РУССКИЕ ПЛАТОНЫ-НЕВТОНЫ

      27 ноября я побывал сразу на трех заседаниях в здании мэрии. Так как туалеты там на самом высоком уровне, даже с устройством автоматической подачи жидкого мыла на руки при поднесении ладоней, то есть смысл сообщить о некоторых впечатлениях.

      В одном малом конференц-зале проходил форум "Бизнес, наука, образование", на котором засветились три проекта порталов- "Научная сеть" (http://www.nature.ru), "Мир науки и культуры" и "Мир культуры". Два последних мира обходятся пока без своих сайтов, но грозятся, как Василий Иванович Анке-пулеметчице.

      Выступали много и со вкусом. Толковали о новых и прогрессивных интернет-технологиях, организации порталов и поисковых машинах, затмевающих Yahoo, Google, Yandex, Rambler и пр. Были слайды и возгласы.

      Очень эмоционально выступил член-корр. Петр Алексеевич Николаев, переживая за русскую культуру. Его очень огорчала кошмарная речь многих газет и телекорреспондентов.

      И то правда. Как послушать почти любого информатора с мест, то кажется, что в русский язык ввели неопределенный артикль "э". Или "а". Через каждые два слова - артикль. Как в овечьем стаде. Сплошное блеянье. Бесконечные повторы слова. Если слово чуть-чуть больше одного слога, спотыкание как у запаленной лошади на барьере и его преодоление с помощью многих артиклей с третьего-четвертого раза. Прес... Перс...Перпе... преспетивный ... перспективный! Путаются не только в сложно-подчиненных предложениях (до них дело не доходит), но и в самых простых из подлежащего-сказуемого. А ведь рассказывают по принципу акына - о чем видят. Вот, мол, самолеты прилетели, а потом улетели. Посмотрел -послушал - кто эти новаторы. Да вот, некие Дмитрий Штоколов, Максим Борисов, Андрей Чистяков, Дмитрий Новиков, Василий Арканов (этот по США). Продолжает дело отца, вносит свой вклад в развитие культуры речи. Даже ведущие, чуть оторвутся от строки, так сразу же идут в ход артикли и повторы слов. А иной раз ведущие и читают текст, как будто сломанный воз в гору тянут.

      Власти, по словам докладчика Николаева, тоже виноваты. До сих пор не отменили рескрипт Николая I , в котором царь объявил Пушкина государственным преступником, с карой - повешением вниз головой. Про вниз головой ничего не слышал. Помню только, что в связи с запретом дуэлей, дуэлянтам могла грозить смертная казнь через расстреляние, то есть, государство дорабатывало то, чего не сделали сами бойцовские петухи. Пушкин и так был мертв, а Дантеса приговорили к смертной казни, но так как имелось ходатайство его приемного отца, посла Голландии в России барона Геккерна, к тому же Дантес - иностранец, то ограничились высылкой из страны.

      Другая претензия докладчика к властям, почему до сих пор формальное не снято клеймо государственных преступников с юношей, которых в 1941 году мобилизовали в 17-18 летнем возрасте. Ибо в 1939 году был принят закон, запрещающей под страхом лагерей держать в руках оружие до достижения 19 лет. И получается, что большинство ныне живущих ветеранов почти что бандиты. Так ли это - мне не ведомо, но если так, то гораздо обиднее нынешним ветеранам их нищенское существование, а не клеймо госпреступников, о чем они и не подозревают.

      Не меньший пыл проявил Константин Михайлович Долгов, бывший завотделом культуры ЦК, ныне зав.сектором эстетики Института философии. Он живописал разные кошмары современной жизни, каковых (это прямо не говорилось, а чувствовалось подспудно) не было и быть не могло в счастливые брежневские годы.

      То, что они по-своему были самыми счастливыми после 1917 года (а может быть и ранее) для простого человека - всегда можно было выпить и закусить, а интеллигенция даже ездила в отпуск Крым и Прибалтику, возражения не вызывало. Только это счастье было каким-то недолговечным - только до резкого падения цен на нефть к 1986 году, что и вызвало необходимость чего-то делать и срочно менять. Дядя Миша перестраивал сарай (Олег Григорьев), а он взял да рухнул.

