на всех наших политиков. Никто из них не претендует, что его знание частично. Оно всегда всеобъемлюще! И если Чубайс или Гайдар считают, что надо делать приватиза-цию, так они и объявляют это так. что других вариантов у нас нет. Все!.. В этом смысле эта структура сознания абсолютно не европейская, абсолютно не западная - чисто наша, российская. Они несут в себе истинное знание, которое должно быть немедленно реализовано. А остальной народ (и это отмечали уже в старые времена), точнее, его большинство с готовностью подчиняется меньшинству, если меньшинство заявляет, что оно знает, как делать. Что совершенно немыслимо на западе. Поэтому, какие они западники? Они наши, коренные...

Виктор Корб: Не получается ли так, что Российское государство по сути, по понятию не реформируемо? В нем как бы нет источника. "Там" государство отделено от общества, в нем могут быть конфликты, государство могут менять, общество изменилось, а "здесь" государство и общество фактически едины, у Вас даже по схеме это видно. Где источники реформирования? То есть его нельзя реформировать - проще ликвидировать?

Попов С.В.: Более того, у нас общество вышло из государства и существует по поводу его. В этом смысле казаки, которые вышли, были не сами по себе, - это были казаки российские, и, кстати, они всегда пытались осуществить ход обратно. Если вы знаете, движущей силой во время Смуты были казаки, которые хотели на Москву посадить своих людей, - польских или неважно каких, - ну, и были, соответственно, разбиты. Структура же выборов нового царя заключалась в том, что и их привлекли и составили некоторое согласие. Действительно, российское общество- это общество, порожденное в значительной мере (я бы не сказал категорично, но в значительной мере) порожденное государством, включая оппозиционеров (это как бы зеркальная структура). Но это совершенно не означает вашего вывода, что оно не реформируемо. Наоборот, оно реформируемо, но просто другим способом, чем на Западе. И оно реформируется, перетерпело массу реформ. Другое дело, что оно движется медленно, но зато целиком.

Источник реформ может быть самым разным. В этом плане одним из основных источников служила всегда, как у нас любят писать, "зараза с Запада". Но я бы не стал так называть. Правильней сказать, что цивилизационные западнические течения и выступали, как правило, таким детонатором, который сдвигал общество. Правда, не туда, куда они всегда хотели. Это такая вторая компонента, но тем не менее это регулярно происходило и происходит. И больше того, весь российский народ всегда, когда бы вы его ни спросили на протяжении всей истории, он практически всегда уверен в необходимости реформ и всегда страдает, что они идут медленно. То есть источник везде, на каждом километре. Вот вы здесь собрались, спросите себя - большинство наверняка твердо уверено, что нужно реформироваться. Другое дело, что "куда" - особо не известно. Но зато есть, так сказать, разработанный западный опыт, который пытаются применить. А вот другой работой, анализом, что мы имеем и как это трансформировать, особо себя не затрудняют. Гораздо быстрее прочитать Монтескье, еще кого-то или подсмотреть, что увидели на Западе, и тут же это попробовать "впендюрить". Это про-исходит на массовом материале. Другое дело, что механизмы реформации не отрабатываются, а происходят в достаточной мере катастрофически.
Но это не значит, что общество не реформируемо. Оно реформируемо - просто по-другому.