      Доктор эстетических наук Долгов мрачно стал перечислять, сколько миллионов в России алкашей, наркоманов, спидоносцев, туберкулезников, сифилитиков, бесноватых, тихопомешанных, бомжей, сидельцев нынешних и прошлых... Остальные - воры. Он сделал вывод, что Россия глубоко больна. Сложив все эти миллионы, я получил цифру, сильно превышающую все население России и сказал, что Россия давно умерла. Кошмар развеялся при спасительной мысли о том, что отдельно взятый бомж вполне может быть одновременно прошлым и будущим сидельцем, сифилитиком, алкашем, наркоманом, вором и вообще соединять в себе все названные достижения, а также все не названные. Еще Россия не сгинела.

      Пошел посмотреть, что делается в соседнем конференц-зале. Там московская начальница, мадам Швецова собрала чинов МВД, медиков, служителей домов призрения, приютов, камер-сборников, распределителей ... Камер и распределителей как раз этих самых необозримых бомжей и нежелательных выловленных иностранцев (самое большое их число - вьетнамцы) без регистрации. Генералы и полковники рапортовали о достижениях по выявлению и выдворению. По словам одного из них, в Москве не менее 40 тысяч бомжей, хотя сколько на самом деле, кто же может знать? Несметные орды. Сделав это чистосердечное признание, полковник закатил глаза и вздохнул. Его коллега стал сообщать, скольких из них вылечили, выслали, изолировали, спасли. И скольких, как он выражался, "задокументировали", то есть выдали регистрацию, справки о местожительстве, и даже паспорта. Паспорта получили совсем немногие - 262 бомжеединицы. Ибо для этого нужно доказать свое российское гражданство, а как же это доказать без всяких документов? Как именно доказали 262 гражданина - тайна. И полковник унес ее с собой.

      Я же заглянул еще в один, самый роскошный конференц-зал с большим круглым столом. За ним Валерий Павлинович Шанцев, вице-мэр Москвы, отошедший от покушения против него направленным взрывом, строго спрашивал отчета с руководителей префектур об их экономических связях с разными регионами.

      В самом начале он возгласил, что правильно поставленный и заданный вопрос означает половину ответа.

      Тут я не выдержал и с места подал реплику: вам стоит два раза повторить свой вопрос - и тогда уже не нужен никакой ответ.

      Человек на этом совещания я был лишним, к тому же в институте философии начиналось заседание клуба "Свободное слово", нашего клуба, который существует вот уже 13 лет, и куда я ранее ходил лучше, чем на работу и выступал тоже...не знаю, лучше ли, но часто. Поэтому планы торговли с Витебской областью мне остались неведомыми. Но зато я успел на самое первое выступление Алексея Пушкова, ведущего программу на ТВ "Постскриптум", и члена Президиума Совета по Внешней и оборонной политике. В пару ему дали Вадима Цымбарского, политолога-философа. Да, это был класс! Прямые потомки Иоанна Златоуста. Музыка речи - даже помимо содержания. Но и содержание отменное. Я попробую успеть дать их выступления в следующем номере.

      Пока сидел между ними, просматривал стенограммы двух предыдущих заседаний. Для того, чтобы показать, что не оскудела Россия, ниже приведу фрагмент из выступления Вадима Межуева, доктора философии, его имя в альманахе появлялось давно, еще в начале нашего существования.

      А в следующей статье этого номера вы сможете прочитать выступление доктора философии Вадима Царева о российской элите. И в последующих выпусках я, по достигнутому взаимному соглашению с председателем клуба Валентином Ивановичем Толстых, постараюсь знакомить читателей альманаха с самыми интересными выступлениями в клубе "Свободное слово".

      Вадим Межуев

      Что это за ситуация в России, где труд перестал быть источником нормального проживания? Можно конечно винить людей, говорить, что они ленивые, неинициативные, неповоротливые, привыкли надеяться на государство, привыкли ждать от него помощи, сами ничего не могут придумать, ждут... Можно так говорить. Но вот вопрос, - почему те же люди хорошо работают на Западе, когда они туда эмигрируют. Там они великолепные работники, и вполне конкурентоспособны.

      Можно во всем винить государство, которое действительно мало платит, той части людей, которые называются бюджетниками, живут на зарплату от государства. Не надо далеко ходить, посмотрите на наш Институт философии. Неудобно говорить, но для того, чтобы заработать часть того, что я когда-то зарабатывал, я сегодня должен на восьми работах работать.

      Тут у меня возникает вопрос - хорошо, государство не слишком щедро финансирует свои бюджетные организации, но кто финансирует само государство? Ведь государство сейчас не печатает деньги, а пополняет свою казну из налогов, но если таков источник государственных доходов то, может ли государство брать на себя социальную защиту всего трудоспособного населения? Когда-то оно это делало. Но для этого оно присваивало всю прибавочную стоимость, что иназывалось командной системой управления экономикой. Оно присваивало весь прибавочный продукт, и взамен этого гарантировало населению какой-то минимум социальных благ. Можно ли это делать, ограничиваясь сбором налогов? Совместима ли социальная политика такого масштаба с налоговой системой? Или она может быть здесь только адресной? Итак, труд не кормит, а государство не помогает - не из чего. Отсюда понятна тоска по старым временам. Многие предпочитают работать на государство и сохранить все социальные гарантии. А как совместить социальную политику с рыночной экономикой - это непонятно. Социальная политика без рыночной экономики - мы знаем, что это такое, а вот как в рыночной экономике?

      Что же это за рыночная экономика, которая заставляет государство заботиться о тех, кто работает? Проблема, по-моему, не только в том, что труд плохо оплачивается, но и в том, что он у нас не обменивается на собственность. То есть благодаря труду я не могу стать собственником. У нас на собственность обменивается только власть. Частные состояния у нас рождались не в сфере трудовых отношений, а в сфере властных отношений. По всем законам экономики, собственность рождается из труда, не важно какого - собственного или чужого. В основе собственности лежит труд, может быть даже, не одного поколения. У нас же труд на собственность не обменивается. Кстати, собственность у нас никогда не рождалась на рынках, она даровалась, например, помещичья собственность. А собственность, полученная таким образом, кроме ее владельца, никого кормить не будет. Она будет, действительно, утекать и отмываться где-то в других краях.

      В этом смысле труд не только не кормит, но и социально не стимулирует. Здесь выгоднее что-то другое делать, вообще ничего не делать, но не трудиться.

      Видимо, что-то нарушено в самой экономической реформе. Все дело в том, что переход к рынку - это не экономическая реформа. Не надо было поручать ее экономистам. Переход к рынку - это правовая реформа. Государство обязано было дать не собственность, а право на собственность. А как ты этим правом воспользуешься можно доказать только в рыночной конкуренции. А у нас начали через приватизацию, через аукционы и, не знаю еще чего, начали перераспределять между близкими людьми то, что ими не нажито и, причем, за бесценок. Мы создали не рынок, а правовой беспредел. Я всегда считал, что Америку создали не финансисты и не промышленники, а юристы, которые написали Конституцию. А потом уже внутри правовых конституционных норм и заработала экономическая система. А мы решили, что дадим свободурынку и все само собой наладится. Но рынок не заработает при отсутствии правового государства.

      И здесь я подхожу главному, что хочу высказать, и на этом закончу. Как сегодня можно осуществлять социальную политику? Либо по модели той, которая была в советском обществе и многих устраивала, но, конечно при условии, регламентации труда, доходов, уравнительности и пр. Такое общество, будучи более-менее социально справедливым, не является правовым.

      Либо осуществлять социальную политику в рамках правового государства. Правовое государство дает свободу, но не дает равенства. Такой свободой пользуются, прежде всего, люди, владеющие достаточно большими состояниями. Не потому, что это предусмотрено правом, а потому, что свобода здесь реализуется в условиях рынка. В правовом государстве, в конечном счете, выигрывает какая-то часть людей. Возникает действительно ситуация неравенства. И в ответ на эту ситуацию возникает то, что на Западе получило название социального государства, которое как бы оппонирует рынку и пытается ослабить порожденное им неравенство.

      Мы разрушили старую социальную систему, которая строилась не на правовых основах, и не можем построить социальную политику по западному образцу, так как у нас нет правового государства, а значит, нет и нормального рынка. Либо мы пойдем назад, либо, наконец, построим этот рынок и введем его в правовое пространство. Пусть люди зарабатывают на жизнь не путем властных махинаций, а действительно на рынке. Вот тогда и труд будет оплачиваем. Потому что капиталы, которые создаются на рынке, заинтересованы в хорошо оплачиваемом труде. Капиталы, которые создаются за пределами рынка, в таком труде не заинтересованы, он им просто безразличен.